Новый Год, однако…
Лазер чертил цветы и звезды в дымном и жарком воздухе, мрак взрывался цветными огнями, из мощных динамиков грохотала модная мелодия. Вспышки цветного света дробили движения танцующих на фазы, выхватывали из мрака вскинутые белые руки, горящие глаза, запрокинутые лица, обнявшихся, целующихся, умирающих.
Запах ладана смешался с вонью пота, дешевых дезодорантов, сигаретного дыма, крови, спермы… То еще веселье.
— Потанцуем, красавчик? — возникла из дыма и вспышек девушка-вампир, модно взлохмаченная, веселая, мерцающая смертями — возбужденная и от этого особенно очаровательная.
— Он со мной! — рявкнула Клара откуда ни возьмись.
— Не жирно ли тебе, подруга?
— Вали к черту!
— Дура жадная!
— Сама такая!
— Ну и жри! — девушка растворилась в темноте и грохоте.
— Бардак… — протянул Лешка и не услышал собственного голоса за навязчивым рэпповым буханьем.
— Ничего!
Клара на пару минут исчезла из виду, появилась с потным, красным, ошалевшим от возбуждения и Зова со всех сторон, бритым парнем. Тот еще успел победно взглянуть на Лешку — но уже миг спустя Клара оказалась на его коленях и впилась в его шею — зубами, как предпочитала. Без всяких телячьих нежностей. И труп бритого с лицом, искаженным пронзительной болью, грохнулся башкой об стол, а Клара улыбнулась Лешке — светящаяся, с губами, вымазанными блестящей яркой кровью, как стильной губной помадой.
— Опять показываешь, ведьма? — прокричал через музыку Лешка, пока чьи-то руки убирали труп бритого и вытирали кровь.
— Уже не дергаешься, Лешечка? Смелый стал?
— Дура ты, баба, не потому что баба, а потому что дура!
— Ты поговори еще! Я злая сегодня!
— Зато я добрый. Ни черта ты не сделаешь, Кларочка. Я тебе нужен.
— На фига?!
— Не знаю! Но нужен — это точно. Так что сиди и не серди дядю!
Клара оскалилась — но не возразила. Лешка усмехнулся.
И тут к столу подошла Эмма.
Лешка инстинктивно отшатнулся, когда она приблизилась. От нее во все стороны летела холодная ярость, от нее несло космическим холодом и ладаном так, что ее зимний запах перекрывал тошную вонь дискотеки. Ее бледное лицо с черными провалами глаз, в глубине которых горели кровавые огни, выражало такую дикую ненависть, что желудок Лешки опять провалился ниже ступней от спазм смертного ужаса.
Лешка ужасно захотел исчезнуть, просто исчезнуть в этом месте и появиться где-нибудь подальше отсюда. Но Эмма не обратила на него ни малейшего внимания.
Она резко развернула Клару к себе — и влепила ей такую затрещину, что на белой Клариной щеке тут же проступило иссиня-черное пятно.
— Охерела, сука?! — взвизгнула Клара, испуганная, судя по глазам, не меньше Лешки.
Эмма в ответ ударила ее по другой щеке — с силой, способной разнести в щебень бетонную стену. Клара снова взвизгнула и съежилась на стуле, глядя на Эмму снизу вверх с ужасом и злобой, как хорек или крыса, загнанные в угол.
— Упырь, тварь поганая, — медленно проговорила Эмма, и ее холодный низкий голос прорезал грохот музыки тяжелым лезвием. — Ты что же, не помнишь уже, Нинка, на какой помойке я тебя подобрала? Не помнишь, чем кормила? Как настоящую Вечную из тебя, упыря, делала?
— Да чего ты бесишься, ладно тебе, — всхлипнула Клара, схватившись ладонями за почерневшее лицо. — Подумаешь…
— Замолчи, от тебя падалью несет. И запомни, гадина — можешь на мою силу не рассчитывать. Твое счастье, что вампиры мертвой крови не пьют. Ползи со своим полутрупом куда хочешь, жри мертвечину, воняй, разлагайся на ходу — только не попадайся на моей до роге. Сожгу — и зарою твои гнилые кости, ясно?
— Почище тебя есть, — прошипела Клара, пытаясь выпрямиться.
— Артур? Мигель? Лиза? Оскар? Лаванда? Да? Ну-ну. Давай, добивайся. Только уж не удивляйся, если кто-нибудь из них блеванет тебе на рожу. Вампиры, деточка, трупного запаха не выносят.
Эмма вытащила из кармана джинсов носовой платок, тщательно вытерла руки и бросила платок на столик. Потом развернулась — и растворилась в дискотечном чаду.
Поток музыки, который как будто что-то держало, прорвался, хлынул, больно ударил по ушам — но это уже не имело значения. Опасность миновала. Лешка вальяжно развалился на стуле.
— Пошли отсюда, — буркнула Клара, всхлипывая и шмыгая носом, как смертная женщина.
