Он плотнее завернулся в пальто. Воздушные ямы были позади. Самолет взял курс на Лондон. Это был хороший день. Задание выполнено превосходно. Никто из осужденных не пытался сопротивляться, когда их вели к виселице. Ни одна голова не оторвалась.
Он был доволен. Впереди – несколько свободных дней. Потом предстояла казнь убийцы в Манчестере.
Он задремал на своем жестком сиденье. Ему не мешал даже рев мотора рядом.
Майк Гарбетт так и не понял, кто был его пассажир.
Часть 1
Херьедален
Октябрь-ноябрь 1999
1
По ночам он не спал. Его окружали тени. Это началось, когда ему было двадцать два. Сейчас ему исполнилось семьдесят шесть. Он не спал по ночам уже пятьдесят четыре года. Тени всегда были рядом. Ночью ему удавалось поспать, только приняв большую дозу сильного снотворного. Но, просыпаясь, он знал, что тени все равно рядом, хоть их и не видно.
Эта ночь, уже приближавшаяся к рассвету, не была исключением. Тени – или, как он иногда их называл, посетители – всегда появлялись через пару часов после наступления темноты. Только что их не было – и вот они уже рядом, немые белые лица. За много лет он привык к их присутствию. Но он знал и то, что доверять им нельзя. В один прекрасный день они перестанут молчать. И что тогда от них ждать, неизвестно. Набросятся они на него? Начнут разоблачения? Иногда он кричал на них, несколько раз даже принимался бить руками по воздуху, чтобы их отогнать. Какое-то время ему удавалось держать их на расстоянии. Но потом они возвращались и оставались до рассвета. Тогда он наконец засыпал, но всего на несколько часов – надо было идти на работу.
Всю свою взрослую жизнь он чувствовал усталость. Он сам не понимал, как выдерживал все это. Оглядываясь на свою жизнь, он вспоминал только бесконечный ряд дней, сквозь которые ему приходилось мучительно продираться. И во всех воспоминаниях всегда присутствовала усталость. Иногда он вспоминал свои фотографии – не было ни одной, где бы он не выглядел изможденным. Тени мстили ему и оба раза, когда он был женат: женщины уставали от его постоянной тревоги и от того, что все свободное от работы время он спал. Они уставали от его ночных бдений, от того, что он не может внятно ответить на вопрос, почему он не спит ночью, как все. В конце концов они уходили, и он опять оставался в одиночестве.
Он посмотрел на часы. Четверть пятого утра. Он вышел в кухню и налил кофе из термоса. Градусник за окном показывал минус два. Градусник висел криво – вот-вот оторвется, и он подумал, что шурупы надо бы подкрутить. Когда он пошевелил штору, в темноте двора залаял пес. Шака был его единственной защитой. Имя для этого крупного скандинавского шпица он нашел в книге, название теперь уже и не помнил. В ней рассказывалось о могущественном зулусском вожде, и он подумал, что имя замечательно подходит сторожевому псу. Короткая, легкопроизносимая кличка. Он захватил кофе в гостиную и посмотрел на окна Тяжелые шторы наглухо задвинуты. Он в этом и не сомневался, но все равно не мог удержаться, чтобы не проверить.
Он снова сел к столу и стал рассматривать разбросанные кусочки складной головоломки. Головоломка была хорошей – много элементов, требуется масса фантазии и терпения, чтобы найти каждому фрагменту свое место и составить целую картину. Наконец ему это удалось. Он бросил ее в камин и тут же начал новую. Он всегда заботился, чтобы дома был запас этих игр. Он часто думал, что с ними его связывают такие же отношения, как курильщика с сигаретами. Уже много лет он состоял членом всемирного клуба составителей головоломок. Правление клуба было в Риме, и каждый месяц он, как член клуба, получал информационный листок – какие предприятия прекратили, а какие, наоборот, начали производить головоломки. Уже в середине семидесятых он начал замечать, что все труднее раздобыть настоящую игру, ручной работы. А серийные, машинного производства, он не любил – в их элементах не было ни логики, ни связи с общей идеей. Они могли быть трудными для решения, но это были чисто механические трудности. Как раз сейчас он начал работу над картиной Рембрандта «Батавы приносят клятву верности Клаудиусу Цивилису». Три тысячи элементов. Головоломку создал один истинный художник этого дела из Руана. Несколько лет назад, путешествуя на автомобиле, он посетил этого мастера. Они тогда говорили, что самые лучшие головоломки – это те, где есть тонкая игра света и тени. С этой точки зрения Рембрандт предъявлял самые большие требования к терпению и фантазии.
