…Восторженная толпа поклонников осаждала космопорт. Наикрасивейшая женщина, одетая в изящное длинное и узкое пальто цвета коралла, шла сквозь расступающуюся толпу и вертела в руках маленький зонтик, украшенный цветами. Ее черные волосы были пышно взбиты и уложены волнистыми прядями, лицо было оживленным, синие глаза сверкали. Она общипывала с зонтика цветы, роняя их под ноги. Следовавшие за ней поклонники торопливо собирали их. Это была Ронда, но она находилась в сценическом образе известной певицы, и ее практически невозможно было отличить от оригинала. Рядом с ней бежала собачка в шляпе из цветов — визитная карточка звезды.
— Флоренс! — Люди кричали и протягивали к ней руки, чтобы схватить край платья или просто прикоснуться к ней, но толпа не могла причинить ей никакого вреда: было понятно, что женщина находится под защитой воздушного пояса Рудайя.
— Что за черт? — Йюл достал телефон и набрал номер. — Ронни! Что это значит? Мы видим тебя в новостях!
— Все в порядке, братик. — Ронда разговаривала, ничуть не смущаясь тем, что стоит посреди возбужденной толпы. — Так надо.
— Возвращайся домой, — процедил Йюл.
— Я уже большая девочка, братишка, — холодно ответила Ронда, отключила связь и снова обратила свой взор на поклонников, одаривая их ослепительными улыбками.
Она нажала на браслете пару кнопок, и защитное поле на уровне ее лица радужно заиграло — в нем появилось небольшое окно, обрамленное зелеными огоньками. Смеясь, Ронда чмокнула в щеку поклонника, оказавшегося рядом, и поле снова восстановилось.
— Легко манипулировать толпой… — сказал Скальд. — Им говорят, что Флоренс жива, и они верят. Хоть куклу наряди, все равно будут бесноваться. Но как разрешили это столпотворение? Они же поубивают друг друга!
— Куда она идет? — хрипло спросил Ион.
Сопровождаемая поклонниками, Ронда миновала центральный зал космопорта, вышла через один из выходов и направилась к модулю. Толпа, которую патруль не пропустил на поле, издалека провожала ее воплями. Трап модуля был опущен, у его подножия стоял улыбающийся Анахайм. Новости со Сфакса закончились изображением улетающего под известную песню Флоренс модуля.
— А что? — задумчиво заметил Гиз. — Мне кажется, мама еще красивее, чем Флоренс. Та была ломакой, а мама — само достоинство. И держится, как настоящая звезда…
— Замолчи, — резко сказал Ион. — Зачем он это делает, Скальд?
— Демонстрирует нам свои возможности. Угрожает. Ронда ведь находится в поясе Рудайя. Гиз, ты включал запись? — Юноша кивнул. — Спасибо. Если не возражаешь, я пойду к тебе в комнату, поработаю на компьютере. Давай кассету. Да, еще, обеспечь, пожалуйста, автоматическую запись программ при произнесении имени Флоренс.
Внезапно чей-то отчаянный крик разнесся по дому.
— Это мама… — выдохнул Ион, и все бросились к кабинету Зиры.
Открывшееся зрелище было не для слабонервных. Просторная солнечная комната кишела мышами. Едва Ион распахнул дверь, зверьки хлынули в коридор, и Гиз взвизгнул от отвращения. Зира стояла на диване, прижавшись спиной к стене, вид у нее был очень несчастный. Ее кошки с беспокойным мяуканьем бегали взад-вперед по дивану, время о времени свешивая лапы и в недоумении осторожно трогая копошащихся мышей — белых, серых, черных и даже желтых и синеватых. Посреди комнаты стояла большая раскрытая коробка.
— Подарок от нашего друга? — сказал Скальд. — Знает, как угодить.

Весь день сотрудники службы «по борьбе с нежелательными обитателями жилищ», как они деликатно представились, а также мужская половина семьи Регенгужей с присоединившимся к ним Скальдом вылавливали по поместью мышей и рассаживали их по клеткам. К вечеру все просто валились с ног. Скальд не поехал в отель, а остался ночевать у Иона. Его мучили длинные, неприятные сны.
Он видел себя в пустой комнате Гиза, где по стенам весело пляшут солнечные зайчики, а на единственном диване развалился неподвижный, какой-то сомлевший Гладстон. Скальд расхаживает по комнате и ведет беседу:
— Мы с господином Ионом Хадисом Регенгужем-ди-Монсарашем пытаемся оттяпать у вас некую таинственную планету.
— Какую именно? — немного удивленно спрашивает Анахайм. — У меня много планет.
— Селон.
— Зачем она вам? — щурится Анахайм.
