Я не встречал человека, который бы обладал ее силой. У нее недостаточно воли, хотя в любом случае больше, чем у всех нас вместе взятых. Зачем ей энергетика внутренняя, если она обходится энергетикой внешней? У всех у нас есть будущее. Но какое? Что тебе дороже – она или твое будущее? Ему была дороже она… Все, что пытался донести до тебя Он – правда по сути. Но полуправда. Он увлекался. Он ревновал ее к тебе. Хотел понять, что она в тебе нашла с человеческих позиций. Но она не человек. И нужен ты ей как мешок с энергией или как структурная пустота (объем). Ты очень необычен. Это было очевидно сразу. Ее тянуло к тебе безмерно с самого начала. Она сама не понимала почему. А потому, что то существо, которое в ней живет, сразу почувствовало твою уникальность и пользу для себя. Если совместить ее силу и твой объем… Я не он, но и я увлекся. Тоже. Не собираюсь тебя ни в чем убеждать. У тебя есть глаза. И не только. Отдай ее мне и у тебя появится будущее. Я не причиню ей вреда. Я люблю ее. Обещаю, с ее головы не упадет ни один волос. Она получит все, что захочет. И ты тоже. Ты еще не успел в ней увязнуть, тебе будет несложно. В ней сейчас Он. Она необходима мне. Спасибо и удачи тебе. Part». «Добрый день, Part.
Как я могу ее отдать? Я не владею ею. Она делает что хочет, где хочет и с кем хочет, я не контролирую ее. Отдать ее – и у меня появится будущее? Я не любитель обменов, из меня плохой бизнесмен. Если мне кто-то нравится, я ему отдам все, что ему нужно, просто так. Ты можешь дать ей все, что ей нужно? Это замечательно, я верю, и я за это. У меня даже близко нет таких возможностей. Единственный мой подарок за все время общения – несколько дисков «DVAR». Впервые вы познакомили ее с этой музыкой… Спроси ее, чего она хочет. Я никогда не спрашивал. У меня все равно ничего нет. Он погиб, его больше нет. Она необходима тебе?
Общайся с ней. Приглашай во всякие интересные места. Делай это чаще. Кирилл».
«Отдать – значит обесточить, лишить силы. Год назад она была совсем другой. Все ей было все равно. Она позволяла себя любить или не позволяла, она играла или убивала… Ей было все равно. Жить или не жить. А сейчас она живет тобой. Вероятно, она даже любит тебя. Я не хотел в это верить, но, боюсь, это так. Она хочет жить из-за тебя, она заставляет себя бороться, и она сильна, как никогда, какой бы слабой и больной ни казалась. И чем больше она сражается за тебя, тем сильнее она становится. И обесточить ее можешь только ты. Попроси, и она отдаст тебе все, что имеет. Она отдаст тебе силу. И тогда я возьму ее. А сейчас ухаживать за ней не имеет никакого смысла. Я десять лет пытался за ней ухаживать. Она привыкла ко мне. Ей интересно все непонятное и завораживающее. Как только кто-то становится ей ясен, она теряет к нему интерес. А я для нее открытая и зачитанная до дыр книга без картинок. Ведь в душе она сущий ребенок. Не понимает того, что творит, только бы картинок побольше. Она слишком много знает и умеет, она гениальна, и ей надоел порядок, ее интересует абсурд. Она может так много, а делает так мало. Это очень хорошо, что ты достал ей „DVAR“. К сожалению, именно у тебя есть то, что ей нужно, – ты бесконечен. Но думаю, ты сам этого не знаешь. Иначе все было бы по-другому. Part».
«Добрый день, Part.
Разве это плохо, что жить ей стало более интересно?
Ты стремишься, чтобы ей было хорошо или чтобы она была слабой?
Она относится к тебе с большим чувством. Но очень боится после известных событий. Что естественно.
Она не сражается за меня. На меня никто не нападал.
Попросить ее отдать мне все? Увы, мне не очень нравится такой вариант. Она мне друг. А таким образом вести себя с друзьями не очень хорошо. Это как обидеть ребенка, который взял тебя за руку, чтобы ты перевел его через дорогу. А я все больше чувствую, что в ответе за нее.
Я не понимаю, за что между вами идет война. Кирилл».
