Он сознался, что хотел тебя хорошенько припугнуть.
«И поэтому оставил записку в моем коттедже», – подумал я.
– Шеймус очень предан мне. Вы с Гарри его беспокоили (ты понимаешь, о чем я), и он вздумал защищать мои интересы. О'Донован не пытался убить тебя, просто предупредить, – проникновенно произнес собеседник. – Ты простишь его?
– Конечно, хотя я и не исповедую всепрощения, – ответил я удрученно.
– Тогда порядок.
– Фларри, ты относишься ко мне по-дружески, чего я не заслуживаю, – расстроенно начал я. – Кажется, ты единственный человек здесь, не подозревающий меня в…
– Не обманывай себя, Доминик, – прервал меня Лисон. – Ты привык считать меня мягкотелым человеком, опустившимся морально и физически. Возможно, я и был таким какое-то время. Но все изменилось. Во время беспорядков я без колебаний казнил несколько черно-пегих, предварительно доказав их преступления. Ты мне нравишься, Доминик, – продолжал Фларри, вперив в меня стальной взгляд, – но, если я выясню, что это ты убил Гарри, пощады от меня не жди!
– Мне это известно, – подтвердил я. – И я считаю твое решение правильным.
– Я воображал тебя размазней, теперь вижу, что ошибся. В тебе действительно есть мужество, – одобрительно заявил бывший командир. – Входи и усаживайся, Шеймус. Я сегодня спасал Доминика. Ты знаешь, что в городе ему объявили бойкот?
– Слышал всякие пересуды, – ответил О'Донован.
– Мой братец вряд ли будет доволен, услышав, что я положил этому конец. «Больше никаких кредитов от мэра!» – передразнил Фларри с хриплым смешком. – Но зачем братишке этот скандал, скажи на милость?
– Сначала он поселил мистера Эйра в коттедже «Джойс», чтобы проще было за ним приглядывать. Теперь же мистер Лисон, наоборот, пытается выжить Доминика из города, – рассуждал Шеймус. – Я не вижу в его действиях никакой логики.
– А, случайно, не Кевин хотел меня утопить в зыбучих песках? – осведомился я.
Я уловил, как Шеймус и Фларри переглянулись.
– Такое могло случиться, – заключил последний. – Хотя мне не хотелось бы так скверно думать о собственном брате. Но если он считает тебя опасным для своих планов… Впрочем, разве такое возможно?
– Это очень странный способ избавиться от врага, – заметил Шеймус. – Почему бы не прикончить мистера Эйра прямо в доме еще одним ударом по голове?
– Может, он суеверен. Не хотел замарать руки. Предпочел, чтобы море убило меня вместо него, – начал фантазировать я.
Мое легкомысленное предположение было встречено с незаслуженной серьезностью.
– А мистер Эйр, возможно, прав, – согласился управляющий поместьем.
– Ну что вы, Шеймус! Я сморозил глупость. Даже ирландец не может быть настолько суеверным, – возразил я.
– Кевин вполне мог бы избрать этот путь, – заявил Фларри. – Но я не верю, что он замышлял нечто худшее, чем до смерти напугать Доминика.
Я ошеломленно уставился на собеседника.
– Почему ты в этом так уверен?
– Мы с Шеймусом поделились друг с другом своими наблюдениями. Та впадина, где тебя обнаружил отец Бреснихан, не слишком опасна, – пояснил хозяин дома. – Твоя машина завязла неглубоко. Сезон весенних приливов уже закончился, и вода затопила автомобиль лишь наполовину. Шейн потом довольно легко вытащил его. Не скажу, что Кевин сильно горевал бы, скончайся ты от сердечного при ступа при виде волн, затапливающих машину вместе с тобой, но дело не в том. Он просто хотел заставить тебя испугаться и уехать.
– И молчать, – вставил Шеймус.
– Молчать? – удивился я. – Но…
– Вы услышали той ночью нечто угрожающее его благополучию. Он надеялся, что вы сбежите из страны, мистер Эйр, – рассуждал ирландец. – И он таким образом дал понять, что, передав информацию, которая, по его мнению, вам известна, вы роете себе могилу.