— Может, посидим еще? Макияж у тебя — не устоять, крошка.
— Сволочь поганая, — огрызнулась Клара и, встав со стула, направилась к выходу из зала.
Лешка усмехнулся и вышел за ней.
Клара остановилась в холле между колоннами и разрыдалась. Ее опухшее, заплаканное лицо выглядело страшно и мерзко, как маска удавленника.
— Все из-за тебя, сволочь! — всхлипывая, твердила она с истерическим надрывом. — Козел вонючий, смотри, что из-за тебя вышло! Что теперь со мной будет? Урод…
— Эй, девушка, полегче с терминами! Интересно, почему это из-за меня?
— Ты чего, этого Дрейка пристрелить не мог? И чего с этим гаденышем нянчился? «Това-а-арищ!» Идиот!
— А что в этом такого?
— Я — твоя девушка или нет?! Тебе все равно, что эти твари надо мной ржут!? Пусть меня оскорбляют на все лады — тебе насрать? Я тебе — так, посмотреть, да? Любовь тебе понадобилась?! Вот и жри с кашей свою любовь, полной ложкой жри, козел!
Лешка брезгливо хмыкнул. Зрелище было жалкое и гадкое одновременно.
— Какую любовь-то?
— Которую ты в лес отвез, придурок! Мой ты, ясно? Нечего рыпаться! Мой!
— Неправда, крошка. Я свой собственный. А вот ты, может быть, и моя. Если я не передумаю.
— Ну что я теперь жрать буду?! Одну кровь, без силы?! Я ж за год в мумию превращусь! У-у, гадина, тварь поганая…
— Да ладно тебе, — бросил Лешка снисходительно. — Утрись. Придумаем что-нибудь.
Клара замолчала, только хлюпала и вздрагивала, растирая кулаками покрасневшие опухшие глаза. Лешка свысока потрепал ее по подбородку…
— Не дрейфь, лягушка, болото наше.
Клара вытерла нос и по-собачьи, прибито, жалобно и покорно, покосилась на Лешку.
Мы с Лиз наряжали елку.
Елка была невысокая, но пушистая, сама как игрушечка. От нее шел чудесный густой запах хвои и мороза. Мы с Джеффри всунули ее тоненький стволик в жестяную банку с водой, а Лиз сочла, что банку нужно обернуть ватой и посыпать блестками, так что у нас вышел славный такой искусственный сугробчик. Весь стол был уставлен коробками от елочных шариков, я вынимал их и подавал Лиз, а потом любовался тем, как она их там пристраивает между веточек. Лиз грустно улыбалась и поправляла гирлянду из лампочек, и касалась качающихся шаров тоненькими белыми пальчиками, и ее сила, нежная какая-то, светлая, как холодное молоко, непривычная мне, но чудесная, стелилась по комнате лунным светом.
Джеффри вставлял в старинный бронзовый канделябр витые свечи и тоже улыбался. Он довольно громко думал — не скрывая мыслей, что общество Лиз создает праздник уже само по себе. Хоть ее и непросто было заманить в наше логово, но уговоры и возня стоили результата. Правда, я знал от Джеффри, что Лиз недолюбливает Артура, а для Джеффри он старый приятель. Какой смысл вампиры вкладывают в слово «старый»?
— А в клуб зайдем? — спросил я, когда Лиз переворачивала кассету с какой-то скрипично-фортепьянной прелестью.
— Не стоит, наверное, Мигель. Общество там — сам понимаешь, притащат смертных, будет свинарник…
— А когда твой Артур собирался заявиться?
Лиз поморщилась. Я, конечно, доверял Джеффчику безоговорочно, но в этом случае все-таки чувствовал к Артуру некоторое предубеждение. И то сказать: Джеффри не был его компаньоном, а приятельские отношения у вампиров — штука ни к чему не обязывающая.
— У него всякий раз такие эксцентричные затеи, — заметила Лиз. — И, между нами, он — моветон и бог знает, с кем водит компанию.
— У каждого свои причуды, — ответил Джеффри примирительным тоном. — Убери же, наконец, куда-нибудь эти коробки, Мигель — бокалы некуда поставить.
Я сгреб коробки в кучу, оглядел комнату, нашел удачное место — и совсем, было, собрался сунуть всю эту пачку в Джеффрин гроб, но он вовремя заметил.
— Только попробуй.
— Непременно, — сказал я и показал ему язык.
Джеффри швырнул в меня огарком свечи, который я поймал и кинул обратно. Тогда он скатал шарик из остатков ваты и тоже кинул, но шарик не долетел; Лиз звонко рассмеялась, и мы принялись дурачиться напропалую, лишь бы она не прекратила смеяться и не опечалилась снова. В конце концов, коробки сложили за диван, расставили бокалы, включили радио — Лиз испытывала к телевидению странное предубеждение — и, когда мы начали зажигать свечи, раздался совершенно демонстративный звонок в дверь.
