Она неподвижно сидела под деревом в одной ночной рубашке, и вскоре я понял, что моя подруга довольно сильно пьяна. Речка бурлила после августовских ливней, но вечер стоял теплый.
– Гарриет, я должен поговорить с тобой! – начал я неловко.
– Сначала люби меня. – Женщина обняла меня. – Я хочу тебя.
– Нет.
– Сделай то, что я тебе сказала, дорогой.
Она скинула ночную рубашку и снова потянулась ко мне.
– Нет, Гарриет, – резко заявил я. – Мы должны это прекратить.
– Но почему? – встряхнула она растрепанной гривой волос.
– Это нечестно по отношению к Фларри.
Моя возлюбленная села, ее тело светилось в наступающей темноте.
– Что это на тебя нашло, Доминик? – требовательно спросила она. – Муж не возражает.
– Откуда ты знаешь? – произнес я недоверчиво.
– С чего ты вдруг понес эту чушь о Фларри? Ты больше меня не хочешь? – обиженно проговорила Гарри.
Не упоминая священника, я попытался объяснить, почему мы должны прекратить нашу связь. Это было бесполезно.
– Если ты вдруг стал таким богобоязненным, можешь увезти меня, а потом жениться, – беспечно заявила она. – Я готова пойти с тобой хоть на край света.
– Мы уже спорили об этом, любимая, – мягко возразил я. – Ты же знаешь, мы не созданы друг для друга. Через несколько месяцев я тебе надоем.
– А по-моему, надоем тебе я, – фыркнула в ответ моя подруга. – Почему ты не можешь честно сказать, что устал от меня?
– Дело вовсе не в этом.
Ночной ветерок донес до меня тревожащий запах ее кожи. Последовало продолжительное молчание.
– Итак, ты собираешься сбежать и бросить меня одну с твоим ребенком, – кинулась в атаку женщина. – Должна сказать, это безумно храбрый поступок!
– Откуда мне знать, что ребенок мой? – вспылил я, уязвленный презрением в ее голосе, и продолжил: – Откуда мне знать, захочешь ли ты вообще оставить его?
Гарриет резко вздохнула, словно я ее ударил. Потом она повернула свое гневное лицо ко мне.
– Боже мой! Ну и мерзавец же ты! – воскликнула она в ярости. – А чей он, как ты думаешь? Кевина? Хотя он больше похож на мужчину, чем ты!
– Мне все равно, чей это ребенок, – заявил я грубо. – Но я не собираюсь больше обманывать Фларри.
– Но ты ведь совершенно счастлив взвалить на него собственную ношу? Верно? – не унималась моя любовница.
– Неправда. Я совсем не радуюсь этому.
– Значит, ты пойдешь и выложишь все ему? Твоя жена беременна от меня, и я только что прозрел? И что меня ждет? – Ее голос сорвался в рыдания.
Я молчал.
– Кто-то тебя надоумил, – сказала она подозрительно. – Сам бы ты никогда не додумался до таких глупостей.
– Вчера вечером я переговорил с отцом Бресниханом, – отстраненно сообщил я.
– Так я и знала! Этот мерзкий святоша! Какого черта он сует свой нос куда его не просят! – Ее голос стал злобным. – Я убью его, этого лицемерного любителя чужих любовных похождений!
– Никакой он не любитель! – встал я на защиту священника. – Ему, наоборот, все это не по душе!
Мы препирались почти час. Потом Гарриет сказала:
– Давай перестанем ссориться! Лучше иди ко мне. Еще один разок. Один разок не считается.
Когда женщина опустилась на колени рядом со мной, ее соски коснулись моего лица. Она принялась расстегивать кнопки моей одежды. Тело моей возлюбленной было таким горячим, таким прекрасным. И все-таки я почувствовал смутное отвращение, которое помогло мне опомниться. Мы немного поборолись, потом я вывернулся из ее рук и убежал прочь. Позади я слышал ее сдавленные рыдания, а потом – тишина.
* * *
Но в ту ночь я не мог спать. Мой мозг в сотый раз прокручивал все, что мы наговорили друг другу, и все, что я хотел бы сказать моей Гарриет. Я плохо справился со своей задачей. Я должен был объяснить ей причины нашего расставания более ласково.
И тогда вся любовь, что некогда была между нами, нахлынула на меня снова. Это чувство не было животной страстью, в нем были привязанность и нежность. Сцены из недавнего прошлого возникли у меня перед глазами. Я бросил Гарриет в ту минуту, когда она больше всего нуждается во мне. Я – трус! Она никогда больше не вернется. Нельзя распутать любовный клубок, попросту жестоко оборвав все нити.