– Я ничего не понимаю, Шеймус! – воскликнул я.
– Это было последнее предупреждение. Если вы вовремя не уберетесь отсюда или раскроете рот по возвращении в Англию, он найдет вас и проучит. Это только раньше ИРА мстила информатору, уехавшему из страны, – растолковывал О'Донован. – Кевин заставил вас почувствовать на своей шкуре его власть, чтобы вы оставили его в покое.
– Но я же ничего не слышал! – возразил я.
– А откуда ему об этом знать?
– Конканнон с тобой не согласен, – заявил Фларри. – Он завалил меня вопросами о моем братце, пытаясь выведать, что мне известно о политической деятельности Кевина. Вообще-то я не в курсе. И не выдал бы его, если бы был посвящен в его делишки. Но Конканнон – мужик умный, он не даст Кевину покоя.
– По словам Майры, ее муж заметил за собой слежку, – поведал я.
– Правда? Мне надо с ним поговорить. Что бы он ни замышлял, ему лучше не высовываться некоторое время, – проговорил старый солдат. – Ты еще что-нибудь слышал, Шеймус?
– Нет, ничего.
– Шеймус – мои глаза и уши, Доминик. Он обшарит страну вдоль и поперек при малейшем намеке на покровителей Кевина.
– Если бы я смог найти чужака, разговор с которым услышал мистер Эйр! Но о нем ни слуху ни духу! Я узнал, что он мог быть на той ярмарке, когда миссис Фларри упала с лошади, но…
– Погодите! – возбужденно воскликнул я. – Я видел какого-то типа, подававшего знак Кевину. Я еще подумал, что по виду он явный проходимец.
– А вы можете его описать?
Я попытался. Но я не слишком хорошо запомнил незнакомца, поскольку этот человек ничем не выделялся из общей массы.
– Он мог просто поставить вместо Кевина, – скептически заметил Фларри. – Майра против любого пари: следит за Кевином, как орлица, не спускает ли он денежки у нее за спиной.
– Твой брат ставит только на бесспорный выигрыш, – кисло заметил ирландец.
– Только на скачках. Но он очень честолюбивый человек. Наш мэр не упустит шанса, который может возвысить его над остальными. Разве не так, Шеймус?
– Так.
Последовало продолжительное молчание. Наконец Фларри сказал:
– Гарри никогда не доверяла ему. Упокой, господи, ее душу!
«Действительно, – подумал я, – ей необязательно было доверять мужчине, чтобы забраться к нему в постель. Кому угодно, только не Гарриет! Для нее неопределенность только добавляла остроты любовному приключению. А разве мы все не могли ошибиться в мотиве покушения на меня и убийства моей подруги? А что, если за всем этим кроется ревность?» Однако разве я мог поделиться этой версией с Фларри? Хотя он заявил, что не стал бы возражать против близости Гарриет даже с его родным братом, лишь бы это ее осчастливило, но эти слова вырвались у него в приступе отчаяния и горя. Фларри конечно же не верил в такую возможность. А теперь рядом со мной совершенно другой человек: если я поведаю ему, что Гарриет призналась мне в любовной связи с его братом, о которой догадывалась Майра, я тем самым подпишу Кевину смертный приговор.
Глава 11
На следующий день ровно в полдень мы с Фларри ожидали похорон у ворот церковного кладбища. К нам присоединилась Майра, но Кевин отсутствовал. Жена передала его извинения, которые я не принял. Начал моросить мелкий дождик, не охладивший любопытства местных жителей, которые группками стояли на дороге за оградой, молчаливые, но не агрессивные: мы прошли мимо без всяких неожиданностей. Под их оценивающими и терпеливыми взглядами я чувствовал себя диким зверем в зоопарке.