То ли старый вампир Артур не умел ходить сквозь стены, то ли решил, что это невежливо.
Я пошел отпирать.
В открытую дверь сунулась взлохмаченная Артурова голова с кожаным хайратничком на белесых патлах и завопила изо всех сил:
— Сюрприз!!!
Сюрприз точно оказался хоть куда: у душки Артура с собой были бутылка кагора в кармане, гитара на ремне за спиной, живые кролики в рюкзаке и смертная девица под мышкой. Я слегка опешил, все это увидев.
Тем временем все это ввалилось к нам в прихожую. Джеффри и Лиз вышли посмотреть, кого убивают или лишают всех прав состояния с этаким шумом — и тормознули на пороге комнаты.
— Это уже слегка чересчур, Арчи, — сказал Джеффри.
— Брось, Джеффри, Новый Год же! Ну! Что за похоронные рожи!
— Только что все было очень мило, — заметила Лиз холодно.
— В смысле «ты прелесть, но когда свалишь, будешь просто чудо»? — спросил Артур и заржал как человек, раскрыто и громко. Его сила вокруг просто радугой полыхнула.
Лиз фыркнула. Девица прижалась к Артурову боку и спросила:
— Это твои друзья, милый?
В смысле, как говорит наш старый друг Артур, «эти зажравшиеся пижоны правда имеют к тебе какое-то отношение, моя прелесть?»
— Пойдемте в комнату, — сказал Джеффри и улыбнулся. Очень приветливо.
Мы с Лиз только переглянулись.
Арчи остановился у стола, плюхнул между хрустальными бокалами и подсвечниками воняющий кроликами рюкзак и громогласно возмутился:
— Некоторые снобы собираются праздновать, а о том, чем угостить гостей, между прочим, голодных гостей, и не подумали позаботиться!
— Мы хотели пойти гулять после того, как пробьет полночь, — сказал Джеффри.
— Я до полуночи прахом рассыплюсь, — сообщил Артур. — Ладно уж. Я тут принес кое-что.
— Мы видим, — сказала Лиз неодобрительно.
Артур вынул из рюкзака кролика за уши. Девица взвизгнула. Артур протянул кролика Лиз с очень галантным полупоклоном, исполненным в дивной панковской манере. Лиз усмехнулась и отрицательно покачала головой, а я почувствовал, что она потихоньку меняет гнев на милость. Джеффри показал мне из-за спины Лиз два разведенных пальца в виде буквы V. Я согласился. Артур устроил настоящий фейерверк из силы, она была как целый пучок бенгальских огней, как ледяное шампанское, он ее бросил, как букет в толпу. Я понял, почему Джеффчик, эстет, пижон, ревнитель традиций, терпит такого типа, как Артур — просто Артур горячий и, к тому же раскрытый нараспашку. И веселый.
С ним было приятно общаться, несмотря на его наигранную шутовскую манеру. Этот парень мне уже нравился.
Тем временем представление продолжалось. Артур очень киногенично осклабился — «я — ужас, летящий на крыльях ночи!» — и так же киношно отгрыз кролику головенку. Перемазался в крови и издал демонический рык. И облизал растопыренную пятерню. Весь набор дешевых голливудских трюков, исполненных в лучших традициях — даже Лиз рассмеялась.
— Вот вам вместо вашего телевизора, мальчики!
Только живая девка, несмотря на целую толпу Вечных, вышла из транса и теперь смотрела из угла дикими глазами — то на нас, то на Джеффрин гроб.
— Отправляйтесь в ванную комнату, Артур! — сказала Лиз, несколько смягчившись. — Вам не худо бы привести себя в порядок.
— А зеркало там есть? — спросил Артур тоном рокового намека, таинственно прищурившись и подняв бровь.
— Джеффри, о чем ты разговариваешь с этим шутом гороховым? — спросил я, усевшись в обнимку с Джеффри на диван. — Это же шоу Бенни Хилла!
— О погоде, — отозвался Джеффри невозмутимо.
— Но-но-но, молодой зверек! В смысле — молодой боец! Не смейте переходить на личности! — заявил Артур, фатовским жестом оправил драную футболку с намалеванным на ней черепом и вышел.
Лиз в это время успокаивала девку. Когда я взглянул на них, девка уже была слишком спокойна. Я хотел к ним подойти, но Джеффри меня удержал.
— Оставь даму в покое, mon cheri. Это подарок Лиз на Новый Год. На Артура иногда находит рыцарский стих. Мы с тобой поохотимся потом.
— Что за глупость — тащить живых в свое логово, — сказал я. — Труп-то куда?
— Я тебя понимаю, Мигель, неприятно, но только на этот раз. Ради создания дружеской обстановки. Может быть, Артуру удастся примирить Лиз с собой.
Ох ты, елки-палки! Ну ладно, пусть мирит, если хочет. Пока Лиз пила жизнь, мы с Джеффри выпили вина и поцеловались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39