На восходе солнца что-то подтолкнуло меня встать и одеться. Я был опустошен своей утратой. Гарри больше никогда не вернется ко мне. Словно место наших прежних свиданий могло облегчить мои страдания, ноги сами привели меня на лужайку у реки.
И там меня ждала Гарриет! Я выбежал из рощи, мое сердце прыгало от радости, вчерашняя решимость позабылась. Ее ночная рубашка лежала в том же месте, куда она ее бросила. При свете восходящего солнца ее лежащее ничком тело отливало жемчужно-белым, а рассыпавшиеся волосы были черны, как ночь. Она, должно быть, уснула после моего бегства. Я поспешил разбудить ее и проводить домой, пока Фларри не проснулся. Она, наверное, ужасно замерзла, глупышка! Пролежать на земле голой всю ночь!
Я потряс Гарриет за плечо и нежно заговорил с ней. Плечо и вправду было ледяным. Я в отчаянии перевернул тело. Грудь и живот спереди были искромсаны ножевыми ранами, похожими на маленькие черные губы, и кровь, сочившаяся из них, тоже казалась черной в солнечном свете.
Человек оправляется от шока быстрее, чем принято думать. Около минуты я стоял, пялясь на изуродованный труп и ничего не чувствуя. Потом я приказал себе: «Не дотрагивайся до убитой, оставь это полиции». Прекрасно, я только один раз прикоснулся к плечу, переворачивая ее. На моей одежде не осталось следов крови. Хотя почему «убитой»? Возможно, мое предательство заставило Гарриет совершить самоубийство? Смехотворно! При ней в ту ночь не могло быть никакого ножа. И разве смогла бы она нанести себе столько ножевых ударов? Поблизости ножа тоже не оказалось. Я проверил это, обыскав густую траву, тревожась, не оставил ли я случайно следов своего присутствия здесь.
Моим первым порывом было броситься в усадьбу Лисонов за помощью. Но теперь я понимал, что не смогу взглянуть Фларри в глаза, не осмелюсь признаться, зачем пришел сюда на рассвете. Да и кто мне поверит? Обнаружится, что Гарриет была беременна, откроется, что я был ее любовником. Трусливые любовники (банальная история!) иногда убивают женщин, которые зачали от них детей. Полиция не станет вдаваться в подробности.
Я наклонился и коснулся холодной щеки Гарриет. Ее глаза уставились на меня невидящим взглядом. Я развернулся и устремился прочь мимо деревьев, крадучись, словно и впрямь был убийцей.
Часть вторая
Глава 9
Спотыкаясь, я добрался до коттеджа, вскипятил себе чаю и сварил яйцо. Весь день я провел словно в тумане, общаясь с Бриджит, когда та явилась. Моя рана начала болеть. Я в ответе за смерть Гарриет! Если бы я не оставил ее прошлой ночью, этого ужаса никогда бы не произошло. Может, на нее напал какой-то бродяга? Увидел обнаженную женщину у реки, изнасиловал и убил? Или, возможно, это работа Фларри, разъяренного разговором с отцом Бресниханом? Обезумев, он напал на жену, как маньяк, ведь священник подтвердил его подозрения.
Но тут меня поразила жуткая мысль. Я тоже был перевозбужден прошлой ночью. А что, если у меня раздвоение личности? А что, если я, сам того не помня, вернулся к реке и зарезал женщину, ставшую обузой? Я забрался в спальню и в отчаянии осмотрел всю одежду. Никаких следов крови. Я разделся: мое коварное второе «я» могло убить ее голым. Ни бурых пятен на коже, ни следов борьбы. Но после содеянного я мог искупаться в реке и смыть их.
Страх, что внутри меня гнездится маньяк, лишил меня последнего мужества. Я бросился на кровать, рыдая и бормоча:
– Гарриет! Дорогая, скажи мне, что я не делал этого! Прости меня, любимая! Прости за то, что оставил тебя!
И тут поверх изгороди из фуксии я увидел две машины, несущиеся к особняку Лисонов. Это наверняка полиция. На такой скорости они запросто свернут себе шеи.
Я попытался овладеть собой в преддверии следующего испытания. Я должен рассказать им правду обо всем, за исключением моего свидания с женой Фларри прошлой ночью. В нем я сознаться не осмелюсь – это все равно что сунуть голову в петлю.
