Одновременно поручик завладел наганом милиционера. Ощутив на губах дуло собственного оружия, пленник благоразумно понял, что его призывают к полному молчанию.
В таком положении они пробыли несколько томительных минут. Когда погас свет, Петр чуть сильнее прижал ствол револьвера и сказал отчетливо:
– Лежи неподвижно, считай до трехсот. Услышу, как зашуршит солома, застрелю. С такого расстояния я и в темноте не промахнусь.
Вскочив на ноги, поручик уверенно проскользнул к двери. Захлопнув ее, он не стал тратить время на поиски засова, а просто повернул ключ, оставленный Куценко в замке. В последний момент Петр решил прихватить всю связку. Сомнительно, что в полной темноте ему удастся справиться с незнакомыми запорами, зато увесистые железяки на большом проволочном кольце смогут неплохо послужить в ближнем бою. В барабане нагана всего семь патронов, так что это импровизированное оружие тоже может пригодиться. Чтобы ключи не звякали, он их быстро связал носовым платком.
До лестницы, упомянутой в записке, Шувалов добрался без приключений. Здесь по расчетам Петра начиналась самая опасная часть путешествия, поскольку засада могла быть устроена уже во дворе. Не исключено, что едва поручик откроет дверь, загремят выстрелы. Однако что-то подсказывало, что кульминацией этого спектакля должно стать именно его появление на улице. Даже пролетка в действительности могла поджидать («Глухой ночью у городского управления милиции?!»), да только не затем, чтобы отвезти в безопасное место, а скорее наоборот. Вполне вероятно, что после поездки в ней беглецу суждено бесследно исчезнуть – скажем, уйти на дно с камнем на шее, добавив попутно хлопот начальнику контрразведки. Тому бы заниматься без устали расследованием взрыва, а тут придется переключать внимание на поиски пропавшего коллеги.
И все же Петр решил поберечься. Он залег па ступенях лестницы, сильным толчком распахнул дверь, а сам, едва приподняв голову над порогом, обратился в слух. Нарушенная скрипом дверных петель, во дворе опять установилась ночная тишина. Даже цикад не было слышно, не говоря о выстрелах, выкриках команд, топоте бегущих людей, обутых в тяжелые сапоги. Шувалов отсчитал шестьдесят ударов сердца, пригнулся, выскочил во двор и сразу кинулся вправо. Привалившись к стене, наставил револьвер в сторону водосточной трубы, темневшей при свете звезд на углу здания. По-прежнему не замечая ничего враждебного, осторожно двинулся в том направлении.
План его был прост: достичь ворот, отвлечь внимание противника, перебросив через стену связку ключей; выскочить следом в калитку и, отстреливаясь, бежать, но не прочь от здания милиции, а наоборот, ко входу в него. Используя внезапность, ворваться в управление, забаррикадироваться в комнате дежурного, связаться оттуда по телефону с Жоховым, продержаться до его приезда. Начальник контрразведки, вникнув в ситуацию, обязательно сумеет перевести поручика в военную тюрьму. Конечно, риск был огромным. Тем не менее иного выбора не было. Без фонаря ему не отыскать внутренний проход в здание. Да и прорываться мимо караульного помещения, где полно милиционеров, значит стрелять в неповинных людей, обрекать на гибель либо их, либо себя. Отсидеться во дворе – из области утопии, здесь нет ни одного укромного местечка. Стоит снова загореться фонарям, как он окажется в еще худшей ловушке. Нет, только вперед, на прорыв!
До водосточной трубы, прикрывавшей угол дома, оставался один шаг, когда Петр услышал над головой приглушенный голос Ионы Калиновича:
– Господин офицер, постойте! Выслушайте меня,
Инстинктивно Шувалов вскинул револьвер и сразу же опустил. Во-первых, он ни за что не выстрелил бы в старика, который в обход воли начальства обошелся с ним по-человечески. Во-вторых, и стрелять было некуда. На фоне белевшей в темноте стены здания никого не было видно. «Он говорит через решетку из окна кабинета на первом этаже, поэтому не может высунуть голову», – сразу догадался поручик.
– Что вы хотите мне сказать? – шепотом спросил Петр, заглядывая за угол дома. Вдруг вахмистр попросту отвлекает внимание? Нет, никого.
