– Верно! Совершенно верно. В том числе и Богачев, вице-командор агентства “Геката”.
Чуткий ученый слух Льва Евгеньевича сразу'же уловил словесные тонкости.
– В том числе?.. То есть?
– То есть, – охотно откликнулся тот, – вы мыслите в верном направлении. – И он вновь дружественно засмеялся. – В нынешнем воплощении – Богачев Владимир Николаевич, прошу любить и жаловать.
– Так уж сразу и любить… – пробормотал Палыч вполголоса.
Огаркова, однако, такое начало весьма заинтересовало.
– Вот как! А позвольте вас спросить о воплощениях предыдущих…
– Лев Евгеньевич… – Палыч покривился.
– Нет, нет, Александр Павлович, отчего же… – живо возразил пришелец. – Вопрос совершенно уместный, и я вполне отвечу. Льву Евгеньевичу. В предыдущем своем воплощении меня называли Симон-маг. Вам это имя говорит что-то?
Имя сие говорило нечто Огаркову и смутно – Палы-чу. Он сдвинул брови, вспоминая… а у Льва Евгеньевича вырвалось помимо воли:
– И с башни прыгали?!
Нисколько не смутился тот, ответил охотно:
– Было такое дело. Правда, впоследствии его интерпретировали неверно. Совершенно неверно, я бы сказал! У меня и в мыслях не было противопоставлять себя Петру и тем более… тем более, сами понимаете, кому. Напротив, я хотел восславить Его. Другое дело, что осуществил я это не лучшим образом, да и возгордился, чего уж там скрывать, возгордился. Хотел, чтобы восхищенные взоры были устремлены на меня, а я бы парил, возвеличивая имя Его… За что и был наказан. Справедливо наказан! Две тысячи лет провел во мраке и скитаниях – но вот, всему есть срок. И вот я здесь!..
Слушатели переглянулись, что вновь вызвало добро-.душный смех рассказчика.
– Видимо, вы мысленно задали себе вопрос: “Зачем? Зачем, мол, он здесь?..” Так?
Лев Евгеньевич пожал плечами – один за всех.
– Так, – удовлетворенно расценил этот жест перевоплотившийся. – Ну и конечно… – тут он лукаво и многозначительно сощурился, – конечно, вам хотелось бы знать, что все это, – он обвел небосвод и горизонт, – вот это все значит?
– Неплохо было бы узнать, – сдержанно произнес Палыч.
– Да. – И собеседник вдруг сделался серьезным. – Безусловно. Вот затем-то я и здесь, чтобы все это рассказать вам.
И рассказал.
ГЛАВА 18
– Я начну несколько издалека, – предупредил он. Посмотрел выжидательно. Никто не вымолвил ни слова. Он потер пальцем нос, откашлялся.
– Целых две тысячи лет пришлось мне быть вне человечества. И поделом!.. Но когда я восстановился в нем – а я все помнил, все до мельчайших подробностей! – я сразу же, разумеется, принялся восстанавливать то, что я обязан это сделать, довести до конца. Я узнал, что часть Книги тысячи времен хранится рядом, в библиотеке города, где я вновь появился на свет. Вас, видимо, интересует, что это за книга вообще?.. – поспешил спросить он и тут же ответил: – Извольте, я сейчас скажу.
Сделал значительную паузу и продолжил. В тоне его зазвучала торжественность.
– Эта книга была написана Соломоном. Тем самым, библейским. Его “Екклесиаст” есть лишь пролог к ней… Предание гласит, что он писал ее почти всю свою жизнь, суммируя в ней абсолютную мудрость мира – как надо в этом мире жить и как уметь подчинять его себе. А это крайне сложное и тяжелое искусство, смею вас уверить! Соломон сам побаивался своего умения, тех духов и стихий, которыми владел, – а уж он-то владел, владел как никто другой •– я за эти слова отвечаю. И когда он покинул этот мир, то среди рукописей его нашли только начало, тот самый “Екклесиаст”. Остальное же пропало бесследно… на первый взгляд бесследно, ибо рукописи не горят, это правда. Неожиданно Книга (тогда это был пергаментный свиток) явилась в Иерусалим прямо перед приходом туда Иисуса из Назарета. Свиток этот переходил из рук в руки, его переписывали, в народе пошло великое волнение: Соломон, оказывается, предсказывал явление мессии и подробно описывал все события, с ним связанные, – те самые евангельские события… Конечно, римские власти быстро усмотрели опасность этой книги и провели тотальные репрессии. Подключили всех своих доносчиков, шпионов, легионеры шерстили город вдоль и поперек, и удалось найти почти все экземпляры. Почти все – говорю я, ибо один свиток все-таки уцелел. Его надежно спрятали. И кто же?