— У меня родилась мысль о новом аттракционе. Он будет называться «Алмазы Селона», — простодушно ответствует Ион. — Нужны данные. Что там, все-таки, на этом Селоне, происходит? Есть ли во всем этом какая-нибудь изюминка?
— Неужели вы рискнете туда полететь? Чтобы нырнуть в пасть к чужим, требуется особое мужество, — иронично говорит Анахайм и внимательно смотрит на Иона. Тот смущенно хмыкает и отводит глаза.
— Может, и нет там никаких чужих, — неуверенно предположил Скальд.
— Но магнитные бури на солнце точно есть.
— Бури есть…
— И собаки есть! — повысил голос Анахайм. — Я ненавижу собак, вам это известно?
— Послушайте, Анахайм, если вы вернете Ронду Иону, я покажу вам запись встречи Иона на Браззале с акулами, с Роа. Идет?
— Я ясновидящий, — равнодушно напомнил Анахайм. — У меня эта запись уже есть. — Скальд насторожился. — Ну хорошо… Ион, я сделаю так, что Ронда перестанет любить Скальда, а ты уговоришь его оставить меня в покое.
— Нечего мне тыкать.
— Я твой отец.
— Мой отец — это моя мать.
Анахайм смеется.
— А что вы можете сказать о Лусене, Анахайм? — оживленно спрашивает Скальд. — Вы же видите — мы тычемся, как слепые котята. А вы не даете подступиться. Что нам делать? Вы просто обязаны нам помочь!
— Странно, что вы до сих пор живы, — искренне удивляется Анахайм. — Впрочем, это ведь я сам так решил.
— Вот послушайте. У меня такое подозрение, что мы должны разделить загадки. Здесь не одна, а две большие тайны: кто вы такой и почему вы — ясновидящий. А остальные вопросы прикладные.
— А уроки? — сердито возражает Анахайм, и Скальд уныло соглашается:
— Да-а, это вопрос вопросов…
— И запомните, — голос у Анахайма становится очень неприятным, визгливым. — В отличие от вас, Скальд, я знаю, кто мой отец!
…Скальд открыл глаза и долго глядел в потолок, соображая, где находится. Он был в комнате Иона. Утро было раннее и довольно неприветливое. «Я бы добавил к нему немного красок», — решил детектив, глядя на мокрый сад за окном, серый в предрассветной мгле. Ему показалось, что раздался мелодичный звук, созывающий жильцов на завтрак, поэтому он поспешил одеться. В коридоре ему встретился Гладстон.
— Ну? Очухался уже? — Скальд протянул руку, чтобы погладить пса, но тот шарахнулся в сторону и издалека сообщил своим низким глуховатым голосом:
— Господин Икс. Мать — госпожа Патриция Лу Роскелин. Отец — господин Остин Робер Анахайм.
Скальд не понял, почему у него потемнело в глазах — впервые в жизни он лишился чувств в результате сильного душевного потрясения…

— Гладстон не мог вам этого сказать, Скальд, он на диване лежит третьи сутки. Полностью погружен в процесс саморазвития, — сказал Гиз.
— Я все слышу, — пробормотал механический пес.
— Слазь с дивана, раз слышишь! Я долго буду спать в гостиной?
— Слазь с дивана, говорю, а не то ногy сломлю… — как эхо, глуховатым голосом отозвался Гладстон.
— Все время отбрехивается виршами, — пожаловался Гиз Скальду. — Занял спальное место и рад.
Гладстон соскочил на пол и, принюхиваясь, побежал в коридор. Через некоторое время он вернулся и выплюнул на пол какую-то неприметную мелкую штучку.
— Это была голограмма, — коротко сказал он, снова запрыгнул на диван и затих.
— Ну вот, все и выяснилось, — произнес Ион. — А то на вас лица нет. Но вы будто не рады?
Скальд засмеялся:
— Вы, ребята, меня не разыгрываете? С Селоном, чужим, ясновидящим и прочей дребеденью? А то мне, как я сейчас головой треснулся, все вокруг чудится в другом свете… Скажите, что все это один большой и очень интересный розыгрыш, а? Как тогда, в замке…
— Увы, — вздохнул Ион. — Куда собрались?
— Хочу посетить курсы ясновидящих. Говорят, этому можно научиться.
Ион помрачнел.