– Ваше благородие. Христом заклинаю, не ходите за ворота. Худо будет! Я случайно видел, как один прохиндей с нашими милиционерами шушукался. После этого Уткин с Куценко весь вечер перемигивались да намекали, мол, скоро разбогатеем, а дел всего – полночи не поспать. Насчет Уткина давно слухи ходят, что он за деньги готов человека жизни лишить, поскольку с фронта вернулся не в себе. Я сразу заметил – взор у него пустой, как у настоящего нелюдя. Уж если кто его подрядил, значит, дело кровью пахнет.
– Благодарю за предупреждение, господин вахмистр, – растроганно сказал Шувалов. – Только нет у меня иного пути. Но я тоже фронт прошел, так что еще посмотрим, кто кого… У меня просьба к вам. Если что со мной случится…
– Есть другой путь, голубчик, Петр Андреевич! – радостно перебил вахмистр. – Через двор видите напротив вас бывшую конюшню? Там теперь автомобили держат. Слева от нее в стене есть дверка железная. Я ее вечерком отомкнул. – Господь надоумил, что может пригодиться. Бегите через нее – как раз попадете на соседнюю улицу. Потом я замочек закрою, и никто не догадается, куда вы делись.
– Еще раз спасибо, Иона Калинович! – ответил Петр, старательно гася волну радости, охватившей его при этом известии. Сердцем он полностью доверял старому милиционеру, однако аналитический ум заставлял просчитывать разные варианты развития событий. В том числе и такой – достигнув того места, беглец окажется на виду из окон управления милиции. На светлом фоне стены его силуэт станет настолько заметен, что любой посредственный стрелок сможет по пасть в Шувалова с первого выстрела. В итоге даже для Жохова картина будет очевидна: побег офицера, завладевшего ключами и оружием охранника, остановлен в самый последний момент. И вряд ли объявится свидетель, который сообщит, что, вместо предусмотренных инструкцией «Стой! Буду стрелять!» и выстрелов в воздух, сразу начался огонь на поражение. Что бы там ни было, нужно рисковать. Поручик последний раз прикинул, как лучше бежать до намеченной цели; на прощание прошептал, обращаясь к нежданному спасителю:
– Я все же попрошу вас, Иона Калинович, выполнить одну мою просьбу. Свяжитесь по телефону с начальником контрразведки капитан-лейтенантом Жоховым. Договоритесь о встрече, но обязательно с глазу на глаз где-нибудь вне штаба. Расскажите обо всем, а главное передайте, что в отделе обнаружилась прореха. Именно так и скажите! Буду жив, обязательно сам раскрою подробности, а пока на вас вся надежда… Еще одно, я у Куценко взял наган и ключи. Связку оставлю сразу за калиткой, там подберете, а револьвер верну попозже, при случае. Ну, прощайте!
– С богом! – откликнулся старик. – Не сомневайтесь, Петр Андреевич. Все ваши наказы выполню в точности.
Оттолкнувшись от стены, Шувалов побежал через двор, но не прямо к дверце, а к темневшему впереди большому проему ворот гаража. Невелика хитрость, а все же наверняка должна затруднить прицеливание возможным стрелкам. Достигнув ворот, поручик развернулся, припал на колено, приготовился ответить выстрелом на выстрел. Но в двухэтажном здании по-прежнему сохранялось безмолвие. Ни в одном из его окон не угадывалось ни малейших признаков движения. Тогда Петр рывком переместился к спасительному выходу, с силой толкнул тяжелую дверь и немедленно отпрянул назад, под защиту каменной стены. Снова его встретила тишина. Даже дверь не заскрипела – очевидно, Иона Калинович предусмотрительно смазал ее. Это также свидетельствовало в пользу вахмистра. Хотел бы навести на засаду, не стал бы так делать, поскольку нет лучшего сигнала к нападению, чем скрип двери.
Тем не менее поручик оставался настороже и, шагая в проем, был готов отразить внезапное нападение. Однако все обошлось. Выполняя обещание, он оставил возле порога ключи, прикрыл дверь, не мешкая, двинулся через обнаруженный между домами проход, который вывел его на незнакомую улицу.
Примерно через час он оказался на окраине. Кончилась мощеная мостовая, сплошняком пошли палисады, отгороженные плетнями; в одном из дворов забрехала собака, почуявшая чужака. Когда дорога привела его на вершину очередного холма, поверх крыш невысоких хаток Карантинной слободы поручик наконец заметил то, что давно мечтал увидеть. На фоне светлеющей части ночного неба четко выделялся силуэт храма в память крещения князя Владимира.
