— Слава тебе, доблестный род ассасинов, да будут праведность твоя и твое величие править в мире, навеки вознагражденном твоим присутствием...
— Они же не понимают, что говорят, — нетерпеливо шепнул на ухо Чиуну Римо, уже потерявший надежду, что церемония когда-либо закончится.
— Почести нельзя презирать. Кстати, вашим студентам и Америке не мешало бы поучиться манерам у этих детей.
— Наши студенты эту абракадабру ни за что не выучат, — хмыкнул Римо.
И тут же поплатился за это — всю дорогу от Пхеньяна до деревни Чиун без устали перечислял все малые и большие несправедливости, которые претерпел он от своего нерадивого ученика, добавив в конце проявленное презрение к почестям и пообещав при этом, что терпение Мастера не безгранично и подобное отношение в скором времени даст плоды.
— И, наверное, ты считаешь, что старейшины Синанджу — тоже глупцы, раз они пришли сюда, чтобы воздать почести прибывающим?
— Да нет, — пожал плечами Римо. — Почему бы им не воздать нам почести? Мы их кормим уже несколько тысяч лет.
— Мы — плоть от плоти их, — с упреком сказал Чиун.
— Ну уж не я, папочка.
— Конечно, не ты. Но твой сын — будет.
— Да ведь у меня нет детей.
— Это оттого, что ты все время волочишься за этими белыми вертихвостками. Но если ты женишься на здоровой корейской девушке, то родишь мне наследника и я воспитаю его. Потом он тоже женится на кореянке, и вскоре все забудут, что на славном знамени Дома Синанджу было когда-то позорное белое пятно.
— Кстати, папочка, — прищурился Римо, — может, и у тебя затесался где-нибудь белый предок. Тебе это не приходило в голову?
— Только в ночных кошмарах.
Чиун вышел из машины и величественно поклонился в ответ на поклоны шеренги стариков в развевающихся белых одеяниях.
Римо взглянул поверх голов встречающих. До самого горизонта уходила за холмы лента абсолютно девственной шоссейной дороги. Единственным транспортом, когда-либо ходившим по ней, были случайно забредавшие сюда из соседних деревень яки, то и дело оставлявшие на нетронутом колесами асфальте свои визитные карточки. После чего из Пхеньяна неизменно вылетал специальный вертолет, в обязанности экипажа которого входило следить за тем, чтобы автострады Синанджу-Один, Два и Три (поскольку с другой стороны к деревне вели еще две шоссейные дороги) всегда оставались безупречно чистыми. В этом, согласно заявлению корейского правительства, оно видело малую частичку своего долга по отношению к деревне и ее обитателям.
— Счастлив видеть вас! — обратился между тем Чиун к старейшинам. — Вы видите, на родину я вернулся не один — я приехал вместе с Римо, моим сыном. Я больше не держу на него зла за то, что он не бросился на поиски наших сокровищ, как только они исчезли. Многие ведь поступили еще хуже, не удосужившись даже предложить в жертву свои жизни, лишь бы бесценные сокровища были найдены.
Шеренга в белом, выстроившаяся вдоль обочины автострады Синанджу-Один, согласно закивала.
— Но вас, возможно, все же удивит, почему я не держу зла на Римо, — ораторствовал Чиун.
— Я думаю, это их нисколько не удивит, папочка.
Терпение Римо было на пределе.
Старейшины, нарушив неподвижность строя, беспокойно вскинули головы. Два великих Мастера явно в чем-то не соглашались. Обычно результаты подобного несогласия впрямую сказывались на старейшинах — те это помнили и очень боялись.
Чтобы успокоить стариков, Чиун умиротворяюще поднял руку:
— Мой сын разгорячен после долгой дороги и не вполне владеет собой. Так почему же, спросите вы, я больше не держу зла на Римо? Во-первых, он приехал сюда учиться. Он снова прочтет все свитки Синанджу, и знаете для чего?
— Да знают они, знают, папочка...
— Не мешай. Ничего они еще не знают. Он прочтет наши свитки для того, чтобы выступить против силы, которой он пока не может нанести поражение. А почему?
Слушатели скромно молчали.
— Он не может победить ее, потому что не знает, что это за сила.
— Скажешь, — пожал плечами Римо, — так буду знать.
— Отстань. Все равно это тебе не поможет. Ты не сможешь совладать с этим злом, пока не отыщешь сокровища Синанджу! — с триумфом заключил Чиун.
— Ах вот, значит, в чем твоя игра, папочка, — с укором протянул Римо.
