Драккар потерял ход, но не остановился.
— Зараза! — сорвавшись на визг, выругался Латья. Избор кинулся к нему, всмотрелся в направление его руки. Из пролива, сзади, на них и расшиву Энунда выходили те самые, ранее встреченные, два маленьких драккара. Даны все рассчитали верно: в случае нападения расшивы постараются укрыться в скалах, и два боевых корабля легко перекроют им путь. В расчет не входил лишь снеккар Бьерна, очутившийся позади обеих расшив. Вернее, Энунд уже поравнялся с ним, однако, заметив врага, остановился, давая Бьерну возможность первым вступить в битву.
«Главное не стать тем самым хвостом, который он потеряет», — вспомнилась княжичу шутка Тортлава. Урмане шутили, а потом, предчувствуя беду, все же остались позади — тем, обреченным на гибель, хвостом.
— Надо идти к Вадиму, — посоветовал Латья. — Пробовать прорваться.
Послюнил палец, поднял вверх:
— Ветер нам помогает — не им. Если проскочим — можем уйти.
Он не упрекал, будто и не было глупого княжьего решения, загнавшего их всех в ловушку. Просто думал, как из нее выбраться.
— А Энунд?
— Если Бьерн справится — Энунд уйдет в пролив. Там спрячется. Потом сыщем друг друга.
Избор взглянул на снеккар Бьерна. Там не замедлили ход, наоборот, разгонялись навстречу врагу. Готовили крючья. Даны двигались узко, Бьерн надеялся влезть меж ними и сцепить крючьями с собой, чтоб расшива Энунда могла беспрепятственно улизнуть под защиту скал. Мало кто шел на смерть так бесстрашно, как ватага Бьерна.
— Идем к Вадиму, — решился Избор. — Готовься к бою!
Загромыхали весла, качнулась палуба, люди кинулись разбирать оружие, натягивать кольчуги. Избор выудил из сундука длинную и тонкую, еще отцовскую, нагрудную кольчужку, натянул подшлемник, сверху нацепил закрывающий переносье островерхий шлем. Когда-то отец взял этот шлем в землях эстов, привез и подарил еще маленькому сыну…
Меч выскользнул из тряпичной обертки, топор оттянул пояс. Топоча и громыхая доспехами, на нос расшивы пробежали лучники, присели за бортами, приладили меж досок свое оружие. Худой и верткий Нарым с факелом в руках встал меж ними — поджигать обмотку первых стрел.
Датский драккар уже сцепился бортами с лодьей Вадима. Слышались крики, мелькало оружие, в воду падали люди, с обоих кораблей тянулись струи дыма.
Позади донесся дружный вой — ватага Бьерна сошлась с врагом. Избор оглянулся. Снеккар удивительно ловко влез меж бортами двух датских кораблей, зацепил их крюками, и теперь три судна единой громадой раскачивались посреди пролива. С обоих драккаров на корабль Бьерна прыгали даны. Размахивали мечами и топорами, кто-то перебросил бочонок с горящей паклей. Продолжая завывать, ватажники Бьерна плечо к плечу, почти вкруговую, скучились возле мачты. Ощерились оружием.
Из плотной гурьбы выскочил Фарлав — Избор признал его льняные волосы и зеленую рубаху, схватил полыхающий бочонок. В грудь урманину впилось сразу с десяток стрел. Сбоку подступил дан, замахнулся тяжелым молотом. В затылок дана вонзился брошенный из ощерившейся ватаги пернач, Фарлав изогнулся всем телом, поднял бочонок над головой, швырнул на борт датского драккара и сам рухнул на убитого дана. Вой вдруг стих, и в нежданно наступившем затишье круг урман рассыпался, блестя мелькающими лезвиями. Каждый из ватажников шел в свою сторону, расчищая себе путь и оставляя позади корчащиеся тела данов. Те подобной сноровки от неприметных защитников снеккара не ждали и, похоже, уже были не против удрать, однако крючья намертво скрепили три корабля. Пользуясь этим, мимо них величественно прошла расшива Энунда, завернула за скальный мыс, скрылась из виду.