Сюда, на Херсонес, стремился попасть Петр до наступления дня. Никому в голову не придет искать его среди остатков древнего поселения. Оставалось только, не привлекая лишнего внимания, найти профессора Щетинина. Когда Аглая представила поручика отцу, тот отнесся к новому знакомому более чем прохладно. Очевидно, решив, что офицера скорее интересуют женские прелести дочери, чем черты жизни античного общества, Никита Семенович без всякой охоты согласился показать раскопки. В надежде поскорее избавиться от докучливых посетителей, он повел рассказ в лучших традициях древней Лаконии. Однако после первых же вопросов Шувалова, обнаруживших в нем знатока истории, археолог сменил гнев на милость.
После нескольких часов общения они стали испытывать достаточно сильную взаимную симпатию. Никита Семенович не только показал самым подробным образом всю коллекцию музея, но даже завел Петра в свою святая святых – комнату, где проводились разбор и чистка находок.
Пробираясь сейчас к Херсонесу, Шувалов рассчитывал не только обрести надежное убежище. Он всерьез надеялся, что профессор поможет ему в установлении связи с Жоховым.
Забирая в сторону от проезжей дороги, офицер надеялся выйти к балке, где археологи вели раскопки древнего некрополя. Там он планировал встретить рассвет и, дождавшись удобного случая, переговорить со Щетининым без свидетелей.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
– То, что вы мне здесь рассказали, напоминает какой-то авантюрный роман, – сказал Жохов. – Несчастный узник – жертва неведомых злодеев, записка в хлебе, неожиданный побег. Пока не хватает лишь счастливого конца: спасенная вами прекрасная графиня раскрывает объятия, а рядом сундук с золотом, доставшийся герою по наследству от поверженного врага. Советую не терять времени и взяться за перо. Издатели будут на коленях умолять принять от них тысячные гонорары.
Шувалов не обиделся на явную иронию. Он давно обратил внимание – чем серьезнее становилась обстановка, тем насмешливее делался капитан-лейтенант. Сейчас Алексей Васильевич скрывал за шуткой напряженную работу мысли. За короткое время требовалось не только обдумать доклад поручика, но и найти единственно верный выход из сложившейся ситуации. Они сидели в комнатке, где Петр не так давно приводил в порядок черепки греческой вазы. Чтобы эта встреча с глазу на глаз все-таки состоялась, ему пришлось изрядно помучиться.
После кражи золотых вещей, найденных археологами, при херсонесском музее бессменно находился сторож. Чтобы не выдать своего присутствия, беглец, страдая от голода и жажды, провел на месте раскопок некрополя остаток ночи, а также все утро. Когда стало припекать солнце, ему пришлось забраться в нишу, выложенную плитами черного мрамора – бывшее место захоронения богатого жителя Херсонеса. Там Шувалову удалось подремать до тех пор, пока он не услышал голос профессора, водившего по раскопкам экскурсию.
Щетинин настолько обрадовался, увидев молодого человека, что совсем не обратил внимания на подозрительное состояние мундира своего гостя. Поручику не пришлось долго объяснять профессору, что от него требуется. Через час сторож был услан в город со строжайшим наказом – передать запечатанный конверт исключительно в руки капитан-лейтенанта Жохова. Для надежности Никита Семенович, действуя по указанию поручика, обрисовал гонцу внешность адресата. В довершение, из раскопа Шувалов вышел, переодетый в старые брюки и холщовую рубаху, оставленные в кладовой одним из бывших ассистентов профессора. Укрывшись в музее, офицер наконец-то смог вдоволь напиться воды и подкрепиться немудреной снедью, найденной у сторожа.
Начальник контрразведки появился около шести часов вечера. Отчасти задержка объяснялась тем, что посланец Щетинина долго не мог застать капитан-лейтенанта на месте. Сторожу пришлось несколько раз наведываться в штаб флота, пока не посчастливилось прямо в дверях столкнуться с Жоховым, на минуту заехавшим в отдел. Чтобы не терять времени даром, поручик взял у профессора несколько листов бумаги и со всеми подробностями описал случившееся с ним. начиная с момента посещения Морского собрания. Естественно, в рапорте не нашлось места ни слову о ночи, проведенной наедине с Аглаей.