Ему до колик надоели разглагольствования старика. Понятно, что Чиун знает, против чего им придется выступить, как понятно и то, что сразу он все равно не скажет об этом. Но рано или поздно он все равно расколется, а поэтому не стоит и торопиться.
Однако к следующей тираде своего наставника Римо явно не был готов. Вернее, к той жертве, которую Чиун предложил деревне от его, Римо, имени.
— Но, снедаемый скорбью и невыносимыми муками совести, мой сын Римо, дабы искупить небрежение к утерянному сокровищу, решил подарить Синанджу другое — взамен. Радуйтесь, братья, ибо он решил подарить нам сына!
Вздернув, как по команде, длинные бороды, старейшины разразились бурей аплодисментов.
— Сына от одной из первых красавиц Синанджу! — продолжал Чиун.
— Ну, тут ты перегнул, папочка... Бездетным я не помогаю.
— Не можешь же ты оставаться бездетным всю жизнь. А если родишь сына от белой женщины, она вскоре сбежит от тебя, как делают эти белые вертихвостки, и о нем некому будет заботиться. Но если матерью твоего ребенка станет корейская девушка, он будет расти в неге и величии, как и подобает сыну Мастера Синанджу.
— Не желаю я никаких детей, папочка.
— Стоит только попробовать — и тебе понравится, я уверен.
— Нет уж, лучше ты пусти меня к свиткам. Я сразу понял: если ты этого парня узнал, значит, там об этом что-то написано. Так что читать их я готов днем и ночью, пожалуйста. Но жениться — уволь.
— Твоя женитьба продлится всего одну ночь. Или нет — даже несколько мгновений. Пожизненной верности от тебя не требует никто. Дай лишь своему семени упасть на благодатную почву и предоставь наследника Синанджу попечению любящей матери.
— Так где лежат наши свитки?
— Не будет женитьбы — не будет свитков. Решай.
— Неделю назад ты просто умолял меня прочесть их.
— Потому что именно тогда тебе не хотелось делать этого.
Римо вздохнул. Ладно, чем скорее он до них доберется, тем быстрее поймет, что именно узнал Чиун тогда у Литл Биг Хорн.
К тому же одна только ночь — дело не слишком хлопотное. Растить собственный приплод ему не придется. И будет кому передать потом звание Мастера.
Взгляд Римо рассеянно скользил по холмам, покрытым чахлым лесом и пересеченным узенькими тропинками. Меж холмов убегали вдаль три пустынные автострады. А если вообще не учить его Синанджу?.. Улыбнувшись, Римо покачал головой. Эту мысль он мог допустить только как шутку. Чтобы его сын не изучал Синанджу, не был одним из них — такое нельзя даже представить. Это было бы нарушением естественного порядка вещей.
Правда, при этом вовсе не обязательно, чтобы его матерью была женщина именно из этой деревни... Нет, американец сидит в нем крепко — до женитьбы и рождения сына пусть хоть немножко, но влюбиться все-таки хочется.
— Ладно, — наконец кивнул он. — Эх, была не была... В конце концов, одна ночь — не вся жизнь.
— А наутро я вновь вручу тебе свитки и ты опять прочтешь о правилах восхваления фараонов Верхнего и Нижнего Нила, узнаешь, как соблазнить куртизанку при дворе миньского императора... Все, чему я пытался учить тебя некогда, ты сможешь теперь познать сам. А твоей женой будет первая красавица. Я выберу ее лично.
— Нет, так мы не договаривались! — запротестовал Римо. — Выбирать буду я.
— Ладно, как хочешь. Выбери самую привлекательную. Самую сметливую. Самую работящую. И да поможет тебе твой разум.
Чиун сиял, как начищенный медный таз.
Но когда Римо встретился наконец с девушкой, предназначенной ему в невесты, то сразу понял — не только первые красавицы, но и все, кто мог претендовать на какой-нибудь номер в этом ряду, давно покинули Синанджу по трем неезженым автострадам. Остались лишь те, кто не надеялся найти себе партию даже в Пхеньяне, бесплодки, вечные девственницы. И Пу Каянг.
Пу Каянг имела метра полтора роста, весила килограммов сто и знала по-английски два слова. Не «да» и «нет», не «здравствуйте» и «до свидания». Это были слова «брачный договор».
Во всех остальных случаях Пу Каянг изъяснялась исключительно по-корейски, причем на диалекте Синанджу, который Римо тоже неплохо знал. Однако на смотринах от имени Пу выступала ее матушка.
