Честно говоря, ситуация сложилась таким образом в результате длинной и сложной цепи событий. В 1533 году мои испанские соплеменники вошли в Куско без преград и сначала вели себя дружелюбно по отношению к инкам. Только когда поняли, сколько богатств лежит в пределах города, вежливое обхождение исчезло.
Мои сограждане разорили Куско с невиданной доселе яростью. Туземцев превратили в рабов, туземок — в наложниц. Золото плавили вагонами, после чего инки стали звать моих земляков «пожирателями золота». Они-то думали, что жадность моих соплеменников объясняется потребностью есть золото.
К 1535 году Сапа Инка — брат Ренко, Манко Капак — который до сих пор вел себя лояльно по отношению к моим землякам, бежал из столицы в горы и собрал огромную армию, с которой хотел отвоевать Куско.
Армия инков, численностью в 100000 мужчин, но вооруженная только палками, дубинами и стрелами — яростно набросилась на Куско и за день заняла Саксайгуаман, крупную каменную цитадель над городом. Испанцы спрятались за городскими стенами.
И так началась осада.
Она продолжалась три месяца.
Ничто на свете не могло бы подготовить меня к тому, что я увидел, когда проезжал сквозь огромные каменные ворота на северном краю долины Куско.
Стояла ночь, но это мог быть и день. Повсюду горели костры, внутри и вне городских стен. Все казалось адом.
Передо мной из цитадели над городом высыпало самое великое множество людей, которых мне когда-либо довелось видеть, и заполнило собой долину — 100000 инков, все пешком. Они кричали, орали, махали факелами и оружием. Весь город был окружен. Внутри городских стен языки огня лизали каменные здания.
Ренко ехал впереди, прямо в толпу, и, как Красное море перед Моисеем, толпа расступилась перед ним.
Когда он проезжал мимо, инки разразились радостным воплем, в котором звучало столь сильное воодушевление и ярость, что у меня мороз пробежал по коже.
Казалось, что все они тут же узнали Ренко, хотя он был одет по-испански, и расступились перед ним. Казалось, будто каждый из них знает о его миссии и сделает все возможное, чтобы она как можно скорее увенчалась успехом.
Ренко и я скакали галопом сквозь гущу народа, а орды ликующих инков расступались и подбадривали нас.
Мы спешились возле мощной крепости Саксайгуаман и быстро прошли сквозь толпу индейских воинов.
Когда мы проходили сквозь их ряды, я увидел, что повсюду в землю воткнуты колья. На них были насажаны окровавленные головы испанских солдат. Некоторые колья пронзали целые тела испанцев. Им отсекли головы и ступни. Я шел быстро, ни на шаг не отставая от друга моего Ренко.
Вдруг толпа перед нами расступилась, и передо мной, у входа в гигантскую каменную крепость, возник на славу разряженный индеец. В ослепляющей красной накидке и витом ожерелье из золота стоял он, с жемчужной короной на голове. Его окружала свита, по крайней мере, из двадцати воинов и помощников.
Это был Манко. Сапа Инка.
Манко обнял Ренко и они обменялись словами на кечуа, языке инков. Позже Ренко перевел мне:
— Брат, — сказал Сапа Инка — мы волновались за тебя. Мы слышали, что тебя взяли в плен или хуже, убили. А ты — единственный, кому позволено войти в нишу и спасти...
— Да, брат, я знаю, — ответил Ренко. — Послушай, у нас нет времени. Я должен войти в город сейчас. Речной вход уже пробовали?
— Нет, — промолвил Манко. — Мы воздержались, следуя твоим указаниям, чтобы пожиратели золота о нем не прознали.
— Хорошо, — сказал Ренко. Он помедлил, прежде чем продолжить. — У меня есть еще вопрос.
— О чем?
— Бассарио. Он внутри города?
— Бассарио? — Манко нахмурился. — Ну... Я не знаю...
— Он был там, когда город пал?
— Ну, да.
— Где он был?
— Он? В тюрьме для крестьян, — ответил Манко. — Где и весь предыдущий год. Где ему и место. А что? Зачем тебе такой дружок?
— Пусть это не волнует тебя, брат, — сказал Ренко. — Если я сначала не найду идола, то это будет уже неважно.
Тогда вдруг ряды смешались где-то за нами, и мы обернулись.
То, что я увидел, заставило мое сердце сжаться от ужаса: колонна испанских солдат, не менее трехсот, сверкая доспехами из фальшивого серебра и гребнями на шлемах, скакали вниз в долину из северных пропускных ворот, стреляя из мушкетов. На их лошадях были тяжелые панцири из серебра, и под их прикрытием испанская кавалерия беспрепятственно прорезала ряды инков.
