С разных сторон туда бежали на помощь. Страшная картина представилась людям: на песчаной дорожке барахтался какой-то человек; лицо его, освещенное светом дальнего фонаря, было искажено злобой и ненавистью; он сжимал руками горло лежавшего под ним человека.
– Что вы делаете? Оставьте! – закричал Мартини.
Кто-то из подбежавших кинулся на злодея. В него вцепились десятки рук. Он не отбивался, не сопротивлялся, но и не выпускал из своих скрюченных пальцев шею жертвы. Когда, наконец, его оттащили, он стоял среди тесного кольца окружающих, дрожа всем телом; пальцы его рук все еще оставались судорожно сжатыми, глаза, устремленные вперед, ничего не видели. Группа людей обступила распростертое на земле тело.
– Сердце едва бьется, – шепотом сказал кто-то. – Вытащите язык. Давайте делать искусственное дыхание.
Умелые руки делали уже то и другое.
– Это женщина. У нее повреждено горло. Немедленно отправить ее в больницу, – раздалось в темноте чье-то приказание.
Мартини узнал голос доктора Бергера.
– Дорогой, что случилось?
– Видите, этот человек задушил женщину. Здесь это неслыханное преступление. Каковы мотивы, я не знаю.
– Ревность, конечно, ревность, я только что невольно подслушал часть их разговора!
– Весьма возможно. – Они отошли несколько в сторону, и Мартини взял доктора за руку.
– Нечего удивляться, вы разбудили зверя. Вот он, ничем не сдерживаемый, и начинает себя проявлять.
– Мы это предвидели, но что же поделаешь? Надо бороться или с диким зверем, или со слабостью, из-за которой организм не может противостоять болезням.
– Не знаю, что лучше.
Доктор Бергер подхватил своего старого знакомого под руку и потащил к выходу из сада. Навстречу им уже мчался санитарный автомобиль. Любопытные бежали со всех сторон.
– Последние сведения об эпидемии самые неутешительные. Болеют все поголовно. Ямомото и его многочисленные помощники выбиваются из сил. Бактериологическая лаборатория расширена, но беда в том, что прививки очень слабо действуют на организм людей, выращенных в инкубаториях.
Мимо них провели преступника. Он шел, тяжело волоча ноги и громко рыдая. Бешенство прошло, сменившись глубоким отчаянием.
– Кто он? – спросил Бергер у кого-то из проходивших.
– Муки, – ответил тот.
– Муки? Муки! Я его прекрасно знаю, – воскликнул пораженный Мартини. Это хороший электромонтер и очень спокойный и разумный человек.
– Ревность делает человека неузнаваемым, – сказал доктор Бергер. Они попрощались; маленький итальянец отправился домой, полный невеселых размышлений.
ГЛАВА VII
Мадам Гаро снова стала бывать у Фишеров. Горькие воспоминания о кратковременном счастье, пережитом ею с Рене Герье, потускнели, она чувствовала себя в этой милой семье так же хорошо, как и прежде.
Фрау Фишер предложила ей обедать у них; она с удовольствием согласилась.
Несмотря на установившуюся близость, Анжелика не доверила супругам Фишерам всего, что произошло у нее с Максом; ее печальное настроение супруги Фишер объясняли тем, что она еще не могла оправиться от горя.
Вскоре разразилась эпидемия, и личные переживания отошли на задний план.
Сегодня погода была неважная, тучи низко висели над землей, то и дело сеял мелкий дождь. Рано стемнело. После обеда не хотелось расходиться. За столом, в ярко освещенной столовой, было уютно и тепло. Дети ушли, Фишер, потягивая сигару и запивая ее глотками янтарного пива, погрузился в созерцательное молчание. Фрау Фишер вязала, перекидываясь с гостьей короткими фразами, касающимися семьи, только что прочтенной книги, домашних дел, эпидемии.
