Бателейс нахмурился, а отец Жерак стал спорить.
– Разве лорд Прайд не принадлежит к церкви Святого Абеля? Он прошел через обряд крещения и торжественного вступления на трон; последнее причастие совершенно необходимо.
– У самхаистов свои церемонии перехода от жизни к смерти.
– Мы должны подготовить его к встрече со святым Абелем. Только он может проводить человека в рай.
Ренарк пожал плечами, войны не двинулись с места. Монахи обменялись тревожными взглядами.
– Вероятно, под конец жизни лорд Прайд склонился на сторону вашего соперника, – сказал Ренарк. – Ни вы, ни Берниввигар не смогли вылечить его болезнь, но самхаисты никогда и не обещали исцеления.
– Так же, как и мы, несмотря на твои заявления, – ответил отец Жерак, и Ренарк снова равнодушно пожал плечами.
– Ренарк, это безумие, – воскликнул отец Жерак и выпрямился во весь рост, чего не мог сделать уже многие годы. – Лорд Прайд давным-давно выбрал для себя учение святого Абеля и приказал построить наш храм в непосредственной близости от замка. Нельзя сомневаться в его истинной вере.
– Умирающий человек нередко меняет свои убеждения, отец.
Отец Жерак вынужден был задуматься над его словами. Монах был далеко не глуп и не мог не понимать сложившейся ситуации. Лорд Прайд умирает, и Ренарк, вероятнее всего, займет место правителя до возвращения принца Прайди с войны – если тот вернется когда-нибудь. Вся эта сцена со срочным вызовом монахов в замок была, без сомнения, задумана хитрым советником ради определенного эффекта. Ренарк ясно давал понять братьям Абеля, что их не отвергают совсем, но все же их религия остается в Прайде на втором месте – всего лишь на втором месте.
– Мы зайдем к нему в самом конце, – спокойно произнес отец Жерак, стараясь сделать вид, что, несмотря ни на что, намерен сохранить мир и спокойствие в замке ради умирающего господина. – Пусть лорд Прайд воспользуется преимуществами обеих религий, святого Абеля и самхаизма…
Не успел он договорить, как дверь в спальню распахнулась. На пороге появился старик Берниввигар.
– Лорд Прайд покинул этот мир и удалился в царство призраков. Вся наша жизнь – это постепенный переход к миру призраков. Давайте вместе совершим обряд умиротворения загробных духов.
Как всегда, самхаисты проповедовали чувство страха.
Бателейс едва ли расслышал слова старого жреца, поскольку все его внимание было поглощено самим Берниввигаром. В лице самхаистов братья Абеля имели могущественных соперников, и Бателейсу это было прекрасно известно. Несмотря на то, что никто не знал точного возраста Берниввигара, он явно был не моложе отца Жерака, однако сохранил запас энергии и жизненных сил. Казалось, на своем личном примере самхаист демонстрировал жителям Прайда преимущества древней религии.
– Правитель умер, да здравствует лорд-регент Ренарк! – провозгласил один из воинов, и Бателейс перевел взгляд с Берниввигара на нового правителя Прайда.
Ренарк никогда не питал симпатии к религии святого Абеля.
Без единого слова, не глядя ни на кого, и меньше всего на братьев Абеля, Берниввигар пересек комнату и покинул замок.
– Официально о передаче власти мы объявим завтра утром, – сказал Ренарк. Затем он посмотрел на монахов: – На сегодня все закончено. Вы можете возвращаться к своим постелям, или к молитвам, или к чему-то еще, чем могут заниматься братья Абеля в такой час.
– Мы должны с вами подробно все обсудить, лорд-регент, – произнес отец Жерак, и от Бателейса не ускользнуло ни почтение в голосе его наставника, ни упоминание только что провозглашенного титула.
– Всему свое время.
– Это срочно, – настаивал отец Жерак. – Большинство ваших подданных…
– Всему свое время, отец, – отрезал Ренарк. Отец-настоятель хотел возразить, но передумал. Он наклонил голову, то ли в знак согласия, то ли в знак осуждения, потом оперся на руку брата Бателейса и, прихрамывая, вышел из комнаты.
Глава 17
ДИТЯ ДВУХ РЕЛИГИЙ
Ненастным утром Брансен наблюдал, как Гарибонд возится на выступающем над озером утесе. Небо низко повисло над водой и сеяло мелкий дождик. Тяжелые тучи почти не двигались, и вода еле плескалась у подножия скал.
Гарибонд присел на корточки у самой воды и занимался починкой рыболовных снастей. Каждые несколько минут он со стоном распрямлял спину. С каждым днем – а ему уже миновал пятидесятый день рождения – последствия тяжелой работы сказывались все сильнее, особенно в такое сырое утро, как сегодня.