«Я имею в виду, что она сражается за твою любовь. Он говорил мне, что ты ее не любишь. И она, вероятно, это чувствует, вот и сражается. И крепнет. Вот и все. Очень банально. В данный момент я стремлюсь сделать ее слабой, для ее же пользы. Это трудно понять, ты можешь только мне поверить. Так надо. Есть люди способные, есть талантливые, а есть гениальные. Гениальность может не проявляться, пока человек бездействует, но как только он начинает что-либо делать, не важно что, сразу становится видна его гениальность – у него получается все, за что бы он не брался. Понимаешь? Все! В том числе и то, что за гранью, потому что для гения не существует границ. Ты не поймешь того, что в тебе, пока сам этого не почувствуешь и не осознаешь, сколько тебе об этом ни говори и ни объясняй. Есть вещи, которые нельзя понять головой. Их можно только почувствовать. И тогда придет осознание, но не из головы, а из сердца, и ты вмиг поймешь все. Своим естеством. Может быть. Если такое случится. А война у нас идет за единство. Когда-то мы были едины, и нам было хорошо. Безумно хорошо. А она все разрушила и ушла. Мы думали, она вернется, но время шло, мы были друзьями, хорошими друзьями, но не были едины. Она жила своей жизнью, а мы ждали, ждали, ждали. Иногда казалось, что мы готовы отрезать ей ноги, только бы она не ушла в очередной раз. Но она каждый раз уходила, и мы никогда не знали, вернется она или нет. И мы поняли, что это только она для нас – все, а мы для нее – так, сухие листья, прилипшие к подошве. Но мы не листья, мы из очень сильного рода, и сила наша накапливалась из поколения в поколение веками, а не была обременительной обузой, как для нее. У нас есть Учитель, и он считает таких, как она, падшими богами – они растрачивают свою силу направо и налево, не задумываясь о последствиях. Они не дорожат ею и не копят ее. Более того, она тяготит их. И они стремятся от нее вылечиться, как от болезни. Сейчас трудно говорить о единстве, поскольку Его уже нет. Но Он в ней, хотя бы частично, и поэтому она нужна мне. Но я не хочу применять силу. Как Он. Она должна сама. Понять. И сделать то, что все равно неотвратимо. А поймет она только тогда, когда ей станет плохо. Сосем плохо. Part».
Надо признать, что у Данила тоже оказалась вполне четкая позиция. С внутренней логикой, последовательностью и собственной историей. В моей позиции не было ничего из вышеперечисленного. Ну да ладно. Будем считать, что логика – это ограниченность ума.
«Добрый день, Part.
Я не готов нанести ей вред. Кирилл».
После смерти Давида или, возможно, в связи с постоянной практикой, мое зрение во внутреннем пространстве постепенно улучшалось. Теперь я хорошо видел Киру. Она висела в бесконечности недалеко от меня в виде полупрозрачного оранжевого саркофага. Внутри саркофага иногда что-то шевелилось. Я про себя назвал это цветком. Оно выглядело как растение с тоненьким стеблем, конечностями-веточками и небольшой головкой. Странно, но оно точно соответствовало размеру саркофага.
Несмотря на мою возросшую чувствительность, первой влияние почувствовала Кира. Мы лежали на диване у меня дома, занимались английским, а кто-то что-то перекладывал у нас в головах. Я посмотрел в черную бесконечность, никого не было. Опустил точку зрения ближе к нашему миру. Вместо черноты появился грязный разноцветный туман. Несколько человеческих существ женского пола, взявшись за руки, что-то делали. Они были настроены на Киру и на меня.
– Кир, а я вижу… Нескольких, скорее всего, женщин, кажется, пятерых. Они где-то в горах. И они влияют на тебя.
– Ты не понимаешь, в горах нет женщин. Как будь-то нет… Там одни мужчины… Никто не доверит такое женщине…
– Странно, впрочем это сейчас не очень важно. Я буду все время защищать тебя от воздействия, а ты расслабься и расскажи мне все, что ты знаешь об учителе. Что за учитель у братьев? – Я начал уводить влияние от Киры по дугам и понемногу замыкать его на самих женщин. С влиянием на себя я решил ничего не делать, поскольку оно еле чувствовалось, а делить свои, и так не очень большие силы, не хотелось.
– Не знаю точно. Говорили: встретили в горах человека, он что-то там им открыл, поделился каким-то знанием. Живет где-то высоко, куда туристы не заходят, чуть ли не в пещере, но я в это не верю. Но учитель этот был, определенно. Как, чему и почему он их учил, не знаю. Они хотели взять меня с собой к этому учителю, но меня это не интересовало. – Кира замолчала, пытаясь еще что-то вспомнить, я же строил и строил защитные конструкции в разноцветном тумане.
