– Отведайте, господин офицер, нашего угощения. Если каша не понравится, вы хоть хлебца с кипяточком скушайте. Хлебушек у нас добрый, прямо из пекарни получаем.
Едва Шувалов подхватил миску с кружкой, лючок захлопнулся, лязгнул запор, и, судя по звукам, тюремные служители переместились к соседней камере. Кружка была нестерпимо горячей, поэтому узнику пришлось буквально ринуться к столу, чтобы успеть ее поставить, а не выронить на пол. Подув на пальцы, он сел на табуретку, взялся за хлеб. После внимательного осмотра на куске буханки удалось обнаружить аккуратный надрез. Петр разломил краюху и увидел в мякише сложенный до размеров маленького квадратика листок бумаги. Обуздав первый порыв, поручик взял ложку, отколупнул от комка каши порцию на пробу, отправил ее в рот.
Через мгновение вкусовые рецепторы сообщили, что арестантов кормят кашей из затхлой от долгого лежания перловки. Масла в ней не было в помине, а на зубах явно скрипел песок. Только смертельно проголодавшийся человек, да бесправный узник, не имеющий иного выбора, смог бы запихнуть в себя это блюдо. Несмотря на рекламу, сделанную Куценко, хлеб тоже оказался невысокого качества: плохо пропеченный, вязкий, как глина, с кислым привкусом.
Шувалов к нему почти не притронулся – съел лишь небольшую часть мякиша, вынутого вместе с запиской. Вспомнив о надзирателе из военной тюрьмы, который умел бесшумно подкрадываться к дверному глазку; решил не испытывать судьбу. Петр зажал нежданную депешу в кулак и подошел к раковине. Под журчание пущенной из крана воды он развернул послание. На четвертушке листа тончайшей рисовой бумаги мелкими печатными буквами было написано:
«Господин поручик/ Ваши дела настолько плохи, что я приказываю вам использовать крайнее средство – побег. Мною все устроено. Сегодня ночью спать не ложитесь. В три часа в здании погаснет электричество. Незадолго до этого начните шуметь. Явится дежурный милиционер, откроет дверь, войдет в камеру. Ему заплатили, поэтому, когда наступит темнота, он без сопротивления выпустит вас в коридор и позволит замкнуть дверь на засов. Двигаясь на ощупь левой стороной коридора, дойдете до решетки. Она будет открыта. За ней повернете налево. Через пять шагов упретесь в лестницу, по ней подниметесь во двор. Во дворе идите направо, вдоль стены здания до ворот. Ночьювозле них караульного нет, а калитка будет не заперта. На улице увидите пролетку с поднятым верхом. Садитесь в нее, и вас доставят в безопасное место. Записку уничтожьте. Желаю удачи!
Капитан-лейтенант Жохов».
Прочитав послание еще раз, Петр сунул листок под струю воды. Мгновенно чернильные буквы расплылись, а следом и бумага превратилась в кашицу, которую поручик легко затолкал в дырочки слива. Он вернулся к столу, взял кружку с остывшим кипятком, принялся есть хлеб, запивая его водой и размышляя о предложенном ему плане побега. Еще в университете Петр хорошо научился анализировать документальные тексты. Это умение помогало молодому офицеру успешно справляться со своими обязанностями в отделе контрразведки Главного штаба. Пригодилось и в этой ситуации.
«Что меня настораживает в этой записке? – мысленно спросил он сам себя. Тут же ответил: – Прежде всего, обращение. С первой минуты знакомства мы с Жохо-вым звали друг друга исключительно по имени-отчеству. Вторая несообразность – употребление в послании слово «приказываю». Начальник флотской контрразведки прекрасно осознает, что я ему подчинен чисто номинально, поэтому он просто не может мне приказать бежать из-под стражи. Вдобавок я не тупой служака, готовый слепо исполнить любое повеление начальства, и Алексей Васильевич давно это разглядел. Наконец, подпись. Передавать через третьи руки план побега, скрепленный полным чином и подписью автора, просто абсурдно. Я бы больше поверил в подлинность послания, если бы оно было подписано, предположим, Свистун. О том, какое прозвище носил Жохов в Морском корпусе, знают немногие, но я-то в их числе!»
Сидеть на узенькой табуретке оказалось неудобно. Хлеб был благополучно съеден, а к каше Петр решил больше не притрагиваться. Шувалов встал и принялся неспешно ходить от стола к двери и обратно, продолжая обдумывать ситуацию.
