— Великолепно, — сказал Римо.
— Великолепно? Это катастрофа. — Кто-то знает, как развалить всю нашу систему правосудия. А вместе с ней очень скоро развалится и вся страна.
— Очень скоро? Когда в последний раз вы звонили по телефону, Смитти? Если вы хотите увидеть развал в действии, вызовите монтера.
— Я хочу сказать, что у нас не останется никаких возможностей поддерживать законность и порядок, если кто-то будет заставлять свидетелей забывать их показания. Мы останемся без закона. Подумайте об этом. Если кто-то может стереть память свидетелей, то скоро в стране не останется ни одного свидетеля. Ни одного!
Римо подумал об этом. Он подумал о том, как бы кое-что забыть. Ему хотелось забыть свое детство в сиротском приюте. Ах, если бы только он мог забывать избирательно, подумал он, это было бы самое прекрасное из всего, что только может быть.
— Римо, вы слушаете?
— Я думаю, — ответил Римо.
Глава четвертая
Беатрис Пимзер Доломо была счастлива. Рубин Доломо, гений-руководитель “Братства Сильных”, духовная сила его, чувствовал себя почти достаточно хорошо для того, чтобы встать с постели. Уменьшение ежедневной нормы валиума до одной-единственной тройной дозы помогло, но вылезать из постели всегда бывало легче, когда Беатрис была счастлива. Все было легче, когда Беатрис была счастлива.
Но адвокат четы Доломо не был счастлив.
— Не знаю, с чего это вы хихикаете, но федералы нас загнали в угол.
— Если только вам удастся избавиться от своих внутренних оков, вечно ведущих вас к поражению, вы будете просто излучать удачу и силу. Единственное, что стоит между вами и вашей новой динамичной жизнью, — это вы сами, — наставительно изрек Рубин.
— Вы хотите заполучить нового члена в свое Братство или вы хотите сами не попасть в тюрьму? — спросил Барри Глидден, один из ведущих специалистов по уголовным делам в Калифорнии.
Доломо наняли его, потому что он был известен как человек, не тратящий слов даром и ни перед чем не останавливающийся для того, чтобы защитить своих клиентов, разумеется, если клиенты ни перед чем не останавливались в том, что касалось оплаты.
Барри оперся руками о столик в прекрасно освещенной зале, окна которой выходили на великолепную усадьбу Доломо. Он уже вынашивал планы купить у них эту усадьбу, когда они окажутся за решеткой, и превратить ее в новый жилой комплекс. Здесь достаточно места даже для того, чтобы построить аэропорт, если понадобится.
— Дайте-ка я сообщу вам, двоим счастливчикам, что они собрали на вас. Просто так, на случай, если вы думаете, что ваши фокусы-покусы, приносящие столько денег, могут творить чудеса. Во-первых, у них есть аллигатор в бассейне того журналиста. Это — вещественное доказательство А. У них есть великолепная свидетельница, одна из ваших бывших Сестричек, которая утверждает, что вещественное доказательство А — это та самая штука, которую вы, Беатрис, велели ей сунуть в бассейн. Поскольку вам не удастся представить это как заботу о сохранении дикой природы и поскольку никто и никогда не поверит, что аллигатор перебрался из своего дома во Флориде в бассейн журналиста, привлеченный его отрицательной энергией, то у любого здравомыслящего жюри останется единственный вариант вердикта: покушение на убийство.
— Это была идея Рубина, — заявила Беатрис, представив все свое очарование, упакованное в открытую майку и слаксы.
Она знала, что Глидден точит зубы на ее недвижимость. Одна из последовательниц Рубина, кинозвезда, недавно уже получила предложение стать инвестором будущего жилищного комплекса. Глидден уже конкретно планировал совершить эту сделку. Но Беатрис не сообщила ему, что знает.
Она просто сказала, что если он проиграет дело, то его дети будут сварены в масле. Живьем.
Он заявил, что может отказаться вести дело. Она сказала, что всего лишь шутит. По большей части. Она очень кокетливо хихикала, говоря это. Барри Глидден вовсе не считал это достаточным поводом для веселья.
— В “Танце планеты Аларкин” существо, очень похожее на крокодила, убивает людей, от которых исходят отрицательные колебания, — заметил Рубин. — Животные чувствуют такие вещи. Их инстинкты значительно чище, чем извращенные продукты деятельности человеческого мозга.
— Его не интересуют твои книги. Рубин. Его интересуют деньги. Правильно? — спросила Беатрис.