Море треволнений и забот, окружавшие эту виллу на холме, казалось, не нарушило царившего здесь спокойствия.
– Мои дети не боятся этой болезни, их организм справится с нею, а кроме того, Отто обеспокоился вовремя, им всем сделана прививка, – говорила хозяйка.
Кто-то позвонил. Герр Отто встал навстречу пришедшим гостям. Это были Кю и Чери. Первый, не здороваясь, опустился в кресло. Чери продолжал стоять.
– Что с вами, дорогие друзья? Кажется, что-то случилось?
Кю с трудом овладел собой.
– В столице тоже появились заболевания. Болезнь распространяется, несмотря на карантин. Большая часть страны охвачена эпидемией. Сейчас получено распоряжение начать эвакуацию воспитывающихся поколений. Инкубатории подлежат усиленной охране. Если зараза проникнет в них, мы лишимся прироста населения. Это ужасно, ужасно!
– Успокойтесь, дорогой Кю. Благодаря принятым мерам эпидемия не распространяется с той быстротой, которую она развила вначале. Прививки Ямомото все же имеют некоторое действие на организм людей, выращенных в инкубаториях.
– Ужасно высокая смертность теперь несколько снизилась, но поймите, герр Фишер, мы чувствуем себя беззащитными против любого ничтожного заболевания, с которым ваш организм борется весьма успешно. Среди заболевших очень мало иностранцев, а смертных случаев у них не наблюдалось. У нас совсем наоборот. Оттого-то и царит всеобщая растерянность.
– Полная растерянность, упадок сил, руки и голова отказываются служить, – медленно произнес заплетающимся языком Чери.
– Но это, господа, недопустимо, надо чем-нибудь подбодрить себя! Отчего же не пущены в дело внушители? – Говоря это, Фишер смотрел на своих гостей глазами, полными жалости.
– Если бы не внушители, мы не знаем, что было бы.
– Они работают повсюду, день и ночь, – закончил Чери начатую Кю фразу. – Но и внушители перестали оказывать то действие, которое оказывали раньше. Действие их очень кратковременно.
– Употребление всяких раздражителей всегда требует повышения дозы, а это ведет к переутомлению, и тогда средство перестает действовать или действует в обратном направлении, – согласился Фишер.
– Совершенно верно. Внушение веселья и беззаботности не дает нам облегчения. Мы погружаемся все глубже и глубже в тоску и меланхолию.
– Я не удивлюсь, если будут самоубийства, – мрачно добавил Чери.
– Положение серьезное, – задумчиво проговорил Фишер, выпуская изо рта густые клубы сигарного дыма. – Очень серьезное, но неужели вы, самые высокопоставленные люди, не способны взять себя в руки и оказать необходимое воздействие на массу? Вы, именно вы, должны являться примером для нее!
Кю в отчаянии махнул рукой.
– Откуда нам взять эту силу воли, нам, всегда привыкшим жить по указаниям из органов управления страной?
В голосах двух друзей было столько безнадежности, что Фишер понял бесцельность своих советов. Допив до дна громадную кружку пива, он сказал:
– Вся надежда на Макса Куинслея; он человек такой необыкновенной воли, таких знаний, он имеет таких помощников, что вы можете верить: он сделает все, чтобы спасти вас.
Эти слова, казалось, произвели мало впечатления.
Друзья сидели с поникшими головами.
Жалость к этим людям заставляла страдать бедную фрау Фишер; она не могла спокойно выносить чужое несчастье, тем более когда оно разыгрывалось на ее глазах.
Мадам Гаро оставалась ко всему безучастной. Ее мало трогали эти чуждые ей существа, выращенные в инкубаториях.
– Действие внушителей не достигает вашего дома, герр Фишер, – сказал Кю, – и я чувствую себя здесь еще хуже. Надо скорее уходить. Ввиду опасности распространения эпидемии на район расположения заводов, заготовляющих питательные вещества, Макс Куинслей только что велел передать приказ об устройстве нового филиала. Вы должны заняться этим немедленно. Завтра будет подробное письменное предписание. Для этого мы и зашли к вам.
