– Крупнейшие судоходные компании в одностороннем порядке подняли цены. Мы заявили протест в экономической комиссии ООН, но пока он будет рассмотрен и пока по нему вынесут решение, мы успеем пойти по миру. Наши экспортеры уже несут гигантские убытки.
– А наши судоходные компании?
Вольский отвел глаза.
– Как выяснилось, большинство из них через подставных лиц контролируют китайцы, – сообщил Шебаршин.
Я ошарашенно посмотрел на него, и он тоже спрятал взгляд.
– Его Величество, Император Всероссийский, – объявил распахнувший двери гвардеец. Мы встали.
– Садитесь, господа, – государь занял свое место во главе стола. – Князь Васильчиков извиняется за задержку, его просил о срочной встрече посол Поднебесной империи. Начнем без него. Вы уже ввели князя в курс дела?
– Вкратце, ваше величество, – ответил Шебаршин.
– Хорошо. На сегодня у нас два вопроса, господа. Поиск международного преступника Ди Гоюна и борьба с кризисными явлениями, вызванными резким ростом цен на зерновые культуры и морские перевозки. К сожалению, князь, оба эти явления взаимосвязаны, – повернулся он ко мне.
– Да, ваше величество, мне уже сообщили, – кивнул я.
– Хорошо. Какие у нас новости о Гоюне, генерал? – обратился император к председателю ИКГБ.
– Появились данные, что он скрывается где-то в джунглях Индонезии, – доложил Шебаршин. – Мы проверяем информацию.
– Ваше высокопревосходительство, вы когда-нибудь жили в джунглях? – задал я наводящий вопрос.
– О чем вы, князь? Нет, конечно.
– Я расскажу вам вкратце. Джунгли – это непрерывная жара и влажность. Вокруг туча кровососов, иногда смертельно опасных. Ядовитых тварей там больше, чем в России картошки, и уже через неделю жизни в джунглях вы обзаводитесь целым зоопарком самых разнообразных паразитов. Там очень хорошо умирать. А вот жить, наоборот, очень плохо.
– Но он сам себя туда загнал, – усмехнулся Нессельроде. – Похищение подданного Российской империи, да еще такого как вы...
– Да кто вам сказал, что Гоюн в джунглях? – перебил я его.
– У нас есть оперативная информация, – повторил Шебаршин.
– Которую, как я подозреваю, подкинул вам Гоюн. Он опытный игрок и знает, как пустить погоню по ложному следу. На то, чтобы укрыться, у него был фактически месяц – гигантский срок при его возможностях.
Государь испытующе посмотрел на Шебаршина, потом на меня.
– Князь, а почему вы уверены, что Гоюн стал укрываться месяц назад?
– Потому что примерно в это время он исчез из своего поместья.
Император снова перевел взгляд на Шебаршина.
– Гоюн исчез из вашего поля зрения три недели назад, не так ли, генерал?
Шебаршин молча кивнул.
– А не провести ли серьезную проверку ваших людей, Шебаршин? – не без тени ехидства заметил Нессельроде.
– А заодно и ваших, – огрызнулся председатель ИКГБ.
– Не ссорьтесь, господа, – прервал их государь. – Значит, вы полагаете, князь, что Индонезия – ложный след. Где же нам искать Гоюна?
– Где угодно, – усмехнулся я. – Хоть на афгано-пакистанской границе.
Присутствующие за столом от неожиданности крякнули и переглянулись.
– Однако, князь, – государь разгладил усы, – такое место укрытия для Гоюна кажется мне наименее вероятным.
– Это правда, князь, – добавил Нессельроде. – Афганистан независимое государство только формально. Он целиком следует в русле нашей политики. Там размещено несколько наших баз. Пакистан – после развала США и НАТО – формально нейтральное государство. Но он давно уже действует только с оглядкой на Петербург. Позволить себе укрывать врага Российской империи в Исламабаде вряд ли решатся. Вы бы еще сказали, что он укрывается в Туркестане или Астрахани.
– Там есть много мелких исламистских групп, не симпатизирующих России, – заметил я. – А местность очень способствует тому, чтобы укрыть хоть пару полков, не говоря уж об одном пророке.
– Нами не зарегистрированы контакты Гоюна или его людей с исламистами, – неодобрительно покосился на меня Шебаршин.
