..
— Разумеется. А теперь вспомните о самолетах — и забудьте о них.
— Я и не вспоминал...
— Конечно.
— Но как вы это делаете?
— Очень просто: если я велю вам не думать о желтом слоне, вы только о нем думать и будете. Но когда вы начинаете думать о дыхании, то автоматически отключаетесь от всего, что вокруг вас.
— Да, это верно...
— Ваше дыхание — самое важное, — продолжал Римо. — Растворитесь в нем.
Он увидел, как опали судорожно поднятые плечи летчика, — тот явно расслабился. Теперь даже имеющийся у него малый опыт должен сработать. Римо помог ему снизиться, пройти сквозь облака, и когда внизу показался крохотный, словно поплавок, силуэт авианосца, всячески — отвлекал пилота от разговоров о посадке, заставляя его в то же время думать о палубе как о ровном, широком поле, а не как об обрыве или крае пропасти.
Один из самых сложных маневров в авиации — посадка на зыбкую палубу военного корабля, но прежде чем пилот успел это осознать, истребитель уже заруливал на посадочную площадку. В этом и была хитрость — если бы пилот хоть на секунду вырвался из-под власти уверенного голоса сидевшего рядом с ним человека с широкими запястьями и понял, что все-таки сажает самолет, то неизбежно запаниковал бы.
Самолет немедленно окружили идрийские солдаты, сплошь увешанные оружием, но они не держали автоматы наизготовку, как охранники в президентском дворце Эти люди вели себя совсем по-другому. Однако любому, осмелившемуся нарушить их обманчивое спокойствие, явно не поздоровилось бы.
Именно так, вспомнилось Римо, вели себя и оджупа у Литл Биг Хорн. Здесь чувствовалась рука Эрисона, Римо не сомневался в этом.
Правда, авианосец выгодно отличался от дакотской степи — песчаных бурь здесь не было. А значит, у мистера Эрисона не будет и возможности исчезнуть в песчаном смерче.
Римо, выбравшись на палубу, повернулся к солдатам:
— Эрисон. Не слыхали про такого? Я ищу его.
— Это наш генерал.
— И где он?
— Везде, где ему заблагорассудится. Он не докладывает нам, — усмехнулся высокий малый с карабином.
Поскольку Римо прилетел на идрийском самолете, солдаты приняли его за русского инструктора. Никто из них все равно не поверил бы, что их брат-идриец самостоятельно посадил самолет. Они наперебой рассказывали ему как замечательно генерал Эрисон научил их сражаться. Теперь они могли побеждать без помощи машин, лишь собственной храбростью.
В сопровождении идрийского солдата Римо обошел ангары под верхней палубой. В кабине одного из истребителей сидел пленный американский летчик. У морских пехотинцев лишь отобрали оружие, но обращались с ними хорошо и даже кормили. В кают-компании держали под стражей матросов и офицерский состав. Но Эрисона нигде видно не было.
В конце концов, тронув своего провожатого за плечо. Римо виновато произнес:
— Вообще-то у меня для вас неважные новости. Я, видите ли, американец.
— Тогда ты умрешь, — немедленно среагировал араб, вскидывая тупоносый «узи».
Ствол смотрел Римо прямо в солнечное сплетение. Араб в долю секунды нажал на спуск — обычный солдат никогда не сумел бы так быстро сделать это.
Но он был хоть и необычный, но все же солдат, и Римо размазал его по железной двери.
— Корабль надо вернуть, — обратился он к морским пехотинцам, наблюдавшим за динамичной сценой из своего узилища.
— Эти ребята задали нам перцу, — заметил один из них.
— Теперь наша очередь.
— Вот это верно!
Подобным же способом Римо освободил запертых внизу моряков, затем — пилотов в ангарах. Там и началось сражение, постепенно приближаясь к капитанской рубке. Внутренние проходы в мгновение ока оказались завалены трупами. От стен и балок, высекая искры и сея смерть, рикошетировали автоматные пули. Бой шел с полудня и до полуночи, когда последний из идрийцев, зажав в руке нож, кинулся на моряка, вооруженного ручной гранатой. Победила, как и ожидалось, техника.
И тогда из громкоговорителей раздался голос:
— Вот это мне нравится. Таких ребят я люблю! Честь и слава вам, доблестные воины!
Это был Эрисон.
По палубе трудно было ходить — она стала скользкой от пролитой крови. Оставшиеся в живых с трудом держались на ногах. Римо, глубоко дыша, прислонился к залитой кровью лестнице. Иначе не назовешь — мясорубка. Не зря Чиун так часто сравнивал войну с бойней. Сражавшиеся в первые же минуты потеряли контроль над собой и дрались не с врагом, а скорее с собственным страхом. А теперь...