Друзья встали и, попрощавшись общим поклоном, удалились медленными вялыми шагами.
– Невеселые новости, – проговорил Фишер. – Боюсь, что мне придется расстаться с вами, дорогая Анна.
– Расстаться с нами? Ах, боже мой! Откуда ты взял это, Отто?
– Я думаю, что филиал будет открыт где-нибудь в Долине, по какую сторону карантинной линии, я не знаю. Может быть, мне нельзя будет ездить домой.
Всякая опасность домашнему очагу и укладу жизни приводили добрейшую фрау Фишер в полное расстройство.
– Дорогой Отто, ты не должен оставлять семью в такое опасное время! Слезы выступили у нее на глазах.
– Но, Анна, ты понимаешь, я не могу нарушить обязательств, я должен повиноваться.
– Ах, Отто, Отто, зачем ты подписал этот ужасный договор?
Мадам Гаро не хотела быть свидетельницей семейной сцены; она выскользнула из столовой и, надев свой непромокаемый плащ, вышла в сад.
Сырой холодный воздух вызывал дрожь. Электрический свет, расплываясь в тумане, тускло освещал улицу. Под одним из дуговых фонарей стоял большой автомобиль с каким-то сооружением наверху. Это был полевой внушитель – они были расставлены в разных местах, день и ночь неустанно распространяли мысли и ощущения, которые должны были поддерживать падающих духом граждан. Домашние внушители не оказывали должного действия.
Мадам Гаро находилась в особенно нервном состоянии. То, чти она увидела и услышала сейчас в столовой Фишера, нарушило с трудом обретенное равновесие. Теперь она испытывала острое чувство раздражения, которое усиливалось с каждой минутой и делалось просто невыносимым.
«Внушители перестали действовать», – вспомнила мадам Гаро слова Кю. – А что, если я попробую? Может, я почувствую облегчение? Благодаря предохранителю я ведь остаюсь вне влияния этих волн».
Она осторожно нащупала на груди маленькую металлическую коробочку и нажала на нем пружинку.
«Жизнь каждого из вас имеет смысл только в том случае, если вы живете для будущего, когда бы оно ни пришло? Вы должны спокойно идти на жертвы, не щадя своей жизни. Только тогда мы приблизим к себе счастье», – вот какие мысли тотчас проникли в мозг мадам Гаро. Она могла бы их записать – именно так, но так ли они были поданы аппаратом и этими ли именно словами, она не знала. «Счастье будущих поколений – это все, а над собственной жизнью надо поставить крест? Неужели мы живем только для других, а сами не имеем даже права на крупицу счастья?» – думала она.
«Вы, современные люди, представляете из себя фундамент, на котором будет построено роскошное здание будущего», – настаивал внушитель. «Роскошное здание, которого мы не увидим», – возражала мадам Гаро.
«Вид этого будущего здания вы должны всегда иметь перед своим духовным взором. Если его еще не существует, то тем более вы должны стремиться, чтобы оно было построено в наискорейшее время».
Собственные мысли мадам Гаро и мысли, навеваемые внушителями, боролись между собой; постепенно последние побеждали. Голос человека-эгоиста, голос первобытного существа, жаждущего сиюминутных наслаждений, затихал; в голове звучал стройный хор, призывающий к самопожертвованию, терпению, выносливости. Настроение резко менялось; что-то теплое, волнующее, призывное захватывало настолько, что тот, кто видел эту женщину уныло шагавшей по улице, не узнал бы ее в этот момент – она подтянулась, шаги ее сделались быстрыми и уверенными, лицо горело румянцем, глаза светились весельем.
