Высокий, стройный и сильный мужчина обвел цепким взглядом зал и направился ко мне.
— Вы Чантри? — спросил он угрожающим тоном.
— Да, я.
— Я прочитал ваши паршивые истории о кораблекрушениях и сокровищах. Все это сплошная ерунда и вранье, а вы сами — отъявленный лжец!
Мое первоначальное удивление сразу исчезло, его сменило полное спокойствие.
— А как ваше имя?
— Танкард, — ответил он, — капитан Чарльз Танкард.
— А, конечно, — сказал я. — Я давно поджидал вас. Почему вы так медлили — не потому ли, что боялись меня?
— Я? Боялся вас? — Он пришел в негодование. — Я Чарльз Танкард!
— Неужели? Я бы на вашем месте стыдился называть свое имя. Мне говорили, что вы наемный убийца и находитесь на службе у Рэйфа Лекенби... а может быть, и у других. Говорили также, что вы мастерски владеете шпагой. Не сомневаюсь, что вы явились убить меня и что вас послали ко мне ваши хозяева, чьи грязные поручения вы выполняете. Разве не так?
Он был взбешен, кровь ударила ему в голову. Этого я и добивался. Он пользовался славой опасного человека и, без сомнения, был таковым. Ярость, охватившая его, была ему не на пользу и могла толкнуть на безрассудство.
Он хотел что-то сказать, но я перебил его:
— Если вы собираетесь драться, так нечего откладывать. Ваше дыхание столь же смрадно, как отвратительны ваши манеры, и чем скорее мы с этим покончим, тем лучше! Здесь неподалеку двор, там вполне удобно скрестить шпаги. И поторопитесь, потому что ваши хозяева с нетерпением ждут отчета от своего пса, которого они послали на задание.
О, тут он совсем потерял голову от бешенства и ринулся к двери.
— Выходите же! — вскричал он. — С каким же наслаждением я проучу вас!
— Боюсь, недолго вам придется наслаждаться, — парировал я.
Тости в ужасе прошептал:
— Но это же Чарльз Танкард! На его счету дюжина убитых!
— Стало быть, тринадцатый поединок будет для него несчастливым, — спокойно сказал я.
Ведь ради такой минуты я и тренировался столько времени! И она наконец наступила! Но хорошо ли я подготовлен? Или мне суждено умереть от клинка, который уже многим принес смерть?
— Да, наступил решающий момент.
Освещение во дворе гостиницы было неважное. Ночная тьма окутала город, только на небе светились звезды да падал свет из ближайших окон. Но и этого было достаточно.
Почва под ногами для дуэли была неблагоприятна. Двор был вымощен грубо отесанными каменными плитами, на них немудрено споткнуться. Надо быть очень осторожным.
Чарльз Танкард прошел в глубину двора и повернулся ко мне лицом — сверкнула обнаженная шпага. Это был красивый, хотя и потрепанный жизнью мужчина, безусловно, отъявленный мерзавец. Но сейчас все это уже не имело никакого значения. Я бросил жребий.
Глава 22
Было прохладно. Пахло свежим сеном и конским навозом. В углу двора стояла телега, груженная бочками. Несколько человек вышли из таверны во двор, держа в руках стаканы с выпивкой, в предвкушении редкого зрелища.
Танкард взмахнул шпагой — лезвие со свистом рассекло воздух. Видно, он хотел таким образом нагнать на меня страху. Он был на дюйм-два выше меня, и это давало ему некоторое преимущество. Мы не стали мерить длину своих клинков — каждый будет драться той шпагой, что у него при себе. По меньшей мере трое из тех, что вышли из зала посмотреть на дуэль, были головорезы из шайки Лекенби; нужно было все время помнить об этом и не поворачиваться к ним спиной.
Неожиданно обнаружил незаурядное мужество Тости.
— Не беспокойся, я буду стоять у тебя за спиной, — сказал он, — но будь осторожен!