Нож – вот улика! Я спустился вниз и лихорадочно осмотрел кухонные тесаки в ящике. Их лезвия блестели, чистым был и перочинный нож, лежавший на письменном столе. Значит, порядок. Но если я шизофреник, я вымыл бы клинок или выбросил оружие в реку, а теперь ничего бы не помнил об этом.
Шизофреник или параноик? А что, если убийство Гарриет было последним звеном в цепи покушений, направленных против меня? Недавняя попытка утопить меня в зыбучих песках сорвалась. Место наших любовных свиданий с Гарриет можно было выследить. И после неудачи на побережье некто убил ее, зная, что подозрение падет на меня. Очень тонкий способ от меня отделаться!
Я был удручен тем, что беспокоился лишь о своей безопасности, когда Гарриет лежала холодная у реки. Впрочем, нет, ее давным-давно нашли, иначе зачем бы приехала полиция?
Я сидел за письменным столом, когда прибыл Конканнон вместе с шарлоттестаунским сержантом. Вежливый тон офицера словно воздвиг между нами непроницаемый барьер.
– Доброе утро, мистер Эйр. Можно нам войти? Я пришел, чтобы задать вам несколько вопросов, – произнес детектив.
– Пожалуйста.
«Не говори больше, чем нужно. Не изливай своих чувств. Будь естественным».
– Не расскажите ли вы о своих передвижениях вчера? – продолжал полицейский. – Скажем, от шести вечера до шести утра.
В его речи снова прозвучала вопросительная интонация.
– Сначала я ужинал в «Колони», – коротко информировал я. – Потом поехал сюда. После этого никуда уже не передвигался, разве что в спальню.
Сержант старательно записывал.
– И в котором часу вы легли? – прозвучал следующий вопрос.
– Около половины одиннадцатого.
– У вас не было гостей вечером? Вы находились здесь в одиночестве? – осторожно выяснял офицер полиции.
«Время проявить некоторое любопытство».
– Да. А что? Кто-нибудь рыскал поблизости? – встревоженно спросил я. – Я думал, все несчастья давно позади.
В затемненной маленькой комнатке глаза Конканнона под копной светлых волос отливали темно-синим. Каждый раз, отрываясь от созерцания стола, я ловил его испытующий взгляд.
– А у вас не было свидания с миссис Лисон вчера ночью? – с преувеличенной бесстрастностью осведомился детектив.
– Нет. Вчера ночью не было. (Умно.) А что? Она настаивает, что была у меня? (Возможно, не слишком умно.)
– Вы признаете, что она ваша любовница? – чуть заметно удивился офицер.
– Да. Была моей любовницей, – безразлично ответил я.
Глаза Конканнона сверкнули.
– Почему вы сказали «была»? – вкрадчиво спросил он.
– Потому что я порвал с ней.
– И когда это случилось, мистер Эйр?
– Вчера утром, – ответил я с легким раздражением.
– Она приходила к вам сюда? – уточнил полицейский.
– Нет. Наш разговор произошел в усадьбе. Гарри тренировалась в верховой езде. Я сказал, что должен побеседовать с ней. – Я старался как можно меньше отступать от реальных событий. – Я понял, что нас больше ничего не связывает. Она ускакала от меня, оставив одного.
– И что заставило вас это понять, мистер Эйр?
– Общение с отцом Бресниханом. Мы с ним о многом переговорили позавчера, – коротко сообщил я.
– Неужели? Ясно. Вы встретили миссис Лисон на прогулке. Вы сказали, что хотите порвать с ней? – осведомился детектив.
– Нет. Я заявил, что должен с ней серьезно поговорить. О разрыве я только думал, – объяснил я. – Но она наверняка догадалась о моих намерениях. Я убеждал ее несколько раз, что мы с ней не созданы для постоянной… для брака.
– Понимаю. И когда вы намеревались поставить ее в известность о вашем решении?
– Вообще-то я немного побаиваюсь. (Осторожно.) Она не натворила каких-нибудь глупостей?
– Почему вы меня об этом спрашиваете? – подозрительно произнес офицер.
(Нетерпение тут обосновано.)
– Ну бога ради, мистер Конканнон! Вряд ли вы стали выяснять подробности нашего с Гарри романа, если бы в доме Лисонов все было спокойно.
Мой собеседник явно был сбит с толку. (Теперь не переусердствовать!) Последовала пауза.