«Пожалуй, на меня внушитель действует очень сильно. Мне кажется, этой дозы вполне достаточно», – сказала она себе и придавила кнопку предохранителя. Внушение прекратилось, но чувство, наполнявшее ее, оставалось еще долго.
По улице двигалась колонна рабочих. Ряды их были не так стройны, как прежде; они шли в ногу, соблюдая порядок, но имели усталый и мрачный вид.
«Да, да, эти люди похожи на потерявших веру. Что, если их охватит полное отчаяние?» – подумала она.
Широкая боковая улица с тенистыми аллеями по обе стороны вела к дому мадам Гаро. Под деревьями было темно, прохожие почти не встречались. Одинокая фигура медленно двигалась впереди. Мадам Гаро быстро нагнала ее. Одного взгляда было достаточно, чтобы узнать Роберта Куинслея.
– Добрый вечер, мадам.
– Добрый вечер. Прогуливаетесь?
Роберт остановился, загораживая дорогу.
– Я ожидаю вас.
– Меня?
– Вы удивлены? Я расскажу вам все. А теперь прошу вашего согласия проехаться со мной на автомобиле.
– На автомобиле?
– Вы опять удивлены? Так надо, поверьте.
– Хорошо, я согласна.
Настроение ее все еще оставалось повышенным, и эта встреча с Робертом, его предложение казались ей интересными.
– А где же автомобиль?
– За углом.
Автомобиль оказался без шофера, большой, удобный. Поднятый над сиденьями верх вполне закрывал пассажиров.
«Зачем я еду? Это такой неосторожный шаг», – промелькнуло в голове Анжелики. Но в то же время ее что-то манило вперед, в ней развивалась жажда авантюры.
Сноп яркого света танцевал впереди автомобиля. Дорога то извивалась перед ними, то пропадала за поворотом, и тогда прожектор упирался своими лучами в темные постройки или придорожные кусты.
– Куда вы меня везете? – спросила она.
– Сейчас приедем, осталось всего каких-нибудь десять миль.
Скоро дорога сделалась неровной. Ход замедлился. По сторонам возвышался стеной темный лес. Свет прожектора скользил по голым стволам высоких деревьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Что вы делаете? Оставьте! – закричал Мартини.
Кто-то из подбежавших кинулся на злодея. В него вцепились десятки рук. Он не отбивался, не сопротивлялся, но и не выпускал из своих скрюченных пальцев шею жертвы. Когда, наконец, его оттащили, он стоял среди тесного кольца окружающих, дрожа всем телом; пальцы его рук все еще оставались судорожно сжатыми, глаза, устремленные вперед, ничего не видели. Группа людей обступила распростертое на земле тело.
– Сердце едва бьется, – шепотом сказал кто-то. – Вытащите язык. Давайте делать искусственное дыхание.
Умелые руки делали уже то и другое.
– Это женщина. У нее повреждено горло. Немедленно отправить ее в больницу, – раздалось в темноте чье-то приказание.
Мартини узнал голос доктора Бергера.
– Дорогой, что случилось?
– Видите, этот человек задушил женщину. Здесь это неслыханное преступление. Каковы мотивы, я не знаю.
– Ревность, конечно, ревность, я только что невольно подслушал часть их разговора!
– Весьма возможно. – Они отошли несколько в сторону, и Мартини взял доктора за руку.
– Нечего удивляться, вы разбудили зверя. Вот он, ничем не сдерживаемый, и начинает себя проявлять.
– Мы это предвидели, но что же поделаешь? Надо бороться или с диким зверем, или со слабостью, из-за которой организм не может противостоять болезням.
– Не знаю, что лучше.
Доктор Бергер подхватил своего старого знакомого под руку и потащил к выходу из сада. Навстречу им уже мчался санитарный автомобиль. Любопытные бежали со всех сторон.
– Последние сведения об эпидемии самые неутешительные. Болеют все поголовно. Ямомото и его многочисленные помощники выбиваются из сил. Бактериологическая лаборатория расширена, но беда в том, что прививки очень слабо действуют на организм людей, выращенных в инкубаториях.