«С другой стороны, всем этим несообразностям можно найти логическое объяснение. Предположим, Жохов вынужден был так написать, чтобы убедить меня в необходимости действовать по разработанному им плану. Да, получается сложная головоломка. Как же в ней разобраться?… А если и дальше применить метод исторического анализа? Иногда подделку не выявить с первого взгляда, потому что фальсификатору удалось избежать явных ошибок. Бумага, чернила, написание букв выглядят натурально. И все же опытный историк разоблачает фальшивку, когда сопоставляет содержание документа с подлинными чертами ушедшей эпохи.
Сравнив саму идею побега с реальным положением дел, должен признаться, что этот якобы путь к спасению вызывает большие сомнения. Я понимаю, если бы завтра меня ожидал эшафот, а не всего лишь вторая встреча со следователем. Жохов опасается, что в городской тюрьме я могу оказаться бессилен перед подосланными убийцами? Ерунда! В таком случае надо не подкупать дежурного милиционера, а переводить меня в камеру лейтенанта Шмидта, под защиту военного караула. Не важно, что подозреваемый числится за гражданскими властями. Севастополь – в первую очередь военная крепость, комендант которой имеет реальную возможность повлиять на самого упрямого начальника милиции.
Я нужен Жохову на свободе? Опять нонсенс! В качестве беглеца мне придется сидеть, не показывая носа из убежища, поэтому на участии в расследовании можно поставить крест. К тому же начальник контрразведки создаст себе дополнительные хлопоты: придется заботиться о конспиративной квартире, о доставлении пищи, о безопасном маршруте отхода – не век же мне сидеть в городе.
Ко всему вышеизложенному следует прибавить еще одно печальное соображение. Только Жохов и его подчиненные знают, что я связан с контрразведкой флота. Если записка написана не капитан-лейтенантом, значит, кто-то в отделе снабжает нашего неведомого противника конфиденциальными сведениями, Вот еще одна задача – выявить гнилое звено».
Шувалову надоело мотаться маятником по небольшому пространству камеры. В последний раз он подошел к двери, постоял, прислушиваясь к тишине в коридоре. Заметив, что на носике водопроводного крана набухла капля, шагнул к умывальнику, плотнее завернул вентиль. Затем, повинуясь внезапно пришедшей в голову идее, Петр крепко зажмурил глаза и пошел в противоположную сторону, слегка касаясь стены левой рукой. Когда стол преградил ему путь, он, по-прежнему изображая слепого, начал осторожно перемещаться в разные стороны. Наткнувшись на очередной предмет обстановки, узник тщательно его ощупывал и старательно запоминал расположение. Через полчаса такой тренировки постоялец «гостиничного нумера» почувствовал, что даже в полной темноте не потеряет ориентировки. Теперь он был полностью готов к предстоящим ночным событиям.
«После такой гимнастики можно позволить себе небольшой отдых в положении лежа, – с удовлетворением подумал поручик, вытягиваясь на койке. – Если я все правильно понял, сегодня ночью меня попытаются убить при попытке к бегству. Ладно, посмотрим, придутся ли им по вкусу мои возражения на этот счет. Пусть гасят свет! Сыграем в жмурки, да только по моим правилам».
Теперь осталось понять, почему контрразведчик превратился в настолько серьезную помеху, что некто, весьма могущественный, затеял целую операцию по устранению рядового офицера. Шувалов закинул руки за голову и начал подробно вспоминать все, что он делал с того момента, когда стал невольным очевидцем гибели линкора «Демократия».
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
«Кто бы объяснил, почему в России любят давать заведениям названия иностранных городов? – размышлял Яков Блюмкин, беря в руки меню ресторана «Бристоль». – Из-за привычки русских с почитанием относиться ко всему заграничному? Потакая подспудному желанию россиян хотя бы на время распроститься с немытой страной? Доходит же до абсурда. В Москве, к примеру, есть гостиница, именуемая «Париж – Англия». И здесь, в Севастополе, постоянно встречаешь на вывесках: «Франция», «Палермо», «Афины» и так далее.
А ведь если вдуматься, под иностранной вывеской творится обычное российское безобразие. На грязной кухне зажарят обычный кусок мяса, назовут блюдо заковыристым словом и подсунут несведущему посетителю. Да еще втихомолку посмеются над обалдуем, который думает, что наслаждается изысками французской кулинарии. Нет, пока в России все строится на обмане клиента, лучше не мечтать о достижении уровня Европы».