Трое полицейских в штатском слонялись у ворот. Из подъехавшей машины появился Конканнон, с деловым видом кивнул нам с Фларри и прошествовал в церковь. Говорят, что убийц тянет на похороны своих жертв. Неужели Конканнон здесь, чтобы наблюдать за моей реакцией?
Я осмотрел неухоженное кладбище. Могильные камни, стоящие рядами, словно обесцвеченные и выкрошившиеся зубы, выступали из травы. Я пытался вообразить лицо моей подруги и запечатлеть в памяти трагический финал ее жизни, смакуя свое горе, но мой мозг отказывался воссоздавать ее образ. Лишь одна чудовищная мысль не давала мне покоя: после вскрытия положили ребенка назад, в нее, или нет?
Я почувствовал рядом присутствие Фларри, стоявшего неподвижно, как гранитная скала. Словно осужденный на смерть перед командой, приводящей приговор в исполнение. Он не дрогнул и, вероятно, не молился. Я не мог соотнести этого стойкого человека с деревенским пьяницей, которого знал предыдущих три месяца. На меня снизошло откровение, что моя привязанность к Фларри сродни отношению к отцу: меня переполняло сыновнее чувство вины за прошлое равнодушие и причиненную боль.
В этот момент подъехал катафалк. За ним по грунтовой дороге двигалась толпа, мужчины и женщины старались обгонять друг друга. Мощная рука Фларри сжала мне плечо, то ли утешая, то ли стремясь получить утешение. Я ощутил всю тяжесть переживаемого им горя.
Носильщики взгромоздили гроб на плечи и понесли его в ворота. Этот мерзкий лакированный ящик с его отвратительными медными ручками казался слишком маленьким, чтобы вместить Гарриет. Незаметным кивком церемониймейстер (как я про себя обозвал его) подсказал нам следовать за гробом. Фларри, высоко подняв голову, уверенной поступью двинулся позади него. Мы с Майрой последовали за ним.
В церкви было мрачно и темно, церемония отпевания из сострадания была короткой. Майра тайком наблюдала, как подобный обряд происходит в протестантской церкви. Фларри, похоже, ни на минуту не отвел взгляда от гроба. Я вспомнил пикник, когда мы с Гарриет видели похоронную процессию, бредущую по побережью: слова пастора звучали для меня так же бессмысленно, как крики чаек в тот день. Я хотел в последний раз оживить образ моей возлюбленной во всей неистовой энергии ее страсти, прежде чем она уйдет в землю. Но сейчас я был способен созерцать лишь неясное отражение собственного лица в отполированной крышке гроба.
Затем мы двинулись из церкви. Не более чем в двадцати ярдах виднелась горка свежей земли, а рядом прямоугольная яма в траве. Гроб опустили в могилу, неловко наклонив на одну сторону. Были сказаны последние слова, брошены горсти земли. Фларри вынул розу из какого-то венка и уронил ее на крышку. Его губы беззвучно шевелились. Я заметил, что Конканнон пристально наблюдает за ним. Потом Фларри развернулся и отошел прочь.
Майра, убрав мокрый носовой платок, посмотрела на меня с материнской заботой и взяла под руку, проводя по поросшим травой кочкам к воротам, словно я был инвалидом, вышедшим на свою первую прогулку после тяжелой болезни. Я вдруг осознал, что по моим щекам катятся слезы.
– Ничего, Доминик, – ласково уговаривала меня женщина. – Все уже кончено.
Чья-то рука открыла нам ворота. Это был Конканнон. «Для Гарриет все кончено», – подумал я. Группки людей на узкой дороге расступались, освобождая проход. На кладбище меня сопровождал Фларри, обратно – Майра. Я чувствовал себя опустошенным, мои глаза воспринимали мир только в двух измерениях: лента дороги, силуэты мокрых деревьев и домов Шарлоттестауна представлялись вырезанными из серого картона.
Я услышал, как произношу, обращаясь к Майре:
– А ведь она заслуживает хотя бы солнечного дня для своих похорон.
– Вы не заглянете к нам на глоток бренди? – сочувственно спросила мать семейства.