Он держал в руке кусочек, принадлежавший, скорее всего, фону картины. Прошло чуть не десять минут, пока он нашел для него место. Он снова поглядел на часы. Половина пятого, чуть больше. До рассвета оставалось еще несколько часов. Еще несколько часов до того, как тени исчезнут и он сможет заснуть.
Жизнь стала заметно проще с тех пор, как ему исполнилось шестьдесят пять и он ушел на пенсию. Уже не нужно бояться уснуть во время работы.
Но теням следовало бы оставить его в покое. Он уже понес свое наказание. Жизнь его и так уже искалечена. Неужели им этого мало?
Он поднялся из-за стола и подошел к полке с музыкальным центром, купленным несколько месяцев назад во время одной из нечастых поездок в Эстерсунд. Компакт-диск уже был в гнезде, поэтому он просто нажал кнопку. Этот диск он, к своему удивлению, купил в том же магазине. Аргентинские танго. Настоящие танго. Он увеличил громкость. У шпица во дворе был хороший слух – собака приветливо тявкнула, но тут же замолчала. Продолжая слушать, он обошел стол, приглядываясь к разбросанной головоломке. Работы еще много. Пройдет минимум три ночи, пока картина будет собрана и он сможет ее сжечь. А у него еще предостаточно таких же, ожидающих своей очереди в картонных коробках. К тому же через несколько дней он должен поехать на почту в Свег и получить посылку от старого мастера из Руана.
Он сел на диван, продолжая слушать музыку. Это было главной мечтой всей его жизни – поехать в Аргентину. Провести несколько месяцев в Буэнос-Айресе и танцевать по ночам. Но из этого так ничего и не получилось, каждый раз что-то его останавливало. Когда одиннадцать лет назад он покинул Вестеръётланд и переехал на север, в леса Херьедалена, он уже решил было, что теперь-то уж точно совершит задуманное путешествие. Жил он скромно, и небольшой его пенсии вполне хватило бы на поездку. Но вместо этого он несколько раз съездил на машине в Европу, разыскивая новые головоломки.
Наконец он осознал, что никогда не поедет в Аргентину. Никогда не будет танцевать танго в Буэнос-Айресе.
А что мешает мне танцевать здесь? – подумал он. У меня есть музыка и есть партнер.
Он поднялся с дивана. Пять часов. До рассвета все еще далеко.
Самое время для танцев. Он прошел в спальню и достал из шкафа темный костюм. Внимательно оглядел его, прежде чем надеть. Маленькое пятнышко на лацкане раздражало его. Он намочил носовой платок и аккуратно потер лацкан. Пятнышко исчезло. Потом он переоделся. К белой сорочке он выбрал на этот раз красно-коричневый, цвета ржавчины, галстук.
Важнее всего обувь. У него был выбор – за эти годы он купил несколько пар отличных итальянских туфель для танцев, все очень дорогие. У человека, серьезно относящегося к танцу, обувь должна быть безукоризненной.
Одевшись, он подошел к зеркалу на дверце шкафа. Посмотрел на себя. Седые, коротко остриженные волосы. Слишком худ, надо бы есть побольше. Но все равно он остался доволен – выглядит он значительно моложе своих семидесяти шести лет.
Потом он вернулся назад и остановился у закрытой двери в комнату для гостей. Он постучал и вообразил, что из-за двери его приглашают войти. Открыл дверь и зажег свет. На кровати лежала его партнерша. Его всегда поражало, насколько естественно она выглядит – совершенно как живая. Но это была всего лишь кукла. Он стянул с нее одеяло и поднял. Белая блузка, черная юбка. Он назвал ее Эсмеральдой. На столике стояло несколько флаконов духов. Он поставил куклу на пол, выбрал скромный «Диор» и осторожно брызнул ей на шею. Зажмурившись, он подумал, что разница между живым человеком и куклой не так уж велика.
Он взял ее под мышку и отнес в гостиную. Много раз он намеревался убрать отсюда всю мебель, повесить под потолком лампы с приглушенным светом и положить в пепельницу зажженную сигару – тогда у него был бы собственный аргентинский танцевальный салон. Но из этого так ничего и не вышло. Был только небольшой свободный участок между столом и книжной полкой, на которой стояла стереосистема. Он просунул носки ботинок в специальные стремена на ее ногах.