Как ни странно, я совсем не волновался. Мне приходилось уже несколько раз драться всерьез, однако такой дуэли, как эта, у меня не было. Мои учителя, правда, предвидели и такой случай. Танкард ничего или почти ничего не знал обо мне. Моя тактика должна была состоять в том, чтобы убедить его, будто я плохо владею шпагой, чтобы он потерял бдительность.
Мы скрестили шпаги. Танкард посмотрел на меня с ухмылкой и воскликнул:
— Какая жалость! Умереть таким молодым!
— Молодым? Вы вовсе не кажетесь мне таким уж молодым, Танкард. Но все равно мне жаль вас. Впрочем, лучше вам умереть от шпаги, чем на виселице.
Он сделал ложный выпад. Я намеренно неуклюже парировал его удар, затем отступил на шаг, будто бы в растерянности. Он уверенно перешел в атаку, и я сразу увидел, что передо мной в самом деле сильный противник с прекрасной техникой. Он описал полукруг острием своей шпаги и сделал стремительный выпад, целясь мне в пах. Я с трудом парировал его удар, чуть-чуть не опоздав. Он снова сделал стремительный выпад, и я снова с трудом отвел его клинок.
После очередного выпада он отступил, подняв острие своей шпаги вверх.
— Сейчас я убью вас, — сказал он холодно. — Пожалуй, это даже слишком легко!
По толпе зрителей пронесся приглушенный шепот. Они стояли, окружив нас кольцом, время от времени под нашим натиском отступая назад.
Танкард как молния ринулся вперед, но при этом нога его оскользнулась на комке грязи, и на мгновение он открылся. Острие моей шпаги с легкостью могло пронзить ему горло. Но вместо этого я быстро отступил и позволил ему снова встать в позицию.
— Вы весьма великодушны, — сказал он с удивлением.
— Я джентльмен, капитан. Я убью вас, но до простого убийства не унижусь.
— Ха! Ей-богу, вы заставляете меня сожалеть о том, что я должен сделать!
— Капитан, если хотите отказаться, вы можете это сделать!
Он рассмеялся.
— И покинуть Лондон? Нет, я не могу этого сделать. Я уважаю вас, Чантри, но должен довести начатое до конца!
Он снова перешел в наступление, рассчитывая быстренько со мной покончить, но я парировал все его выпады. К этому времени я уже разобрался в его манере вести бой — чему научил меня в свое время Фергас Макэскилл. Танкард фехтовал в духе английской школы с некоторыми вариациями, заимствованными на континенте. Но я видел, что, привыкнув к легким победам, он утратил осторожность, стал самоуверен и дерзок. Он намеревался убить меня, убить скорейшим путем. Он легко двигался, пытаясь провести классический удар в грудь, иногда называемый «бандеролью». Этот красивый прием всегда производит впечатление на зрителей, но в нем есть один недостаток — он открывает предплечье.
В схватке с противником, прошедшим выучку у Кори и Макэскилла, применять этот прием опасно. Мой контрвыпад был молниеносен — мне не пришлось размышлять ни секунды: прием был настолько отработан, что я нанес удар автоматически. Острие моей шпаги вонзилось в его предплечье и через плечо врезалось в грудь. Танкард отшатнулся, а я сразу же вернулся в исходную позицию. Из раны струилась кровь, на груди расплывалось кровавое пятно. Мой клинок проник неглубоко, но все же ранил его серьезно.
Танкард еле удержался на ногах, ухватившись левой рукой за колесо стоявшей неподалеку телеги. И так и замер, опустив шпагу, которую все еще крепко держал в раненой руке. Кровь стекала на лезвие шпаги.
Я опустил свой клинок, следя краем глаза за тем, что делают его приятели. За моей спиной стоял Тости — он был тоже готов к бою.
— Черт побери, — прохрипел Танкард, — глупо было применять с вами этот прием!
— Прием красивый, капитан, но рискованный. Будем считать, что на этом покончено?
— Я намеревался убить вас.
— Разумеется. — Я вытер лезвие своей шпаги. — Но, видимо, в другой раз?