– Вам не казалось, что миссис Лисон была способна на самоубийство? – вкрадчивым голосом заявил он. – Она никогда не угрожала вам…
– О господи! Нет! Кто угодно, только не она! Вы сказали: «была способна»? – Мой голос сорвался в непритворном отчаянии. – Лучше расскажите мне все, ладно?
Конканнон пронзил меня взглядом.
– Сегодня ранним утром Гарриет Лисон была найдена мертвой.
Это, должно быть, самый трудный момент для убийцы. Какое из наигранных переживаний – шок, удивление, недоверие, ужас – может достоверно прозвучать для натренированного полицейского слуха? Но слова «Гарриет» и «мертва» воскресили в моей душе образ живой Гарри, и я словно впервые осознал ее смерть. Поэтому мой ответ прозвучал искренне:
– О нет!
Конканнон и сержант молча пялились на меня. Чуть зарубцевавшаяся рана снова открылась, и я зарыдал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Гарриет, я должен поговорить с тобой! – начал я неловко.
– Сначала люби меня. – Женщина обняла меня. – Я хочу тебя.
– Нет.
– Сделай то, что я тебе сказала, дорогой.
Она скинула ночную рубашку и снова потянулась ко мне.
– Нет, Гарриет, – резко заявил я. – Мы должны это прекратить.
– Но почему? – встряхнула она растрепанной гривой волос.
– Это нечестно по отношению к Фларри.
Моя возлюбленная села, ее тело светилось в наступающей темноте.
– Что это на тебя нашло, Доминик? – требовательно спросила она. – Муж не возражает.
– Откуда ты знаешь? – произнес я недоверчиво.
– С чего ты вдруг понес эту чушь о Фларри? Ты больше меня не хочешь? – обиженно проговорила Гарри.
Не упоминая священника, я попытался объяснить, почему мы должны прекратить нашу связь. Это было бесполезно.
– Если ты вдруг стал таким богобоязненным, можешь увезти меня, а потом жениться, – беспечно заявила она. – Я готова пойти с тобой хоть на край света.
– Мы уже спорили об этом, любимая, – мягко возразил я. – Ты же знаешь, мы не созданы друг для друга. Через несколько месяцев я тебе надоем.
– А по-моему, надоем тебе я, – фыркнула в ответ моя подруга. – Почему ты не можешь честно сказать, что устал от меня?
– Дело вовсе не в этом.
Ночной ветерок донес до меня тревожащий запах ее кожи. Последовало продолжительное молчание.
– Итак, ты собираешься сбежать и бросить меня одну с твоим ребенком, – кинулась в атаку женщина. – Должна сказать, это безумно храбрый поступок!
– Откуда мне знать, что ребенок мой? – вспылил я, уязвленный презрением в ее голосе, и продолжил: – Откуда мне знать, захочешь ли ты вообще оставить его?
Гарриет резко вздохнула, словно я ее ударил. Потом она повернула свое гневное лицо ко мне.
– Боже мой! Ну и мерзавец же ты! – воскликнула она в ярости. – А чей он, как ты думаешь? Кевина? Хотя он больше похож на мужчину, чем ты!
– Мне все равно, чей это ребенок, – заявил я грубо. – Но я не собираюсь больше обманывать Фларри.
– Но ты ведь совершенно счастлив взвалить на него собственную ношу? Верно? – не унималась моя любовница.
– Неправда. Я совсем не радуюсь этому.
– Значит, ты пойдешь и выложишь все ему? Твоя жена беременна от меня, и я только что прозрел? И что меня ждет? – Ее голос сорвался в рыдания.
Я молчал.
– Кто-то тебя надоумил, – сказала она подозрительно. – Сам бы ты никогда не додумался до таких глупостей.
– Вчера вечером я переговорил с отцом Бресниханом, – отстраненно сообщил я.
– Так я и знала! Этот мерзкий святоша! Какого черта он сует свой нос куда его не просят! – Ее голос стал злобным. – Я убью его, этого лицемерного любителя чужих любовных похождений!
– Никакой он не любитель! – встал я на защиту священника. – Ему, наоборот, все это не по душе!
Мы препирались почти час. Потом Гарриет сказала:
– Давай перестанем ссориться! Лучше иди ко мне. Еще один разок. Один разок не считается.
