Генерал Мумас, в белом кителе с таким количеством медалей, что их хватило бы на все войны за последние полтораста лет, сидел у радиоприемника, слегка кивая в такт заявлениям комментаторов, называвших его «солнцем исламского мира» и «величайшим арабским лидером всех времен».
Римо вцепился в копну курчавых черных волос генерала и энергично встряхнул его. Несколько медалей со звоном упали на пол.
— Ты — один из его людей? — спросил генерал. — Вы пришли все-таки за моей жизнью...
— Я пришел за нашим кораблем.
— У меня его нет, — развел руками генерал.
Большим и указательным пальцем свободной руки Римо сдавил на генеральской шее тонкую жилку нерва.
Генерал закричал.
— Я... я больше не властен над ними! Клянусь... они не подчиняются мне!
— А ты постарайся. Уж связаться-то с ними ты можешь, я думаю.
— Я... я связывался... но они не желают слушать меня.
— Так попробуй еще, — предложил Римо.
Пока слуги тянули из соседней комнаты отделанный золотом телефонный аппарат, Римо задумчиво полировал физиономией генерала мраморную столешницу.
Не будь этот тип в данный момент так ему нужен, Римо не задумываясь покончил бы с ним. Он чувствовал, что ненавидит даже эти мраморные стены. Но если бы его разум целиком захватила эта жаркая волна ненависти, действия Мастера Синанджу стали бы опасны прежде всего для него самого, а допускать подобное Римо не собирался.
Именно холодный разум давал силу Мастеру.
Наконец телефон подтянули к мраморному столу, и генерал, всхлипывая от боли, вышел на связь с бортом «Джеймса К. Поука». Он сразу узнал голос в трубке — это был полковник Хамид Хайди.
— О брат мой, мы повелеваем тебе побеседовать с нашим гостем...
— Я занят, — последовал резкий ответ.
— Чем же можешь ты быть...
— Приведением боеголовок в полную готовность. Мы на траверсе Иерусалима и накроем их систему Пво первым залпом.
Генерал, покрывшись испариной, накрыл рукой трубку:
— Может... попытаться остановить их?
— Погоди. — Римо нахмурился. — Это дело нужно хорошенько обдумать...
Глава шестая
— Их нужно остановить, — кивнул Римо после секундной паузы.
Мысль об Иерусалиме, исчезающем в ядерном вихре... Священный город трех мировых религий, родной дом для одной из них. И потом, за драгоценную Пу он тоже несет ответственность: в деревне Синанджу все знают, что ей нечего бояться, раз она под защитой Мастера.
И если с ней что-нибудь случится, Чиун никогда не простит его.
Что же, спасать священный город, столицу давнего союзника Америки, только из-за того, что он боится гнева Чиуна? Неужели Синанджу настолько вытеснила из его памяти уроки сестер-монахинь из приюта для сирот в Ньюарке, что он не подумал даже о том, что этот город — родина христианства? Неужели он дошел до этого?
Дошел, хмыкнул про себя Римо, и довольно давно.
— Скажи ему, что высылаешь им на помощь своего эмиссара.
— Вы действительно поможете им?
— По-моему, в этом они меньше всего нуждаются.
— Но что вы сможете сделать в одиночку?
— Пробрался же я сюда, — кивнул Римо на тело охранника, лежавшее у раскрытых дверей.
— Может быть, нам удастся договориться?
— Никоим образом.
— Вы могли бы устроить так, чтобы ни один из моих людей на этом корабле не сошел бы на берег? Если да, то сколько вы просите?
Римо давно разгадал ход мыслей генерала, но решил на всякий случай прикрыться маской непонимания.
— Вы хотите уничтожить их? — спросил он, изобразив изумление.
— Видите ли, у меня возникли трудности, суть которых, возможно, вам непонятна. Разумеется, я был и остаюсь борцом против империализма, сионизма, капитализма и угнетения. Я — за исламский образ жизни. — Генерал задумчиво отхлебнул из бокала виски с содовой — продукт столь же запретный для мусульманина, как свинина. — Но чтобы остаться во главе этой борьбы, нельзя мириться с существованием конкурентов. Или позволить, чтобы кто-то обошел меня в этом поединке со злом. Вы понимаете?
— Не очень.
— Предположим, они уничтожат гнездо сионистов, оккупирующих палестинские территории.
— То-то вы будете рады.
— Конечно. Это будет великая победа над нашим общим врагом, но победа не моя, а этого выскочки. Сначала он и его приспешники возьмут Иерусалим, а потом... кто знает? Дамаск? Эр-Рияд? Каир? Кто остановит их?