– Это очень мило с вашей стороны, Майра, но я должен отвезти Фларри домой.
Лисон-старший поджидал меня у автомобиля, разговаривая с детективом, опередившим нас. Прежде чем мы покинули кладбище, Конканнон отвел меня в сторону и попросил дождаться его днем в коттедже. Казалось, его отношение ко мне изменилось, хотя я не мог понять, как именно.
Всю обратную дорогу мой спутник молчал. Только когда я подвез его к дому, он предложил мне провести вечер вместе.
– Ты очень поможешь мне, Доминик. Сегодня я не вынесу одиночества. Мы с тобой устроим ночное бдение. Ты сделаешь это для меня?
Как я мог отказаться?
* * *
Вернувшись в свое жилище, я открыл банку консервированных языков, сделав себе бутерброд с хлебом и маслом. Я был крайне озабочен предстоящим разговором с офицером полиции. Чтобы успокоиться, я решил написать своей матушке, поведав кое-что из произошедшего здесь. Я хотел заняться письмом до похорон и даже вставил лист бумаги в пишущую машинку, но не успел напечатать ни слова, как что-то отвлекло меня. Я, должно быть, вынул лист, хотя и не запомнил этого. Во всяком случае, бумаги в машинке не было.
В три часа прибыл Конканнон. На этот раз он был один, отчего я сразу вздохнул свободнее. Его манеры тоже стали менее официальными.
– Вы, должно быть, не слишком хорошо себя чувствуете после похорон и прочих неприятностей. Но долг есть долг, – начал он, освобождаясь от дождевика и усаживаясь на узкий подоконник. – Ну, доложу я вам, теперь с мистером Лисоном вас водой не разольешь!
– Я ему очень благодарен, – осторожно произнес я. – Он спас меня от голодной смерти.
– Неужели? – Проницательные глаза Конканнона впились в мое лицо сквозь сумеречные тени.
Я сообщил ему о бойкоте. Детектив казался более заинтересованным, чем удивленным, заставив меня во всех подробностях описать события, связанные с бойкотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
«И поэтому оставил записку в моем коттедже», – подумал я.
– Шеймус очень предан мне. Вы с Гарри его беспокоили (ты понимаешь, о чем я), и он вздумал защищать мои интересы. О'Донован не пытался убить тебя, просто предупредить, – проникновенно произнес собеседник. – Ты простишь его?
– Конечно, хотя я и не исповедую всепрощения, – ответил я удрученно.
– Тогда порядок.
– Фларри, ты относишься ко мне по-дружески, чего я не заслуживаю, – расстроенно начал я. – Кажется, ты единственный человек здесь, не подозревающий меня в…
– Не обманывай себя, Доминик, – прервал меня Лисон. – Ты привык считать меня мягкотелым человеком, опустившимся морально и физически. Возможно, я и был таким какое-то время. Но все изменилось. Во время беспорядков я без колебаний казнил несколько черно-пегих, предварительно доказав их преступления. Ты мне нравишься, Доминик, – продолжал Фларри, вперив в меня стальной взгляд, – но, если я выясню, что это ты убил Гарри, пощады от меня не жди!
– Мне это известно, – подтвердил я. – И я считаю твое решение правильным.
– Я воображал тебя размазней, теперь вижу, что ошибся. В тебе действительно есть мужество, – одобрительно заявил бывший командир. – Входи и усаживайся, Шеймус. Я сегодня спасал Доминика. Ты знаешь, что в городе ему объявили бойкот?
– Слышал всякие пересуды, – ответил О'Донован.
– Мой братец вряд ли будет доволен, услышав, что я положил этому конец. «Больше никаких кредитов от мэра!» – передразнил Фларри с хриплым смешком. – Но зачем братишке этот скандал, скажи на милость?
– Сначала он поселил мистера Эйра в коттедже «Джойс», чтобы проще было за ним приглядывать. Теперь же мистер Лисон, наоборот, пытается выжить Доминика из города, – рассуждал Шеймус. – Я не вижу в его действиях никакой логики.