Мимо них провели преступника. Он шел, тяжело волоча ноги и громко рыдая. Бешенство прошло, сменившись глубоким отчаянием.
– Кто он? – спросил Бергер у кого-то из проходивших.
– Муки, – ответил тот.
– Муки? Муки! Я его прекрасно знаю, – воскликнул пораженный Мартини. Это хороший электромонтер и очень спокойный и разумный человек.
– Ревность делает человека неузнаваемым, – сказал доктор Бергер. Они попрощались; маленький итальянец отправился домой, полный невеселых размышлений.
ГЛАВА VII
Мадам Гаро снова стала бывать у Фишеров. Горькие воспоминания о кратковременном счастье, пережитом ею с Рене Герье, потускнели, она чувствовала себя в этой милой семье так же хорошо, как и прежде.
Фрау Фишер предложила ей обедать у них; она с удовольствием согласилась.
Несмотря на установившуюся близость, Анжелика не доверила супругам Фишерам всего, что произошло у нее с Максом; ее печальное настроение супруги Фишер объясняли тем, что она еще не могла оправиться от горя.
Вскоре разразилась эпидемия, и личные переживания отошли на задний план.
Сегодня погода была неважная, тучи низко висели над землей, то и дело сеял мелкий дождь. Рано стемнело. После обеда не хотелось расходиться. За столом, в ярко освещенной столовой, было уютно и тепло. Дети ушли, Фишер, потягивая сигару и запивая ее глотками янтарного пива, погрузился в созерцательное молчание. Фрау Фишер вязала, перекидываясь с гостьей короткими фразами, касающимися семьи, только что прочтенной книги, домашних дел, эпидемии.
Море треволнений и забот, окружавшие эту виллу на холме, казалось, не нарушило царившего здесь спокойствия.
– Мои дети не боятся этой болезни, их организм справится с нею, а кроме того, Отто обеспокоился вовремя, им всем сделана прививка, – говорила хозяйка.
Кто-то позвонил. Герр Отто встал навстречу пришедшим гостям. Это были Кю и Чери. Первый, не здороваясь, опустился в кресло. Чери продолжал стоять.
– Что с вами, дорогие друзья? Кажется, что-то случилось?
Кю с трудом овладел собой.
– В столице тоже появились заболевания. Болезнь распространяется, несмотря на карантин. Большая часть страны охвачена эпидемией. Сейчас получено распоряжение начать эвакуацию воспитывающихся поколений. Инкубатории подлежат усиленной охране. Если зараза проникнет в них, мы лишимся прироста населения. Это ужасно, ужасно!
– Успокойтесь, дорогой Кю. Благодаря принятым мерам эпидемия не распространяется с той быстротой, которую она развила вначале. Прививки Ямомото все же имеют некоторое действие на организм людей, выращенных в инкубаториях.
– Ужасно высокая смертность теперь несколько снизилась, но поймите, герр Фишер, мы чувствуем себя беззащитными против любого ничтожного заболевания, с которым ваш организм борется весьма успешно. Среди заболевших очень мало иностранцев, а смертных случаев у них не наблюдалось. У нас совсем наоборот. Оттого-то и царит всеобщая растерянность.
– Полная растерянность, упадок сил, руки и голова отказываются служить, – медленно произнес заплетающимся языком Чери.
– Но это, господа, недопустимо, надо чем-нибудь подбодрить себя! Отчего же не пущены в дело внушители? – Говоря это, Фишер смотрел на своих гостей глазами, полными жалости.
– Если бы не внушители, мы не знаем, что было бы.
– Они работают повсюду, день и ночь, – закончил Чери начатую Кю фразу. – Но и внушители перестали оказывать то действие, которое оказывали раньше. Действие их очень кратковременно.
