– Так и сказал «лечащий врач»?
Я кивнул.
– Да, это большой прогресс. Нам понадобилось три десятка лет, чтобы доказать Анастасии Павловне тот очевидный факт, что если больной не безнадежен, эвтаназия не имеет никакого смысла. Видно, что-то сдвинулось в мире, если прояснение в мозгах наступает даже у императоров.
Я улыбнулся.
Кабинет Евгения Львовича почти такой же, как в блоке F, но присутствуют и некоторые вольности: кресла вместо прикрученных к полу жестких стульев, пара цветов в пластиковых горшках и бонсай на пластиковом же подносе.
– Садись, – сказал он. – Почему же ты не предупредил императора?
– Он бы мне не позволил осуществить этот маневр. Данин мне не доверял, это было видно. Я просто хотел завоевать доверие.
– Угу! Ва-банк, пан или пропал, и победителей не судят! Понятно. Ты ему это объяснил?
– Ну-у…
– И что сказал?
– Пообещал впредь щадить нежные императорские нервы.
– Очень остроумно, – угрюмо сказал Ройтман. – А извиниться ума не хватило?
– Он обещал мне прощение и не дал его.
– Анри, о прощении вообще не заикайся. На это уйдут годы. То, что ты на свободе да еще командуешь флотом – просто блестяще. Девять лет назад мы, помнится, провожали тебя в комнату для эвтаназий.
– Да, я помню, но я стал другим человеком.
– Мы тебя сделали другим человеком, Анри. Но родственники твоих жертв еще живы, и для них ты прежний. Ты – убийца дорогих им людей. И пока они живы, ни один император тебя не простит. Смирись с этим. И радуйся тому, чем обладаешь, это очень много.
Давно Ройтман не говорил со мной так жестко.
– Все? Вопрос исчерпан? – спросил он.
– Да.
– По поводу остального. Ну что я могу сказать? Это не девиация, это акцентуация личности. Мы о ней знали, но не трогали. Необходимости в лечении нет. Но если собираешься служить – будет мешать. Можно слегка подкорректировать.
– Я сам справлюсь?
– Думаю, да. Если хочешь заняться закаливанием воли и упражнениями в смирении. Можно и бросить пить самостоятельно, и с кокаина слезть. Только большинство людей в этом случае обращаются к врачу. Знаешь, сейчас новая профессия появилась – «дизайнер личности». Приходит к такому дизайнеру человек и говорит: «Мне в моем характере не нравится то-то и то-то, подкорректируйте, пожалуйста». Но то, как они это делают: чистой воды кустарщина. Если после эпидемии еще кто-нибудь выживет – открою частную практику и покажу им, как надо работать. Так что пользуйся моментом, пока бесплатно.
Я улыбнулся.
– Вообще-то я при деньгах.
Ройтман засмеялся и замахал руками.
– Да бог с тобой! У тебя неограниченный кредит.
– Спасибо. И сколько это займет времени?
– Значит так. Корректировка будет очень легкая. Я не собираюсь лишать тебя склонности к самостоятельным действиям и резкости суждений. Но прежде, чем заниматься самоуправством и дерзить императору – подумаешь. Устраивает?
– Ну, в общем да. Честно говоря, мне бы хотелось отчитаться перед Даниным.
– Он порадуется уже тому, что ты досюда дошел. Это исключительно для тебя, чтобы впредь не возникало проблем из-за того, что выеденного яйца не стоит.
Я кивнул.
– Тогда трое суток. Найдешь?
– Найду.
– Здесь половина комнат, как всегда, пустует. Так что пошли. Переночуешь здесь.
Мы вышли в коридор.
– Вниз по лестнице и направо – столовая, – сказал Евгений Львович. – Завтрак в девять утра.
Открыл дверь камеры соседней с кабинетом. Она почти такая же, как была у меня в блоке F. Мне стало не по себе.
– Я запирать не буду, естественно, – улыбнулся Ройтман. – Остальные комнаты запираются с восьми вечера до восьми утра. Так что ночами гулять здесь не принято. Но ко мне заходи, чаю попьем.
– А что днем здесь можно ходить по всему блоку? – поразился я.
– Конечно. Это же блок А, а не F.
– Курорт, – сказал я.
– Для местного избалованного населения и это не курорт. Ну все, спокойной ночи.
Утро я провел в приятной компании трех психологов блока A3, завтракая с ними за одним столом в общем обеденном зале.
Тогда меня вызвал Данин.
– Анри, вы где?
– Как где, государь? У Евгения Львовича.
– У Ройтмана?
– Да, Психологический центр, блок A3, ем тюремную яичницу.
– Приятного аппетита. Что он вам прописал?
