Хотя что там обворовали! В свете последних событий все это выглядело так, как намекал утренний гость. То есть Баллон начал его зачищать. Для начала изъял хранение. Или не для начала. Просто одна из мер, логично вписывающаяся в общую структуру захвата.
При всей внешней нелогичности подобного чрезмерно экстраординарного шага в первый момент можно допустить всякое. Тем более что нервы с самого утра напряжены просто потоком скрытых угроз и неприятных намеков.
– Так в чем соль?
Эфенди усиленно дышал. Даже как-то чересчур часто. Похоже, что у парня не очень хорошая дыхалка. Сам из себя красавец и атлет, а легкие ни к черту. Пяти секунд без кислорода ему хватило, чтобы сдуться. Теперь все ясно. Такому и впрямь место только в библиотеке. На покое.
– Ты выпил...
– О деле говори!
Али мотнул головой, и Денисов его отпустил.
Тот глубоко, освобожденно вздохнул, разом набирая очищенный мощными фильтрами воздух в грудь.
– Я не пью. – И через вздох. – Ты же знаешь.
О-оо! Правоверный мусульманин. Ему не понравился запах спиртного, и он решил показать характер. Пошутил.
– Меч!
– Распишись, – показал тот на плоский дисплей, лежащий на столе.
– Опять шутишь? Сначала меч.
Лицо Эфенди все еще оставалось красным, что было особенно неестественным на смуглой коже, но глаза уже ожили. Поэтому Денисов счел возможным добавить.
– Ты меня знаешь, Али. Я к тебе хорошо отношусь. Но подобных шуток не люблю. И, если не хочешь в будущем проблем, постарайся, чтобы ни я, ни кто другой не ляпнул нечаянно, что ты...
Он вдруг совсем, ну просто совершенно неожиданно, но увидел на его лице страх. До маски ужаса это, может быть, и не дотягивало, не смертельно, но это был самый настоящий, неподдельный страх. И что случилось?
Разбираться было некогда. Позже подумает. Авось догадается.
– Короче, ты меня понял. Тащи сюда.
– Тебе надо самому...
В сущности, Эфенди прав. С места хранения предмет может забрать только тот, кто его туда определил. Может, но не должен. Но в инструкции, кажется, особо не оговаривается, что этим лицом, изъятелем, выемщиком, не может стать хранитель. Денисов как-то всегда сам подходил к сейфу. Традиционно. Но ведь наверняка же «библиотекари» достают хранимое, как-то заботятся, тряпочками протирают или, скажем, фотографируют. Невозможно же для каждого дежурного действия вызывать того, кто осуществил закладку. К тому же Управление не банк, а его хранилище только похоже на депозитарий. Личные вещи тут не хранятся. Лишь закрепленные, числящиеся за отдельным сотрудником. Как, скажем, Крокодил не владеет своим (своим! Это ж надо. Как бы своим) кораблем, но доступ к нему имеет в любое время, как и почти неограниченное право им распоряжаться.
– Тащи, Эфенди!
Али, конечно, не стал покидать свой пост. Наверное, инструкция не позволяет. Уж чего-чего, а инструкций в Управе хватает. Или гордость. Мужик-то красивый, балованный. Он что-то настучал на своей «клаве», при этом стараясь не встречаться взглядом с Денисовым, и уже через пять минут из недр хранилища выкатилась автоматическая тележка, за которой шествовала Берта, рано усохшая дама с таким безнадежно-неизменно трагическим выражением лица, будто она ежедневно хоронила ближайших родственников.
– Здравствуй, Берта. Давно тебя не видел. Как дела?
– Здравствуй, Эндрю. Приболела я что-то.
Вот и еще одна новость; в Управлении больные встречались не чаще, чем, скажем, в олимпийской сборной. Впрочем, отбор сюда тоже был не шуточный. Поэтому слово это тут не в ходу. Но в хранилище, в этом замкнутом спокойном мирке, другие нравы и свои порядки.
На тележке лежал стектолитовый ящик с ручкой для переноски.
– Ты не запускай это дело. Может, помочь с чем?
– Спасибо, не стоит. Забирать будешь?
– Да. Открой.
Она привычно щелкнула замком и легко, если не сказать виртуозно, повернула ящик так, чтобы Денисов мог увидеть его содержимое, после чего откинула крышку. Внутри лежал, отражая свет потолочных светильников, меч Пакита. Ножны почему-то лежали рядом.