— Меня интересует закон. Вы сажаете аллигатора в бассейн человеку, которого собираетесь убить. Я уже сколько раз говорил вам, Беатрис, что не из каждого дела вы можете выбраться с помощью угроз, членовредительства, денег, силы, ножа. Рано или поздно наступит время, когда мир доберется до вас. За этого аллигатора вам придется заплатить. Мы можем признать вину и подать ходатайство, и при хорошо поставленной защите скостить срок до шести месяцев. Это очень мягкое наказание за покушение на убийство.
— Никаких признаний и никаких ходатайств, — заявила Беатрис.
— Я не смогу заставить никого из присяжных поверить в этот вздор об этих ваших отрицательных колебаниях. Если вы не признаете свою вину, то придется оттрубить очень долгий срок. Присяжные не читают “Танцы планеты Аларкин”. А если бы и читали, то не поверили бы.
— Их внутренний пораженческий механизм запрограммировал их на неверие, — глубокомысленно изрек Рубин.
— Рубин, вы не платите налоги вот уже двадцать лет. Ни один суд присяжных никогда не признает, что ваш первейший долг — это долг перед Вселенной. Они-то сами платят налоги на поддержание канализации, национальной безопасности, полиции и многого-многого другого, что и составляет цивилизацию.
— Мы ведем религиозную деятельность, — возразил Рубин. — Религия налогом не облагается. У нас есть право отстаивать свою свободу от посягательств правительства.
— Это все не очень-то похоже на церковь, — заметил Глидден, обводя взглядом расстилающийся вокруг роскошный калифорнийский пейзаж.
— А вы когда-нибудь видели Ватикан? — поинтересовалась Беатрис.
— Вы что, сравниваете себя с римско-католической церковью?
— Они существуют чуть подольше нас, — сказала Беатрис, — но их тоже в свое время преследовали.
— А мы предоставляем еще два таинства — святой анализ характера и благословенный успех на земле. Конечно, они были тут чуть подольше, — изрек Рубин. — Но в масштабах времени две тысячи лет — этот ничто.
— Не знаю, кто из вас больший псих, леди, думающая, что можно угрожать чем угодно и кому угодно, или вы с вашими бредовыми сказками.
— Деньги у нас не бредовые, — заявила Беатрис. — Чеки мы выписываем вполне реальные.
— Слушайте. Я всего лишь человек. У меня есть свои слабости. Присяжные — тоже люди. У них тоже есть свои слабости. Но не надо недооценивать силу их убеждений. Они могут не поверить в отрицательные колебания. Большинство из них не поверит в существование планеты Аларкин. Но они верят в существование президента Соединенных Штатов. Вы что-нибудь хотите сказать по этому поводу, Беатрис?
Беатрис Доломо поправила бретельки. И откашлялась.
— Нет, — ответила она.
— Некоторым американцам может не понравиться то, что вы угрожали президенту Соединенных Штатов. Вы делали это, Беатрис?
— Я делаю то, что вынуждена делать. Если бы я позволила миру запугивать меня, меня бы запугивали все. И Рубин, и я были бы сейчас ничем, если бы я слушала людей, говорящих мне, когда надо остановиться. Если бы я их слушала, я была бы сейчас женой ничтожного писателя-фантаста в такие времена, когда спрос на фантастическую литературу нулевой.
— Итак, вы угрожали президенту Соединенных Штатов, — сделал вывод Глидден.
— Мы ели рыбу по воскресеньям. У Рубина были костюмы из синтетики и виниловые ремни. Мы были прекрасно знакомы со всеми законами, касающимися прав квартиросъемщиков. Мы научились оттягивать выселение на несколько месяцев.
— Итак, вы угрожали президенту Соединенных Штатов, — повторил Глидден. — Так?
— Бриллианты? Ха! У меня было колечко с простой стекляшкой. Оно стоило два доллара и тридцать пять центов. Когда Рубин сделал мне предложение, он пообещал, что купит мне кольцо, как только продаст свою следующую книгу. Он сказал, что все деньги до последнего цента, какие он получит за “Дромоидов Муира”, пойдут на покупку кольца. И хочешь, я тебе что-то скажу? — спросила Беатрис. На виске у нее билась жилка, а лицо налилось краской гнева. — Хочешь, я тебе кое-что скажу?
— Беатрис, пожалуйста; отпустите мое лицо, я не могу говорить, — промямлил Глидден.
Его клиентка вскочила со своего кресла. Ее крашенные красным лаком ногти глубоко впились ему в щеки.
— Хочешь, я тебе кое-что скажу? — проорала Беатрис.