Он усмехнулся, еще раз полюбовавшись на тисненное золотом название столь далекого от Крыма английского порта, и раскрыл меню. В этот вечерний час особый агент Комитета общественной безопасности мог позволить себе немного предаться размышлениям на посторонние темы.
Операция, проводимая им, развивалась успешно. Шувалов окончательно удален из состава комиссии. Завтра утром Яков займет его место, якобы прибыв скорым поездом из Петрограда под именем подполковника Туленинова. Такой офицер действительно служил в военном министерстве, но внезапно был командирован во Владивосток. Начальству, видите ли, срочно понадобились сведения о состоянии снаряжения, хранившегося там на складах. Во время войны железные дороги не справлялись с вывозом из портов Архангельска, Мурманска и Владивостока грузов, доставленных союзниками, поэтому часть имущества временно (то есть до тех пор, пока о нем не вспомнят) лежала без движения. Хорошо, что вопрос о нем всплыл всего лишь через два года после окончания войны. А то покоились бы боеприпасы с амуницией до морковкина заговения, поскольку из-за политических событий состав военного министерства постоянно обновлялся и новые сотрудники не поспевали вникнуть во все министерские тайны.
Конечно, Якову пришлось повозиться. Никто не ожидал, что на игровом поле внезапно появится новая фигура – офицер контрразведки, которого придется устранять, импровизируя на ходу. Зато как все удачно получилось: Блюмкин убил Мирбаха, а в темнице оказался поручик. «Да, господин Поволяев оказался настоящей находкой, – с удовлетворением отметил комитетчик. – То, что он накоротке знаком с обслуживающим персоналом всех заведений города, сыграло свою роль. Сначала официант сообщил ему о предстоявшем любовном свидании, потом горничная без лишних вопросов доверила ключ. Вот только будет ли она молчать, когда догадается, зачем лазил Поволяев в номер поручика? Возьмет, да укажет на него, а уж он меня сразу сдаст. Или нет, стремление получить обещанные деньги окажется сильнее? Придется рисковать – этот тип пока является незаменимым помощником.
Читая перечень горячих закусок, Блюмкин широко зевнул. Постоянный недосып – неотъемлемая черта оперативной работы. Ночь ушла на возню с Мирбахом, а с утра пришлось отправиться на розыски одного из главных участников акции – господина Калитникова. Приказ, полученный Яковом, предписывал немедленно вернуть посланца Москвы обратно в первопрестольную. Дело свое он сделал, так что нет смысла и даже опасно оставаться ему в городе. Не дай бог, каким-то образом попадет в поле зрения контрразведки. Нет, комитетчик не роптал. Собственно говоря, в этом и заключался смысл его пребывания в Севастополе – устранять всякие огрехи в проведении операции, связанной с «Демократией». Просто с Калитниковым пришлось повозиться.
Москвича Яков обнаружил ближе к полудню. Агента и так поджимало время – впереди была встреча с Шуваловым, а тут в поисках «клиента» пришлось побегать. В гостинице не ночевал и никаких распоряжений не оставлял. Хорошо, официанты сообщили, что вчера ночью Павел Тихонович после обильного возлияния покинул ресторан в компании певички Ми-Ми. Пока оперативник разыскал в меблированных комнатах «Венеция» (!) апартаменты примадонны кафешантанов, предмет его забот успел улизнуть и оттуда, к счастью, упомянув, что направляется в Романовский институт.
Пришлось ехать на площадь Свободы (бывшую Романовскую), где стояло похожее на дворец здание Севастопольского института физических методов лечения, в просторечии сохранившего название «Романовский». Это медицинское учреждение, равного которому долгое время не было ни в России, ни за границей, открылось летом 1914 года. Городской голова Пулаки, положивший много сил на его создание, сумел добиться того, чтобы большая статья (с фотографиями), посвященная новой достопримечательности Севастополя, появилась в августовском номере «Нивы». Он надеялся превратить институт в источник постоянных доходов, но мировая война внесла свои коррективы. Толстосумам, желавшим поправить здоровье посредством наиновейших методов, пришлось уступить раненым воинам гидромассажные ванны, места у аппаратов д'Арсенваля и в креслах Бергонье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39