Его действительно исследовали, только не так долго и тщательно, как совсем недавно уверял Денисов. Процедура заняла меньше часа, после чего он лично переправил оружие сюда, в хранилище. От греха. А вот теперь решил забрать. Почему? Ведь по логике Пакит еще должен вернуться сюда, в центр, и здесь же ему перед самым возвращением оружие вернут. Или уже на борту. Не разрешать же ему шляться по родной планете с оружием в руках. Однако Денисов отчего-то решил забрать эту штуку именно теперь. Почему? Сложно сказать. Может, интуиция? Предчувствие? Общее его тревожное состояние, да еще замешенное на похмелье?
Он поставил свою подпись на дисплее – в процессе тот снимал показания с его чип-идентификатора – и захлопнул крышку.
– Потом занесу, – сказал он и, попрощавшись, вышел.
Нет, нервы стали совсем ни к черту. Лечиться надо. Мелькнула мысль, что можно было бы выпросить какую-нибудь таблетку у медиков – они в соседнем корпусе, – но сразу же перехотел. Уже стоя у лифта, подумал, что наземным транспортом добираться до зоны будет слишком долго. Ну вот не хотелось ему сейчас ничего долгого и нудного. Хотелось побыстрее оказаться... Где? В безопасности? Да уж какая в Мертвой зоне безопасность! Так, иллюзия невидимости.
Он связался с диспетчером и, назвавшись, заказал двухместный гравилет, в обиходе «Комар». Обыкновенно с ними напряженно, воздушный транспорт в Управе был дефицитной позицией, поэтому надежды на успех мало, но диспетчер ему сразу, всего лишь после трехсекундной задержки, назвал бортовой номер, и Денисов неожиданно услышал, как у него бешено колотится сердце. Нервы. И возраст тоже.
Подъехавший лифт вынес его на крышу здания, большая часть которой была отдана под паркинг для воздушного транспорта. Идя к своему ноль семнадцатому, он решал, стоит ли позвонить жене и сообщить, что некоторое время его не будет. Именно сейчас делать этого не хотелось. Потом. Позже. И так в душе раздрай.
Пилот оказался незнакомым, поэтому поздоровались вежливо, но сухо.
Сев в пассажирское кресло и пристроив ящик сзади, посмотрел на пилота. Чего ждем?
– Куда летим? – спросил тот.
А разве он не сказал? Странно. Диспетчер был обязан спросить его о конечной точке полета хотя бы для того, чтобы наземные службы обеспечивали воздушный коридор. Хотя чего только в жизни не бывает. Хотел было выйти на диспетчера, но махнул рукой.
– Мертвая зона.
– Европейская?
– Естественно.
– Но только до границы. Вы же знаете, что пролет воздушных судов в ней запрещен.
Денисов кивнул в ответ.
Двигатели привычно загудели, наполнив кабину ровным убаюкивающим гулом, и легкая машина оторвалась от площадки. Он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Впервые за сегодняшний день он почувствовал хоть что-то, похожее на спокойствие. Во всяком случае у него снова появилась возможность рассуждать логически. Нет, не зря им после каждой экспедиции предписывается уходить в отпуск и лишь после него, пройдя медицинское освидетельствование, вновь допускают к работе. Космос, он космос и есть, выматывает. Одни взлеты-посадки чего стоят. А аборигены? Тот еще подарок. Денисов собственными глазами видел, как его коллеги седеют буквально за одну экспедицию. Да что там говорить, если люди гибнут! Ведь если смотреть правде в глаза, то из полевиков редко кто дотягивает до пенсии в своей профессии. Увольняются, переходят на кабинетную или преподавательскую работу, самые умные – в науку. Ему тоже пора определяться, тут Машка права. Что его тут держит? Надбавки к зарплате? Так они, как выясняется, платятся не зря. Привычка? Не без этого. Ребята? И они тоже.
Но неужели Баллон действительно собрался прикарманить Пакита? Побыстрей бы уж Мухин там все разузнал.
Он открыл глаза. Они летели вдоль линии берега реки, сплошь застроенного домами и разнообразными вспомогательными сооружениями.
– Куда это мы?
– Облетаем грозовой фронт.
Денисов посмотрел по сторонам. Небо набрякло низкими темными тучами, готовыми опять разродиться дождем. Наверняка атмосферное давление упало, а его самого клонит из-за этого в сон. Вот и еще одна примета старости.
По Управлению давно ходят слухи, то возникая, то затухая, что кое-кто из высшего начальства имеет привычку накладывать лапу на особо ценные экземпляры, доставляемые экспедициями. Но одно дело поместить в личный аквариум, а то и продать на сторону какую-нибудь поющую медузу или поместить под стекло золотого муравья, другое – захапать гуманоида! Его же на даче у себя не спрячешь, да и какой в том толк? Его на публику надо выставлять.