– Коррекцию акцентуации личности.
– Угу. И сколько это займет?
– Трое суток.
– По-божески. На четвертые вы мне нужны на орбите.
– Да, государь.
Я изложил Ройтману содержание разговора.
– Делаешь успехи, – сказал он. – Ни одной дерзости за минуту.
Даниил Андреевич Данин
Утром со мной связался Герман.
– Государь, мы нашли убийцу Страдина.
– Допросили? Это точно он?
– Да, без сомнения. Но, похоже, у него проблемы с психическим здоровьем. Он говорит очень странные вещи.
– Покажите специалистам. Материалы допросов – мне.
– Да, конечно.
– Кто он?
– Из нашего ведомства. Эдуард Ветлицкий. Недавно уволен.
– Почему?
– По делу Хазаровского. Это его человек. Личный шпион в СБК.
– Покушение на меня тоже его рук дело?
– Видимо, нет.
– Хорошо, спасибо, работайте.
Материалы допросов пришли ко мне на перстень через десять минут. Признаться, они удивили меня куда меньше, чем Германа Марковича.
В особняке Анастасии Павловны окна плотно закрыты, работают кондиционеры. На улице душно и влажно, близится сезон ураганов.
Против обыкновения она встречает меня в дверях.
– Как ты вовремя, Даня! Я и сама хотела тебя позвать. Ты сегодня вечером не занят?
– Не фатально занят, – говорю я.
Она кивнула.
– Я ухожу в храм.
Это должно было случиться, это неумолимо приближалось, но все равно, как гром среди ясного неба. Я уже не могу говорить о том, зачем пришел сюда.
– Я и так задержалась, – сказала она. – Пора было уже на прошлой неделе. Я ждала только тебя. Ну, ты меня проводишь?
– Анастасия Павловна, вы уверены, что храм необходим?
– Прости старухе ее легковерие. Я боюсь исчезнуть. Религия метаморфов дает надежду. Даня, ты уже понял, что у нас новая религия?
– Да. Теосизм-метаморфизм, – я усмехнулся. – Вы же говорили, что храм убивает то существо, которое рождается в нас.
– Может быть, и так, это мое предположение. Возможно, этого монстра стоит убить. А вдруг храм выпускает его на свободу?
– И где они?
– Тебе не кажется, что на планете многовато цертисов?
– Кажется. На Дарте еще больше.
– Вот именно, – заметила она.
Я вспомнил о детях Дарта, которым в образе цертисов являлись их родители. Впрочем, в прежние времена детям являлась и Богоматерь.
– У метаморфов есть представление о трех преображениях, – сказала императрица. – Первое то, что мы называем заражением Т-синдромом и его ранними проявлениями: сила, могущество, способность подчинять людей и иногда дар предвидения. Это открытие низших чакр. Второе преображение – открытие высших чакр. Для этого нужен либо цертис, либо обмен кровью в храме с тем, у кого верхние чакры уже открыты. Есть люди, способные сами пройти второе преображение, но это редкость. Если второго преображения не произошло, то Т-синдром оканчивается исчезновением. Третье преображение происходит в храме, и оно же называется уходом. Человек становится цертисом. Так они говорят.
– Вы в это верите, Анастасия Павловна?
– Мне хотелось бы верить.
– А что будет, если не пойти в храм? – спросил я.
Она пожала плечами.
– Не знаю. Боюсь, что никто не знает. Даня, я думаю, ты уйдешь не сразу после меня. У тебя еще будет время… Если все случится так, как они говорят, я приду к тебе. Тогда обещай мне, что ты дашь людям выбор. Пусть любой, кто захочет уйти, сможет ввести себе код, чтобы начать преображение, стар он или просто устал и более не видит смысла жить человеком. Пусть станет цертисом.
– Хорошо, обещаю, – сказал я.
По договору с метаморфами я должен был освободить арестованных членов Огненного Братства и открыть храм в Кириополе. Первое условие я выполнил сразу, со вторым медлил до зимы. Но все же открыл: храма на Ихтусе катастрофически не хватало. Так что теперь нет необходимости лететь в пустыню.
Сумерки, алое зарево заката, свечение имперских хризантем. Анастасия Павловна опирается на мою руку, мы входим в нижний зал, охрана остается за дверьми. Наверное, они гадают, что за пожилую даму император провожает в храм.
– Ну, командуй, Даня, – говорит она. – Я здесь в первый раз.
Она в черном камзоле и белой блузе, темные с проседью волосы собраны в косу, мне кажется, что ее украшает седина.
– Нужно встать на колени, – говорю я. – И коснуться ладонями прозрачной трубки на полу.