Следя за тем, как колонна конквистадоров сечет и топчет ряды воинов, я узнал двух всадников во главе процессии. Один был капитан, Эрнандо Писарро, брат губернатора и очень жестокий человек. Его характерные черные усы и нечесаная борода заметны были даже с того места, где я стоял, то есть в четырехстах шагах.
Другой всадник заставил меня испугаться. До того, что я еще раз всмотрелся в него. Но мои страхи подтвердились.
Это был Кастино, грубый индеец-чанка, что был в тюрьме вместе с Ренко. Но теперь на его руках не было оков, и он, свободный, скакал рядом с Эрнандо.
А затем я вдруг все понял.
Кастино подслушал мои разговоры с Ренко...
Он вел Эрнандо к нише внутри Кориканчи...
Ренко тоже понял это.
— О боги, — вымолвил он, второпях повернувшись к брату. — Я должен идти. Мне надо торопиться.
— Удачи, брат, — ответил Манко.
Ренко вежливо кивнул Сапа Инке и, обернувшись, проговорил по-испански:
— Пойдем. Нельзя терять ни минуты.
Мы оставили Сапа Инку и поспешили к южной стороне города, самой дальней от Саксайгуамана. В это время я увидел, как Эрнандо и его всадники проскакали сквозь северные городские ворота.
— Куда мы? — спросил я, пока мы пробирались сквозь толпу.
— К низовью реки, — мой товарищ бросил в ответ.
Через некоторое время мы подъехали к реке, что бежала вдоль южной стены города. Я взглянул на стену на том берегу и увидел, как по ней идут испанские солдаты с мушкетами и мечами. Их силуэты вырисовывались на фоне оранжевого пламени, что полыхало за ними.
Ренко уверенно направлялся к реке и, к моему величайшему изумлению, вошел в воду, не снимая сапок и платья.
— Подожди! — закричал я. — Ты куда?
— Туда вот, — он указал на воду.
— Но я... Я не могу туда с тобой.
Ренко цепко схватил меня за руку:
— Друг мой Альберто, благодарю тебя от всего сердца за то, что ты сделал, за то, что ты пошел на риск, чтобы дать мне выполнить мое предназначение. Но теперь мне надо торопиться, если я хочу преуспеть. Иди со мной, Альберто. Останься со мной. Исполни со мной мою миссию. Посмотри на них. Пока ты со мной, ты для них — герой. А когда нет, ты просто еще один пожиратель золота, которого надо убить. А теперь мне надо идти. Я не могу оставаться с тобой. Если ты останешься, я не смогу тебе помочь. Пойдем со мной, Альберто. Осмелься жить.
Я взглянул на индейских воинов за моей спиной. Даже с простыми палками и дубинами они пугали. Я увидел голову испанца на острие кола, чей рот раскрывался в гротескном зевке.
— Думаю, что пойду с тобой, — сказал я и по пояс зашел в воду рядом с ним.
— Хорошо. Сделай глубокий вдох, — ответил он, — и следуй за мной.
И тогда он задержал дыхание и скрылся под водой. Я покачал головой и, наперекор себе, вдохнул воздух и последовал за ним.
Молчание.
Шум и крики инкских орд остались позади.
В темной, мутной реке я последовал за Ренко внутрь круглой трубы, что входила в подводную часть городской стены.
Я с трудом протискивался сквозь цилиндрический туннель — слишком узок он был. Время тянулось бесконечно. Но когда легкие готовы были уже взорваться, я увидел конец трубы и рябь на поверхности воды за нею. Я удвоил силы.
Поднявшись, я очутился в некоем подобии подземной клоаки. Ее освещали пылавшие у стен факелы. Я стоял по пояс в воде: меня окружали влажные каменные стены. Квадратные туннели уводили во тьму. В воздухе стоял гнилостный запах человеческих экскрементов.
Ренко уходил вброд к перекрестку туннелей. Я поспешил за ним.
Мы петляли по туннелям. Налево — направо, налево — направо; мы торопились пройти лабиринты. Ни разу Ренко не засомневался и не потерялся. Он просто сворачивал в туннель за туннелем: его не покидало твердое сознание цели.
Вдруг он остановился и уставился в потолок.
Удивленный, я встал за ним. Я не видел разницы между этим туннелем и полудюжиной других, которые мы прошли.
А затем, по неизвестной причине, Ренко нагнулся в зловонную воду. Через несколько мгновений он поднялся, держа в руке камень размером с мужской кулак. Потом он вылез из воды на тонкий выступ, что тянулся вдоль канала, и принялся ударять найденным камнем по одной из плит, что составляли потолок.
Тук-тук. Тук.
Подождал. Потом продолжил в таком же ритме.