– А какая у них концепция? На базе какого миропонимания, к чему они стремятся?
– Слушай, что за вопросы ты задаешь? Не знаю. Да и все равно мне было. Плевать я хотела на этого учителя. У меня совсем другие проблемы были…
«Очень лаконично. Разве речь идет о вреде? Все делается для ее же пользы. Она не приспособлена для жизни среди людей. Она страдает. Для нее это ад. Ей нужно жить среди себе подобных. Таких мало, но они есть. Мой учитель такой. Я не такой, но я близок, и понимаю, что ей нужно, и никогда не смогу причинить ей вреда. Я люблю ее. Возможно, ты при определенных условиях и не очень далек от нас, но сейчас ты не готов понять… Тебе остается только подчиниться. Скажи ей, что тебе плохо, что ты болен, что умираешь (для убедительности можешь сослаться на врачей) и что тебе нужна ее сила, чтобы выжить. Ее человеческое тело очень ослаблено, и если она отдаст силу, она сама умрет, но не сразу. Чтобы выжить, будет искать себе подобных. Я ей сегодня позвоню и расскажу про Учителя. Учитель уже давно ждет. Когда ученик готов, приходит Учитель. В данном случае с учеником что-то случилось. Ученик выбрал падение вместо Пути. И нашел себе ложного „учителя“. Нужно все расставить по местам. Разве это вред? Part».
«Добрый день, Part.
Увы, наши понимания мира несколько расходятся. Я сейчас попытаюсь объяснить свое, но я не большой знаток эпистолярного жанра, поэтому прошу читать также и между строк. Мир не такой, как мы его видим, не такой, каким мы его представляем, не такой, каким мы его чувствуем. Мы, живые существа, воспринимаем ничтожную часть мира, мы можем воспринять больше, но эта часть так и останется ничтожной. После восприятия мы делим мир на части, иначе мы даже эту маленькую часть не можем принять. Делать выводы по этой части восприятия бессмысленно. Законов в мире не существует. Любые теории неправильны.
Все учения – заблуждения. Каков мир на самом деле – мы не узнаем никогда. Отсюда можно делать любые выводы – это не имеет значения. Я не стремлюсь к твоему Учителю. Не нужно извиняться. Я не уверен в помыслах твоего Учителя. Я не обязан подчиняться. Надеюсь, мое письмо не очень резкое. Не хочу, чтобы то, что написано выше было воспринято как противостояние вам. Это не так. Это не противостояние ничему, скорее это сдача, капитуляция, отсутствие борьбы… За отсутствием противника. Но и подчиняться – это ограничение. Это точка зрения. Кирилл».
Я переписывался с Данилом, но был увлечен уже другой идеей. Поехать в гости к деду Георгию, который хорошо знал Киру маленькой и в некоторой степени занимался ее воспитанием. Так, по крайней мере, она сама говорила. Наблюдая за собой, я удивлялся не узнавая себя – у меня появились новые качества и некий новый вектор стремлений – все это было трудноописуемым, но для меня – вполне заметным. Несмотря на полное отсутствие свободных средств для поездки и логического обоснования – зачем собственно ехать, я действовал мягко, но без тени сомнения – ехать надо. Это «надо» было легким и солнечным, не несло в себе ни бремени выбора, ни груза обязанности. Еще я заметил в себе безысходность, упадничество. Смотря в будущее, я не видел себя там. Ну и плевать, было немного грустно, но не сильно. Раз у меня нет будущего, надо хоть напоследок съездить с Кирой к этому деду, возможно, он прольет хоть немного света на нашу историю.