Она повторяет мои движения, запястья охватывают пластиковые браслеты.
– Анастасия Павловна, можно вам задать один вопрос?
– Задавай, задавай, Даня. Затем мы и здесь. Я думаю, ты сегодня услышишь много нового, прежде чем я улечу серебристой струйкой в небо Кратоса.
– Герман Маркович Митте доложил мне, что найден убийца Страдина. Я изучил материалы его допросов…
– Угу, Эдуард Ветлицкий. Будь милосерден к этому мальчику, Даня. Это не его вина. Он выполнял мою волю.
– Анастасия Павловна, не стоило спасать меня таким образом.
– Дело не только в твоем спасении, Даня. Все началось больше года назад, когда я узнала, что у меня Т-синдром. Я должна была найти себе достойного преемника. Никого из придворных и министров я не хотела. Нужен был новый человек, молодой, умный, инициативный, уже себя проявивший, но еще ничем не запятнанный. Ты сразу оказался в числе главных претендентов. У меня был полный набор твоих психологических тестов, характеристики, биография, результаты тестов на интеллект. Я знала тебя лучше родной мамы. Что же ты так подвел меня? Где ты подцепил Т-синдром, Даня?
Я пожал плечами.
– Извините, Анастасия Павловна.
Мы поднимаемся с уровня на уровень, с круга на круг и обмениваемся кровью, а она продолжает свой рассказ.
– Но передать власть непосредственно тебе я не могла. Тебя надо было ввести в курс дела, познакомить с хитросплетением дворцовых интриг, научить науке власти. Иначе бы ты не удержался. На роль наставника я избрала Хазаровского. Кандидатура прекрасная, за исключением одного обстоятельства: неабсолютной честности. Я слишком сомневалась в том, что он будет терпеть навязанного преемника и исполнит обещание передать тебе власть. И тогда я подумала о Психологическом центре. Я никогда бы не решилась убить Лео, наверное, все же любила его, да и к тому же он куда меньшая сволочь, чем Страдин. А Психологический центр – это не смертельно, хотя и неприятно. Я видела работу наших психологов на примере Анри Вальдо. Я беседовала с ним перед тем, как выпустить на свободу. Впечатляет. К тому же у нас любят преследуемых. Лео не все принимали, а тут такая реклама: по всем сетевым каналам его лицо.
Я подумал, что Хазаровский вряд ли бы добровольно согласился на столь дорогой пиар.
– Об амбициях Страдина и его планах переворота я была прекрасно осведомлена, а компромат на Лео он собирал уже лет пять, – сказала императрица. – Мне осталось лишь несколько расчистить ему дорогу и уйти в нужный момент. Он и понятия не имел, что выполняет мою волю, ни когда составлял подложное завещание и захватывал власть, ни когда арестовывал Хазаровского. Он не подозревал, что в этом спектакле ему отведена роль жертвенного барана. Делать власть Страдина легитимной я не собиралась, после Психологического центра императором должен был стать Хазаровский. Евгений Львович Ройтман заверил меня, что эта работа на пару месяцев.
– Ройтман был в курсе интриги! – поразился я.
– Конечно, – она улыбнулась. – Но Страдин смог внести в мой сценарий некоторые коррективы, которые, правда, все равно не пошли ему впрок. Он решил убить Лео и уничтожить тебя. Это не входило в мои планы, и я вынуждена была действовать. Первая попытка казнить тебя провалилась из-за преданности твоих людей, твоей находчивости и огласке в столице. Страдин был вынужден на время отказаться от этой идеи. Но только на время. Он собирался предпринять вторую. Уходя, я сделала небольшую пластическую операцию: чуть изменила форму глаз и губ. Это можно легко исправить гримом. Так я явилась в дом Эдуарда Ветлицкого, окруженная золотым сиянием Манипуры, и приказала ему убить императора. Эдика я знала еще мальчиком, и он меня прекрасно помнил. Он всегда был чересчур впечатлителен, ему надо было стать художником, а не службистом. Не будь с ним слишком строг. Да, конечно, Психологический центр, но не более того. Может быть, там он наконец начнет писать картины.
Я кивнул.
– Обещаю, Анастасия Павловна. Ну вы смогли меня удивить. Еще немного, и я решу, что тессианских террористов, взорвавших «Святую Екатерину», нанял лично Страдин.
– А ты уверен, что это не так? – улыбается императрица.
– Я не верю в унтер-офицерскую вдову, которая сама себя высекла.
– А ты проверь.
Проверять я не стану. Даже если это так, я не мщу мертвецам.
– А кто стрелял в меня, Анастасия Павловна?
– Ты уверен, что в тебя, Даня? Ведь вас было двое: ты и Лео.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49