И начал танец. После первых же па он почувствовал, что тени отступают. Он танцевал очень легко. Из всех танцев, что он выучил за свою жизнь, танго подходило ему лучше всего. И у него никогда не было лучше пары, чем Эсмеральда. Когда-то, еще в Буросе, была женщина, Розмари, хозяйка шляпного магазина. Он танцевал с ней танго, и у них получалось великолепно. Но однажды, когда он только-только принарядился для встречи с ней в танцевальном клубе, ему сообщили, что она погибла в автокатастрофе. Потом он танцевал со многими, но только когда он сделал Эсмеральду, у него возникло чувство, похожее на то, что он испытывал, танцуя с Розмари.
Мысль сделать куклу появилась у него в одну из бесконечных бессонных ночей много лет назад. Он случайно увидел по телевизору старый мюзикл, где герой, возможно это был Джин Келли, танцевал с куклой. Он пришел в восторг и тут же решил сделать себе такую же.
Сложнее всего оказалась набивка. Он перепробовал все, но только пенополиуретан создавал иллюзию, что держишь в руках живого человека. Он сделал ей высокую грудь и пышный зад. Обе его жены были тощими.
Теперь он сделал себе женщину, которую приятно было держать в руках. Когда он танцевал с ней, вдыхая запах ее духов, он чувствовал возбуждение. Но теперь уже не так часто, как пять-шесть лет назад. Его половые потребности стали понемногу угасать, и не сказать, чтобы он об этом жалел.
Он танцевал больше часа. Отнес Эсмеральду в ее комнату, положил на постель и почувствовал, что вспотел. Он снял костюм, повесил его на вешалку и принял душ. Скоро рассветет, и он сможет наконец лечь спать. Еще одна бесконечная ночь позади.
Он вышел из ванной в халате и налил кофе. Термометр по-прежнему показывал минус два. Он подвигал штору. Шака ответил коротким лаем. Он представил себе окружавший его лес. Это было как раз то, о чем он мечтал. Одинокая усадьба, абсолютно современная, но без соседей. И никакой проезжей дороги – единственная дорога, ведущая в усадьбу, здесь же и кончалась. Наконец-то он нашел то, что искал. Просторный, добротно построенный дом с большой гостиной – ему же было нужно место для танцев. Он купил дом у старого егеря – тот уехал в Испанию.
И он сидел за столом в кухне и пил свой кофе. Уже угадывалось начало рассвета. Скоро он сможет лечь, укрыться одеялом и уснуть. Тени скоро исчезнут.
Во дворе залаял Шака. Он прислушался. Снова короткий лай, и опять тихо. Должно быть, какой-нибудь зверь, скорее всего заяц. Шака в своей просторной конуре надежно охранял его.
Он вымыл чашку и поставил ее рядом с плитой. Через семь часов она понадобится опять. Он не любил менять чашки, пользовался одной и той же неделями. Потом он пошел в спальню, снял халат и забрался в постель. Еще не рассвело, но в ожидании рассвета он обычно лежа слушал радио. Когда начинало по-настоящему светать, он выключал радио, гасил свет и устраивался поудобнее – наконец-то можно было уснуть.
Снова залаял Шака. Он нахмурился, прислушался и досчитал до тридцати. Все было тихо. Если это и зверь, то его уже и след простыл. Он включил радио и стал рассеянно слушать музыку.
И опять залаял Шака, но теперь по-другому. Он резко сел в кровати. Это был яростный, захлебывающийся лай. По-видимому, близко подошел лось. Или медведь. Каждый год в окрестностях убивали медведя, сам он, правда, никогда с медведями не встречался. Шака продолжал лаять, все так же яростно. Он встал и снова надел халат. Шака замолчал. Он подождал немного – тишина. Снова снял халат и залез под одеяло. Он всегда спал голым. Лампа около радиоприемника осталась включенной.
Вдруг он резко поднялся. Что-то было не так. Что-то не так с собакой. Он задержал дыхание и прислушался. Тишина. Ему стало не по себе. Тени, похоже, пришли в движение. Он встал. Что-то такое с лаем. Этот последний взрыв закончился как-то не так. Слишком внезапно. Он вышел в гостиную и отдернул штору на окне во двор. Шака молчал, и он почувствовал, как колотится сердце. Он вернулся в спальню, натянул брюки и свитер. Вынул дробовик с обоймой на шесть патронов – он всегда держал его под кроватью. Затем вышел в прихожую и сунул ноги в сапоги, все время прислушиваясь, – Шака молчал. Он подумал, что все это ему чудится, что все как обычно. Скоро рассветет. Это все тени, подумал он, из-за них у меня нет покоя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57