— Эх, — завистливо выдохнул Латья и тут же завопил: — Справа, князь!
Избор успел пригнуться — пущенная с подошедшего датского драккара стрела просвистела над его головой и вонзилась в мачту, Расщепленное древко покачивалось, словно досадуя на промах. Малыш Нарым завертелся, поджигая паклю на стрелах. Лучники вскинули свое оружие, тонко заныла спущенная тетива. Плюясь шипящей смолой, стрелы расчертили воздух огненными дугами. С драккара взмыли им навстречу тяжелые крючья, послышался треск. В лицо Избору полетела щепа. Крючья впились в борт, пригвоздили к нему одного из лучников. Тот хрипел, плевался кровью, кажется, просил о чем-то. Его не слышали, Избор смотрел на него, на изогнутый птичьим клювом крюк, проломивший грудь лучника, на выпученные от боли глаза, на кровь, стекающую по рубахе, красную пену на шевелящихся губах, и будто сам превратился в умирающего воина. Княжича словно окружила невидимая паутина тишины и ужаса. Запутавшись в ней, как в коконе, Избор медленно оторвал взгляд от умирающего, повернулся к врагам. Сквозь пелену оцепенения он смутно различил данов, готовящихся перелезть через борт расшивы, — длинноволосых, длиннобородых, с торчащими из-под шлемов косицами, увидел их руки, подтягивающие канат, — большие, сильные, со вздувшимися синими венами и плетеньем жил… И более уже ни на что не мог глядеть, кроме этих рук, плавно перебирающих толстую пеньку. Не ощущал летящих над головой стрел и падающих ничком на палубу дружинников, не замечал схватившегося за плечо, ставшее красным, и осевшего у его ног Латью, Не обратил внимания на проскочивший мимо расшивы третий драккар данов, идущий вдогон сбежавшему Энунду. Видел только эти проклятые, вцепившиеся в толстую пеньку руки. Они двигались, шевелили пальцами, становились все ближе, ближе…
Корабли сошлись бортами, треск оглушил княжича, разорвал колдовскую паутину. Теперь оставался лишь бой. «Обычное дело», — как когда-то говорил Мстислав.
— Альдога! — выкрикнул Избор, увернулся от перескакивающего через борт рыжего дана, на лету рассадил острием меча его бок. Дан шлепнулся на палубу, обрызгав кровью ноги княжича.
— Сзади! — упреждающе тявкнул Латья.
Не оборачиваясь, Избор выхватил топор, наугад рубанул через плечо. Позади что-то хрястнуло…
Дальше Избор уже плохо понимал, что и как делает, — лишь отмахивался то мечом, то топором от налезающих данов, которым не было конца, да, стараясь не поскользнуться на мокрой от крови палубе, приседал, выгибался, отскакивал… В башке гулко бухала кровь, грудь болела от надсадных хрипов, глаза заливало потом. Где-то рядом еще слышался голос Латьи — значит, княжич оставался не один.
Меч, всхлипнув, вонзился в чью-то грудь. Вытащить его сил уже не хватило. Избор отскочил, поскользнулся, упал, неимоверным усилием заставил себя вновь подняться… Топорище удобно легло в ладонь.
— Альдога!!! — неожиданно радостно закричал кто-то.
— Альдога! — подхватили еще несколько голосов.
Избор вдруг осознал, что уже не отступает, а надвигается на врага. Он даже увидел своего противника — высокого, худого, с горбатым носом и маленькими голубыми глазами. Дан отчаянно прикрывался щитом и пятился к борту. Избор отыскал брешь с краю щита, изо всех сил ударил. Лезвие топора лязгнуло по железным бляхам, заставило щит открыть незащищенный бок врага и плотоядно чавкнуло, впиваясь в добычу. Дан неуклюже перевалился через борт, упал в воду, так и не выпустив щита. Исчез в темной глубине…
Ноги Избора подкосились. Выронив топор, он опустился на палубу. Ладони скользнули по расплесканной крови, натолкнулись на чье-то еще мягкое тело. Княжич стащил с головы шлем с подшлемником, утер пот, разглядел лицо мертвого воя. Это был один из немногих молодых дружинников с его расшивы. Парня звали Дарий, Слева от княжича выпученными глазами взирал на мертвого родича пригвожденный к борту лучник. — Латья! — окликнул Избор. — Я тут, — дружинник подошел, помог княжичу подняться. Одной ладонью Латья зажимал рану на плече, в другой держал узкий меч, на навершие которого опирался, чтоб не упасть. Однако выглядел довольным.
