– С лейтенантом Мирбахом мы расстались около полуночи на Екатерининской улице. Более его я не видел, даю слово офицера, – спокойно пояснил Петр. – И какое, собственно говоря, отношение к убийству имеет мое ночное препровождение времени?
– Самое непосредственное! – тут же откликнулся следователь с нескрываемым торжеством. – Сегодня утром в городское управление милиции было доставлено письмо. В нем сообщалось, что вчера ночью вы с лейтенантом Мирбахом в изрядном подпитии отправились на извозчике к старым французским укреплениям возле Камышовой бухты. Там между вами произошла громкая ссора, и даже драка. Услышав затем выстрелы, извозчик перепугался и погнал обратно в город.
– Могу я увидеть этого выдумщика? – быстро спросил Шувалов.
Рогачев поспешил прикрыть смущение нарочитой строгостью:
– Напоминаю вам, поручик, здесь только я обладаю правом задавать вопросы. В свое время будет устроена очная ставка, но мой совет – во всем сознаться сейчас. Хотя свидетель не подписал письмо из-за опасения за свою жизнь, его непременно разыщут. Не успеете истомиться ожиданием, как я устрою вам очную ставку.
– Итак, послание анонимное и автора навета милиции до сих пор разыскать не удалось, – констатировал Петр, продолжая дразнить противника. – Интересно, остальные улики с таким же душком?
Следователь хотел ответить резкостью, однако сдержался и продолжил выкладывать козыри:
– Дежурный офицер связался с линкором «Воля». Оттуда сообщили, что лейтенант Мирбах на службу не явился. Тогда для проверки указанного в письме места отправили двух милиционеров. Недалеко от дороги они нашли тело барона со следами насильственной смерти. Лейтенант был избит, а затем застрелен двумя выстрелами в грудь. Мы опросили служителей Морского собрания и установили абсолютно точно: весь вечер вы пили с бароном в одной компании, а затем вышли вместе. Более живым Мирбаха никто не видел. В гостинице вас не было всю ночь. Если идти пешком от Камышовой бухты, то добраться до города можно только к утру.
Конечно, логики в этих рассуждениях было вполне достаточно, чтобы признать Шувалова причастным к убийству лейтенанта. Особенно, если Петр по-прежнему будет молчать о своем алиби. Кто-то весьма искусно загнал его в ловушку. Если станет известно, что в момент совершения преступления он был вместе с Аглаей, ей придется давать свидетельские показания. Подозрения отпадут сами собой5 но девушка навсегда будет скомпрометирована. Газеты начнут трепать ее имя – скандал выйдет такой, что даже их свадьба не спасет от вселенского позора. «Разумеется, нарушить правила чести я не могу, – подумал поручик. – Значит, надо разметать стройную систему псевдоулик».
– Позвольте, Александр Евсеевич, обратить ваше внимание на одну несообразность, – сказал он, воспользовавшись паузой – Рогачев пил воду из стакана. – Два офицера едут в уединенное место, где на манер подгулявших купчиков затевают банальную потасовку, и только потом раздаются смертельные выстрелы. Не правильнее было бы дворянам сразу решить спор посредством дуэльного кодекса?
– Господин Шувалов! – в голосе оппонента явно звучала укоризна. – Оставьте эти сентенции сочинителям бульварных романов из жизни графов и маркизов. История российского судопроизводства знает немало примеров, когда уголовные преступления совершали именно дворяне. «Червонные валеты» все были из хороших фамилий. Завещание Вонлярлярского подделывали не дворовые, а титулованные особы. Корнет Савин известен не только аферами, но и рукоприкладством без разбора. Уверяю вас, среди сибирских варнаков можно найти предостаточно людей с голубой кровью. К тому же после войны появилось немало людей с расстроенными нервами. Такому избить человека, а потом застрелить – раз плюнуть. Ну что, не надумали признаться, пока не поздно?
– Признаюсь как на духу, – объявил Петр нарочно скучным голосом, – барона Мирбаха не убивал. На том стоять буду до самого смертного часа.
– Зря паясничаете, – неодобрительно покачал головой следователь. – Не хотите признаваться – не надо. Только постарайтесь вразумительно объяснить, каким образом в вашем номере оказался браунинг, принадлежавший покойному. Именно он послужил орудием убийства. Думаю, самому лучшему адвокату не удастся оспорить эту улику. А когда найдем извозчика, дело ваше будет совсем плохо. Тогда уже не поможет никакое признание.