Отдельный документ поручик посвятил тщательному разбору так называемых улик, на основании которых строилось обвинение в убийстве Мирбаха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
В таком положении они пробыли несколько томительных минут. Когда погас свет, Петр чуть сильнее прижал ствол револьвера и сказал отчетливо:
– Лежи неподвижно, считай до трехсот. Услышу, как зашуршит солома, застрелю. С такого расстояния я и в темноте не промахнусь.
Вскочив на ноги, поручик уверенно проскользнул к двери. Захлопнув ее, он не стал тратить время на поиски засова, а просто повернул ключ, оставленный Куценко в замке. В последний момент Петр решил прихватить всю связку. Сомнительно, что в полной темноте ему удастся справиться с незнакомыми запорами, зато увесистые железяки на большом проволочном кольце смогут неплохо послужить в ближнем бою. В барабане нагана всего семь патронов, так что это импровизированное оружие тоже может пригодиться. Чтобы ключи не звякали, он их быстро связал носовым платком.
До лестницы, упомянутой в записке, Шувалов добрался без приключений. Здесь по расчетам Петра начиналась самая опасная часть путешествия, поскольку засада могла быть устроена уже во дворе. Не исключено, что едва поручик откроет дверь, загремят выстрелы. Однако что-то подсказывало, что кульминацией этого спектакля должно стать именно его появление на улице. Даже пролетка в действительности могла поджидать («Глухой ночью у городского управления милиции?!»), да только не затем, чтобы отвезти в безопасное место, а скорее наоборот. Вполне вероятно, что после поездки в ней беглецу суждено бесследно исчезнуть – скажем, уйти на дно с камнем на шее, добавив попутно хлопот начальнику контрразведки. Тому бы заниматься без устали расследованием взрыва, а тут придется переключать внимание на поиски пропавшего коллеги.
И все же Петр решил поберечься. Он залег па ступенях лестницы, сильным толчком распахнул дверь, а сам, едва приподняв голову над порогом, обратился в слух. Нарушенная скрипом дверных петель, во дворе опять установилась ночная тишина. Даже цикад не было слышно, не говоря о выстрелах, выкриках команд, топоте бегущих людей, обутых в тяжелые сапоги. Шувалов отсчитал шестьдесят ударов сердца, пригнулся, выскочил во двор и сразу кинулся вправо. Привалившись к стене, наставил револьвер в сторону водосточной трубы, темневшей при свете звезд на углу здания. По-прежнему не замечая ничего враждебного, осторожно двинулся в том направлении.
План его был прост: достичь ворот, отвлечь внимание противника, перебросив через стену связку ключей; выскочить следом в калитку и, отстреливаясь, бежать, но не прочь от здания милиции, а наоборот, ко входу в него. Используя внезапность, ворваться в управление, забаррикадироваться в комнате дежурного, связаться оттуда по телефону с Жоховым, продержаться до его приезда. Начальник контрразведки, вникнув в ситуацию, обязательно сумеет перевести поручика в военную тюрьму. Конечно, риск был огромным. Тем не менее иного выбора не было. Без фонаря ему не отыскать внутренний проход в здание. Да и прорываться мимо караульного помещения, где полно милиционеров, значит стрелять в неповинных людей, обрекать на гибель либо их, либо себя. Отсидеться во дворе – из области утопии, здесь нет ни одного укромного местечка. Стоит снова загореться фонарям, как он окажется в еще худшей ловушке. Нет, только вперед, на прорыв!
До водосточной трубы, прикрывавшей угол дома, оставался один шаг, когда Петр услышал над головой приглушенный голос Ионы Калиновича:
– Господин офицер, постойте! Выслушайте меня,
Инстинктивно Шувалов вскинул револьвер и сразу же опустил. Во-первых, он ни за что не выстрелил бы в старика, который в обход воли начальства обошелся с ним по-человечески. Во-вторых, и стрелять было некуда. На фоне белевшей в темноте стены здания никого не было видно. «Он говорит через решетку из окна кабинета на первом этаже, поэтому не может высунуть голову», – сразу догадался поручик.
– Что вы хотите мне сказать? – шепотом спросил Петр, заглядывая за угол дома. Вдруг вахмистр попросту отвлекает внимание? Нет, никого.