Повернувшись, я пошел к двери гостиницы. Ко мне кинулся какой-то человек. Это был Джон, слуга седовласого господина, у которого я был в гостях. Наши глаза встретились, он слегка улыбнулся — не дружеской, но почтительной улыбкой.
— Вы правильно сделали, что предупредили меня тогда, — сказал он тихо. — Вы очень сильный дуэлянт.
— У вас поручение ко мне? — спросил я, удивленный тем, что вижу его здесь.
— Я должен был доставить весть о вашей смерти, — сказал он уже безо всякой улыбки.
— Я могу поставить вам выпивку, — сказал я, — потому что, когда вы вернетесь к своему хозяину, вас ждет не слишком любезная встреча.
— Спасибо, — ответил он, — как-нибудь в другой раз.
Он было уже ушел, но неожиданно вернулся.
— Вы отлично дрались, — сказал он, — но послушайте моего совета. Предполагалось, что с вами будет покончено на этой дуэли, но раз этого не случилось, теперь они просто убьют вас без всякой дуэли. Вы должны немедленно бежать, иначе вас настигнет смерть.
Он ушел, а я вместе с Пэджетом вошел в гостиницу. После трудного поединка у меня пересохло в горле, хотелось глотнуть эля, но он не доставил мне удовольствия. Я подтвердил свое искусство, но совсем не желал таких последствий.
Мои мысли обратились к «Доброй Катерине». Встала ли она у причала? Как обстоят дела с моим вкладом?
Я вернулся к мыслям о дуэли. Шпага проткнула Танкарду предплечье и вонзилась ему в грудь, хотя и неглубоко. Он скоро поправится.
В своей комнате я еще раз вытер лезвие шпаги и опустился в кресло. Я прошел серьезное испытание и одержал победу, но в моей душе не было радости. Я вдруг почувствовал, как я одинок!
Чего же я достиг за время своей жизни в Лондоне? Моя комната — это лишь место, где я спал и держал свои немудреные пожитки. Я заработал несколько фунтов, приобрел кое-какие знания. Но, кроме Тости, у меня нет друзей. Эмма Делахей и мистер Дигби — всего лишь деловые партнеры, им нет дела до меня, они не испытывают никакого личного интереса ко мне. Я по-прежнему совершенно одинок. Моя жизнь пуста. У меня нет ни тепла родного очага, ни любви женщины, и кажется, мне не суждено это испытать. Был у меня сильный и надежный друг Фергас, но где он сейчас? Я мог бы вернуться, но куда? У меня нет ничего, что влекло бы меня в Ирландию, как нет ничего и здесь, в Лондоне.
Мне хотелось иметь собственный дом в Ирландии. Хотелось вернуться к родным берегам, и еще я жаждал любви. Я одинок. Надо отправиться на судно, в груз которого вложены мои деньги, и самому заняться торговлей. Как только мне удастся скопить небольшой капитал, я уеду на родину и найду себе там девушку-ирландку.
Таков был ход моих мыслей. Жизнь в Лондоне подарила мне время, я вырос и многому научился. Теперь мне больше нечего было здесь делать. Меня гнал не страх, победа над Танкардом придала мне уверенности. Но к чему оставаться здесь, ведь мои враги наверняка будут повторять попытки лишить меня жизни? Я знал, что они меня боятся, я уже однажды разоблачил их и могу сделать это еще раз. Я не зависел от них, и они не могли предугадать моих действий. И тут меня вдруг осенило — я придумал, что сделать напоследок.
Перед тем как исчезнуть из Лондона, я напишу памфлет и окончательно уничтожу Рэйфа Лекенби.
Но почему я так стремлюсь его уничтожить? Потому ли, что он одолел меня в той давнишней дуэли? Или же потому, что он мой заклятый враг и обещал убить меня?
Двух причин вполне достаточно, уверял я себя. И все же не только это было главное. Лекенби был воплощением зла, и хотя я сомневался, что ему удастся осуществить свой далеко идущий замысел, это все же было не исключено.