«Было бы самым лучшим вариантом, если бы она сама осознала, что должна быть со мной и с Учителем. Но она сейчас себя не помнит, нашла себе увлечение в жизни, которое поглотило всю ее. Она ничего не хочет видеть и слышать. Я не припоминаю, чтобы она была увлечена чем-то или кем-то, как сейчас увлечена тобой. Во всех предыдущих случаях она лишь позволяла чему-то себя увлечь и кому-то себя любить. Да и то далеко не каждому. Учитель говорит, что сейчас ее „сила“ ищет выход – стремится объединиться с твоей пустотой. Далее по поводу мира. Ты абсолютно прав. Но! Мы сейчас находимся именно в этой маленькой части мира и осознаем это, в отличие от подавляющего большинства, и… Хотим ее покинуть. Теории – не для нас. Мы практики. Мы знаем, как это сделать, потому что есть те, кто это уже делал – она, например. Но она зачем-то вернулась, или ее выгнали… Я не знаю, каков мир. Никто не знает. Но мир сам знает. Он себя осознает. И мы хотим стать частью этого мира. Не быть частью части, а быть частью целого. Собственно, это уже не часть, а единство единого. Я тоже не мастер говорить, а тем более писать. Так что, наверно, не очень убедительно, но, как ты сам говоришь, это для нас сейчас не имеет никакого значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Как я могу ее отдать? Я не владею ею. Она делает что хочет, где хочет и с кем хочет, я не контролирую ее. Отдать ее – и у меня появится будущее? Я не любитель обменов, из меня плохой бизнесмен. Если мне кто-то нравится, я ему отдам все, что ему нужно, просто так. Ты можешь дать ей все, что ей нужно? Это замечательно, я верю, и я за это. У меня даже близко нет таких возможностей. Единственный мой подарок за все время общения – несколько дисков «DVAR». Впервые вы познакомили ее с этой музыкой… Спроси ее, чего она хочет. Я никогда не спрашивал. У меня все равно ничего нет. Он погиб, его больше нет. Она необходима тебе?
Общайся с ней. Приглашай во всякие интересные места. Делай это чаще. Кирилл».
«Отдать – значит обесточить, лишить силы. Год назад она была совсем другой. Все ей было все равно. Она позволяла себя любить или не позволяла, она играла или убивала… Ей было все равно. Жить или не жить. А сейчас она живет тобой. Вероятно, она даже любит тебя. Я не хотел в это верить, но, боюсь, это так. Она хочет жить из-за тебя, она заставляет себя бороться, и она сильна, как никогда, какой бы слабой и больной ни казалась. И чем больше она сражается за тебя, тем сильнее она становится. И обесточить ее можешь только ты. Попроси, и она отдаст тебе все, что имеет. Она отдаст тебе силу. И тогда я возьму ее. А сейчас ухаживать за ней не имеет никакого смысла. Я десять лет пытался за ней ухаживать. Она привыкла ко мне. Ей интересно все непонятное и завораживающее. Как только кто-то становится ей ясен, она теряет к нему интерес. А я для нее открытая и зачитанная до дыр книга без картинок. Ведь в душе она сущий ребенок. Не понимает того, что творит, только бы картинок побольше. Она слишком много знает и умеет, она гениальна, и ей надоел порядок, ее интересует абсурд. Она может так много, а делает так мало. Это очень хорошо, что ты достал ей „DVAR“. К сожалению, именно у тебя есть то, что ей нужно, – ты бесконечен. Но думаю, ты сам этого не знаешь. Иначе все было бы по-другому. Part».
«Добрый день, Part.
Разве это плохо, что жить ей стало более интересно?
Ты стремишься, чтобы ей было хорошо или чтобы она была слабой?
Она относится к тебе с большим чувством. Но очень боится после известных событий. Что естественно.
Она не сражается за меня. На меня никто не нападал.
Попросить ее отдать мне все? Увы, мне не очень нравится такой вариант. Она мне друг. А таким образом вести себя с друзьями не очень хорошо. Это как обидеть ребенка, который взял тебя за руку, чтобы ты перевел его через дорогу. А я все больше чувствую, что в ответе за нее.
Я не понимаю, за что между вами идет война. Кирилл».