— Да, конечно. Обязательно. Я очень этого хочу! — крикнул в ответ Барри, хотевший получить назад свои щеки с минимальным количеством дырок.
— Он сдержал свое слово; Рубин не солгал. Весь свой гонорар за “Дромоидов Муира” он потратил на колечко ценой в два доллара. И теперь ты говоришь мне, чтобы я отступилась?
Барри почувствовал, что щеки его получили свободу, и поспешил утереть кровь платком.
— Да, Беатрис. Я хочу, чтобы вы отступились. Ничего хорошего не будет, если вам предъявят еще одно обвинение. Я не успеваю с ними управляться.
— Мы никому не угрожали, — сказал Рубин.
— Генеральный прокурор Соединенных Штатов позвонил мне вчера вечером и сказал, что одна из ваших психованных Сильных Сестричек на официальном приеме в Белом Доме заявила президенту, что единственный способ, каким он может спасти себя от смерти, — это забрать назад все обвинения против вас. Это что — не угроза? По мне, это самая настоящая угроза.
— Так это — Кэти Боуэн, замечательная, талантливейшая актриса. Милая девушка, чья карьера просто-таки взлетела вверх с того дня, как она вступила в “Братство Сильных”. Мы знали, что Кэти Боуэн приглашена на официальный прием. Она сделала то, что сделала, по собственной инициативе.
— С такими сиськами, как у Кэти Боуэн, я бы мог стать Джейн Мэнсфилд. Да, это та самая Кэти Боуэн — та, которая танцевала с президентом и сказала, что он умрет, если не оставит вас в покое. Та самая милая девушка, которую никогда больше не пригласят в Белый Дом. Она самая.
— Она — кинозвезда, — заявил Рубин. — Многие кинозвезды проникаются духом “Братства Сильных”, потому что они уже ощутили положительные колебания, исходящие от Вселенской Силы.
— Среди моих клиентов тоже есть кинозвезды. Я хорошо знаю кинозвезд. Они ощущают колебания, исходящие от Вселенского Психа. Я знаю одного — он верит, что он — воплощение Чингисхана. Я знаю другую — она купается в ванне с морскими водорослями. Я знаю еще одного — он полагает, что если взорвать детскую больницу, то это будет способствовать делу торжества марксизма во всем •мире. У меня больше кинозвезд, чем я могу справиться, и я еще не встречал среди них таких, у кого хватило бы ума для того, чтобы на законных основаниях окончить среднюю школу.
— Мы не только не собираемся признавать свою вину, но более того — мы собираемся добиться оправдания, — заявила Беатрис.
— Она права, — согласился Рубин.
— Ну, если вы получите срок, близкий к вечности, не обвиняйте в этом меня.
— Еще как обвиним, — заверила его Беатрис. — Если против нас не будет свидетелей, то я очень даже обвиню тебя, если нас признают виновными.
— Не рассчитывайте на подобную удачу, — сказал Глидден. — Менее одного процента свидетелей отказываются от своих показаний. Шансы сто к одному против вас.
— Напротив, — возразила Беатрис. — Шансы в нашу пользу. Дайте-ка я заклею вам щеку лейкопластырем.
— Вы можете попробовать заставить свое кровообращение восстановиться естественным образом, — посоветовал Рубин. — В курсе номер тридцать восемь мы обучаем этой технике за тысячу двести восемьдесят пять долларов. Но вы можете получить это совершенно бесплатно. Это часть нашей общей оздоровительной программы.
— Я воспользуюсь пластырем, — сказал Глидден.
— Я принесу, — вызвалась Беатрис. — У Рубина много дел.
Рубин Доломо с сигаретой во рту вышел из комнаты. Потом спустился в подвал и бросил сигарету на бетонный пол. На стене аккуратно висело около десятка резиновых костюмов. Приложив немалые усилия. Рубин облачился в один из них. Его страшно раздражало то, как костюм липнет к телу, его раздражала тяжесть костюма и то, что в костюме было жарко. Ему и так было трудно дышать, а в костюме это было почти невозможно. Но Беатрис была права — у него было много дел и мало времени. Он нацепил на лицо резиновую маску и огромные очки.
Основатель “Братства Сильных”, надежда человечества, проковылял в дальний угол подвала, где в стену была вмонтирована герметичная дверь вроде тех, что используются на подводных лодках. Он повернул колесо, отпирающее дверь, и вошел внутрь. Пять трав и три химических соединения, составляющие формулу снадобья, лежали в отдельных емкостях. Пока Рубин молол травы, очки его потемнели — верный признак, что он скоро вырубится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39