– Употребление всяких раздражителей всегда требует повышения дозы, а это ведет к переутомлению, и тогда средство перестает действовать или действует в обратном направлении, – согласился Фишер.
– Совершенно верно. Внушение веселья и беззаботности не дает нам облегчения. Мы погружаемся все глубже и глубже в тоску и меланхолию.
– Я не удивлюсь, если будут самоубийства, – мрачно добавил Чери.
– Положение серьезное, – задумчиво проговорил Фишер, выпуская изо рта густые клубы сигарного дыма. – Очень серьезное, но неужели вы, самые высокопоставленные люди, не способны взять себя в руки и оказать необходимое воздействие на массу? Вы, именно вы, должны являться примером для нее!
Кю в отчаянии махнул рукой.
– Откуда нам взять эту силу воли, нам, всегда привыкшим жить по указаниям из органов управления страной?
В голосах двух друзей было столько безнадежности, что Фишер понял бесцельность своих советов. Допив до дна громадную кружку пива, он сказал:
– Вся надежда на Макса Куинслея; он человек такой необыкновенной воли, таких знаний, он имеет таких помощников, что вы можете верить: он сделает все, чтобы спасти вас.
Эти слова, казалось, произвели мало впечатления.
Друзья сидели с поникшими головами.
Жалость к этим людям заставляла страдать бедную фрау Фишер; она не могла спокойно выносить чужое несчастье, тем более когда оно разыгрывалось на ее глазах.
Мадам Гаро оставалась ко всему безучастной. Ее мало трогали эти чуждые ей существа, выращенные в инкубаториях.
– Действие внушителей не достигает вашего дома, герр Фишер, – сказал Кю, – и я чувствую себя здесь еще хуже. Надо скорее уходить. Ввиду опасности распространения эпидемии на район расположения заводов, заготовляющих питательные вещества, Макс Куинслей только что велел передать приказ об устройстве нового филиала. Вы должны заняться этим немедленно. Завтра будет подробное письменное предписание. Для этого мы и зашли к вам.
Друзья встали и, попрощавшись общим поклоном, удалились медленными вялыми шагами.
– Невеселые новости, – проговорил Фишер. – Боюсь, что мне придется расстаться с вами, дорогая Анна.
– Расстаться с нами? Ах, боже мой! Откуда ты взял это, Отто?
– Я думаю, что филиал будет открыт где-нибудь в Долине, по какую сторону карантинной линии, я не знаю. Может быть, мне нельзя будет ездить домой.
Всякая опасность домашнему очагу и укладу жизни приводили добрейшую фрау Фишер в полное расстройство.
– Дорогой Отто, ты не должен оставлять семью в такое опасное время! Слезы выступили у нее на глазах.
– Но, Анна, ты понимаешь, я не могу нарушить обязательств, я должен повиноваться.
– Ах, Отто, Отто, зачем ты подписал этот ужасный договор?
Мадам Гаро не хотела быть свидетельницей семейной сцены; она выскользнула из столовой и, надев свой непромокаемый плащ, вышла в сад.
Сырой холодный воздух вызывал дрожь. Электрический свет, расплываясь в тумане, тускло освещал улицу. Под одним из дуговых фонарей стоял большой автомобиль с каким-то сооружением наверху. Это был полевой внушитель – они были расставлены в разных местах, день и ночь неустанно распространяли мысли и ощущения, которые должны были поддерживать падающих духом граждан. Домашние внушители не оказывали должного действия.
Мадам Гаро находилась в особенно нервном состоянии. То, чти она увидела и услышала сейчас в столовой Фишера, нарушило с трудом обретенное равновесие. Теперь она испытывала острое чувство раздражения, которое усиливалось с каждой минутой и делалось просто невыносимым.
«Внушители перестали действовать», – вспомнила мадам Гаро слова Кю. – А что, если я попробую? Может, я почувствую облегчение? Благодаря предохранителю я ведь остаюсь вне влияния этих волн».