Брансен понимал, что он тоже должен помогать отцу чинить сети и удочки. Другие мальчики его лет уже самостоятельно ловили рыбу и работали в полях, ведь их отцы и старшие братья все еще не вернулись с войны. В конце концов, для этого и существуют сыновья – чтобы подхватить тяжелый груз забот, непосильный для состарившихся родителей.
«Но только не я, – подумал Брансен. – Я для него скорее обуза, чем помощник, и все же он любит меня и никогда не жалуется».
В такие моменты, когда свет струился так мягко, а воздух был почти неподвижен, Брансен жалел, что не умеет рисовать. Ему хотелось, чтобы руки его двигались поувереннее и могли бы провести линии на клочке пергамента, чтобы он смог запечатлеть образ своего отца, постоянно работающего без жалоб и упреков, надежного, как озеро или скалы. Глядя на Гарибонда, Брансен понимал, что в этом мире есть что-то хорошее. От этого человека он получал только беззаветную любовь и сам любил его так же сильно. Он был готов на все, лишь бы помочь отцу!
Но не мог, и это постоянно огорчало мальчика. Едва ли существовали для него такие занятия, которые могли хотя бы немного облегчить жизнь Гарибонду. Совсем наоборот. Даже когда он ходил в город за покупками, он понимал, что делает это ради самоутверждения, а не потому, что Гарибонду от этого легче. Чаще всего покупки оказывались испачканными, а то и вовсе потерянными по дороге. Ему уже исполнилось десять лет, и Брансен все прекрасно понимал. Как ему хотелось забраться на утес и чинить сети вместе с отцом! Но, скорее всего, он свалится в воду, и Гарибонд промокнет, вытаскивая его на берег.
Брансен глубоко вздохнул и постарался выбросить грустные мысли из головы, но на глаза его навернулись слезы. Затем он сосредоточился на движениях ног и неуклюже заковылял к дому. Добравшись до кровати, мальчик улегся и свернулся клубком. Еще один день из жизни Брансена Гарибонда. Еще один день несбывшихся желаний.
Он уснул и видел во сне, как ловит рыбу вместе с Гарибондом. Еще ему снилось, что он свободно идет и даже бегает. Во сне он говорил отцу, как сильно любит его, и при этом изо рта не летели брызги слюны, а слова не превращались в какофонию отдельных бессмысленных слогов.
– Тучи расходятся.
Голос Гарибонда нарушил его сон.
– Ты собираешься весь день провести в кровати? Пойдем со мной, надо собрать немного хвороста.
Брансен с трудом перекатился на бок и даже смог опереться на локоть.
– Я… я бу… ду те… бя за… задер… живать.
– Чепуха! – заверил его Гарибонд и подошел к кровати, чтобы помочь ему встать.
Он поднял хрупкого мальчика и поставил на ноги, да еще и придерживал некоторое время, чтобы убедиться, что Брансен обрел равновесие.
– Даже если и так, мне приятнее провести три часа в твоем обществе, чем на час остаться одному.
В его словах звучала такая искренняя убежденность, что все возражения выскочили из головы мальчика раньше, чем он смог их высказать. Он даже сумел улыбнуться, ничуть не беспокоясь, что раздвинутые губы пропустили струйку слюны. Отец никогда не обращал на это внимания. Хотя чувство вины от этого не уменьшалось.
– Пойдем, пойдем, – подбодрил его Гарибонд. – А то я там совсем соскучился.
Он потрепал черные волосы мальчика и повернулся к двери, но Брансен не двинулся с места.
– Ты… вы… выб… выбрал… эту… ж-ж-жизнь, – сказал он.
Гарибонд остановился в дверях и повернулся, как обычно терпеливо ожидая, пока мальчик закончит фразу, но вместе с тем сохраняя выражение интереса на лице.
– Да, я сам выбрал эту жизнь, – ответил он.
– Ты… лю… лю… бишь быть… один. Гарибонд вздохнул и опустил глаза.
– Я так считал раньше, – сказал он. – А теперь предпочитаю твою компанию.
– Нет.
На лице Гарибонда вновь вспыхнуло любопытство.
– Брансен, что случилось?
Мальчик взволнованно вздыхал и фыркал, узкая грудь заходила ходуном.
– Лучше бы я умер! – выпалил он.
Эмоции настолько переполняли его, что впервые за всю жизнь он не заикался. Гарибонд беспокойно взглянул в его глаза и подошел вплотную к своему питомцу.
– Никогда так не говори! – крикнул он и поднял руку, словно намереваясь ударить Брансена.
Но мальчик даже не моргнул.
– Д-да!