По-видимому, о его планах знаю только я. И, стало быть, только я мог им воспрепятствовать, во всяком случае попытаться это сделать. Моя осведомленность превратится в страшное оружие против него. Как ни странно, я не считал, что Чарльза Танкарда натравил на меня он, — скорее это дело рук того седовласого господина, хозяина Джона. Рэйф Лекенби, конечно, не отказался бы от удовольствия убить меня собственноручно.
Я вспомнил девушку, которую спас несколько часов тому назад. Сколько женщин подвергались избиениям, истязаниям и фактически содержались в рабстве у Рэйфа Лекенби и тех, кому он покровительствовал!
Однако надо же кому-то выступить против сил зла! Лекенби утверждает, будто мои разоблачения только прибавили ему популярности. И действительно, так оно и есть. Но очевидно и другое — они посеяли семена беспокойства во многих умах, в том числе и в умах официальных лиц. Не секрет, что подобная личность представляет опасность для всех. О какой безопасности можно говорить, когда воры и разбойники живут себе припеваючи на свободе и навязывают свою волю мирным гражданам?
Я долго лежал на кровати, закинув руки за голову, и размышлял о том, что предпринять и как написать мой последний очерк.
Просто заклеймить Лекенби последними словами было недостаточно — я должен подкрепить свои обвинения аргументами, фактами, назвать имена, даты и место, где произошло то или другое событие. Этим часто пренебрегают, но в данном случае без этого нельзя обойтись. Я понимал, что другой возможности у меня не будет.
Я должен был также подумать и о своей карьере. Я прожил в Лондоне уже довольно долго, но добился немногого. В мои годы становятся капитанами судов, командуют полками, активно занимаются политикой. Чарльз Денвер в восемнадцать лет был избран в парламент. У меня не было никакой протекции, и, стало быть, я должен был сам пробивать себе дорогу в жизни. Но время круто менялось, и представители йоменов и низших классов добивались высоких постов только благодаря собственной энергии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Вы Чантри? — спросил он угрожающим тоном.
— Да, я.
— Я прочитал ваши паршивые истории о кораблекрушениях и сокровищах. Все это сплошная ерунда и вранье, а вы сами — отъявленный лжец!
Мое первоначальное удивление сразу исчезло, его сменило полное спокойствие.
— А как ваше имя?
— Танкард, — ответил он, — капитан Чарльз Танкард.
— А, конечно, — сказал я. — Я давно поджидал вас. Почему вы так медлили — не потому ли, что боялись меня?
— Я? Боялся вас? — Он пришел в негодование. — Я Чарльз Танкард!
— Неужели? Я бы на вашем месте стыдился называть свое имя. Мне говорили, что вы наемный убийца и находитесь на службе у Рэйфа Лекенби... а может быть, и у других. Говорили также, что вы мастерски владеете шпагой. Не сомневаюсь, что вы явились убить меня и что вас послали ко мне ваши хозяева, чьи грязные поручения вы выполняете. Разве не так?
Он был взбешен, кровь ударила ему в голову. Этого я и добивался. Он пользовался славой опасного человека и, без сомнения, был таковым. Ярость, охватившая его, была ему не на пользу и могла толкнуть на безрассудство.
Он хотел что-то сказать, но я перебил его:
— Если вы собираетесь драться, так нечего откладывать. Ваше дыхание столь же смрадно, как отвратительны ваши манеры, и чем скорее мы с этим покончим, тем лучше! Здесь неподалеку двор, там вполне удобно скрестить шпаги. И поторопитесь, потому что ваши хозяева с нетерпением ждут отчета от своего пса, которого они послали на задание.
О, тут он совсем потерял голову от бешенства и ринулся к двери.
— Выходите же! — вскричал он. — С каким же наслаждением я проучу вас!
— Боюсь, недолго вам придется наслаждаться, — парировал я.
Тости в ужасе прошептал:
— Но это же Чарльз Танкард! На его счету дюжина убитых!