– Насчет пистолета тоже подсказал мифический извозчик? – спросил Шувалов с неприкрытой иронией.
– Нет, в этом отношении все в порядке. Горничная днем убирала в номере и заметила под ванной окровавленную тряпку. Вытащила, а там браунинг. Уж не взыщите, но пришлось без вашего ведома провести обыск. Не беспокойтесь, все сделано по закону. Даю честное слово, вещи досконально описаны, поэтому пропасть ничего не может. Тряпка оказалась носовым платком с вышитой монограммой барона Мирбаха. Очень опрометчиво вы поступили, не избавившись по дороге от этих предметов. Впрочем, подобную рассеянность можно объяснить алкогольной эйфорией. Такие случаи известны. С пьяных глаз сунули оружие в карман и обнаружили его уже в гостинице, когда решили принять ванну.
– Браво! – воскликнул Петр. – Вам почти удалось воссоздать полную картину преступления. Осталось только куда-то пристроить тот факт, что я не заходил в номер со вчерашнего вечера. Даже, днем, перед тем как меня арестовали, мне не удалось туда попасть. Покинув апартаменты генерала Крылова, я сразу направился к выходу и угодил в руки милиционеров.
– Вы напрасно пытаетесь найти прорехи в моих построениях, – ответил Александр Евсеевич, самодовольно улыбаясь. – Лично мной были допрошены оба портье. Как один, так и другой показали, что иногда, особенно в ночные часы, отлучаются из-за стойки, хотя это запрещено правилами. Ловкому человеку, особенно высокого роста, ничего не стоит перегнуться через барьер и, протянув руку, достать ключ. Покидая гостиницу, достаточно оставить ключ на стойке, чтобы портье автоматически вернул его в соответствующее гнездо.
Теперь окончательно стало ясно, что следователь оказался во власти одной-единственной версии – Шувалов убил Мирбаха. Несомненно, Рогачев положит все силы, чтобы доказать свою правоту. Контраргументы для него просто не существуют. Тот, кто все это подстроил, может торжествовать. В лучшем случае Петр просидит в доме предварительного заключения до тех пор, пока милиция не устанет искать несуществующего извозчика. Конечно, его не найдут, и суд все же состоится, но без ключевого свидетеля. Это даст поручику шанс быть оправданным за недоказанностью обвинения. При худшем варианте развития событий ему предстоит понести наказание за несовершенное преступление. И то, и другое означает одно – Шувалов выбыл из игры, поэтому в Петрограде зря надеются, что он поможет генералу Крылову и капитан-лейтенанту Жохову докопаться до истины. Интересно, не эту ли безнадежную ситуацию имел в виду Блюмкин, намекая на скорые неприятности? Чтобы окончательно не впасть в уныние, Петр решил на прощание еще раз созорничать. Он спросил с серьезным видом:
– Господин Рогачев, разрешите последний вопрос, перед тем как вы ввергнете меня в узилище? Нет, я не стану интересоваться результатами применения дактилоскопии. Думаю, у вас найдется объяснение и отсутствию на оружии моих отпечатков пальцев. Скажите лучше, в прокуратуре еще остались юристы без шор на глазах?
Следователь не ответил, а только с силой надавил на кнопку электрического звонка для вызова конвоиров. Потом он бросил на поручика взгляд, в котором ясно читалось: «Упражняйтесь в остроумии! Посмотрим, как вы будете шутить завтра». Вас сейчас запрут в душную камеру, а я отправлюсь наслаждаться жизнью. И буду так делать каждый вечер. Вам же предстоит надолго забыть о приличном обществе, о хорошей еде, о тонких винах. Так что не стоит забывать старую истину: хорошо смеется тот, кто смеется последним».
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
«Мое невольное знакомство с тюремными достопримечательностями славного города Севастополя становится традицией», – подумал Шувалов, следуя за конвоиром. Второй милиционер шел сзади. По распоряжению Рогачева, поручика не стали отправлять в городскую тюрьму, а повели в подвальную часть здания городского управления милиции, где располагались камеры для подследственных. Записав имя поручика в толстую потрепанную книгу, смотритель – пожилой вахмистр с любовно расчесанными старомодными бакенбардами – неожиданно поинтересовался:
– Не вы ли, господин офицер, изволили квартировать у Ивана Маркеловича Семененко на Корабельной стороне?
– Да, было такое. А вы откуда знаете? – удивился Петр.