— Почти всех перебили. Кое-кто за борт дрыгнул. А пятеро, вон, сидят…
Избор проследил за его рукой. Несколько понурых данов сидели на корме. У одного из отсеченной до локтя руки лилась кровь, другой держался за живот, еще трое, похоже, остались целы.
— Вадим тоже ворогов осилил, — продолжил Латья.
Драккар Вадима еще дымился, зато черный, датский, уже лежал на боку и, клюя носом, медленно опускался под воду. Так же медленно на Избора накатывала неимоверная усталость. Княжич вдруг понял, что страшно хочет пить и что все тело болит, словно его порубили на тьму кусочков. В голове то мутнело, то вновь прояснялось, и голос Латьи долетал издалека, окутанный вязким неясным гулом:
— Бьерну хуже всех пришлось. Кабы Энунд не вернулся…
— Энунд вернулся? — Избор тряхнул головой. Гул пропал, с глаз ушла серая пленка, зато заболел затылок. Княжич проковылял на корму.
Снеккар Бьерна покачивался на воде шагах в ста от расшивы. Гордо изогнутое тело змеи на носу снеккара исчезло, вместо нее в досках образовался пролом. Через него было видно, как воины Бьерна перетаскивают на вражеский драккар — один из тех двух, которые прикрепили к себе крючьями, — сундуки, перекладывают весла. Небольшая горстка пленников толпилась на корме снеккара, их охранял Слатич. Горделиво прохаживался пред ними, что-то громко вещал по-урмански — верно, хвалился победой, упрекал данов в трусости, неумении воевать и еще многих других недостатках.
У поворота в пролив, почти на краю мыса, торчала расшива Энунда. Именно торчала, поскольку нос расшивы задирался высоко вверх и покоился он не на воде, а на жалких останках последнего датского корабля.
— Энунд лукав, — донеслось до Избора бормотание Латьи. — Обманул данов — вроде как ушел прятаться за мысок, они-то сдуру за ним разогнались, а тут он им навстречу возьми да выскочи, … Расшива-то потяжелее ихнего драккара будет, поболе, на воде стоит повыше, да и не ждали они. Поднырнули Энунду под нос, будто щепа, — какой уж там бой! Должно быть, и ярл ихний там погиб, посколь те, коих Бьерн зацепил, как все это увидали — принялись в воду сыпаться, что горох из стручка…
— Из наших кто жив? — Избор ожидал худшего, однако ответ удивил и утешил:
— Многие, все почти. Только Дария зарубили, помнишь, такой, на медведя похожий?
Избор никого не помнил. Кажется, был какой-то Дарий, но на кого он был похож…
— Ипана крюком придушило, — продолжил перечислять Латья, — Сигурду башку снесли, Мирей сам на меч напоролся, Замир утоп — за борт вывалился, а уж живой он тогда был иль мертвый — не знаю, не обессудь… Может, еще кто сгинул, пока не вижу… А девка-то Бьернова отважна оказалась — кабы не она, пошел бы я в светлый ирий с Дарием да Ипаном.
В пылу боя княжич совсем забыл об Айше. Даже теперь никак не мог припомнить ее лица, помнил лишь белизну кожи да рысьи глазищи.
— Многие наши ей обязаны. Воевать-то она не обучена, в бой не лезла, да только и прятаться не стала. Сновала под ногами, будто зверушка, — даны на нее и внимания-то не обращали, а зря. Она, шустрая, где-то нож раздобыла — лазала меж ног данов на четвереньках да чиркала лезвием им по жилам под коленками. Одного за другим валила. Из тех пятерых, что на корме сидят, трое — ее добыча. Вишь — вроде и ран на них нету, а встать не могут. Хитрая девка. И где только обучилась этому?