— Надо отступиться, Скальд. Все бесполезно. Может быть, тогда Ронда вернется…
— Вы хотите сказать — тогда он отпустит ее? Мне это уже говорили. Только что, во сне…
6
Сегодня у Хатча Макарски, как никогда, обострилось ощущение конечности собственного бытия. И виноват в этом был не унылый серый день с его надоедливо моросящим дождем и не придирки напарника по работе, а многодневное напряжение, который испытывал каждый из них. Начальник его отдела, Кромби, был шурином Хатча. Каждый раз после очередного тестирования он боялся смотреть мужу своей сестры в глаза, но никак не мог решиться обнародовать правду о полном несоответствии Хатча его должности. Психическое состояние подчиненного давно было далеко от нормы. Сегодня Кромби между делом спросил Хатча, знакомо ли ему такое понятие, как депрессия. Хатч усмехнулся и сказал:
— Это когда ты пробуешь золотистый сладкий пирог, который испекла Нани, а он тебе кажется черным и горьким, будто в него насыпали перца.
Сдав дежурство, он вышел из здания, где работал, сел в свой автомобиль, достал из-под сиденья пакетик с белым порошком, который тайком покупал у знакомого врача, и торопливо высыпал его себе на язык. «Сегодня дежурит Кромби, прикроет», — подумал он и стал считать до ста. Потом обвел глазами площадь и прислушался к себе.
На душе действительно полегчало. Даже дождь сразу кончился. Тучи на небе расступились, и выглянуло солнце, похожее на румяный пирог. Замухрышистая собачонка с кривыми ногами бежала между рядами автомобилей, обнюхивая лужи. «Славная животинка», — подумал Хатч и тут же вспомнил слова врача: просто все дело в том, под каким углом смотреть на вещи.
…Он погонял по кольцевой дороге четвертой автострады, чтобы выжать из машины все что можно и встряхнуться. Правда, скоро это наскучило, внимание неизбежно притуплялось — в самые опасные моменты компьютер брал на себя функции управления, и взбодриться не удавалось. Хатч нырнул на третью автостраду, что располагалась уровнем ниже. Здесь было больше автомобилей, и двигались они быстрее. Ему понравилось, поэтому вскоре он рискнул спуститься на вторую. Тут уж нельзя было сводить с дороги глаз — мигом расшибешься.
Хатч сделал круг, слизнул с бумажки еще один белый порошок, совсем отключил автопилот и впервые в жизни съехал на широченную, как взлетное поле, первую полосу. Тяжелые автомобили теснили его со всех сторон. Таких дорогих машин, как у Хатча, здесь не было совсем, и поначалу он чувствовал себя неуютно. Ему сигналили, обгоняя, плевали из кабин на ярко-желтый верх его «Слайды», смеялись и кричали обидные прозвища. Но Хатч быстро обнаружил, что он в более выигрышном положении, чем все остальные, и принялся нахально вертеться между монстрами-дальнобойщиками с колесами, раза в два большими, чем его автомобиль. Он с восторгом подрезал этих неповоротливых, тяжеловесных боровов, заставляя их дергаться и нервничать.
Хатчу уже несколько раз отчетливо привиделось в лепешку размазанное по серому покрытию дороги желтое пятно его автомобиля, похожее на солнце, но он все громче орал песни, матерился, вклинивался в многоголосие дорожного эфира бородатыми анекдотами и первым весело смеялся над их давно прокисшим юмором.
На очередном повороте дороги он слишком круто вывернул руль, и его вынесло прямо на зеленый автофургон, идущий слева и облепленный металлическими коробками с надписью «Неликвидные отходы». «Слайда» Хатча кувыркнулась, и пока фургон, вихляясь, с бешеным визгом тормозил, успела удариться об идущий справа малогабаритный грузовичок и снова отскочить на фургон. От сильного удара маленькой, но сделанной из тинталита «Слайды» часть коробок посыпалась на дорогу и на автомобиль Хатча.
Автомобили, не сбавляя скорости, привычно объезжали место аварии. Бледный как смерть, высокий сутулящийся мужчина в черном комбинезоне с проклятиями выбрался из кабины фургона и подбежал к наконец остановившейся «Слайде». Он заглянул в боковое стекло, и язык прилип у него к гортани — салон был залит кровью, а вместо лица у водителя было месиво.
Хатч что-то сказал, но водитель фургона жестами показал, что ничего не слышит. Хатч нажал кнопку и стекло опустилось.
— Что? — переспросил водитель, наклонившись.
— Возвращается как-то муж из командировки… — разбитыми губами прошептал Хатч и улыбнулся, — а дверь ему открывает голый мужчина…
— Жив, значит, придурок? — мгновенно осатанел водитель фургона. — Тебе еще добавить?
Хатч зашевелился, с кряхтеньем полез в карман куртки и вытащил «тузлу». Водитель сразу скис и оглянулся на свой наполовину разукомплектованный автомобиль.
— Ты когда-нибудь ел черный и горький пирог, мужик? — грустно спросил Хатч, машинально ткнув дулом «тузлы» в живот мужчины. — А я их ем каждый день, елочки зеленые… Что у тебя с прической?
Водитель, не сводя глаз с пистолета, пригладил вставшие дыбом волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49