Сама Пу не думала о себе как о толстушке, ей больше нравились слова «в полной зрелости». Единственной же причиной затянувшегося девичества она искренне полагала отсутствие в Синанджу достойной пары. В Пхеньяне, по ее разумению, смотреть тоже было особенно не на что Ведь она была дочерью самого пекаря и ей принадлежало право первой пробы с каждой партии лепешек из отцовской печи. И это право она собиралась оставить за собой даже когда станет женой белого Мастера Синанджу.
И самое главное: она ни за что не покинет Синанджу и не станет селиться более чем в часе ходьбы от дома дражайшей матушки.
— И останешься здесь, даже если я уеду? — Римо решил все выяснить до конца.
— Да, — кивнула невеста.
— Тогда прошу тебя стать моей женой.
— Мы еще не выяснили, чей будет дом.
— Он твой.
— А посуда? Обеденный сервиз, чайный, праздничный и...
— Все тебе, любимая!
Глава пятая
Это был великолепный план. Даже израильтянам впоследствии пришлось признать это. Под покровом ночи тысячи доу — утлых арабских рыбацких суденышек — отплыли из главного порта Идры, держа курс к берегам Израиля.
Если бы идрийская армия воспользовалась недавно купленными советскими эсминцами, французскими канонерками или устроила бы конвой из нескольких имевшихся истребителей, Шестой флот США, безраздельный хозяин средиземноморской акватории, уничтожил бы цели еще до того, как они появились на экранах радаров израильских станций.
Но рыбацкие доу были сделаны из дерева. Правили ими иракские рыбаки, как свои пять пальцев знавшие русло Евфрата. Своих соседей — Сирию и Идру — иракцы в общем-то не очень жаловали и терпеть не могли иранцев, которые даже не принадлежали к потомкам пророка, а были всего-навсего презренными персами. Однако встреча с мистером Эрисоном заставила и их уверовать в то, что война с Израилем, безусловно, стоящее дело.
— Мы горды тем, что мы — арабы.
Об этом отрадном факте иракцы не замедлили известить своих пассажиров в мундирах идрийской армии.
— Мы — арабы, — кивали идрийцы, и острые носы деревянных корабликов резали волны, одолевая мили долгого пути к берегам Аравии.
Странному мистеру Эрисону подчинялась даже погода: днем, когда американские самолеты неминуемо должны были обнаружить флотилию, над морем повис туман. Ночью на горизонте показалась армада Шестого флота. Море, насколько хватало глаз, было покрыто черными громадами кораблей, мигали огни, лучи прожекторов вспахивали волны. Было достаточно одной команды, чтобы обрушить всю эту устрашающую мощь на утлые посудины потомков Синдбада.
И многие из людей, сгрудившихся на деревянных палубах рыбацких судов, в отчаянии начали было взывать к Всемогущему, умоляя его увести железных монстров за горизонт и оградить от опасности детей пророка.
Но, к ужасу возносивших молитвы, мистер Эрисон отдал своему деревянному флоту приказ подойти вплотную к стальным чудовищам. Суденышки даже не пытались спрятаться. Они нападали.
— Ради Аллаха, что вы задумали, генерал? — обратился к нему полковник Хайди, которого мистер Эрисон назначил начальником штаба идрийской армии.
Полковник происходил из небольшого горного племени, обитавшего на краю великой пустыни. Он ненавидел море и боялся воды, однако первым шагнул на зыбкую палубу рыбацкой лодки, дабы подать пример своим соплеменникам. Но при виде деревянных суденышек, сомкнутым строем шедших против самого мощного в мире флота, в душе полковника начало постепенно расти смятение.
— Что вы задумали? — переспросил он, потянув мистера Эрисона за рукав мундира.
Пальцы полковника словно наткнулись на камень, прикрытый тонким сукном.
— Таких трофеев наша армия еще не видела.
— Трофеев?!
Полковнику Хамиду Хайди показалось, что он ослышался. За два года, проведенных в русском военном училище, он усвоил, что Шестой флот США — один из трех крупнейших в мире. Данные о двух других русские оберегали особенно тщательно.
— Подумайте, полковник, какую славу принесет нашей армии победа над американским флотом. Над лучшими из лучших моряками, офицерами, летчиками и самым мощным вооружением в мире. Это ли не достойная задача, черт возьми?
— Но, генерал, разве цель войны — не победа? И не лучше ли начинать атаку, выяснив сначала слабые места неприятеля?
— Кому нужна такая победа, полковник? Тогда начинать следует с военных госпиталей, притом с тех, где лежат получившие смертельные ранения.
— Но я никогда не слышал и о тактике, когда блоха стремится победить верблюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29