Чикагские бойни и то лучше выглядят.
Эрисона Римо нашел в рубке штурмана. Тот смеялся:
— Да, вот это война!
Глядя на него, можно было подумать, что он принимает парад по случаю праздника.
— Но для вас она кончена, — заметил Римо.
Он не стал применять какой-то особой тактики, ждать, пока Эрисон соберется, — просто с такой силой нанес ему два удара в солнечное сплетение и в голову, что услышал, как что-то лязгнуло о бронированную стену рубки. Оба удара попали в цель — испариться в песчаном столбе у мистера Эрисона просто не было времени.
В следующую секунду Римо с изумлением осознал, что на один из его кулаков надет золоченый шлем с перьями, на другой — пробитая в самой середине золотая кираса.
В Иерусалиме профессор археологии после недолгого изучения сообщил Римо, что такие доспехи носили арабские воины за много веков до рождества Христова. Профессора крайне изумило то, что выглядели древние трофеи совсем как новые.
— То есть совершенно! Смотрите, вот клеймо мастера. И вот, видите — в насечке остался воск. Но уверяю вас, этот способ изготовления воска утерян в третьем столетии!
— Да, я заметил.
— Это, несомненно, подделка, но... но это невозможно, ибо все приемы, при помощи которых сделаны эти доспехи, забыты века назад! Как вам удалось изготовить их? Умоляю, признайтесь!
— Да что вы, я не умею этого.
— Где же тогда вы их взяли?
— Сувенир на память. Друг подарил.
— Чем, вы думаете, могло быть проделано это отверстие? — профессор указал на обширную дыру в золоченой дамасской стали.
Подумав, Римо со вздохом произнес:
— Кулаком, профессор.
В отеле «Царь Давид» его встретила драгоценная Пу, освоившая за это время два новых английских слова.
— Кондоминиум! «Блумингдейл»! — с триумфом изрекла она.
За время, пока его не было, Пу успела познакомиться с очаровательной леди из Нью-Йорка. Леди очень жалела Пу, потому что та не одевалась по-западному. Вместе с новой знакомой они прошлись по иерусалимским магазинам, чтобы обновить ее гардероб. Там на столике пустяковый счет — каких-то восемнадцать тысяч долларов.
— Как ты ухитрилась потратить восемнадцать тысяч в стране, которая производит в основном автоматы?
— Но у меня же совсем ничего не было! — Пу надулась. — И даже мужа в первую брачную ночь тоже не было.
— Тогда уж лучше трать сколько влезет.
— Деньги не могут заменить любовь.
— Да? Почему это?
— Потому что я хочу кондоминиум и счет в «Блумингдейл».
Внизу в вестибюле Римо ждало письмо. На конверте стоял штемпель Белфаста. В письме говорилось: «Я жду тебя».
Из американского посольства Римо связался со Смитом, и вскоре подводная лодка уже несла его к берегам Корейского залива — к милым сердцу берегам Синанджу, родины наставника белого Мастера.
— Это ты послал мне из Ирландии письмо, папочка? Мне его передали в вестибюле «Царя Давида».
— Царь Давид, — Чиун досадливо поморщился, — был ужасным властителем. Евреи правильно сделали, что избавились от него. Он устраивал бесконечные войны. Для того чтобы похитить царицу Савскую, было достаточно нанять ассасина — так нет, он устроил настоящее побоище. В котором, кстати, погиб муж этой девицы. А кем он кончил? Персонажем этой... Библии. Вот что бывает, если вместо честной сделки с ассасином устроить войну.
— Иными словами, это было не твое послание.
— Каждая секунда, в течение которой ты не занят поисками сокровища, пропадает зря. Почему, скажи, должен я тратить на тебя свое время?
— Вопросов больше нет. Благодарю, папочка.
— Что, Пу уже понесла?
— Нет, если только не совратила там кого-нибудь из местных хасидов.
— Свое обещание ты не выполнил, — помрачнел Чиун.
— Я сказал, что сделаю это, но не сказал, когда именно.
В Белфасте, по улицам которого сновали английские броневики, не давая протестантам и католикам возможности окончательно истребить друг друга, а в тюрьмах томились сторонники этого самого истребления, питая тщетную надежду на призрачный уход англичан, который позволит им раз и навсегда разрешить противостояние двух конфессий одной религии, не затихавшее в течение многих столетий, в паб под названием «Боров и арфа» вошел невысокий, крепкого сложения человек в сером пиджаке и поношенной вельветовой кепке. Заказав для всех присутствующих пива, он поднял в воздух свой бокал с «Гиннесом» и с улыбкой произнес:
— Поднимаю этот бокал за нашего обожаемого премьера! Да правит всеми нами еще многие годы мисс Хейзл Терстон, премьер-министр Великобритании! За ее здоровье, друзья!