– Симон-маг, – усмехнулся Огарков.
– Абсолютно так, – кивнул тот серьезно, без улыбки. – Я спрятал его так, что ни одна душа не ведала о нем. А после вознесения своего я собирался огласить все то, что сказано там, – и тогда мир бы изменился враз, стал ясным, просветленным – вот, как этот, видите?! Этот мир таков, каким он был в начале сотворения – вы видите, он весь дышит юностью, свежестью! И я хотел, чтоб все вернулось, просияло, чтоб не стало времени, ни прошлого, ни будущего, стала вечность!..
Прервался. Дышал глубоко, ноздри его раздувались. Прошло несколько секунд, прежде чем он с собою совладал.
– Но я ошибся, – сказал он уже спокойно. – Ошибся здорово, и вот… ну, я уж говорил. Я ничего не знал, что было на Земле за эти годы. Но ничего и не забыл! И, воплотившись, принялся искать. И нашел, что свиток, мною спрятанный, не пропал! Правда, его отыскали; но отыскали люди, полные достоинства. Я знаю, что поначалу он хранился в Александрийской библиотеке, затем оказался в Константинополе. Византия пала, но его сумели переправить в Италию, а оттуда он попал в Германию. И там следы его теряются. Но! Его, но не премудрости Соломоновой. Свиток исчез, но появились три точные копии: рукописные книги в кожаном переплете. Кто переписал?.. Неведомо. Общепринятое мнение – доктор Фауст. В самом начале шестнадцатого века в Нюрнберге он оказался владельцем свитка… и далее достоверных сведений нет. Известно лишь, что свитка не стало, а эти три книги явились. Впрочем, две из них очень быстро тоже пропали. Когда, каким образом?., как случилось, что книга оказалась разорванной пополам?.. – этого и мне не удалось установить, но это и не суть важно. Важно, что она уцелела, и что одна ее половина – здесь, в городской библиотеке! И что я воплотился рядом с ней! Это, конечно, был мне знак, и я его понял правильно. Я стал искать пути к книге.
Он наклонил голову, приложил к губам указательный палец правой руки, и так прошелся раздумчиво туда-сюда, точно артист разговорного жанра перед завороженным залом.
– Да! – наконец очнулся он. – И очень скоро я столкнулся с трудностями. Я был удивлен этим сначала. Потом встревожился, а потом, честно скажу, несколько запаниковал. Видит око, да зуб неймет! Ничего не выходило у меня. Пришлось мне как следует поднапрячься… и тогда мне стало ясно, что самому мне книгу не достать. Не достать! Вы ведь и сами поняли – не правда ли? – что для непосвященного она ничего не представляет, а вот для тех, кто что-либо понимает… ну а я был, мягко говоря, не “что-либо”… Вот так. Словом, я вынужден был искать обходные пути.
И еще раз отличился эстрадным приемом: выпрямился, заложил обе руки в карманы, качнулся с пяток на носки.
– Но самое главное – мне никак не удавалось понять, где же вторая половина. Ваш дед, – отнесся он к Палычу, – был, безусловно, глубоко посвященный человек. Кстати, вы знаете, как к нему попала вторая половина?
Кореньков отрицательно помотал головой.
– Не знаете… Вот и я не знаю. И честно говоря, я, восхищаюсь им – как он сумел обставить все так. Он совершенно не случайно передал все вашему отцу, – с легким полупоклоном обратился тот к Федору Матвеевичу. – Почему? Это долго объяснять. Но я скажу вам так. Если бы вы, Лев Евгеньевич, вздумали проверить Матвея Петровича по вашей методике, на RQ, то были бы немало удивлены.
– Высокий RQ? – Огарков поднял брови.
– Разумеется. Чем выше, пользуясь вашей терминологией, RQ – тем мощнее вокруг человека специальная защита; проще говоря – тем труднее увидеть, раскрыть его действия. Карп Сидорович поступил абсолютно разумно. Он не мог предвидеть последствий, не мог знать о моем будущем воплощении – но он отлично предугадывал, что рано или поздно книга окажется у того, кто сможет ею воспользоваться. А до того ее надо сохранить, как можно надежнее. И наш деревенский ведун нашел самый надежный вариант.
Он засмеялся мягким, обволакивающим смехом.
– Я не берусь описывать вам, как я разыскивал эту половину… Честно говоря, до самых последних дней я так ничего и не знал. Я не знал о вашем отце, Федор Матвеевич, не знал ничего о вас. Но я повторюсь – я пощел иным путем. Я решил отыскать человека, который должен стать владельцем половины, а уж он-то стопроцентно вывел бы меня на книгу. Умение ждать – великая добродетель!,.
И вновь бархатисто рассмеялся.