Тук-тук. Тук.
Это был какой-то код. Ренко слез обратно в воду, и оба мы воззрились в ожидании чего-то на мокрый каменный потолок.
Но ничего не произошло.
Мы, однако, ждали. Я заметил, что в углу каменной плиты, которую долбил Ренко, вырезан маленький символ: круг с двойным "V" внутри.
А потом вдруг: бум, бум, бум — сверху донесся глухой ряд ударов. Кто-то повторял код Ренко.
Тот вздохнул с облегчением. Снова встал на выступ и постучал по плите.
Через некоторое время весь квадратный участок потолка сдвинулся, издавая громкий звук трения, и обнажил темное, подобное пещере пространство над нами.
Ренко тут же вылез из воды и пропал сквозь дыру в потолке.
Я последовал за ним и оказался в великолепной комнате, по периметру которой возвышались золотые статуи. Стены были сложены из массивных каменных блоков, каждый шириной в десять футов и, должно быть, толщиной во столько же. Казалось, что двери нет — но в одной из стен был камень меньших размеров, вышиной лишь в шесть футов.
Я был под сводами Кориканчи.
Один-единственный пламенеющий факел освещал эту пещеру. Держал его грозный воин-инка. Три других свирепых воителя стояли за ним и разглядывали меня.
Но там был еще один человек: пожилая женщина. Она не сводила с Ренко глаз.
Даже седина и морщины не портили ее. Думаю, что в молодости она была красавицей. Ее облекало простое одеяние из хлопка, голову обхватывала диадема из золота и изумрудов. Должен сказать, что в простой своей белой одежде она была ангельски хороша, почти небесна, как жрица какой-то...
Бум!
Резкий звук заставил меня обернуться. Ренко тоже.
Бум!
Казалось, он доносится снаружи. Кто-то стучал в каменную дверь.
Я замер в ужасе.
Испанцы.
Эрнандо.
Они пытаются прорваться внутрь.
Старая жрица сказала Ренко что-то на кечуа. Ренко быстро ответил и жестом указал на меня.
Бум! Бум!
Тогда жрица быстро повернулась к каменному пьедесталу позади. На нем я увидел некую вещь, завернутую в подобие пурпурного шелка.
Жрица подняла эту вещь вместе с шелком и, несмотря на грохот, торжественно вручила ее Ренко. Я все еще не мог понять, что находится под покровом. Чем бы это ни оказалось, размером и формой оно напоминало человеческую голову.
Ренко уважительно принял сей предмет.
Бум! Бум!
Почему он так медленно движется? В душу закрадывалось недоверие, когда взгляд встречался с дрожанием стен вокруг нас.
Когда вещь оказалась в его надежных руках, Ренко медленно снял покров.
Я увидел.
Я смотрел, не отрываясь.
Это был самый красивый и в то же время самый свирепый из всех идолов, что я видел.
Совсем черный, он был выделан из квадратного куска весьма необычного камня. Шероховатый, с негладкими углами, неровный и грубоватый продукт ремесленника. Из середины его вырезана была свирепо оскалившаяся морда горного кота. Казалось, что в приступе безумной ярости кот ухитрился высунуть голову из самого камня.
Его недостаток — тонкие пурпурные желобки — спускались вдоль кошачьей морды, придавая ей еще более страшное выражение (если это было возможно).
Ренко снова закутал идол. В это время старая жрица выступила вперед и надела что-то ему на шею. Это был тонкий кожаный шнурок с ярко-зеленой камеей — сверкающим изумрудом почти с человечье ухо. Торжественно поклонившись, Ренко принял подарок и быстро обернулся ко мне.
— Теперь пойдем, — сказал он.
С идолом под мышкой он направился к отверстию в полу. Я поспешил за ним. Четверо мощных воинов взялись за каменную плиту, что должна была закрыть наш выход. Старая жрица не шелохнулась.
Ренко спустился в сточную канаву, я — за ним. Тут я заметил нечто странное.
Склеп молчал.
Удары снаружи прекратились.
Я поразмышлял над этим странным фактом и понял, что удары прекратились уже довольно-таки давно.
И в этот момент вход в склеп подался.
Белая вспышка осветила контуры огромной каменной двери и, мгновением позже, весь шестифутовый дверной камень разлетелся на тысячу кусков, усыпав пространство булыжниками с кулак величиною.
Я ничего не понимал. Таран не смог бы рассечь столь огромный камень за один миг...
Когда в дверном проеме рассеялись пыль и дым, я увидел у порога громоздкое черное дуло пушки.
Я догадался!
Дверь склепа они взорвали пушкой!
— Пошли, — позвал Ренко из клоаки подо мною.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58