Избор наконец отыскал взглядом Айшу. Юбку девка сбросила в битве — чтоб в ногах не путалась. Короткая нижняя рубашка, вся в крови, облепляла тело, круглила зад, очерчивала длинные бедра, вилась по тонкой талии, вырисовывала острую грудь. Словно голышом, девчонка пробиралась меж тел, склонялась то к одному, то к другому мертвяку, трогала, проверяя — вдруг жив? Возле живых присаживалась, принималась щупать, говорить что-то. , .
Во рту княжича появился привкус крови. Он сцедил слюну, выплюнул. От усилия голова закружилась, все вокруг смазалось. , .
— Э-э, да тебя, никак, зацепили… — откуда-то издалека донесся голос Латьи и исчез, стертый ровным затихающим гулом…
Сначала Избор услышал негромкое пение. Прямо над его головой мягкий женский голос протяжно мурлыкал какую-то песенку на совсем незнакомом княжичу языке. В мозгу вспышкой колыхнулась картина боя — черный дым над кораблями, кровь, крики…
Княжич вскочил, схватился за пояс. Меча не было, но и данов тоже не было. Зато под ногами зеленела свежая трава, справа мелкими листами шелестел куст орешника, слева расстилалась голубая гладь Эресунна, а на ней огромными черными птицами покачивались корабли. Две расшивы, драккар Вадима и черный датский из маленьких, на котором теперь сновали ватажники Бьерна. Раздетые догола вои облепили расшиву Энунда, будто пчелы леток во время роения, стучали топорами, заделывали полученные в бою дыры. Избор разглядел на палубе драккара высокую фигуру Вадима, шагнул вперед. Голова закружилась. Сбоку под руку княжича подсунулось хрупкое бабье плечо.
— Тебе лучше б посидеть, князь…
— Теперь и ты меня князем величаешь? — Избор не смотрел на девчонку, глазел на спорую работу своих дружинников, на тела, лежащие на берегу близ кустов ровной грядой и прикрытые парусом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Зараза! — сорвавшись на визг, выругался Латья. Избор кинулся к нему, всмотрелся в направление его руки. Из пролива, сзади, на них и расшиву Энунда выходили те самые, ранее встреченные, два маленьких драккара. Даны все рассчитали верно: в случае нападения расшивы постараются укрыться в скалах, и два боевых корабля легко перекроют им путь. В расчет не входил лишь снеккар Бьерна, очутившийся позади обеих расшив. Вернее, Энунд уже поравнялся с ним, однако, заметив врага, остановился, давая Бьерну возможность первым вступить в битву.
«Главное не стать тем самым хвостом, который он потеряет», — вспомнилась княжичу шутка Тортлава. Урмане шутили, а потом, предчувствуя беду, все же остались позади — тем, обреченным на гибель, хвостом.
— Надо идти к Вадиму, — посоветовал Латья. — Пробовать прорваться.
Послюнил палец, поднял вверх:
— Ветер нам помогает — не им. Если проскочим — можем уйти.
Он не упрекал, будто и не было глупого княжьего решения, загнавшего их всех в ловушку. Просто думал, как из нее выбраться.
— А Энунд?
— Если Бьерн справится — Энунд уйдет в пролив. Там спрячется. Потом сыщем друг друга.
Избор взглянул на снеккар Бьерна. Там не замедлили ход, наоборот, разгонялись навстречу врагу. Готовили крючья. Даны двигались узко, Бьерн надеялся влезть меж ними и сцепить крючьями с собой, чтоб расшива Энунда могла беспрепятственно улизнуть под защиту скал. Мало кто шел на смерть так бесстрашно, как ватага Бьерна.
— Идем к Вадиму, — решился Избор. — Готовься к бою!