Денисов с трудом разлепил глаза. Спать хотелось просто катастрофически.
– Слушай, приятель, мы не слишком долго летим?
– Грозовой фронт обходили.
– Это я уже слышал.
– Уже на подходе.
Он посмотрел на приборную доску. Экран с картой развернут так, что видно его только пилоту. Денисов перевел взгляд на показания других приборов и с ужасом, который охватывает обыкновенно здорового человека при наступлении, тем более внезапном, болезни, вдруг понял, что не может ничего прочесть. Показания двоились.
Он сморгнул, но ничего не изменилось. А еще хуже того, он почувствовал, что сознание его плывет, как при сильном опьянении. Он стиснул зубы – максимально крепко, до появления боли – и перегнулся назад. Контейнер удалось ухватить только со второго раза. И вместо того, чтобы молодецки бросить его себе на колени, он сумел лишь перетащить его, поставив на попа, и зажать ногами.
Он сто раз, тысячу раз активировал эти переносные сейфы. Миллион. Прищурившись и по-прежнему не расцепляя зубы, он медленно, как новичок, принялся проделывать необходимые манипуляции. Сознание все пыталось уплыть, но Андрей держал его, концентрируя взгляд на замковом устройстве, приводя его в активное состояние. Теперь эта штуковина должна стать как дрессированная собачонка при хозяине. Получилось? Он приподнял контейнер, держа его обеими руками, и приблизил к глазам. Кажется... Или нет? Перед ним все плыло. Он откинулся назад, одновременно отталкивая контейнер от себя. Тот стукнулся о переднюю панель и отскочил обратно. Ничего не вышло.
На другие манипуляции сил не было.
– Вниз! – скомандовал он.
Это ему казалось, что скомандовал. На самом деле это был лишь лепет, истеричный выдох и ничего больше.
– Скоро будем на месте, – ровным голосом сообщил пилот.
Не расслышал? Работающие в крейсерском режиме двигатели гравилета создают не так много шума, чтобы, находясь в кабине, требовалось напрягать голос из опасения, что тебя не услышат. Денисов уже плохо соображал. В голове пульсировала только одна мысль: «Похищение». Может быть такое или нет – не имело значения. Когда-то его натренировали, натаскали реагировать на некоторые внешние факторы. Это как у боксера. Напали на тебя – бей. Защита – удар, блок – нырок – уход в сторону – атака, финт – имитация атаки – отступление – заход за ударную руку – обозначение удара в челюсть – в печень с левой – добивающий в голову – уход. Все это на уровне рефлексов.
Он довольно полетал на гравилетах. И за пилота, и пассажиром. И знал, как с ними управляться, если даже ты на неактивном месте. И учили его хорошие учителя, которые не склонны были прощать ошибки или сюсюкать по мелочам. Науку вколачивали быстро и, самое главное, эффективно. Навсегда. Поэтому он, даже не очень уже владея зрением, ткнул пальцем в угол экрана, разворачивая его к себе. Что там – разглядеть он уже не мог; перед глазами плыло. Не то чтобы двоилось, а просто смазывалось, примерно так, когда машешь на ветру флеш-флаером, призывая к себе эвакуационную группу. Несмотря на ослепительно яркий огонь, при частых взмахах он как бы размывается, превращаясь в непрерывную огненную дугу. Или черту. Или восьмерку. Или зигзаг. Или...
– Вы что? – как бы издалека донесся голос пилота. В нем угадывались возмущение, недоумение и – это главное! – испуг.
Да ни хрена.
Этого Денисов произнести уже не сумел. Только про себя.
Вранье, что на гравилетах нет стоп-кранов. Для знающего человека здесь много чего есть. Денисов скосил глаза вниз. Какой-то поселок. Даже, скорее, городок. Говорить, произносить слова вслух не было сил. И он просто ткнул пальцем в сторону бокового окна пилота, чей профиль виделся как написанный акварелью по мокрому портрет. Или фас.
И тот обернулся.
Вот теперь не мешкать.
Рычаг экстренной эвакуации справа и чуть сзади сиденья, почти утоплен в пол. Есть вещи, о которых пассажирам, особенно истеричным и пьяным, лучше не знать. В критической ситуации за них все должен сделать специально подготовленный, обученный человек – пилот. Для воздушного пассажира пилот должен быть и царем и богом, и это правильно. Но не тогда, когда пассажир имеет специальную подготовку, нацеленную не только на его выживание, но и непременное выполнение поставленной перед ним задачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50