— Стало быть, тринадцатый поединок будет для него несчастливым, — спокойно сказал я.
Ведь ради такой минуты я и тренировался столько времени! И она наконец наступила! Но хорошо ли я подготовлен? Или мне суждено умереть от клинка, который уже многим принес смерть?
— Да, наступил решающий момент.
Освещение во дворе гостиницы было неважное. Ночная тьма окутала город, только на небе светились звезды да падал свет из ближайших окон. Но и этого было достаточно.
Почва под ногами для дуэли была неблагоприятна. Двор был вымощен грубо отесанными каменными плитами, на них немудрено споткнуться. Надо быть очень осторожным.
Чарльз Танкард прошел в глубину двора и повернулся ко мне лицом — сверкнула обнаженная шпага. Это был красивый, хотя и потрепанный жизнью мужчина, безусловно, отъявленный мерзавец. Но сейчас все это уже не имело никакого значения. Я бросил жребий.
Глава 22
Было прохладно. Пахло свежим сеном и конским навозом. В углу двора стояла телега, груженная бочками. Несколько человек вышли из таверны во двор, держа в руках стаканы с выпивкой, в предвкушении редкого зрелища.
Танкард взмахнул шпагой — лезвие со свистом рассекло воздух. Видно, он хотел таким образом нагнать на меня страху. Он был на дюйм-два выше меня, и это давало ему некоторое преимущество. Мы не стали мерить длину своих клинков — каждый будет драться той шпагой, что у него при себе. По меньшей мере трое из тех, что вышли из зала посмотреть на дуэль, были головорезы из шайки Лекенби; нужно было все время помнить об этом и не поворачиваться к ним спиной.
Неожиданно обнаружил незаурядное мужество Тости.
— Не беспокойся, я буду стоять у тебя за спиной, — сказал он, — но будь осторожен!
Как ни странно, я совсем не волновался. Мне приходилось уже несколько раз драться всерьез, однако такой дуэли, как эта, у меня не было. Мои учителя, правда, предвидели и такой случай. Танкард ничего или почти ничего не знал обо мне. Моя тактика должна была состоять в том, чтобы убедить его, будто я плохо владею шпагой, чтобы он потерял бдительность.
Мы скрестили шпаги. Танкард посмотрел на меня с ухмылкой и воскликнул:
— Какая жалость! Умереть таким молодым!
— Молодым? Вы вовсе не кажетесь мне таким уж молодым, Танкард. Но все равно мне жаль вас. Впрочем, лучше вам умереть от шпаги, чем на виселице.
Он сделал ложный выпад. Я намеренно неуклюже парировал его удар, затем отступил на шаг, будто бы в растерянности. Он уверенно перешел в атаку, и я сразу увидел, что передо мной в самом деле сильный противник с прекрасной техникой. Он описал полукруг острием своей шпаги и сделал стремительный выпад, целясь мне в пах. Я с трудом парировал его удар, чуть-чуть не опоздав. Он снова сделал стремительный выпад, и я снова с трудом отвел его клинок.
После очередного выпада он отступил, подняв острие своей шпаги вверх.
— Сейчас я убью вас, — сказал он холодно. — Пожалуй, это даже слишком легко!
По толпе зрителей пронесся приглушенный шепот. Они стояли, окружив нас кольцом, время от времени под нашим натиском отступая назад.
Танкард как молния ринулся вперед, но при этом нога его оскользнулась на комке грязи, и на мгновение он открылся. Острие моей шпаги с легкостью могло пронзить ему горло. Но вместо этого я быстро отступил и позволил ему снова встать в позицию.
— Вы весьма великодушны, — сказал он с удивлением.
— Я джентльмен, капитан. Я убью вас, но до простого убийства не унижусь.
— Ха! Ей-богу, вы заставляете меня сожалеть о том, что я должен сделать!
— Капитан, если хотите отказаться, вы можете это сделать!
Он рассмеялся.