Загромыхали весла, качнулась палуба, люди кинулись разбирать оружие, натягивать кольчуги. Избор выудил из сундука длинную и тонкую, еще отцовскую, нагрудную кольчужку, натянул подшлемник, сверху нацепил закрывающий переносье островерхий шлем. Когда-то отец взял этот шлем в землях эстов, привез и подарил еще маленькому сыну…
Меч выскользнул из тряпичной обертки, топор оттянул пояс. Топоча и громыхая доспехами, на нос расшивы пробежали лучники, присели за бортами, приладили меж досок свое оружие. Худой и верткий Нарым с факелом в руках встал меж ними — поджигать обмотку первых стрел.
Датский драккар уже сцепился бортами с лодьей Вадима. Слышались крики, мелькало оружие, в воду падали люди, с обоих кораблей тянулись струи дыма.
Позади донесся дружный вой — ватага Бьерна сошлась с врагом. Избор оглянулся. Снеккар удивительно ловко влез меж бортами двух датских кораблей, зацепил их крюками, и теперь три судна единой громадой раскачивались посреди пролива. С обоих драккаров на корабль Бьерна прыгали даны. Размахивали мечами и топорами, кто-то перебросил бочонок с горящей паклей. Продолжая завывать, ватажники Бьерна плечо к плечу, почти вкруговую, скучились возле мачты. Ощерились оружием.
Из плотной гурьбы выскочил Фарлав — Избор признал его льняные волосы и зеленую рубаху, схватил полыхающий бочонок. В грудь урманину впилось сразу с десяток стрел. Сбоку подступил дан, замахнулся тяжелым молотом. В затылок дана вонзился брошенный из ощерившейся ватаги пернач, Фарлав изогнулся всем телом, поднял бочонок над головой, швырнул на борт датского драккара и сам рухнул на убитого дана. Вой вдруг стих, и в нежданно наступившем затишье круг урман рассыпался, блестя мелькающими лезвиями. Каждый из ватажников шел в свою сторону, расчищая себе путь и оставляя позади корчащиеся тела данов. Те подобной сноровки от неприметных защитников снеккара не ждали и, похоже, уже были не против удрать, однако крючья намертво скрепили три корабля. Пользуясь этим, мимо них величественно прошла расшива Энунда, завернула за скальный мыс, скрылась из виду.
— Эх, — завистливо выдохнул Латья и тут же завопил: — Справа, князь!
Избор успел пригнуться — пущенная с подошедшего датского драккара стрела просвистела над его головой и вонзилась в мачту, Расщепленное древко покачивалось, словно досадуя на промах. Малыш Нарым завертелся, поджигая паклю на стрелах. Лучники вскинули свое оружие, тонко заныла спущенная тетива. Плюясь шипящей смолой, стрелы расчертили воздух огненными дугами. С драккара взмыли им навстречу тяжелые крючья, послышался треск. В лицо Избору полетела щепа. Крючья впились в борт, пригвоздили к нему одного из лучников. Тот хрипел, плевался кровью, кажется, просил о чем-то. Его не слышали, Избор смотрел на него, на изогнутый птичьим клювом крюк, проломивший грудь лучника, на выпученные от боли глаза, на кровь, стекающую по рубахе, красную пену на шевелящихся губах, и будто сам превратился в умирающего воина. Княжича словно окружила невидимая паутина тишины и ужаса. Запутавшись в ней, как в коконе, Избор медленно оторвал взгляд от умирающего, повернулся к врагам. Сквозь пелену оцепенения он смутно различил данов, готовящихся перелезть через борт расшивы, — длинноволосых, длиннобородых, с торчащими из-под шлемов косицами, увидел их руки, подтягивающие канат, — большие, сильные, со вздувшимися синими венами и плетеньем жил… И более уже ни на что не мог глядеть, кроме этих рук, плавно перебирающих толстую пеньку. Не ощущал летящих над головой стрел и падающих ничком на палубу дружинников, не замечал схватившегося за плечо, ставшее красным, и осевшего у его ног Латью, Не обратил внимания на проскочивший мимо расшивы третий драккар данов, идущий вдогон сбежавшему Энунду. Видел только эти проклятые, вцепившиеся в толстую пеньку руки. Они двигались, шевелили пальцами, становились все ближе, ближе…
Корабли сошлись бортами, треск оглушил княжича, разорвал колдовскую паутину. Теперь оставался лишь бой. «Обычное дело», — как когда-то говорил Мстислав.
