В спальню вошла горничная.
— Кофе готов, — сказала она. — Только что звонили из секретариата генерала Дорона и попросили передать, чтобы хозяин приехал на совещание к одиннадцати часам.
— Накрывайте на стол. Агата, — ответила Ирен и обратилась к мужу, вышедшему из ванной комнаты: — Дюк, звонили от Дорона…
— Я слышал, милая, спасибо.
После завтрака Эдвард позвонил Керберу:
— Отто? Предупредите профессора Чвиза, что я приеду сегодня позже, так как меня вызывают к Дорону. Вас тоже? Ну и прекрасно. Тогда позвоните ему прямо сейчас, а потом мне.
Через несколько минут Кербер был вновь у телефона.
— Чвиза нигде нет, — сказал он. — Я звонил и домой, и в лабораторию. Вероятно, он тоже приглашен на совещание и уже находится где-то в пути.
Миллер повесил трубку и посмотрел на часы. Таратуре уже пора было подавать машину.
В эту минуту Таратура, сидящий за рулем черного «мерседеса» — любимой марки профессора Миллера, — был уже недалеко от дома своего шефа. На углу Дайнен-стрит, при повороте направо, ему пришлось резко затормозить, чтобы не стукнуть какого-то чудака, меланхолически переходящего улицу.
— Ой, ля-ля! — сказал Таратура, узнав журналиста Фреда Честера, с которым не виделся больше года, с тех самых пор, когда Честер написал за Таратуру его первую и единственную в жизни статью под названием «Я — гоночный автомобиль».
Дело в том, что Таратура работал прежде инспектором полиции, и тем, кто забыл его имя, можно напомнить, что именно он блестяще расследовал убийство банкира Костена. Когда дело было закончено и убийца — им оказался зять миллионера — предстал перед судом, Таратура в свою очередь предстал перед многочисленными репортерами и газетчиками, и еще неизвестно, кому из них было легче: убийце или инспектору полиции. «Вечерний звон» предложил Таратуре выступить на его страницах с автобиографическими воспоминаниями, и вот тогда инспектор Гард познакомил Таратуру с Фредом Честером. Честер к тому времени уже был под каким-то предлогом уволен из газеты, сидел без работы и кое-как перебивался небольшими заработками.
Три вечера они провели в кафе «Золотой зуб», а затем появилась статья, принесшая Таратуре еще большую известность. «Я — гоночный автомобиль, — написал Честер от имени инспектора, — и пока с „бензином“ дела обстоят благополучно, преступникам далеко не уйти». Лишь одного не мог понять Таратура: зачем Фреду понадобилось критиковать в этой статье президента, обвиняя его в попустительстве финансовой олигархии, — но Честер успокоил инспектора, сказав, что это обстоятельство ни в коем случае не повредит популярности Таратуры. «Наоборот! — сказал он и объяснил, что глава государства, как известно, читает только те газетные статьи, в которых упоминается его имя, не очень-то волнуясь из-за критики. — Он будет знать тебя, старина, а это не так уж мало!»
Вскоре после того как статья была опубликована, профессор Миллер и позвонил инспектору Гарду. Затем у Гарда с Таратурой состоялся разговор, из которого Таратура понял, что он может неплохо устроить свою жизнь, если плюнет на карьеру. Миллер в то время еще жил на старой квартире. Таратура приехал к нему, совсем не зная, как отнестись к предложению профессора, но долго сопротивляться не стал.
— Мне нужен человек, — сказал Миллер, — который был бы моей тенью. Такой человек, как вы.
— Тень — бесплотное существо, — ответил Таратура, — а у меня есть тело.
Миллер улыбнулся и мягко произнес:
— Я буду платить вам девятьсот кларков.
Это было вдвое больше, чем получал Таратура в управлении, и только сумасшедший мог отказаться от такого предложения. Сумасшедшим Таратура не был.
— Позвольте, профессор, задать вам один вопрос.
— Прошу, — сказал Миллер.
— Ваше положение в науке привлекает внимание агентуры других стран? Или вас волнуют иные соображения?
— Думаю, — ответил Миллер, — ваши обязанности от этого не изменятся.
И Таратура стал личным шофером, секретарем и телохранителем профессора Миллера. Он кое-что слышал о неприятностях, которые были у его нового шефа некоторое время назад, но когда спросил о них Гарда, тот посоветовал обратиться по этому поводу к Честеру, «если тебе, сказал он Таратуре, очень уж хочется знать то, что знать не нужно». Таратура был любознательным человеком, таково было свойство его прежней профессии, но разыскать Честера в ту пору ему не удалось, а со временем любопытство несколько увяло. Тем более, что его новая работа занимала очень много времени, хотя обязанностей теперь было несравненно меньше, чем в полиции: они свелись, по существу, к сидению за рулем «мерседеса»; а на жизнь профессора, к счастью, еще никто не покушался.