– А, случайно, не Кевин хотел меня утопить в зыбучих песках? – осведомился я.
Я уловил, как Шеймус и Фларри переглянулись.
– Такое могло случиться, – заключил последний. – Хотя мне не хотелось бы так скверно думать о собственном брате. Но если он считает тебя опасным для своих планов… Впрочем, разве такое возможно?
– Это очень странный способ избавиться от врага, – заметил Шеймус. – Почему бы не прикончить мистера Эйра прямо в доме еще одним ударом по голове?
– Может, он суеверен. Не хотел замарать руки. Предпочел, чтобы море убило меня вместо него, – начал фантазировать я.
Мое легкомысленное предположение было встречено с незаслуженной серьезностью.
– А мистер Эйр, возможно, прав, – согласился управляющий поместьем.
– Ну что вы, Шеймус! Я сморозил глупость. Даже ирландец не может быть настолько суеверным, – возразил я.
– Кевин вполне мог бы избрать этот путь, – заявил Фларри. – Но я не верю, что он замышлял нечто худшее, чем до смерти напугать Доминика.
Я ошеломленно уставился на собеседника.
– Почему ты в этом так уверен?
– Мы с Шеймусом поделились друг с другом своими наблюдениями. Та впадина, где тебя обнаружил отец Бреснихан, не слишком опасна, – пояснил хозяин дома. – Твоя машина завязла неглубоко. Сезон весенних приливов уже закончился, и вода затопила автомобиль лишь наполовину. Шейн потом довольно легко вытащил его. Не скажу, что Кевин сильно горевал бы, скончайся ты от сердечного при ступа при виде волн, затапливающих машину вместе с тобой, но дело не в том. Он просто хотел заставить тебя испугаться и уехать.
– И молчать, – вставил Шеймус.
– Молчать? – удивился я. – Но…
– Вы услышали той ночью нечто угрожающее его благополучию. Он надеялся, что вы сбежите из страны, мистер Эйр, – рассуждал ирландец. – И он таким образом дал понять, что, передав информацию, которая, по его мнению, вам известна, вы роете себе могилу.
– Я ничего не понимаю, Шеймус! – воскликнул я.
– Это было последнее предупреждение. Если вы вовремя не уберетесь отсюда или раскроете рот по возвращении в Англию, он найдет вас и проучит. Это только раньше ИРА мстила информатору, уехавшему из страны, – растолковывал О'Донован. – Кевин заставил вас почувствовать на своей шкуре его власть, чтобы вы оставили его в покое.
– Но я же ничего не слышал! – возразил я.
– А откуда ему об этом знать?
– Конканнон с тобой не согласен, – заявил Фларри. – Он завалил меня вопросами о моем братце, пытаясь выведать, что мне известно о политической деятельности Кевина. Вообще-то я не в курсе. И не выдал бы его, если бы был посвящен в его делишки. Но Конканнон – мужик умный, он не даст Кевину покоя.
– По словам Майры, ее муж заметил за собой слежку, – поведал я.
– Правда? Мне надо с ним поговорить. Что бы он ни замышлял, ему лучше не высовываться некоторое время, – проговорил старый солдат. – Ты еще что-нибудь слышал, Шеймус?
– Нет, ничего.
– Шеймус – мои глаза и уши, Доминик. Он обшарит страну вдоль и поперек при малейшем намеке на покровителей Кевина.
– Если бы я смог найти чужака, разговор с которым услышал мистер Эйр! Но о нем ни слуху ни духу! Я узнал, что он мог быть на той ярмарке, когда миссис Фларри упала с лошади, но…
– Погодите! – возбужденно воскликнул я. – Я видел какого-то типа, подававшего знак Кевину. Я еще подумал, что по виду он явный проходимец.
– А вы можете его описать?
Я попытался. Но я не слишком хорошо запомнил незнакомца, поскольку этот человек ничем не выделялся из общей массы.