— И покинуть Лондон? Нет, я не могу этого сделать. Я уважаю вас, Чантри, но должен довести начатое до конца!
Он снова перешел в наступление, рассчитывая быстренько со мной покончить, но я парировал все его выпады. К этому времени я уже разобрался в его манере вести бой — чему научил меня в свое время Фергас Макэскилл. Танкард фехтовал в духе английской школы с некоторыми вариациями, заимствованными на континенте. Но я видел, что, привыкнув к легким победам, он утратил осторожность, стал самоуверен и дерзок. Он намеревался убить меня, убить скорейшим путем. Он легко двигался, пытаясь провести классический удар в грудь, иногда называемый «бандеролью». Этот красивый прием всегда производит впечатление на зрителей, но в нем есть один недостаток — он открывает предплечье.
В схватке с противником, прошедшим выучку у Кори и Макэскилла, применять этот прием опасно. Мой контрвыпад был молниеносен — мне не пришлось размышлять ни секунды: прием был настолько отработан, что я нанес удар автоматически. Острие моей шпаги вонзилось в его предплечье и через плечо врезалось в грудь. Танкард отшатнулся, а я сразу же вернулся в исходную позицию. Из раны струилась кровь, на груди расплывалось кровавое пятно. Мой клинок проник неглубоко, но все же ранил его серьезно.
Танкард еле удержался на ногах, ухватившись левой рукой за колесо стоявшей неподалеку телеги. И так и замер, опустив шпагу, которую все еще крепко держал в раненой руке. Кровь стекала на лезвие шпаги.
Я опустил свой клинок, следя краем глаза за тем, что делают его приятели. За моей спиной стоял Тости — он был тоже готов к бою.
— Черт побери, — прохрипел Танкард, — глупо было применять с вами этот прием!
— Прием красивый, капитан, но рискованный. Будем считать, что на этом покончено?
— Я намеревался убить вас.
— Разумеется. — Я вытер лезвие своей шпаги. — Но, видимо, в другой раз?
Повернувшись, я пошел к двери гостиницы. Ко мне кинулся какой-то человек. Это был Джон, слуга седовласого господина, у которого я был в гостях. Наши глаза встретились, он слегка улыбнулся — не дружеской, но почтительной улыбкой.
— Вы правильно сделали, что предупредили меня тогда, — сказал он тихо. — Вы очень сильный дуэлянт.
— У вас поручение ко мне? — спросил я, удивленный тем, что вижу его здесь.
— Я должен был доставить весть о вашей смерти, — сказал он уже безо всякой улыбки.
— Я могу поставить вам выпивку, — сказал я, — потому что, когда вы вернетесь к своему хозяину, вас ждет не слишком любезная встреча.
— Спасибо, — ответил он, — как-нибудь в другой раз.
Он было уже ушел, но неожиданно вернулся.
— Вы отлично дрались, — сказал он, — но послушайте моего совета. Предполагалось, что с вами будет покончено на этой дуэли, но раз этого не случилось, теперь они просто убьют вас без всякой дуэли. Вы должны немедленно бежать, иначе вас настигнет смерть.
Он ушел, а я вместе с Пэджетом вошел в гостиницу. После трудного поединка у меня пересохло в горле, хотелось глотнуть эля, но он не доставил мне удовольствия. Я подтвердил свое искусство, но совсем не желал таких последствий.
Мои мысли обратились к «Доброй Катерине». Встала ли она у причала? Как обстоят дела с моим вкладом?
Я вернулся к мыслям о дуэли. Шпага проткнула Танкарду предплечье и вонзилась ему в грудь, хотя и неглубоко. Он скоро поправится.
В своей комнате я еще раз вытер лезвие шпаги и опустился в кресло. Я прошел серьезное испытание и одержал победу, но в моей душе не было радости. Я вдруг почувствовал, как я одинок!