И вот Честер, самим Господом Богом посланный Таратуре чуть ли не под колеса автомашины.
— Фред! — крикнул Таратура, прижав «мерседес» к тротуару. — Алло, старина! Куда ты смотришь?
Фред Честер, остановившись посреди улицы, смотрел на окна домов, на крыши, на толпу прохожих, но никак не на шикарный «мерседес», откуда кричал ему Таратура. Когда его взгляд все же упал на физиономию бывшего инспектора полиции, Честер покачал головой, как это делают люди, желая отбросить кошмарные видения.
— Таратура? — сказал он, подходя к машине. — Я знал, старина, что прежде ты раскрывал преступления. А теперь, наверное, сам кого-нибудь ограбил?
— Судьбу! — ответил Таратура, широко улыбаясь. — Но не завидуй, Фред, эта штука мне не принадлежит.
— Удивительное совпадение, — сказал Фред. — Я этот плащ тоже взял напрокат.
— Старина, я очень рад тебя видеть, но страшно тороплюсь, и если опоздаю хоть на минуту, мне придется занимать где-то голову. Тебе не по пути со мной?
— А куда ты едешь?
— Клингельн-парк, двенадцать.
— А, мне все равно, — сказал Честер, влезая на сиденье рядом с Таратурой. — Когда человека кормят ноги, можно дать им немного отдохнуть. Гони!
Они тронулись с места, и Таратура тут же спросил:
— Фред, я давно хотел с тобой поговорить. Что это за история с профессором Миллером, в которой, говорят, ты когда-то копался?
— Много будешь знать, — сказал Честер, — меньше заработаешь.
— Я не шучу, старина.
— А меня прямо-таки распирает от хохота.
— Секрет?
— Какой, к черту, секрет! Загадка.
Таратура сжал губы и искоса посмотрел на Честера.
— Не обижайся, — сказал ему Фред. — Я сам на себя обижен. До сих пор решаю этот ребус и никак не могу решить.
Машина остановилась в это время у дома Миллера.
— И все? — спросил Честер. — Кто тут живет?
— Мой шеф.
— Прилично платит?
— Как говорится, на хлеб с сосисками мне хватает.
— "Гоночный автомобиль" нашел себе пристанище в уютном гараже? Ну ладно, я пойду, а то еще твой шеф решит, что я пытаюсь переманить тебя.
Честер открыл дверцу машины, и в это время появился Миллер, который, быстро пройдя садик, окружавший особняк, торопился к «мерседесу».
— Профессор Миллер? — тихо сказал Фред, слегка поклонившись.
Миллер на мгновение задержал на лице бывшего журналиста взгляд, словно припоминая, откуда ему знакомо это лицо, и, тоже кивнув Честеру, сел в машину. Через мгновение Честер остался одиноко стоять на тротуаре, глядя в ту сторону, где скрылся «мерседес».
«Вот оно что! — подумал он. — Значит, Миллер переехал в этот особняк. И купил Таратуру… Что бы это могло значить?»
Подняв воротник, Фред зашагал по улице, обдумывая эти мало что говорящие данные и пытаясь сопоставить их с тем, что вот уже более полутора лет не давало ему покоя. Он все еще мучился вопросом: какой же Миллер остался в живых, настоящий или двойник?
5. Четверо у сейфа, не считая Фукса
Дорон не тратил времени на приветствия.
— Гард, у меня к вам дело. Куда-то запропастился профессор Чвиз из Института перспективных проблем, — сказал генерал инспектору полиции, когда тот вместе с профессором Миллером и Кербером вошел в кабинет. — В его лаборатории обнаружена вот эта записка: «Я ухожу навсегда». Я не стал бы тревожить вас по пустякам, но этот старик действительно мне нужен. И желательно живой. Мои ребята тоже ищут его, но им надо помочь. К вам, — Дорон обернулся к ученым, — пока единственная просьба: попытаться установить, где находятся чертежи установки Чвиза и другие документы.
— Мне кажется, это нетрудно сделать, — сказал Миллер, поправляя очки, — все документы были в сейфе…
— Тем лучше, — перебил генерал и подумал: «Мир, в котором профессора верят в незыблемость сейфов, воистину не оставлен еще Господом Богом». — Не смею задерживать. — Дорон встал.
«Все-таки он деловой парень, этот генерал, — подумал инспектор Гард. — Но люди, которые подразумевают в собеседниках сообразительность, обычно плохо кончают».
