— Правду сказать, он не говорил со мной.
Отец девочки не стал продолжать эту тему.
— Пойдем с нами, мальчик. По крайней мере поешь перед тем, как пойти дальше. А к тому же в доме есть добрая женщина, которая сделает что-нибудь с твоим поцарапанным коленом.
— Но если они найдут меня...
— Ты думаешь, они осмелятся явиться в мой дом? Не переоценивай их, парень. Они, конечно, воры и трусы, но не дураки... Во всяком случае, не настолько дураки, чтобы совершить такой опрометчивый шаг.
Он обернулся и посмотрел назад. Его дочь шла рядом с ним, и я зашагал за ними. Вдруг перед нами вспорхнула птица.
— Что это за птица? — спросила девочка.
— Королек, — с ходу ответил я.
— Значит, корольки водятся и в Ирландии? — спросил отец девочки как бы невзначай, и я тут же ответил:
— Да... — и осекся, сообразив, что проговорился, и тут же поправился: — И в Шотландии тоже.
Он усмехнулся, и это рассердило меня.
— Королек живет в местах, где растут хвойные деревья. Он вьет на них гнезда.
— Стало быть, ты шотландец?
Мне не хотелось лгать, но, поразмыслив, я понял, что утвердительный ответ недалек от истины: ведь когда-то давно ирландцев тоже называли скоттами.
— Это широкое понятие, — сказал я, повторяя слова своего отца. — Некоторые шотландцы происходили от пиктов, другие — от гэльских племен, а третьи... — тут я остановился и замолчал.
Мы подошли к концу дорожки — впереди была усыпанная гравием площадка, где собирались всадники перед выездом на охоту.
За ней высился господский дом старинной архитектуры — он мне сразу понравился. Вокруг росли высокие дубы и березы, за домом располагались конюшни.
Отец с дочерью направились к парадной лестнице, я оробел и отстал. Хозяин обернулся и пригласил меня следовать за ними, но я помотал головой.
— Не могу, — сказал я. — У меня грязные башмаки, и я не одет.
— Это мой дом, — спокойно ответил он. — Входи — ты мой гость.
— Я очень обязан вам, — ответил я.
Он обернулся и взглянул на меня.
— Ну, теперь, раз ты уже здесь, может быть, пообедаешь с нами?
— Но моя одежда... — продолжал я сопротивляться.
— Это можно устроить, — отвечал он. — Если разрешишь... у меня есть одежда, она тебе наверняка подойдет. Ты крепкий парень. Да, конечно, она придется тебе впору.
Принимать подаяние не в моих правилах. Я было запротестовал, но потом спохватился, что сейчас не время проявлять уязвленное самолюбие. Ведь он не милостыню мне предлагал — с его стороны это была простая любезность, и я должен именно так и воспринимать его слова.
— Ну хорошо, если это вас не затруднит...
Он сам повел меня по широкой лестнице на второй этаж в зал, а оттуда в комнату с желтыми обоями и кроватью с голубым балдахином, с массой безделушек из синего и белого фарфора.
Он открыл шкаф и вытащил рубашку, брюки, чулки и сюртук. Нашлась и пара башмаков.
— Тебе сейчас принесут воду для умывания, — сказал он. — Надеюсь, платье тебе подойдет. — Он помолчал минуту, а затем сказал: — Это вещи моего сына.
Мне хотелось расспросить его о сыне, но я промолчал, не зная, уместно ли мое любопытство.
— Он ушел в море, — сказал он тихо, — и, мы думаем, погиб.
— Точно не знаете?
— Разве можно точно знать, что произошло, когда наши сыновья уходят в море? Может быть, судно захватили пираты. Может быть, сын попал в плен. А может быть, его взяли в рабство в Африке, там немало наших людей.
— Сочувствую вам.
— Ну а теперь умывайся и переодевайся. Обед через час... тогда и поговорим. — Он повернулся, но у порога снова остановился и сказал: — Я не знаю, кто ты и откуда, и мне нет нужды это знать. Но если бы мой сын оказался в чьем-то доме, я бы хотел, чтобы о нем тоже позаботились.
Он вышел, и вскоре служанка — девушка с каштановыми волосами, которая бросала на меня любопытные взгляды, — принесла мне горячую воду и простыни.
Я вымылся и переоделся в платье, которое дал мне хозяин. Взглянув на себя в зеркало, я остался доволен своим видом, хотя был и немало удивлен: вот уже несколько месяцев я не видел своего лица. Юноша, которого я увидел в зеркале, был, несомненно, я, но сильно переменившийся — кожа у меня стала смуглой от загара, я похудел, вытянулся и выглядел значительно старше своих лет. Еще раз взглянув в зеркало, я вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
И вот мы сидим за столом — отец с дочерью и я, бездомный бродяга.