– Он мог просто поставить вместо Кевина, – скептически заметил Фларри. – Майра против любого пари: следит за Кевином, как орлица, не спускает ли он денежки у нее за спиной.
– Твой брат ставит только на бесспорный выигрыш, – кисло заметил ирландец.
– Только на скачках. Но он очень честолюбивый человек. Наш мэр не упустит шанса, который может возвысить его над остальными. Разве не так, Шеймус?
– Так.
Последовало продолжительное молчание. Наконец Фларри сказал:
– Гарри никогда не доверяла ему. Упокой, господи, ее душу!
«Действительно, – подумал я, – ей необязательно было доверять мужчине, чтобы забраться к нему в постель. Кому угодно, только не Гарриет! Для нее неопределенность только добавляла остроты любовному приключению. А разве мы все не могли ошибиться в мотиве покушения на меня и убийства моей подруги? А что, если за всем этим кроется ревность?» Однако разве я мог поделиться этой версией с Фларри? Хотя он заявил, что не стал бы возражать против близости Гарриет даже с его родным братом, лишь бы это ее осчастливило, но эти слова вырвались у него в приступе отчаяния и горя. Фларри конечно же не верил в такую возможность. А теперь рядом со мной совершенно другой человек: если я поведаю ему, что Гарриет призналась мне в любовной связи с его братом, о которой догадывалась Майра, я тем самым подпишу Кевину смертный приговор.
Глава 11
На следующий день ровно в полдень мы с Фларри ожидали похорон у ворот церковного кладбища. К нам присоединилась Майра, но Кевин отсутствовал. Жена передала его извинения, которые я не принял. Начал моросить мелкий дождик, не охладивший любопытства местных жителей, которые группками стояли на дороге за оградой, молчаливые, но не агрессивные: мы прошли мимо без всяких неожиданностей. Под их оценивающими и терпеливыми взглядами я чувствовал себя диким зверем в зоопарке.
Трое полицейских в штатском слонялись у ворот. Из подъехавшей машины появился Конканнон, с деловым видом кивнул нам с Фларри и прошествовал в церковь. Говорят, что убийц тянет на похороны своих жертв. Неужели Конканнон здесь, чтобы наблюдать за моей реакцией?
Я осмотрел неухоженное кладбище. Могильные камни, стоящие рядами, словно обесцвеченные и выкрошившиеся зубы, выступали из травы. Я пытался вообразить лицо моей подруги и запечатлеть в памяти трагический финал ее жизни, смакуя свое горе, но мой мозг отказывался воссоздавать ее образ. Лишь одна чудовищная мысль не давала мне покоя: после вскрытия положили ребенка назад, в нее, или нет?
Я почувствовал рядом присутствие Фларри, стоявшего неподвижно, как гранитная скала. Словно осужденный на смерть перед командой, приводящей приговор в исполнение. Он не дрогнул и, вероятно, не молился. Я не мог соотнести этого стойкого человека с деревенским пьяницей, которого знал предыдущих три месяца. На меня снизошло откровение, что моя привязанность к Фларри сродни отношению к отцу: меня переполняло сыновнее чувство вины за прошлое равнодушие и причиненную боль.
В этот момент подъехал катафалк. За ним по грунтовой дороге двигалась толпа, мужчины и женщины старались обгонять друг друга. Мощная рука Фларри сжала мне плечо, то ли утешая, то ли стремясь получить утешение. Я ощутил всю тяжесть переживаемого им горя.
Носильщики взгромоздили гроб на плечи и понесли его в ворота. Этот мерзкий лакированный ящик с его отвратительными медными ручками казался слишком маленьким, чтобы вместить Гарриет. Незаметным кивком церемониймейстер (как я про себя обозвал его) подсказал нам следовать за гробом. Фларри, высоко подняв голову, уверенной поступью двинулся позади него. Мы с Майрой последовали за ним.