– Ваше благородие. Христом заклинаю, не ходите за ворота. Худо будет! Я случайно видел, как один прохиндей с нашими милиционерами шушукался. После этого Уткин с Куценко весь вечер перемигивались да намекали, мол, скоро разбогатеем, а дел всего – полночи не поспать. Насчет Уткина давно слухи ходят, что он за деньги готов человека жизни лишить, поскольку с фронта вернулся не в себе. Я сразу заметил – взор у него пустой, как у настоящего нелюдя. Уж если кто его подрядил, значит, дело кровью пахнет.
– Благодарю за предупреждение, господин вахмистр, – растроганно сказал Шувалов. – Только нет у меня иного пути. Но я тоже фронт прошел, так что еще посмотрим, кто кого… У меня просьба к вам. Если что со мной случится…
– Есть другой путь, голубчик, Петр Андреевич! – радостно перебил вахмистр. – Через двор видите напротив вас бывшую конюшню? Там теперь автомобили держат. Слева от нее в стене есть дверка железная. Я ее вечерком отомкнул. – Господь надоумил, что может пригодиться. Бегите через нее – как раз попадете на соседнюю улицу. Потом я замочек закрою, и никто не догадается, куда вы делись.
– Еще раз спасибо, Иона Калинович! – ответил Петр, старательно гася волну радости, охватившей его при этом известии. Сердцем он полностью доверял старому милиционеру, однако аналитический ум заставлял просчитывать разные варианты развития событий. В том числе и такой – достигнув того места, беглец окажется на виду из окон управления милиции. На светлом фоне стены его силуэт станет настолько заметен, что любой посредственный стрелок сможет по пасть в Шувалова с первого выстрела. В итоге даже для Жохова картина будет очевидна: побег офицера, завладевшего ключами и оружием охранника, остановлен в самый последний момент. И вряд ли объявится свидетель, который сообщит, что, вместо предусмотренных инструкцией «Стой! Буду стрелять!» и выстрелов в воздух, сразу начался огонь на поражение. Что бы там ни было, нужно рисковать. Поручик последний раз прикинул, как лучше бежать до намеченной цели; на прощание прошептал, обращаясь к нежданному спасителю:
– Я все же попрошу вас, Иона Калинович, выполнить одну мою просьбу. Свяжитесь по телефону с начальником контрразведки капитан-лейтенантом Жоховым. Договоритесь о встрече, но обязательно с глазу на глаз где-нибудь вне штаба. Расскажите обо всем, а главное передайте, что в отделе обнаружилась прореха. Именно так и скажите! Буду жив, обязательно сам раскрою подробности, а пока на вас вся надежда… Еще одно, я у Куценко взял наган и ключи. Связку оставлю сразу за калиткой, там подберете, а револьвер верну попозже, при случае. Ну, прощайте!
– С богом! – откликнулся старик. – Не сомневайтесь, Петр Андреевич. Все ваши наказы выполню в точности.
Оттолкнувшись от стены, Шувалов побежал через двор, но не прямо к дверце, а к темневшему впереди большому проему ворот гаража. Невелика хитрость, а все же наверняка должна затруднить прицеливание возможным стрелкам. Достигнув ворот, поручик развернулся, припал на колено, приготовился ответить выстрелом на выстрел. Но в двухэтажном здании по-прежнему сохранялось безмолвие. Ни в одном из его окон не угадывалось ни малейших признаков движения. Тогда Петр рывком переместился к спасительному выходу, с силой толкнул тяжелую дверь и немедленно отпрянул назад, под защиту каменной стены. Снова его встретила тишина. Даже дверь не заскрипела – очевидно, Иона Калинович предусмотрительно смазал ее. Это также свидетельствовало в пользу вахмистра. Хотел бы навести на засаду, не стал бы так делать, поскольку нет лучшего сигнала к нападению, чем скрип двери.
Тем не менее поручик оставался настороже и, шагая в проем, был готов отразить внезапное нападение. Однако все обошлось. Выполняя обещание, он оставил возле порога ключи, прикрыл дверь, не мешкая, двинулся через обнаруженный между домами проход, который вывел его на незнакомую улицу.
Примерно через час он оказался на окраине. Кончилась мощеная мостовая, сплошняком пошли палисады, отгороженные плетнями; в одном из дворов забрехала собака, почуявшая чужака. Когда дорога привела его на вершину очередного холма, поверх крыш невысоких хаток Карантинной слободы поручик наконец заметил то, что давно мечтал увидеть. На фоне светлеющей части ночного неба четко выделялся силуэт храма в память крещения князя Владимира.