— К чему ты клонишь, приятель?
— От имени борцов с сионизмом, независимых арабских и исламских государств, мечтающих восстановить нашу законную власть над Иерусалимом и борющихся за это во имя Аллаха и нашего будущего, я предлагаю любую цену за то, чтобы ни один из находящихся на борту «Джеймса К. Поука» героических борцов за дело арабского мира не сошел с корабля на берег — ни сейчас, ни когда-либо впоследствии.
— То есть я должен убить их?
— Любую цену! И я гарантирую вам поддержку своего и любого другого правительства. Вы, должно быть, знаете — мы не бедняки.
— Тогда для начала, генерал, вот что...
И Римо перечислил все пришедшие ему на память сокровища, украденные некогда из деревни Синанджу, пока он, ученик Мастера, выполнял очередное задание КЮРЕ.
— Даже для начала это многовато.
— От вас требуется только сказать, где это находится, а и уж сделаю остальное.
Обещание вкупе с заверениями в великой и неувядающей любви было дано немедленно. Возможно, американец и выполнит задуманное, но, безусловно, погибнет при этом и сам. И тогда генералу Мумасу не придется разыскивать весь этот умопомрачительный список.
Но янки, однако, не дурак — знает, какой гонорар потребовать...
Когда чертов американец уже находился на борту генеральского самолета, вылетевшего в район дислокации «Джеймса К. Поука», ныне переименованного в «Джихад», генерал связался с захваченным кораблем и попросил полковника Хайди к аппарату.
Теперь он разыграет другую карту, и тогда выяснится, кто действительно сможет возглавить этот поход.
— Дорогой полковник, — генерал постарался придать голосу некоторую задушевность, — мне показалось, что моей армии нужен новый командующий.
— Нет, — коротко ответил полковник.
— Что «нет»?
— Нет никакого повода начинать со мной этот разговор, генерал. Я солдат, а не охотник за званиями. Я — один из победивших в честном бою. И если мне суждено носить генеральское звание, я получу его только на поле боя, поле чести.
— Но и я говорю о чести — о чести получить звание фельдмаршала...
— Вы хотите, чтобы я предал своего командира, генерал. Но я не стану этого делать. Я встречусь лицом к лицу с любым врагом, а умру я или вернусь с победой — это будет зависеть лишь от моего мужества и военного опыта. Но — больше никаких заговоров. Больше не будет убитых детей, автомобилей, начиненных взрывчаткой. Я собираюсь сражаться и умереть как солдат, как мужчина, как арабский воин.
— Твои слова, о брат мой, проливают свет в мою душу. Твои честность и мужество будят во мне чувство стыда. Разреши же поздравить тебя с назначением первым заместителем командующего армией Идры!
Генерал подозвал к аппарату другого полковника и, когда тот подошел, зашептал в трубку:
— Этот Хайди определенно сошел с ума. Он замышляет убить всех вас, полковник. Приказываю вам немедленно арестовать его и принять у него командование. Вас я назначаю генералом. Действуйте, генерал.
— Я не нанесу своему собрату по оружию удар в спину, — последовал ответ. — И если я заслужу генеральское звание, то убивая врагов, а не братьев-арабов.
— Как верно! Как это верно, — с придыханием повторил генерал, после чего поинтересовался, есть ли поблизости другие полковники.
За двадцать минут он предложил пост главнокомандующего дюжине кандидатов, но все они отвергли его предложение. При этом говорили они не нормальным, обычным, языком, а какими-то странными фразами, изъясняясь весьма напыщенно и цветисто.
Последней попыткой генерала был разговор с полковником, из-за которого, собственно, все и началось. Бывшего полковника, а ныне генерала Эрисона очень заинтересовало известие о том, что скуластый американец с темными глазами вылетел на истребителе в сторону «Джеймса К. Поука», рассчитывая приземлиться прямо на палубе авианосца.
— Он замышлял убить вас — и я спросил себя, не мой ли долг защитить величайшую из наших побед, предупредив вас о его появлении? Но вы в безопасности, генерал: я дал ему самолет, лишенный оружия. А поскольку за штурвалом не русский, а идрийский пилот, он, возможно, даже не дотянет до авианосца.
— А что должен сделать в свою очередь я?
— О, ровно ничего, лишь отложить атаку на Иерусалим и встретиться с другими арабскими лидерами. Вы будете назначены командующим победоносной армии всего арабского мира. Вы можете стать его единоличным правителем!