— Вы не возражаете, профессор, если я поеду в институт вместе с вами? — спросил Миллера полицейский инспектор, когда они вместе с Кербером вышли из кабинета генерала Дорона.
— Пожалуйста. Как вам будет угодно. — Миллер был погружен в собственные мысли.
— Я бы хотел посмотреть на этот сейф с документами, — продолжал Гард, делая вид, что он не замечает выражения сосредоточенного раздумья на лице физика. — Если эти документы еще там…
— А если их нет? — быстро спросил Кербер.
— Ну, в этом случае мое присутствие становится просто необходимым, — спокойно сказал Гард, щурясь от яркого солнца, ослепившего их после мрачноватых коридоров Комитета Дорона. — Вы на машинах?
— Нет, генерал присылал за мной свою, — сказал Кербер, а Миллер промолчал.
— Отлично, тогда поедем на моей. — Инспектор распахнул дверцу черного «Гепарда-108», над крышей которого торчала антенна, длинная, как удочка. — Помимо неплохой резвости, у нее есть еще одно важное преимущество: мы можем не обращать внимание на знаки движения и полицейские трели. — Он вздохнул и добавил с грустной улыбкой: — Поверьте, это единственная радость в моей жизни.
Ехали молча. Инспектор — за рулем, ученые — на заднем сиденье.
— Кстати, профессор, — прервал молчание Гард, — для меня было бы нелишним узнать, у кого, собственно, находились ключи от сейфа.
— Дубликата не было, — ответил Кербер.
— Да, они всегда были у Чвиза, — подтвердил Миллер.
— А дубликат?
— Дубликата не было, — ответил Кербер.
— Откуда вы знаете? — спросил инспектор.
— Мне помнится, что сейфом пользовался только профессор Чвиз.
— Да, других ключей не было, — подтвердил Миллер.
— Вам не кажется, что запертый сейф без ключей — достаточно унылое зрелище? — спросил Гард, включая рацию на приборной панели автомобиля.
Миллер и Кербер не улыбнулись. Гард поправил рукоятку громкости и сказал:
— Я шестьдесят седьмой, вызываю дежурного.
— Дежурный О'Лири слушает, — хрипловато отозвался динамик.
— Здравствуйте, О'Лири, как дела? Много работы?
— Здравствуйте, инспектор. Пока все нормально. В лесу, в восьми милях по Хамберлендскому шоссе, обнаружен мужской труп без следов насилия. Пока не опознан. Больше ничего интересного. Прием.
— Молодой или старый?
— Старый. Борода. Прием.
Миллер встрепенулся и теперь внимательно слушал радиодиалог. Кербер тоже подался вперед, стараясь не пропустить ни одного слова.
— Хорошо, я потом посмотрю его. Вещей или бумаг не было?
— Корзинка с грибами и фляжка с водой. Прием.
— Хорошо. У меня к вам два дела. Пошлите Ройта и еще кого-нибудь, кто поглазастее, на квартиру профессора Чвиза. Пусть просто посмотрят, как там у него, но поаккуратнее. В общем, они знают, как это делается. И второе: подошлите Фукса с его готовальней в Институт перспективных проблем. Там для него есть работа. У меня все.
— Слушаюсь, инспектор. Фукс будет через полчаса…
Гард повернул ручку, раздался мягкий щелчок, рация умолкла.
— Надо сейчас же осмотреть труп, — сказал Кербер. — Я вспомнил, Чвиз говорил как-то, что любит собирать грибы.
— А он не говорил, что этим занятием, кроме него, увлекается еще миллионов десять человек? — спросил Гард.
— Но приметы… — Миллер тронул инспектора за плечо. — Согласитесь, что это может быть…
— Может быть! — перебил Гард. — А может и не быть. Не обижайтесь, дорогой профессор, двадцать лет назад, когда я начинал, я бы, не дожидаясь ваших советов, сломя голову бросился опознавать труп этого бедняги. Но теперь я стал старым и умным. Теперь я знаю, что труп — это верняк, он уже никуда от меня не денется. Это «самые спокойные клиенты в нашем беспокойном мире», как говаривает Бирк, хозяин похоронной фирмы «Спи спокойно, друг!». А вот сейф — дело другое. Поверьте мне, дорогой профессор, я знавал случаи, когда сейфы бегали не то что резвее покойников, а побыстрее самого олимпийского чемпиона, как там его… забыл… склероз.
Но тревоги инспектора оказались неоправданными: сейф был на месте. Да и мудрено было похитить его. Стальной куб был вмурован в стену лаборатории так искусно, что среди развешанных на стене химических диаграмм не сразу можно было заметить узкий глазок замочной скважины.
— Вот здесь, — сказал, подходя, Миллер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54