– Нет, и не смей даже думать об этом! Ты живешь, и это уже само по себе чудо после всех несчастий. Ты остался жить, потому что твоя мать… потому…
Брансен недоуменно уставился на Гарибонда, совершенно не понимая его путаной и взволнованной речи. Не так уж часто ему приходилось видеть, как уравновешенный и спокойный отец выходит из себя, и уж конечно никогда он не видел Гарибонда в таком волнении. Наконец Гарибонд сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, успокоился, сел на кровать и привлек мальчика к себе, бережно обняв за плечи.
– Никогда так не говори и даже не думай, – снова сказал он.
– Н-н-но…
Гарибонд приложил палец к губам Брансена и заставил его замолчать.
– Когда-то я и сам так подумал, – признался он. – Это было сразу после того, как ты родился. Твои трудности ежедневно причиняют мне боль, может, даже сильнее, чем тебе самому, потому что у тебя очень сильный характер. Самхаисты считают, что каждый ребенок, родившийся с отклонениями, должен быть принесен в жертву, и в некоторых городах до сих пор придерживаются этой традиции. Но тебя это не коснется, благодаря твоей матери. Я тебе еще слишком мало рассказывал о Сен Ви, об этой удивительной женщине, Брансен. Ты знаешь, что получил от нее часть имени и что она умерла сразу после твоего рождения. Вторая часть имени получена тобой от отца.
– Г-г-Гари…
– Нет, – прервал его Гарибонд. – Я дал тебе свою фамилию и считаю, что это правильно. Твоего отца звали Бран. Бран Динард, монах из монастыря святого Абеля.
Мальчик удивленно открыл рот, и тут же по подбородку потекла струйка слюны.
Гарибонд повернулся сам и развернул мальчика, чтобы смотреть ему в лицо.
– Брансен, я не твой отец, хотя никто еще не любил своего родного ребенка, как я тебя люблю.
Мальчик стал медленно качать головой. На глаза навернулись слезы и ручейками побежали по щекам, неожиданно он так сильно задрожал, что Гарибонду пришлось придерживать его на кровати.
– Брансен, прости меня, пожалуйста, – сказал Гарибонд. – Теперь ты уже достаточно взрослый, и пора узнать все до конца. Ты должен знать о Бране, моем самом лучшем друге. И о Сен Ви. – Он не мог удержаться от печальной улыбки при упоминании дорогого имени. – Она умерла не сразу после твоего рождения, Брансен. Она еще успела отдать тебе свою жизнь.
И без того ошеломленный Брансен удивился еще больше, когда Гарибонд, никогда открыто не показывавший своих чувств, наклонился и поцеловал его в лоб. Затем он поднялся, неспешно пересек комнату и подошел к люку, скрывавшему вход в подземелье.
– Когда ты родился, – объяснял он, – ты был так слаб, что не мог дышать, и Сен Ви чувствовала себя не намного лучше после тяжелых родов. Но твоя мать была необычной женщиной. – Гарибонд наклонился, поднял крышку люка и отодвинул одну из деревянных панелей стены. Он засунул руку в потайную нишу и достал запылившуюся толстую книгу. – Твоя мать происходила из народа мудрецов Джеста Ту.
Эти слова абсолютно ничего не говорили Брансену, и выражением своего лица он постарался, насколько это было возможно, дать понять отцу, что ничего не понял.
– Она могла делать удивительные вещи, гораздо более удивительные, чем братья Абеля со своими камнями. Твой отец путешествовал по ее стране, чтобы обратить местных жителей в свою веру, но в конце концов увидел истину в учении Джеста Ту. – Гарибонд протянул книгу Брансену. – Вот здесь все записано. Все секреты и тайны.
– М-м-мой… от-тец?
Мальчик не переставал дрожать, и слезы потоком текли по его лицу.
«Зачем ты мне это рассказываешь? – читал Гарибонд мысли мальчика, хотя и знал, что тому не под силу высказать их вслух. – Ты мой отец! Ты! И никто другой! Как ты можешь меня обманывать? Зачем стараешься обидеть?»
– Сен Ви знала, что умирает, – очень медленно продолжал Гарибонд, чтобы Брансен уяснил смысл его слов, несмотря на сумятицу в мыслях после таких открытии. – Поэтому она решилась воспользоваться своими магическими знаниями и отдать тебе остатки своих жизненных сил, чтобы ты мог жить.
Брансен ничком бросился на постель, все его худенькое тело сотрясалось от рыданий и сдавленных криков. Гарибонд снова обнял мальчика и дал ему свободно выплакаться. Так он просидел больше часа, ласково поглаживал взъерошенные волосы Брансена и бормотал о том, что все будет хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53