– Естественно, я использовал ту же самую методику, что и вы, Лев Евгеньевич. Только мне было, согласитесь, попроще. Я могу увидеть больше, могу видеть то свечение, что окружает людей, могу видеть его издалека, в многомерном пространстве. И я видел это! Видел множество свечений, радугу, сияющий простор!.. Ну и понятно, чье сияние было сильнее всех, горело как маяк?..
Его взгляд нашел Палыча, глаза добродушно сощурились. Кореньков в ответ хмуро двинул углом рта, не сказал ничего. Молчание сделалось странным, и Огарков поспешил убрать его.
– Вопрос риторический, – заметил он.
– Да, – молвил тот. – Так я нашел вас, Александр Палыч. Вы в ту эпоху работали еще в НИИ. Помните это время?
Палыч пожал плечами так, что неясно было – помнит или нет.
– Помните, помните, – спокойно и уверенно молвил облекшийся в плоть. – Правда, вы и понятия не имели, что вас уже ведут. А я повел вас…
Пауза, почти незаметная, повисла между пятерыми. И Палыч ее уловил.
– …повел вас. Но! Но это ведь была одна половина дела. И половина книги, простите за неважный каламбур. А нужно было добраться и до другой, той, что в библиотеке… Ну, вот тут-то и объявился Смолянинов. – В этом “тут-то и объявился” просквозила легкая усмешка, которая сразу же разъяснилась: – Ясно, что объявился он не просто так. Я отслеживал всех, могущих мне помочь. И когда Смолянинов объявился в нашем городе…
У него были большие планы. Да только я об этих планах с самого начала знал больше, чем он. И о нем самом тоже. Будучи в Африке, он научился приемам Буду, после чего возомнил себя всесильным. Узнал, что здесь хранится часть книги, – м по скудости ума вообразил, что, овладев ею, станет еще всесильнее… Так вот он и прибыл к нам, решил сделать прикрытием охранную фирму, попутно сделать ее мощной боевой структурой, ну и так, шаг за шагом, подобраться и к библиотеке. Надо сказать, Буду в самом деле его кое-чему научило, он стал потихоньку подбирать себе команду, разыскивая людей, одаренных экстрасенсорными способностями. Естественно, я постарался попасться ему на глаза… ну а прочее было делом техники. Вскоре он без меня уже шагу не мог ступить, хотя и не хотел себе в том признаться, и злился. Злился, злился!..
Приподнято возбужденный, зашагал тот по косогору, круто развернулся, взрывая каблуками дерн.
– Да! Дело шло. Туго. Но он был упертый, как бык. Ломил напропалую, призывал все свои ничтожные силы – и что бы вы думали?.. Продвигался, по миллиметру, тупо, бестолково, но продвигался! Я хохотал над ним, над тупостью его, и незаметно направлял, как надо. И видел, как он расчищает дорогу – нам, настоящим посвященным.
Он широко шагнул навстречу людям, вскинул голову, дерзко и смело взглянул им в лица.
– Нам! Я не оговорился. Вы – посвященные, все! Вам тоже быть властителями миров! Я ведь не забывал вас, Александр Палыч, продолжал вести, и я видел, что развязка близка. Я помог оказаться вам в “Гекате” – вы об этом ни сном ни духом! Я, и никто другой, сделал так, что вы оказались в библиотеке! И у вас шаг за шагом сформировалось представление о том, что будущие события неизбежны. К этому времени, кстати, у меня уже отчетливо вырисовалась та самая линия на карте – я знал, что вторая половина где-то на ней… Но еще не знал, где именно! И еще не достали первую!..
Он вскинул руку – резко, уверенно, с вытянутым пальцем, как обвинитель на суде.
– И я форсировал события. Я нашел этого пижона, Белкина – вашего злосчастного коллегу, Лев Евгеньевич. Разумеется, сделал это так, что Смолянинов думал – сам нашел. Дело пошло быстрей. Но и опасней! Когда эти двое впервые оказались в том мире, они чуть не обделались – они, идиоты, и не предполагали, какова эта игра!.. Но пятиться было уже поздно. Или – вперед, или – смерть. И они вынуждены были идти вперед. И с каждым движением, с каждым этим шагом все отчетливее – как маяк из-за горизонта! – пульсировала, рвалась ко мне вторая половина книги. Вы, Александр Павлович – только вы – должны были выйти на нее. И я еще нажал.
Закинул руки за спину, выпятил челюсть. Какая-то далекая, печальная мысль выразилась на лице.
– Моральный аспект… – протянул он. – Возможно, вы вправе меня осуждать. Возможно. Ускоряя ход вещей, я знал, что это опасно. Но! Хорошо быть моралистом в теории. А на практике?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31