В церкви было мрачно и темно, церемония отпевания из сострадания была короткой. Майра тайком наблюдала, как подобный обряд происходит в протестантской церкви. Фларри, похоже, ни на минуту не отвел взгляда от гроба. Я вспомнил пикник, когда мы с Гарриет видели похоронную процессию, бредущую по побережью: слова пастора звучали для меня так же бессмысленно, как крики чаек в тот день. Я хотел в последний раз оживить образ моей возлюбленной во всей неистовой энергии ее страсти, прежде чем она уйдет в землю. Но сейчас я был способен созерцать лишь неясное отражение собственного лица в отполированной крышке гроба.
Затем мы двинулись из церкви. Не более чем в двадцати ярдах виднелась горка свежей земли, а рядом прямоугольная яма в траве. Гроб опустили в могилу, неловко наклонив на одну сторону. Были сказаны последние слова, брошены горсти земли. Фларри вынул розу из какого-то венка и уронил ее на крышку. Его губы беззвучно шевелились. Я заметил, что Конканнон пристально наблюдает за ним. Потом Фларри развернулся и отошел прочь.
Майра, убрав мокрый носовой платок, посмотрела на меня с материнской заботой и взяла под руку, проводя по поросшим травой кочкам к воротам, словно я был инвалидом, вышедшим на свою первую прогулку после тяжелой болезни. Я вдруг осознал, что по моим щекам катятся слезы.
– Ничего, Доминик, – ласково уговаривала меня женщина. – Все уже кончено.
Чья-то рука открыла нам ворота. Это был Конканнон. «Для Гарриет все кончено», – подумал я. Группки людей на узкой дороге расступались, освобождая проход. На кладбище меня сопровождал Фларри, обратно – Майра. Я чувствовал себя опустошенным, мои глаза воспринимали мир только в двух измерениях: лента дороги, силуэты мокрых деревьев и домов Шарлоттестауна представлялись вырезанными из серого картона.
Я услышал, как произношу, обращаясь к Майре:
– А ведь она заслуживает хотя бы солнечного дня для своих похорон.
– Вы не заглянете к нам на глоток бренди? – сочувственно спросила мать семейства.
– Это очень мило с вашей стороны, Майра, но я должен отвезти Фларри домой.
Лисон-старший поджидал меня у автомобиля, разговаривая с детективом, опередившим нас. Прежде чем мы покинули кладбище, Конканнон отвел меня в сторону и попросил дождаться его днем в коттедже. Казалось, его отношение ко мне изменилось, хотя я не мог понять, как именно.
Всю обратную дорогу мой спутник молчал. Только когда я подвез его к дому, он предложил мне провести вечер вместе.
– Ты очень поможешь мне, Доминик. Сегодня я не вынесу одиночества. Мы с тобой устроим ночное бдение. Ты сделаешь это для меня?
Как я мог отказаться?
* * *
Вернувшись в свое жилище, я открыл банку консервированных языков, сделав себе бутерброд с хлебом и маслом. Я был крайне озабочен предстоящим разговором с офицером полиции. Чтобы успокоиться, я решил написать своей матушке, поведав кое-что из произошедшего здесь. Я хотел заняться письмом до похорон и даже вставил лист бумаги в пишущую машинку, но не успел напечатать ни слова, как что-то отвлекло меня. Я, должно быть, вынул лист, хотя и не запомнил этого. Во всяком случае, бумаги в машинке не было.
В три часа прибыл Конканнон. На этот раз он был один, отчего я сразу вздохнул свободнее. Его манеры тоже стали менее официальными.
– Вы, должно быть, не слишком хорошо себя чувствуете после похорон и прочих неприятностей. Но долг есть долг, – начал он, освобождаясь от дождевика и усаживаясь на узкий подоконник. – Ну, доложу я вам, теперь с мистером Лисоном вас водой не разольешь!
– Я ему очень благодарен, – осторожно произнес я. – Он спас меня от голодной смерти.
– Неужели? – Проницательные глаза Конканнона впились в мое лицо сквозь сумеречные тени.
Я сообщил ему о бойкоте. Детектив казался более заинтересованным, чем удивленным, заставив меня во всех подробностях описать события, связанные с бойкотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30