За соседними столами раздались громкие ругательства. В воздух полетели пивные кружки.
По-прежнему улыбаясь, незнакомец осушил бокал.
Громко рыгнув, он поставил его на стол. В руках сидевшего у стойки молодца заблестела сталь револьвера.
— Ребята! — Пришелец поднял руку. — Вы тут материте нашу обожаемую премьершу, от которой тянет блевать и протестантов, и католиков вот уже сколько лет! Так, или я ослышался?
Раздался выстрел. Пуля прошла над головой незнакомца, отколов длинную щепку от панели потолка.
Чужак снова поднял руку:
— Но если именно ее вы так ненавидите, какого же хрена стреляете в меня? Пойдите и забейте ей пару пуль в глотку!
— Ты козел, приятель. Или не знаешь, что ее охраняют так, как не стерегут даже брильянты их долбаной короны?
— Ну а вы-то что собираетесь делать? Так и будете палить в новобранцев из Лондона?
— Делаем то, что хотим, парень, — прогудел громила за крайним столиком.
— Да ни фига вы не делаете, ребята. — Незнакомец присел на край стола. — Прости, дружок, но вы тут просто просиживаете задницы. И боитесь тронуть даже волосок на этой английской глисте, а ведь пора, давно пора, братцы!
— А ты выйди на улицу и скажи им все это, — посоветовали из угла.
— А зачем? Я ведь говорю это вам, ребятки.
— Тогда, приятель, придется именно нам сделать тебе в башке хорошую вентиляцию.
— А почему нет, дружище? Ведь это во сто крат легче, чем прижечь задницу нашей обожаемой премьерше, мисс Хейзл Терстон, дьявол ее забери! Добавишь в Белфасте еще одного жмурика, а сам пойдешь в тюрьму Мейз осваивать тамошнюю тактику голодовки. Диета тебе не повредит. Да смотри, там и сдохнешь. Ничего не скажешь, подходящее занятие для сына Ирландии — голодать во славу английской суки, которая не будет возражать, если все парни в Белфасте отправятся вслед за тобою! Скажешь, не так?
— Ты кто такой?
— Я тот, кто еще помнит ту Ирландию, за которую дрались топором и мечом ваши предки, настоящие ирландцы Или все забыли битву при Бойне, где и ирландские, и британские воины дрались как львы? А кто вы теперь? Все, на что вы способны, — ворваться к соседу в дом и уложить во время ужина его и его семейство. Что с вами, парни? Вы ирландцы или шведы какие-нибудь?
— Да при чем тут шведы?
— А притом, что этих уже не заставишь воевать, хоть сядь им на голову.
— А мы с ними воевать и не собираемся. У нас и так тут, в Белфасте, войны хватает.
— Нет. В том-то все и дело, ребята. Не хватает ее вам — Незнакомец сунул в карман кепку. — Если бы у вас тут и правда была война — настоящая война, я бы сказал, старомодная, — вы бы вышли на улицы под музыку боевых волынок и встретились с врагом лицом к лицу, и все решилось бы в один день, а не растягивалось на сколько их есть в году, включая Рождество и День непорочного зачатия. Все было бы кончено — однажды и навсегда. Победитель получает все, проигравший платит. Чего вам терять, сами подумайте?
— Безработицу, — хмыкнули за соседним столом.
— Битое стекло на улицах.
— Да чего там... от этой войны нам достается одно дерьмо — и ничего стоящего. И тут нас надули.
— Именно, — кивнул незнакомец. — А вам всего-то и нужно выкинуть англичан из Северной Ирландии, а потом можете спокойненько резать друг друга.
— Да этого никогда не будет.
— Мы уж не одну сотню лет пытаемся!
— Пытаетесь, да не так, — гнул свое пришелец. — Стреляете невесть в кого, а ведь нужна-то вам одна только баба.
— Хейзл Терстон! — раздался над столами общий восторженный вой.
— А я что говорю!
— Да ведь к ней и близко не подойдешь.
— А подойдешь — закаешься.
— А вот я не только знаю, как подойти к ней, но и где держать ее до тех пор, пока чертовы британцы не уберут с Изумрудного острова свои задницы.
— Чего-то ты много говоришь, парень. А как до дела дойдет?..
— Так давайте со мной — увидите.
— А еще по кружке поставишь?
— По кружке я вам уже преподнес. А теперь подарю премьершу, если желаете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29