Когда женщина опустилась на колени рядом со мной, ее соски коснулись моего лица. Она принялась расстегивать кнопки моей одежды. Тело моей возлюбленной было таким горячим, таким прекрасным. И все-таки я почувствовал смутное отвращение, которое помогло мне опомниться. Мы немного поборолись, потом я вывернулся из ее рук и убежал прочь. Позади я слышал ее сдавленные рыдания, а потом – тишина.
* * *
Но в ту ночь я не мог спать. Мой мозг в сотый раз прокручивал все, что мы наговорили друг другу, и все, что я хотел бы сказать моей Гарриет. Я плохо справился со своей задачей. Я должен был объяснить ей причины нашего расставания более ласково.
И тогда вся любовь, что некогда была между нами, нахлынула на меня снова. Это чувство не было животной страстью, в нем были привязанность и нежность. Сцены из недавнего прошлого возникли у меня перед глазами. Я бросил Гарриет в ту минуту, когда она больше всего нуждается во мне. Я – трус! Она никогда больше не вернется. Нельзя распутать любовный клубок, попросту жестоко оборвав все нити.
На восходе солнца что-то подтолкнуло меня встать и одеться. Я был опустошен своей утратой. Гарри больше никогда не вернется ко мне. Словно место наших прежних свиданий могло облегчить мои страдания, ноги сами привели меня на лужайку у реки.
И там меня ждала Гарриет! Я выбежал из рощи, мое сердце прыгало от радости, вчерашняя решимость позабылась. Ее ночная рубашка лежала в том же месте, куда она ее бросила. При свете восходящего солнца ее лежащее ничком тело отливало жемчужно-белым, а рассыпавшиеся волосы были черны, как ночь. Она, должно быть, уснула после моего бегства. Я поспешил разбудить ее и проводить домой, пока Фларри не проснулся. Она, наверное, ужасно замерзла, глупышка! Пролежать на земле голой всю ночь!
Я потряс Гарриет за плечо и нежно заговорил с ней. Плечо и вправду было ледяным. Я в отчаянии перевернул тело. Грудь и живот спереди были искромсаны ножевыми ранами, похожими на маленькие черные губы, и кровь, сочившаяся из них, тоже казалась черной в солнечном свете.
Человек оправляется от шока быстрее, чем принято думать. Около минуты я стоял, пялясь на изуродованный труп и ничего не чувствуя. Потом я приказал себе: «Не дотрагивайся до убитой, оставь это полиции». Прекрасно, я только один раз прикоснулся к плечу, переворачивая ее. На моей одежде не осталось следов крови. Хотя почему «убитой»? Возможно, мое предательство заставило Гарриет совершить самоубийство? Смехотворно! При ней в ту ночь не могло быть никакого ножа. И разве смогла бы она нанести себе столько ножевых ударов? Поблизости ножа тоже не оказалось. Я проверил это, обыскав густую траву, тревожась, не оставил ли я случайно следов своего присутствия здесь.
Моим первым порывом было броситься в усадьбу Лисонов за помощью. Но теперь я понимал, что не смогу взглянуть Фларри в глаза, не осмелюсь признаться, зачем пришел сюда на рассвете. Да и кто мне поверит? Обнаружится, что Гарриет была беременна, откроется, что я был ее любовником. Трусливые любовники (банальная история!) иногда убивают женщин, которые зачали от них детей. Полиция не станет вдаваться в подробности.
Я наклонился и коснулся холодной щеки Гарриет. Ее глаза уставились на меня невидящим взглядом. Я развернулся и устремился прочь мимо деревьев, крадучись, словно и впрямь был убийцей.
Часть вторая
Глава 9
Спотыкаясь, я добрался до коттеджа, вскипятил себе чаю и сварил яйцо. Весь день я провел словно в тумане, общаясь с Бриджит, когда та явилась. Моя рана начала болеть. Я в ответе за смерть Гарриет! Если бы я не оставил ее прошлой ночью, этого ужаса никогда бы не произошло. Может, на нее напал какой-то бродяга? Увидел обнаженную женщину у реки, изнасиловал и убил? Или, возможно, это работа Фларри, разъяренного разговором с отцом Бресниханом? Обезумев, он напал на жену, как маньяк, ведь священник подтвердил его подозрения.
Но тут меня поразила жуткая мысль. Я тоже был перевозбужден прошлой ночью. А что, если у меня раздвоение личности? А что, если я, сам того не помня, вернулся к реке и зарезал женщину, ставшую обузой? Я забрался в спальню и в отчаянии осмотрел всю одежду. Никаких следов крови. Я разделся: мое коварное второе «я» могло убить ее голым. Ни бурых пятен на коже, ни следов борьбы. Но после содеянного я мог искупаться в реке и смыть их.