«Я имею в виду, что она сражается за твою любовь. Он говорил мне, что ты ее не любишь. И она, вероятно, это чувствует, вот и сражается. И крепнет. Вот и все. Очень банально. В данный момент я стремлюсь сделать ее слабой, для ее же пользы. Это трудно понять, ты можешь только мне поверить. Так надо. Есть люди способные, есть талантливые, а есть гениальные. Гениальность может не проявляться, пока человек бездействует, но как только он начинает что-либо делать, не важно что, сразу становится видна его гениальность – у него получается все, за что бы он не брался. Понимаешь? Все! В том числе и то, что за гранью, потому что для гения не существует границ. Ты не поймешь того, что в тебе, пока сам этого не почувствуешь и не осознаешь, сколько тебе об этом ни говори и ни объясняй. Есть вещи, которые нельзя понять головой. Их можно только почувствовать. И тогда придет осознание, но не из головы, а из сердца, и ты вмиг поймешь все. Своим естеством. Может быть. Если такое случится. А война у нас идет за единство. Когда-то мы были едины, и нам было хорошо. Безумно хорошо. А она все разрушила и ушла. Мы думали, она вернется, но время шло, мы были друзьями, хорошими друзьями, но не были едины. Она жила своей жизнью, а мы ждали, ждали, ждали. Иногда казалось, что мы готовы отрезать ей ноги, только бы она не ушла в очередной раз. Но она каждый раз уходила, и мы никогда не знали, вернется она или нет. И мы поняли, что это только она для нас – все, а мы для нее – так, сухие листья, прилипшие к подошве. Но мы не листья, мы из очень сильного рода, и сила наша накапливалась из поколения в поколение веками, а не была обременительной обузой, как для нее. У нас есть Учитель, и он считает таких, как она, падшими богами – они растрачивают свою силу направо и налево, не задумываясь о последствиях. Они не дорожат ею и не копят ее. Более того, она тяготит их. И они стремятся от нее вылечиться, как от болезни. Сейчас трудно говорить о единстве, поскольку Его уже нет. Но Он в ней, хотя бы частично, и поэтому она нужна мне. Но я не хочу применять силу. Как Он. Она должна сама. Понять. И сделать то, что все равно неотвратимо. А поймет она только тогда, когда ей станет плохо. Сосем плохо. Part».
Надо признать, что у Данила тоже оказалась вполне четкая позиция. С внутренней логикой, последовательностью и собственной историей. В моей позиции не было ничего из вышеперечисленного. Ну да ладно. Будем считать, что логика – это ограниченность ума.
«Добрый день, Part.
Я не готов нанести ей вред. Кирилл».
После смерти Давида или, возможно, в связи с постоянной практикой, мое зрение во внутреннем пространстве постепенно улучшалось. Теперь я хорошо видел Киру. Она висела в бесконечности недалеко от меня в виде полупрозрачного оранжевого саркофага. Внутри саркофага иногда что-то шевелилось. Я про себя назвал это цветком. Оно выглядело как растение с тоненьким стеблем, конечностями-веточками и небольшой головкой. Странно, но оно точно соответствовало размеру саркофага.
Несмотря на мою возросшую чувствительность, первой влияние почувствовала Кира. Мы лежали на диване у меня дома, занимались английским, а кто-то что-то перекладывал у нас в головах. Я посмотрел в черную бесконечность, никого не было. Опустил точку зрения ближе к нашему миру. Вместо черноты появился грязный разноцветный туман. Несколько человеческих существ женского пола, взявшись за руки, что-то делали. Они были настроены на Киру и на меня.
– Кир, а я вижу… Нескольких, скорее всего, женщин, кажется, пятерых. Они где-то в горах. И они влияют на тебя.
– Ты не понимаешь, в горах нет женщин. Как будь-то нет… Там одни мужчины… Никто не доверит такое женщине…
– Странно, впрочем это сейчас не очень важно. Я буду все время защищать тебя от воздействия, а ты расслабься и расскажи мне все, что ты знаешь об учителе. Что за учитель у братьев? – Я начал уводить влияние от Киры по дугам и понемногу замыкать его на самих женщин. С влиянием на себя я решил ничего не делать, поскольку оно еле чувствовалось, а делить свои, и так не очень большие силы, не хотелось.
– Не знаю точно. Говорили: встретили в горах человека, он что-то там им открыл, поделился каким-то знанием. Живет где-то высоко, куда туристы не заходят, чуть ли не в пещере, но я в это не верю. Но учитель этот был, определенно. Как, чему и почему он их учил, не знаю. Они хотели взять меня с собой к этому учителю, но меня это не интересовало. – Кира замолчала, пытаясь еще что-то вспомнить, я же строил и строил защитные конструкции в разноцветном тумане.
– А какая у них концепция? На базе какого миропонимания, к чему они стремятся?