Чего же я достиг за время своей жизни в Лондоне? Моя комната — это лишь место, где я спал и держал свои немудреные пожитки. Я заработал несколько фунтов, приобрел кое-какие знания. Но, кроме Тости, у меня нет друзей. Эмма Делахей и мистер Дигби — всего лишь деловые партнеры, им нет дела до меня, они не испытывают никакого личного интереса ко мне. Я по-прежнему совершенно одинок. Моя жизнь пуста. У меня нет ни тепла родного очага, ни любви женщины, и кажется, мне не суждено это испытать. Был у меня сильный и надежный друг Фергас, но где он сейчас? Я мог бы вернуться, но куда? У меня нет ничего, что влекло бы меня в Ирландию, как нет ничего и здесь, в Лондоне.
Мне хотелось иметь собственный дом в Ирландии. Хотелось вернуться к родным берегам, и еще я жаждал любви. Я одинок. Надо отправиться на судно, в груз которого вложены мои деньги, и самому заняться торговлей. Как только мне удастся скопить небольшой капитал, я уеду на родину и найду себе там девушку-ирландку.
Таков был ход моих мыслей. Жизнь в Лондоне подарила мне время, я вырос и многому научился. Теперь мне больше нечего было здесь делать. Меня гнал не страх, победа над Танкардом придала мне уверенности. Но к чему оставаться здесь, ведь мои враги наверняка будут повторять попытки лишить меня жизни? Я знал, что они меня боятся, я уже однажды разоблачил их и могу сделать это еще раз. Я не зависел от них, и они не могли предугадать моих действий. И тут меня вдруг осенило — я придумал, что сделать напоследок.
Перед тем как исчезнуть из Лондона, я напишу памфлет и окончательно уничтожу Рэйфа Лекенби.
Но почему я так стремлюсь его уничтожить? Потому ли, что он одолел меня в той давнишней дуэли? Или же потому, что он мой заклятый враг и обещал убить меня?
Двух причин вполне достаточно, уверял я себя. И все же не только это было главное. Лекенби был воплощением зла, и хотя я сомневался, что ему удастся осуществить свой далеко идущий замысел, это все же было не исключено.
По-видимому, о его планах знаю только я. И, стало быть, только я мог им воспрепятствовать, во всяком случае попытаться это сделать. Моя осведомленность превратится в страшное оружие против него. Как ни странно, я не считал, что Чарльза Танкарда натравил на меня он, — скорее это дело рук того седовласого господина, хозяина Джона. Рэйф Лекенби, конечно, не отказался бы от удовольствия убить меня собственноручно.
Я вспомнил девушку, которую спас несколько часов тому назад. Сколько женщин подвергались избиениям, истязаниям и фактически содержались в рабстве у Рэйфа Лекенби и тех, кому он покровительствовал!
Однако надо же кому-то выступить против сил зла! Лекенби утверждает, будто мои разоблачения только прибавили ему популярности. И действительно, так оно и есть. Но очевидно и другое — они посеяли семена беспокойства во многих умах, в том числе и в умах официальных лиц. Не секрет, что подобная личность представляет опасность для всех. О какой безопасности можно говорить, когда воры и разбойники живут себе припеваючи на свободе и навязывают свою волю мирным гражданам?
Я долго лежал на кровати, закинув руки за голову, и размышлял о том, что предпринять и как написать мой последний очерк.
Просто заклеймить Лекенби последними словами было недостаточно — я должен подкрепить свои обвинения аргументами, фактами, назвать имена, даты и место, где произошло то или другое событие. Этим часто пренебрегают, но в данном случае без этого нельзя обойтись. Я понимал, что другой возможности у меня не будет.
Я должен был также подумать и о своей карьере. Я прожил в Лондоне уже довольно долго, но добился немногого. В мои годы становятся капитанами судов, командуют полками, активно занимаются политикой. Чарльз Денвер в восемнадцать лет был избран в парламент. У меня не было никакой протекции, и, стало быть, я должен был сам пробивать себе дорогу в жизни. Но время круто менялось, и представители йоменов и низших классов добивались высоких постов только благодаря собственной энергии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40