– Тем более вероятно, что он прячется именно у них, – ответил я. – Поймите, оценивать поступки Гоюна, опираясь на обычную логику, невозможно. У него другая логика.
– Какая, позвольте спросить? – нахмурился государь.
– Делать то, что считают нелогичным его враги. Поверьте, это очень сильная стратегия. Так что если хотите сузить область поиска, выберите места, где наиболее вероятно появление Гоюна, и исключите их. Гоюн там не появится.
– Но, однако, если действовать просто вопреки логике, здравому смыслу, так сказать, это ничем хорошим не кончится, – проворчал Нессельроде.
– А кто сказал, что он действует вопреки здравому смыслу? – усмехнулся я. – Уверяю, во всех его поступках очень много здравого смысла и логики. Просто они лежат всегда в иной плоскости. Он не играет по правилам противника, не сражается на выбранном им поле. В этом его сила. Если у вас сильная армия, он не пойдет против вас на открытый бой, он будет разлагать ее изнутри. Если ваша армия сильна духом, он расколет общество и противопоставит обывателей и буржуа вооруженным силам. В этом его стратегия. Так что не пытайтесь найти его уязвимые места. Он не даст вам туда ударить, потому что знает их лучше вас. Ищите свои слабые места и готовьтесь встретить там врага. Именно туда он ударит.
– Однако не демонизируете ли вы Гоюна? – заметил Шебаршин.
– Я демонизирую?! – я изобразил усмешку на лице. – Господь с вами, генерал. Посмотрите на нас. Государь мощнейшей в мире державы, два его силовых министра, ведущий промышленник и знатнейший вельможа империи собрались на совещание о том, что делать с сыном бедного китайского лавочника! Притом этот несчастный Гоюн не премьер-министр Поднебесной, не командующий армией. Он всего лишь глава религиозной секты. Но он уже сумел похитить меня, удержать в плену больше трех месяцев и уйти безнаказанным. Это ли не признание его силы?
Собравшиеся снова переглянулись. Император нервно постучал пальцами по крышке стола.
– Вы действительно убеждены, что Гоюн скрывается на афгано-пакистанской границе? – спросил он меня.
– Вовсе нет, – пожал я плечами. – Я назвал это место навскидку. Он может быть где угодно.
Государь недовольно хмыкнул и повернулся к Нессельроде:
– Проверьте эту версию. Дайте поручение вашей резидентуре в Кабуле, отрядите авиа– и вертолетные патрули.
– Будет исполнено, ваше величество, – ответил генерал.
– У вас есть еще какие-либо идеи? – обратился ко мне государь.
– Есть, ваше величество. Но для начала я бы предложил оставить поиски.
Из уст собравшихся вырвался вздох удивления.
– Мы не можем себе этого позволить, – произнес государь. – Как великая держава, мы не можем позволить кому-либо покушаться на наших граждан и оставаться безнаказанными. На этих принципах наша держава стоит уже более восьмидесяти лет. Благодаря им мы стали ведущей страной мира. В этом наша сила.
– И эту нашу силу как слабость использует Гоюн, – улыбнулся я.
– Поясните, князь, – кажется, государь начинал сердиться.
– Все просто, ваше величество. Это не сила, это принцип, который мы возвели в закон: Российская империя всегда и везде защищает интересы своих граждан и карает покусившихся на них. Одно время это давало нам сильные позиции, но теперь ослабляет. Подлинная сила в свободе действий. А у нас нет маневра, нет свободы. Мы не можем не действовать так-то и так-то, а следовательно слабы. Гоюн этим и пользуется.
– Но что будет плохого в том, что мы будем преследовать преступника? – спросил государь.
– Вопрос в том, где и как мы его будем преследовать, – ответил я.
– Где угодно, – заявил государь.
– Любыми средствами, – добавил Шебаршин.
– Не считаясь с государственными границами, – объявил Нессельроде.
– Так было всегда, со времени свержения большевиков, – заключил Вольский.
– Но сейчас не тысяча девятьсот двадцать пятый год, – возразил я.
– Что вы имеете в виду? – пристально посмотрел на меня император.