Она осторожно нащупала на груди маленькую металлическую коробочку и нажала на нем пружинку.
«Жизнь каждого из вас имеет смысл только в том случае, если вы живете для будущего, когда бы оно ни пришло? Вы должны спокойно идти на жертвы, не щадя своей жизни. Только тогда мы приблизим к себе счастье», – вот какие мысли тотчас проникли в мозг мадам Гаро. Она могла бы их записать – именно так, но так ли они были поданы аппаратом и этими ли именно словами, она не знала. «Счастье будущих поколений – это все, а над собственной жизнью надо поставить крест? Неужели мы живем только для других, а сами не имеем даже права на крупицу счастья?» – думала она.
«Вы, современные люди, представляете из себя фундамент, на котором будет построено роскошное здание будущего», – настаивал внушитель. «Роскошное здание, которого мы не увидим», – возражала мадам Гаро.
«Вид этого будущего здания вы должны всегда иметь перед своим духовным взором. Если его еще не существует, то тем более вы должны стремиться, чтобы оно было построено в наискорейшее время».
Собственные мысли мадам Гаро и мысли, навеваемые внушителями, боролись между собой; постепенно последние побеждали. Голос человека-эгоиста, голос первобытного существа, жаждущего сиюминутных наслаждений, затихал; в голове звучал стройный хор, призывающий к самопожертвованию, терпению, выносливости. Настроение резко менялось; что-то теплое, волнующее, призывное захватывало настолько, что тот, кто видел эту женщину уныло шагавшей по улице, не узнал бы ее в этот момент – она подтянулась, шаги ее сделались быстрыми и уверенными, лицо горело румянцем, глаза светились весельем.
«Пожалуй, на меня внушитель действует очень сильно. Мне кажется, этой дозы вполне достаточно», – сказала она себе и придавила кнопку предохранителя. Внушение прекратилось, но чувство, наполнявшее ее, оставалось еще долго.
По улице двигалась колонна рабочих. Ряды их были не так стройны, как прежде; они шли в ногу, соблюдая порядок, но имели усталый и мрачный вид.
«Да, да, эти люди похожи на потерявших веру. Что, если их охватит полное отчаяние?» – подумала она.
Широкая боковая улица с тенистыми аллеями по обе стороны вела к дому мадам Гаро. Под деревьями было темно, прохожие почти не встречались. Одинокая фигура медленно двигалась впереди. Мадам Гаро быстро нагнала ее. Одного взгляда было достаточно, чтобы узнать Роберта Куинслея.
– Добрый вечер, мадам.
– Добрый вечер. Прогуливаетесь?
Роберт остановился, загораживая дорогу.
– Я ожидаю вас.
– Меня?
– Вы удивлены? Я расскажу вам все. А теперь прошу вашего согласия проехаться со мной на автомобиле.
– На автомобиле?
– Вы опять удивлены? Так надо, поверьте.
– Хорошо, я согласна.
Настроение ее все еще оставалось повышенным, и эта встреча с Робертом, его предложение казались ей интересными.
– А где же автомобиль?
– За углом.
Автомобиль оказался без шофера, большой, удобный. Поднятый над сиденьями верх вполне закрывал пассажиров.
«Зачем я еду? Это такой неосторожный шаг», – промелькнуло в голове Анжелики. Но в то же время ее что-то манило вперед, в ней развивалась жажда авантюры.
Сноп яркого света танцевал впереди автомобиля. Дорога то извивалась перед ними, то пропадала за поворотом, и тогда прожектор упирался своими лучами в темные постройки или придорожные кусты.
– Куда вы меня везете? – спросила она.
– Сейчас приедем, осталось всего каких-нибудь десять миль.
Скоро дорога сделалась неровной. Ход замедлился. По сторонам возвышался стеной темный лес. Свет прожектора скользил по голым стволам высоких деревьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67