— Альдога! — выкрикнул Избор, увернулся от перескакивающего через борт рыжего дана, на лету рассадил острием меча его бок. Дан шлепнулся на палубу, обрызгав кровью ноги княжича.
— Сзади! — упреждающе тявкнул Латья.
Не оборачиваясь, Избор выхватил топор, наугад рубанул через плечо. Позади что-то хрястнуло…
Дальше Избор уже плохо понимал, что и как делает, — лишь отмахивался то мечом, то топором от налезающих данов, которым не было конца, да, стараясь не поскользнуться на мокрой от крови палубе, приседал, выгибался, отскакивал… В башке гулко бухала кровь, грудь болела от надсадных хрипов, глаза заливало потом. Где-то рядом еще слышался голос Латьи — значит, княжич оставался не один.
Меч, всхлипнув, вонзился в чью-то грудь. Вытащить его сил уже не хватило. Избор отскочил, поскользнулся, упал, неимоверным усилием заставил себя вновь подняться… Топорище удобно легло в ладонь.
— Альдога!!! — неожиданно радостно закричал кто-то.
— Альдога! — подхватили еще несколько голосов.
Избор вдруг осознал, что уже не отступает, а надвигается на врага. Он даже увидел своего противника — высокого, худого, с горбатым носом и маленькими голубыми глазами. Дан отчаянно прикрывался щитом и пятился к борту. Избор отыскал брешь с краю щита, изо всех сил ударил. Лезвие топора лязгнуло по железным бляхам, заставило щит открыть незащищенный бок врага и плотоядно чавкнуло, впиваясь в добычу. Дан неуклюже перевалился через борт, упал в воду, так и не выпустив щита. Исчез в темной глубине…
Ноги Избора подкосились. Выронив топор, он опустился на палубу. Ладони скользнули по расплесканной крови, натолкнулись на чье-то еще мягкое тело. Княжич стащил с головы шлем с подшлемником, утер пот, разглядел лицо мертвого воя. Это был один из немногих молодых дружинников с его расшивы. Парня звали Дарий, Слева от княжича выпученными глазами взирал на мертвого родича пригвожденный к борту лучник. — Латья! — окликнул Избор. — Я тут, — дружинник подошел, помог княжичу подняться. Одной ладонью Латья зажимал рану на плече, в другой держал узкий меч, на навершие которого опирался, чтоб не упасть. Однако выглядел довольным.
— Почти всех перебили. Кое-кто за борт дрыгнул. А пятеро, вон, сидят…
Избор проследил за его рукой. Несколько понурых данов сидели на корме. У одного из отсеченной до локтя руки лилась кровь, другой держался за живот, еще трое, похоже, остались целы.
— Вадим тоже ворогов осилил, — продолжил Латья.
Драккар Вадима еще дымился, зато черный, датский, уже лежал на боку и, клюя носом, медленно опускался под воду. Так же медленно на Избора накатывала неимоверная усталость. Княжич вдруг понял, что страшно хочет пить и что все тело болит, словно его порубили на тьму кусочков. В голове то мутнело, то вновь прояснялось, и голос Латьи долетал издалека, окутанный вязким неясным гулом:
— Бьерну хуже всех пришлось. Кабы Энунд не вернулся…
— Энунд вернулся? — Избор тряхнул головой. Гул пропал, с глаз ушла серая пленка, зато заболел затылок. Княжич проковылял на корму.
Снеккар Бьерна покачивался на воде шагах в ста от расшивы. Гордо изогнутое тело змеи на носу снеккара исчезло, вместо нее в досках образовался пролом. Через него было видно, как воины Бьерна перетаскивают на вражеский драккар — один из тех двух, которые прикрепили к себе крючьями, — сундуки, перекладывают весла. Небольшая горстка пленников толпилась на корме снеккара, их охранял Слатич. Горделиво прохаживался пред ними, что-то громко вещал по-урмански — верно, хвалился победой, упрекал данов в трусости, неумении воевать и еще многих других недостатках.