Сюда, на Херсонес, стремился попасть Петр до наступления дня. Никому в голову не придет искать его среди остатков древнего поселения. Оставалось только, не привлекая лишнего внимания, найти профессора Щетинина. Когда Аглая представила поручика отцу, тот отнесся к новому знакомому более чем прохладно. Очевидно, решив, что офицера скорее интересуют женские прелести дочери, чем черты жизни античного общества, Никита Семенович без всякой охоты согласился показать раскопки. В надежде поскорее избавиться от докучливых посетителей, он повел рассказ в лучших традициях древней Лаконии. Однако после первых же вопросов Шувалова, обнаруживших в нем знатока истории, археолог сменил гнев на милость.
После нескольких часов общения они стали испытывать достаточно сильную взаимную симпатию. Никита Семенович не только показал самым подробным образом всю коллекцию музея, но даже завел Петра в свою святая святых – комнату, где проводились разбор и чистка находок.
Пробираясь сейчас к Херсонесу, Шувалов рассчитывал не только обрести надежное убежище. Он всерьез надеялся, что профессор поможет ему в установлении связи с Жоховым.
Забирая в сторону от проезжей дороги, офицер надеялся выйти к балке, где археологи вели раскопки древнего некрополя. Там он планировал встретить рассвет и, дождавшись удобного случая, переговорить со Щетининым без свидетелей.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
– То, что вы мне здесь рассказали, напоминает какой-то авантюрный роман, – сказал Жохов. – Несчастный узник – жертва неведомых злодеев, записка в хлебе, неожиданный побег. Пока не хватает лишь счастливого конца: спасенная вами прекрасная графиня раскрывает объятия, а рядом сундук с золотом, доставшийся герою по наследству от поверженного врага. Советую не терять времени и взяться за перо. Издатели будут на коленях умолять принять от них тысячные гонорары.
Шувалов не обиделся на явную иронию. Он давно обратил внимание – чем серьезнее становилась обстановка, тем насмешливее делался капитан-лейтенант. Сейчас Алексей Васильевич скрывал за шуткой напряженную работу мысли. За короткое время требовалось не только обдумать доклад поручика, но и найти единственно верный выход из сложившейся ситуации. Они сидели в комнатке, где Петр не так давно приводил в порядок черепки греческой вазы. Чтобы эта встреча с глазу на глаз все-таки состоялась, ему пришлось изрядно помучиться.
После кражи золотых вещей, найденных археологами, при херсонесском музее бессменно находился сторож. Чтобы не выдать своего присутствия, беглец, страдая от голода и жажды, провел на месте раскопок некрополя остаток ночи, а также все утро. Когда стало припекать солнце, ему пришлось забраться в нишу, выложенную плитами черного мрамора – бывшее место захоронения богатого жителя Херсонеса. Там Шувалову удалось подремать до тех пор, пока он не услышал голос профессора, водившего по раскопкам экскурсию.
Щетинин настолько обрадовался, увидев молодого человека, что совсем не обратил внимания на подозрительное состояние мундира своего гостя. Поручику не пришлось долго объяснять профессору, что от него требуется. Через час сторож был услан в город со строжайшим наказом – передать запечатанный конверт исключительно в руки капитан-лейтенанта Жохова. Для надежности Никита Семенович, действуя по указанию поручика, обрисовал гонцу внешность адресата. В довершение, из раскопа Шувалов вышел, переодетый в старые брюки и холщовую рубаху, оставленные в кладовой одним из бывших ассистентов профессора. Укрывшись в музее, офицер наконец-то смог вдоволь напиться воды и подкрепиться немудреной снедью, найденной у сторожа.
Начальник контрразведки появился около шести часов вечера. Отчасти задержка объяснялась тем, что посланец Щетинина долго не мог застать капитан-лейтенанта на месте. Сторожу пришлось несколько раз наведываться в штаб флота, пока не посчастливилось прямо в дверях столкнуться с Жоховым, на минуту заехавшим в отдел. Чтобы не терять времени даром, поручик взял у профессора несколько листов бумаги и со всеми подробностями описал случившееся с ним. начиная с момента посещения Морского собрания. Естественно, в рапорте не нашлось места ни слову о ночи, проведенной наедине с Аглаей.
Отдельный документ поручик посвятил тщательному разбору так называемых улик, на основании которых строилось обвинение в убийстве Мирбаха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39