– Так то мой кум и давнишний приятель, – пояснил тюремщик. – Отзывался о вас весьма положительно и очень сожалел, что вы съехали от них. Говорил, редко встретишь теперь такого хорошего человека.
– При случае передавайте ему и Ганне Остаповне поклон от меня, а также благодарность за доброе слово.
– Непременно исполню вашу просьбу, можете не сомневаться, – заверил вахмистр. Потом, помявшись немного, спросил: – А правду говорят, что вы товарища своего по пьяному делу жизни лишили?
– Ложный навет. Только обстоятельства так сложились, что я пока не могу доказать свою невиновность.
– Вот и я гляжу, не похожи вы на душегуба, – почему-то обрадовался старик. – Пришлось их повидать достаточно. В бумагах одно написано, а сердцем чую, не из таких будете. Ну, господь милостив, оправдаетесь!
Шувалов лишь промолчал в ответ. Не станешь же рассказывать тюремщику, что Петра в данную минуту мучает гораздо более важная проблема. Ему жизненно необходимо выявить и нейтрализовать тех, кто решил помешать расследованию гибели «Демократии». Пусть неведомому врагу удалось запереть его в четырех стенах, но думать-то ему никто не сможет запретить. Следовательно, первым делом необходимо досконально разобраться в сложившейся ситуации, попытаться вычислить противника, а затем, связавшись с Жоховым, направить контрразведчиков по верному пути.
Тем временем вахмистр, пощипывая левой рукой бакенбарду, размышлял вслух:
– Куда же мне вас поместить, господин офицер? Начальство намекнуло, чтобы я законопатил ваше благородие в самый что ни на есть клоповник. Чтобы, значит, вы сполна вкусили прелести тюремного постоя и поскорее покаялись во всех грехах… Эх, ладно! Бог не выдаст, свинья не съест. Определю-ка я вас в гостиницу.
Старик обмакнул перо в чернильницу и в графе «Помещен в камеру №…» напротив фамилии Петра вывел цифру пять. В ответ на недоуменный взгляд поручика улыбнулся и объяснил:
– Когда солидные господа с деньгами попадают или из уголовных, которые с гонором, мы за определенную плату селим их в камеры получше. Там чистота, и персидским порошком от кровососов все время посыпаем. Даже книги имеются, чтобы скуку разогнать. Поскольку за постой там приходится платить, вот и называем между собой эти помещения гостиницей. Обеды тоже можно со стороны заказывать, к примеру, в столовой «Дюльбер». А хотите, из любого ресторана будут доставлять. Доплатите надзирателям за хлопоты и ешьте себе на здоровье. Скажите, Иона Калинович разрешил, а они уж расстараются. – Набрав воздуху, громко крикнул в коридор: – Эй, Куценко, веди их благородие в пятую!
Милиционер молча отвел Петра в камеру, которая действительно оказалась довольно чистой. Узилищу в военной тюрьме, где поручику уже пришлось побывать, она приходилась родной сестрой. Столь же узкая, с маленьким зарешеченным окошком под потолком и намертво привинченной к полу однотипной мебелью. Даже наволочка на подушке тоже из красного ситца. Впрочем, были и отличия. На узкой железной кровати вместо пробкового матраца лежал тюфяк, набитый соломой. Но главное, здесь имелся водопроводный кран, установленный над небольшой чугунной раковиной, а также полочка с несколькими книгами. Шувалов пробежался рукой по затрепанным корешкам: три романа на французском языке неизвестных ему авторов, два опуса Брешко-Брешковского – «Записки натурщицы» и «Гадины тыла», последний роман графа Алексея Толстого «Падение династии» и мемуары под названием «Война и плен» – записки генерал-майора Колчака.
В коридоре послышался шум – арестантам раздавали ужин. Шувалов с досадой вспомнил, что совсем забыл попросить Иону Калиновича доставлять ему пищу из столовой. «Ничего, разок можно отведать тюремных разносолов, – решил поручик. – А будет совсем несъедобно, поголодаю до утра. Я же не во вражеском плену, чтобы копить силы для побега. Да и не успею сильно истощиться за одну ночь».
В двери с грохотом открылся лючок, превратившись в подобие полочки. На нее чья-то рука поставила железную миску с темными пятнами на месте отбитой эмали и такого же вида кружку с кипятком. За ними в проеме появилось лицо Куценко, который, почему-то волнуясь (Петр это уловил сразу), сказал певучим малороссийским говором:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39