– Извольте. Когда Корнилов объявил об отсутствии срока давности по преступлениям, совершенным большевиками, весь мир отнесся к этому с пониманием. Опубликованные в прессе материалы открытого судебного процесса о большевистских зверствах убедили мир в том, что большевики повинны в преступлениях против человечности. Да и что говорить, большевистская революция сильно напугала власть предержащих во всех уголках мира. Тогда мы пользовались широчайшей международной поддержкой, разыскивая большевистских преступников. И когда ваш царственный дед, ваше величество, провозгласил в качестве приоритетов государственной политики сбережение народа и законность, это вызвало широкое одобрение во всем мире. Наша страна впервые провозгласила, что высшей ценностью для нее является жизнь ее граждан. Она впервые признала, что закон выше воли отдельных людей. Для России это стало допуском в клуб цивилизованных держав. Прошло время, и народы третьего мира увидели в ней ту силу, которая поможет им избавиться от колониального гнета. Тогда мы тоже пользовались поддержкой мирового сообщества и на уровне властей, и среди обывателей. Наконец, настал период холодной войны с США, и законность наравне с соблюдением прав личности стала нашим идеологическим оружием. Мы верили в свои идеалы – и победили. Но наша святая приверженность своим принципам была видна не только нам. Это видели и другие народы, и именно поэтому даже после кризисов в Нигерии и Пакистане действия российской армии не были осуждены на мировом уровне, хотя формально являлись нарушением суверенитета независимых государств.
– И что же изменилось сейчас? – нетерпеливо спросил император. – Сейчас мы действуем исходя из тех же принципов, только возможностей у нас прибавилось. В политике двойных стандартов нас обвинить по-прежнему нельзя. Что не так?
– Тогда мы были одной из ведущих мировых держав, теперь мы единственная мировая держава, – ответил я.
– И что с того? – фыркнул Вольский. – Если остальные сошли с дистанции, мы, естественно, стали единственными лидерами. Вы же не будете отрицать, князь, что мировое доминирование России принесло планете стабильность и прогресс.
– Не буду. Но, надеюсь, и вы не будете отрицать, что надсмотрщик, как бы он ни стремился к идеалу, раздражает любого нормального человека. Я уж не говорю про целые нации.
– Но наш порядок справедлив, – возразил Нессельроде.
– С нашей точки зрения. А вот французы жалуются, что наша киноиндустрия губит их кинематограф. В парижских кинотеатрах идут сплошь русские фильмы, французских днем с огнем не найти. Когда же французское правительство вознамерилось ввести квоты на показ и субсидировать своих кинематографистов, Евразийский союз пригрозил санкциями за недобросовестную конкуренцию.
– Но ведь это справедливо, – пожал плечами Вольский.
– Представьте, что у вас нет возможности смотреть отечественные фильмы, – ответил я.
– Законы рынка есть законы рынка, – не унимался Вольский.
– А национальное самосознание есть национальное самосознание. Пусть французы проиграли экономическую войну, но им обидно, что гибнет их собственная культура. Японцев унижает мысль о том, что основу их экономики составляют русские сборочные предприятия. А каково голландцам, у которых шестьдесят процентов продаваемого в стране сыра импортируется из России? Они просто не хотят с этим мириться. Доминирование России может быть сколько угодно экономически обосновано и исторически обусловлено, но проигравшим от этого не легче. Их сердца протестуют. Это естественная психология любого бедняка, который видит богача-соседа. Бедняк не желает видеть объективную реальность, его воображение всегда рисует иную картину мира, а в конфликте разума и воображения обычно побеждает воображение. Посмотрите, как популярна на Западе, и особенно в Америке, альтернативная история и альтернативная фантастика. Побежденные стремятся победить хотя бы в мечтах, но лишь единицы признают, что причиной их поражения являются их собственные ошибки. Большинство склонны искать козла отпущения, а кто может лучше подойти на эту роль, как не успешный сосед? И если раньше в операциях наших вооруженных сил они видели восстановление справедливости, то теперь увидят агрессию империализма.
В кабинете воцарилась тишина.
– Вы хотите сказать, князь, что если мы начнем сейчас преследование Гоюна теми средствами, которыми действовали до сих пор, то вызовем остро негативную реакцию во всем мире? – спросил государь после непродолжительной паузы.
– Да пусть хоть все разом завопят, – криво усмехнулся Нессельроде. – Нам-то что? Мы сильнее их всех вместе взятых, не так ли, Аркадий Иванович?
– Так-то оно так, – недовольно хмыкнул Вольский. – Но вот только торговой войны нам сейчас не хватало. Вы забыли, что у нас зерновой кризис и проблемы с перевозкой экспортируемых товаров по морю?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44