Имя девочки было Эвелина, но ее звали просто Ив. Отца ее звали Роберт Вайпонт. Они жили вдвоем в этом старом господском доме, которому насчитывалась не одна сотня лет, построен он был прочно и красиво, отличался изящной внутренней отделкой.
Мы непринужденно беседовали о том о сем, и только в конце обеда хозяин спросил:
— И что же ты намеревался делать?
— Я пойду в Лондон. Это большой город, там я надеюсь устроиться.
Вайпонт покачал головой.
— В Лондоне много ребят твоего возраста — среди них есть славные парни, но большинство — негодяи. Думается, тебе там придется несладко.
— Я должен сам пробить себе дорогу. У меня нет денег и неоткуда их взять. Я могу рассчитывать только на собственную смекалку и собственные силы.
Он посмотрел на меня и слегка покачал головой.
— Ты слишком молод. Лондонские подмастерья — грубые ребята, а кроме того, чтобы стать подмастерьем, нужно заплатить.
Он подождал, пока служанка наполнит наши стаканы элем, и продолжил:
— Ты много прошел и, разумеется, сильно устал. Не окажешь ли нам честь погостить у нас несколько дней?
Я колебался. С одной стороны, мне очень хотелось принять приглашение, а с другой — я чего-то опасался. Я не знал, с кем имею дело, и, хотя хозяин производил впечатление радушного и доброго человека, я не мог быть уверен в подлинных мотивах его гостеприимства. И кроме того, жестокая изнанка жизни мне уже была хорошо знакома, в какой-то мере я свыкся с ней и боялся, что, если задержусь здесь, слишком разнежусь и потом будет еще труднее.
— Вы ничего обо мне не знаете, — сказал я. — В таверне у меня произошла стычка, и это может принести неприятности вам и вашей семье. Вы ко мне очень добры, но как бы мне ни хотелось остаться, я должен следовать своим путем.
— Ну хотя бы переночуй у нас.
— Если вы так любезны, на ночь я с удовольствием останусь.
Он помолчал минуту, а затем спросил:
— Прости меня за мою назойливость, я знаю, что не должен спрашивать, но ты разбередил мое любопытство: с первого взгляда видно, что ты хорошо воспитан — ты, наверное, учился в хорошей школе?
— Школу я вообще не посещал. Меня учил мой отец.
— Ах так! Видно, он был очень образованный человек.
— Да, он читал мне Гомера и Вергилия, когда я был еще совсем мальчиком. Он учил меня истории, и не только нашей страны, но и других стран. Мы с ним любили бродить, и по дороге он рассказывал мне обо всем на свете. А кроме того, я часто слушал его беседы с гостями.
— С гостями? — переспросил Роберт Вайпонт как бы между прочим, но я почувствовал, что ему хочется больше узнать о моем прошлом.
— К нам часто приезжали гости, — сказал я, — главным образом с континента.
Я был уверен, что он догадался, откуда я родом, так как я говорил с легким ирландским акцентом.
— Это были враги Англии? — осторожно спросил он.
— Мой отец, — ответил я, — никому не был врагом и никому не желал зла. Он был ученым и хотел только, чтобы его оставили в покое.
— Я — не ученый, — сказал хозяин. — Но как бы мне хотелось им стать! У меня всегда был большой интерес к науке и страстное желание заниматься научными проблемами, но слишком долго моя деятельность была посвящена совсем другому.
Отец охотно рассказывал мне о разных направлениях своих обширных научных интересов — и разговаривал со мной как со взрослым, зрелым человеком. Мы обсуждали не только научные вопросы, но и многие другие проблемы. Часто по ночам мы выходили на берег моря, и он светил в море фонарем, указывая путь домой «диким гусям». «Дикими гусями» называли молодых ирландцев из хороших семей, которые покидали родину и нанимались на службу в армии Франции, Испании, Италии и других стран. Ирландии Англия запрещала иметь собственную армию, и, не желая служить в британской армии, ирландцы тайком бежали за море, обычно на борту какого-нибудь судна контрабандистов.
В доме отца я часто слушал разговоры о политике разных государств, о войне, о сражениях и придворных интригах, о музыке, искусстве и литературе.
«Дикие гуси» появлялись по ночам и ночью же исчезали. Повидавшись с родными и друзьями, они вновь отправлялись на войну. Когда я вырасту, думал я, я тоже стану «диким гусем».