У поворота в пролив, почти на краю мыса, торчала расшива Энунда. Именно торчала, поскольку нос расшивы задирался высоко вверх и покоился он не на воде, а на жалких останках последнего датского корабля.
— Энунд лукав, — донеслось до Избора бормотание Латьи. — Обманул данов — вроде как ушел прятаться за мысок, они-то сдуру за ним разогнались, а тут он им навстречу возьми да выскочи, … Расшива-то потяжелее ихнего драккара будет, поболе, на воде стоит повыше, да и не ждали они. Поднырнули Энунду под нос, будто щепа, — какой уж там бой! Должно быть, и ярл ихний там погиб, посколь те, коих Бьерн зацепил, как все это увидали — принялись в воду сыпаться, что горох из стручка…
— Из наших кто жив? — Избор ожидал худшего, однако ответ удивил и утешил:
— Многие, все почти. Только Дария зарубили, помнишь, такой, на медведя похожий?
Избор никого не помнил. Кажется, был какой-то Дарий, но на кого он был похож…
— Ипана крюком придушило, — продолжил перечислять Латья, — Сигурду башку снесли, Мирей сам на меч напоролся, Замир утоп — за борт вывалился, а уж живой он тогда был иль мертвый — не знаю, не обессудь… Может, еще кто сгинул, пока не вижу… А девка-то Бьернова отважна оказалась — кабы не она, пошел бы я в светлый ирий с Дарием да Ипаном.
В пылу боя княжич совсем забыл об Айше. Даже теперь никак не мог припомнить ее лица, помнил лишь белизну кожи да рысьи глазищи.
— Многие наши ей обязаны. Воевать-то она не обучена, в бой не лезла, да только и прятаться не стала. Сновала под ногами, будто зверушка, — даны на нее и внимания-то не обращали, а зря. Она, шустрая, где-то нож раздобыла — лазала меж ног данов на четвереньках да чиркала лезвием им по жилам под коленками. Одного за другим валила. Из тех пятерых, что на корме сидят, трое — ее добыча. Вишь — вроде и ран на них нету, а встать не могут. Хитрая девка. И где только обучилась этому?
Избор наконец отыскал взглядом Айшу. Юбку девка сбросила в битве — чтоб в ногах не путалась. Короткая нижняя рубашка, вся в крови, облепляла тело, круглила зад, очерчивала длинные бедра, вилась по тонкой талии, вырисовывала острую грудь. Словно голышом, девчонка пробиралась меж тел, склонялась то к одному, то к другому мертвяку, трогала, проверяя — вдруг жив? Возле живых присаживалась, принималась щупать, говорить что-то. , .
Во рту княжича появился привкус крови. Он сцедил слюну, выплюнул. От усилия голова закружилась, все вокруг смазалось. , .
— Э-э, да тебя, никак, зацепили… — откуда-то издалека донесся голос Латьи и исчез, стертый ровным затихающим гулом…
Сначала Избор услышал негромкое пение. Прямо над его головой мягкий женский голос протяжно мурлыкал какую-то песенку на совсем незнакомом княжичу языке. В мозгу вспышкой колыхнулась картина боя — черный дым над кораблями, кровь, крики…
Княжич вскочил, схватился за пояс. Меча не было, но и данов тоже не было. Зато под ногами зеленела свежая трава, справа мелкими листами шелестел куст орешника, слева расстилалась голубая гладь Эресунна, а на ней огромными черными птицами покачивались корабли. Две расшивы, драккар Вадима и черный датский из маленьких, на котором теперь сновали ватажники Бьерна. Раздетые догола вои облепили расшиву Энунда, будто пчелы леток во время роения, стучали топорами, заделывали полученные в бою дыры. Избор разглядел на палубе драккара высокую фигуру Вадима, шагнул вперед. Голова закружилась. Сбоку под руку княжича подсунулось хрупкое бабье плечо.
— Тебе лучше б посидеть, князь…
— Теперь и ты меня князем величаешь? — Избор не смотрел на девчонку, глазел на спорую работу своих дружинников, на тела, лежащие на берегу близ кустов ровной грядой и прикрытые парусом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47