На другом конце провода раздался громкий хохот:
— Ах, генерал, да вы, верно, не поняли. Я ведь уже получил то, чего добивался. Мне не нужен весь мир — мне нужна война — милая старомодная война, Мумас!
— О, конечно, конечно, борьба исцеляет душу. Но... ведь у всякой воины, генерал, должна быть цель...
— Война сама по себе и есть цель, приятель! — снова рассмеялся Эрисон, и в трубке раздались гудки.
Сев в самолет, Римо сразу понял, почему боевой потенциал идрийских ВВС, оснащенных самыми современными самолетами, какие можно купить за деньги, полностью игнорировался Мумасом, предпочитавшим похищать гражданские авиалайнеры, громить кошерные рестораны и взрывать дискотеки поблизости от американских военных баз.
На высоте двух тысяч футов пилот идриец, сидевший за штурвалом самого мощного русского истребителя, повернулся к Римо и спросил его, как дела. Спросил он это по-русски. Римо помнил еще кое-что из русского времен средневековья, усвоенного им при изучении свитков Синанджу, в которых рассказывалось о службе ассасинов русским царям.
— Кажется, все путем, — вспомнить странный язык было нелегко, но фраза все-таки получилась.
— Хотите взять управление на себя? — спросил пилот.
Он был одним из обладателей звания Героя Идры, в кителе, сплошь увешанном медалями за нанесение потерь врагу. В газетах сообщалось, что он успел сбить пятьдесят израильских, десять английских и двадцать американских боевых самолетов. В бытность свою на дипломатической службе он застрелил английского полицейского из окна идрийского посольства в Лондоне, а когда за это был выслан из Англии, то по прибытии на родину получил из рук президента награду за боевые действия против британских вооруженных сил.
— Да нет, спасибо, — ответил Римо. — У вас прекрасно все получается.
Глядя в бездонное голубое небо над головой, Римо ощущал себя его частью — птицей, облаком... Да, об этих новых истребителях говорили правду. Не машина — висящее за плечом оружие. Сам он оружия не любил, больше доверяя собственному телу, но для обычного двуногого такая машина могла сделать немало: он становился сильнее, быстрее, увертливее. Бам, трах — и ты уже в небе. Здорово!
— Вам понравился мой взлет? — спросил летчик.
— Замечательно.
— Может быть, разбег надо было увеличить?
— Может.
— Сопротивление было слишком большим. Я потому и спрашиваю.
— Я не знаю, — признался Римо.
— Вам, значит, разбег не показался коротким?
— Какой разбег?
— Разве вы не русский инструктор?
— Нет. Я пассажир.
— Что?! — возопил пилот. — А кто же будет сажать эту штуку?!
— А вы что, сами не можете?
— Могу. Я делал это уже несколько раз на тренажере, но рядом со мной всегда сидел русский офицер...
— Можете — значит, можете, — пожал плечами Римо.
— Но на авианосец!..
— И на него сможете.
— Для этого нужно специальное обучение!
— Я вас научу, — пообещал Римо.
— Как же вы меня научите, если не умеете сами?
— Я не говорил, что не умею. Я не умею только водить самолет.
— Но это же чепуха какая-то! — вскричал насмерть перепуганный идриец.
— Не волнуйтесь, — успокоил его Римо. — Все будет хорошо. Давайте, заходите на авианосец.
Для этого им пришлось пролететь над всем Шестым флотом. Уже несколько минут их «пасли» американские истребители, пролетая в угрожающей близости.
— Вы не думайте о них. Пусть они вам не мешают.
— Как же мне о них не думать, спрашивается?
— Я вас этому научу. И как сажать самолет — тоже.
— Но вы же сами сказали, что не умеете.
— Нет, — согласился Римо.
— Мне кажется, вы сумасшедший.
— Нет — просто еще живой и надеюсь таким же и оставаться. Итак, первое, на что вам нужно обратить внимание, — это небо.
— Оно все забито американскими самолетами. И эти пилоты считаются лучшими в мире... хотя нет, лучшие, пожалуй, израильские. Мы, наверное, прокляты, нам все время попадается сильный противник.
— Вы не следуете моим указаниям. Всмотритесь в небо. Думайте о нем, слушайте его, чувствуйте. Облака, воздух, влагу, простор... станьте частью всего этого.
— Мне кажется, у меня почти получилось...
— Теперь дышите. И думайте о своем дыхании. Думайте о вдохе, о выдохе, снова о вдохе...
— Думаю... о, мне кажется, я чувствую себя лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29