Вайпонт был добрым человеком и желал мне добра. Он скучал по разговорам с образованными людьми, и Ив тоже. Я провел у них еще два дня, наслаждаясь прекрасным столом, приятными беседами, верховыми прогулками в обществе отца и дочери.
На третий день, когда мы спускались по лестнице, собираясь отправиться на очередную прогулку, неожиданно раздался громкий стук копыт, и во двор усадьбы ворвались трое британских солдат в красных мундирах, с ними был один из двух типов из таверны, которые пытались ограбить меня.
— Что я вам говорил? Вот же он — ирландец! — закричал этот человек, указывая на меня.
Солдаты бросились ко мне. Но я мигом вскочил в седло. С детских лет я не расставался с седлом — мой отец был завзятый наездник, и у него были прекрасные скаковые лошади. Как мне их недоставало!
Резко повернув коня, я обогнул дом, перескочил через низкую изгородь и помчался по зеленому лугу к буковой роще. Там, под прикрытием деревьев, я круто развернулся в обратную сторону, миновал скирды сена и амбар и вылетел на утоптанную дорожку. Лошадь бежала резво.
Я был разгорячен стремительной скачкой и с наслаждением ощущал, как играют подо мной мускулы лошади. Однако лошадь принадлежала Вайпонту, и я должен был ее отпустить. Тропинка, по которой я ехал, привела к глубокой канаве, за которой начиналась лощина.
Я слез с лошади и ударил ее по крупу, чтобы она бежала домой. А сам, пригнувшись, двинулся дальше.
Скользя и прыгая, я скатился на дно лощины и оказался в низкорослом лесу. Я пересек его, подошел к бежавшему на дне ручью и вошел в холодную воду.
День уже близился к вечеру, когда я, оставив позади ручей, поднялся по склону лощины вверх и вышел на вересковую пустошь. Я еще долго шагал в темноте, пока наконец не увидел впереди густой лес. Я углубился в него и, сделав себе ложе из сухих листьев, расположился на ночь. Там я и проспал остаток ночи.
Итак, я вновь пустился в странствие, как и прежде, бездомный, одинокий и голодный. К тому же теперь за мной гнались враги!
Если меня поймают, невзирая на то, что я всего лишь мальчишка, меня ждет неминуемая смерть.
Глава 9
Я проснулся в полном смятении. Было холодно и темно. Засыпал я с мыслями о детстве. И вот, по-прежнему отверженный, я лежу в лесах Каролины на ложе из сухих листьев рядом с незнакомым человеком, окруженный, как и прежде, врагами.
Я медленно сел, стараясь не шуметь. Терли спокойно спал. Он, по-видимому, привык спать в любых условиях.
Моя шпага и пистолеты лежали рядом. Я тщательно проверил их, внимательно вслушиваясь в тишину.
Мне потребовалось сделать усилие, чтобы прогнать воспоминания о бешеной скачке, когда я удирал от гнавшихся за мной британских солдат. И все же тогда я сумел убежать. А неделю спустя, когда я снова оголодал до предела, я повстречался со стариком, который приветливо улыбнулся мне в таверне и ушел за своей повозкой, запряженной ослом.
Но довольно о прошлом. Сейчас нужно думать о будущем и разработать план действий. В спрятанной в укромном месте шлюпке находится сокровище, о котором я никогда раньше и не мечтал. По всем законам оно принадлежит мне, но реально оно станет моим только после того, как я вывезу его отсюда и помещу в надежное место.
Я начал понимать, что найти сокровище — это самое простое, главное — сохранить его. А для этого я должен держать его местонахождение в тайне, пока не сумею найти способ вывезти его в Англию. А это предприятие требует тщательной подготовки.
То, что за добытым мной сокровищем охотятся одновременно и дон Мануэль, и гигант, который держит его сейчас в плену, не делает мое положение менее сложным. Как только они найдут и разграбят «Сан Хуан де Диос», они сразу заподозрят, что я побывал на судне первым, и начнут меня искать.
А судно они отыщут, безусловно, в самое ближайшее время, так что в моем распоряжении остаются считанные часы. С другой стороны, я не могу довериться Силлимэну Терли: сколько людей убили и за меньшее богатство, чем то, что находится у меня в руках!
Несмотря на то, что все мои помыслы были заняты золотом и тем, как его удержать, Гвадалупа Романа не выходила у меня из головы.
Она в плену, и маловероятно, что какой-нибудь странствующий рыцарь прискачет на белом коне и спасет ее. Я признавал, что она умная девушка, но сомневался, что она сумеет справиться с тем гигантом. Он производит впечатление беспощадного человека, которому абсолютно чужды чувства жалости и сострадания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40