– Слушай, что за вопросы ты задаешь? Не знаю. Да и все равно мне было. Плевать я хотела на этого учителя. У меня совсем другие проблемы были…
«Очень лаконично. Разве речь идет о вреде? Все делается для ее же пользы. Она не приспособлена для жизни среди людей. Она страдает. Для нее это ад. Ей нужно жить среди себе подобных. Таких мало, но они есть. Мой учитель такой. Я не такой, но я близок, и понимаю, что ей нужно, и никогда не смогу причинить ей вреда. Я люблю ее. Возможно, ты при определенных условиях и не очень далек от нас, но сейчас ты не готов понять… Тебе остается только подчиниться. Скажи ей, что тебе плохо, что ты болен, что умираешь (для убедительности можешь сослаться на врачей) и что тебе нужна ее сила, чтобы выжить. Ее человеческое тело очень ослаблено, и если она отдаст силу, она сама умрет, но не сразу. Чтобы выжить, будет искать себе подобных. Я ей сегодня позвоню и расскажу про Учителя. Учитель уже давно ждет. Когда ученик готов, приходит Учитель. В данном случае с учеником что-то случилось. Ученик выбрал падение вместо Пути. И нашел себе ложного „учителя“. Нужно все расставить по местам. Разве это вред? Part».
«Добрый день, Part.
Увы, наши понимания мира несколько расходятся. Я сейчас попытаюсь объяснить свое, но я не большой знаток эпистолярного жанра, поэтому прошу читать также и между строк. Мир не такой, как мы его видим, не такой, каким мы его представляем, не такой, каким мы его чувствуем. Мы, живые существа, воспринимаем ничтожную часть мира, мы можем воспринять больше, но эта часть так и останется ничтожной. После восприятия мы делим мир на части, иначе мы даже эту маленькую часть не можем принять. Делать выводы по этой части восприятия бессмысленно. Законов в мире не существует. Любые теории неправильны.
Все учения – заблуждения. Каков мир на самом деле – мы не узнаем никогда. Отсюда можно делать любые выводы – это не имеет значения. Я не стремлюсь к твоему Учителю. Не нужно извиняться. Я не уверен в помыслах твоего Учителя. Я не обязан подчиняться. Надеюсь, мое письмо не очень резкое. Не хочу, чтобы то, что написано выше было воспринято как противостояние вам. Это не так. Это не противостояние ничему, скорее это сдача, капитуляция, отсутствие борьбы… За отсутствием противника. Но и подчиняться – это ограничение. Это точка зрения. Кирилл».
Я переписывался с Данилом, но был увлечен уже другой идеей. Поехать в гости к деду Георгию, который хорошо знал Киру маленькой и в некоторой степени занимался ее воспитанием. Так, по крайней мере, она сама говорила. Наблюдая за собой, я удивлялся не узнавая себя – у меня появились новые качества и некий новый вектор стремлений – все это было трудноописуемым, но для меня – вполне заметным. Несмотря на полное отсутствие свободных средств для поездки и логического обоснования – зачем собственно ехать, я действовал мягко, но без тени сомнения – ехать надо. Это «надо» было легким и солнечным, не несло в себе ни бремени выбора, ни груза обязанности. Еще я заметил в себе безысходность, упадничество. Смотря в будущее, я не видел себя там. Ну и плевать, было немного грустно, но не сильно. Раз у меня нет будущего, надо хоть напоследок съездить с Кирой к этому деду, возможно, он прольет хоть немного света на нашу историю.
«Было бы самым лучшим вариантом, если бы она сама осознала, что должна быть со мной и с Учителем. Но она сейчас себя не помнит, нашла себе увлечение в жизни, которое поглотило всю ее. Она ничего не хочет видеть и слышать. Я не припоминаю, чтобы она была увлечена чем-то или кем-то, как сейчас увлечена тобой. Во всех предыдущих случаях она лишь позволяла чему-то себя увлечь и кому-то себя любить. Да и то далеко не каждому. Учитель говорит, что сейчас ее „сила“ ищет выход – стремится объединиться с твоей пустотой. Далее по поводу мира. Ты абсолютно прав. Но! Мы сейчас находимся именно в этой маленькой части мира и осознаем это, в отличие от подавляющего большинства, и… Хотим ее покинуть. Теории – не для нас. Мы практики. Мы знаем, как это сделать, потому что есть те, кто это уже делал – она, например. Но она зачем-то вернулась, или ее выгнали… Я не знаю, каков мир. Никто не знает. Но мир сам знает. Он себя осознает. И мы хотим стать частью этого мира. Не быть частью части, а быть частью целого. Собственно, это уже не часть, а единство единого. Я тоже не мастер говорить, а тем более писать. Так что, наверно, не очень убедительно, но, как ты сам говоришь, это для нас сейчас не имеет никакого значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45