Страх, что внутри меня гнездится маньяк, лишил меня последнего мужества. Я бросился на кровать, рыдая и бормоча:
– Гарриет! Дорогая, скажи мне, что я не делал этого! Прости меня, любимая! Прости за то, что оставил тебя!
И тут поверх изгороди из фуксии я увидел две машины, несущиеся к особняку Лисонов. Это наверняка полиция. На такой скорости они запросто свернут себе шеи.
Я попытался овладеть собой в преддверии следующего испытания. Я должен рассказать им правду обо всем, за исключением моего свидания с женой Фларри прошлой ночью. В нем я сознаться не осмелюсь – это все равно что сунуть голову в петлю.
Нож – вот улика! Я спустился вниз и лихорадочно осмотрел кухонные тесаки в ящике. Их лезвия блестели, чистым был и перочинный нож, лежавший на письменном столе. Значит, порядок. Но если я шизофреник, я вымыл бы клинок или выбросил оружие в реку, а теперь ничего бы не помнил об этом.
Шизофреник или параноик? А что, если убийство Гарриет было последним звеном в цепи покушений, направленных против меня? Недавняя попытка утопить меня в зыбучих песках сорвалась. Место наших любовных свиданий с Гарриет можно было выследить. И после неудачи на побережье некто убил ее, зная, что подозрение падет на меня. Очень тонкий способ от меня отделаться!
Я был удручен тем, что беспокоился лишь о своей безопасности, когда Гарриет лежала холодная у реки. Впрочем, нет, ее давным-давно нашли, иначе зачем бы приехала полиция?
Я сидел за письменным столом, когда прибыл Конканнон вместе с шарлоттестаунским сержантом. Вежливый тон офицера словно воздвиг между нами непроницаемый барьер.
– Доброе утро, мистер Эйр. Можно нам войти? Я пришел, чтобы задать вам несколько вопросов, – произнес детектив.
– Пожалуйста.
«Не говори больше, чем нужно. Не изливай своих чувств. Будь естественным».
– Не расскажите ли вы о своих передвижениях вчера? – продолжал полицейский. – Скажем, от шести вечера до шести утра.
В его речи снова прозвучала вопросительная интонация.
– Сначала я ужинал в «Колони», – коротко информировал я. – Потом поехал сюда. После этого никуда уже не передвигался, разве что в спальню.
Сержант старательно записывал.
– И в котором часу вы легли? – прозвучал следующий вопрос.
– Около половины одиннадцатого.
– У вас не было гостей вечером? Вы находились здесь в одиночестве? – осторожно выяснял офицер полиции.
«Время проявить некоторое любопытство».
– Да. А что? Кто-нибудь рыскал поблизости? – встревоженно спросил я. – Я думал, все несчастья давно позади.
В затемненной маленькой комнатке глаза Конканнона под копной светлых волос отливали темно-синим. Каждый раз, отрываясь от созерцания стола, я ловил его испытующий взгляд.
– А у вас не было свидания с миссис Лисон вчера ночью? – с преувеличенной бесстрастностью осведомился детектив.
– Нет. Вчера ночью не было. (Умно.) А что? Она настаивает, что была у меня? (Возможно, не слишком умно.)
– Вы признаете, что она ваша любовница? – чуть заметно удивился офицер.
– Да. Была моей любовницей, – безразлично ответил я.
Глаза Конканнона сверкнули.
– Почему вы сказали «была»? – вкрадчиво спросил он.
– Потому что я порвал с ней.
– И когда это случилось, мистер Эйр?
– Вчера утром, – ответил я с легким раздражением.
– Она приходила к вам сюда? – уточнил полицейский.
– Нет. Наш разговор произошел в усадьбе. Гарри тренировалась в верховой езде. Я сказал, что должен побеседовать с ней. – Я старался как можно меньше отступать от реальных событий. – Я понял, что нас больше ничего не связывает. Она ускакала от меня, оставив одного.
– И что заставило вас это понять, мистер Эйр?
– Общение с отцом Бресниханом. Мы с ним о многом переговорили позавчера, – коротко сообщил я.
– Неужели? Ясно. Вы встретили миссис Лисон на прогулке. Вы сказали, что хотите порвать с ней? – осведомился детектив.
– Нет. Я заявил, что должен с ней серьезно поговорить. О разрыве я только думал, – объяснил я. – Но она наверняка догадалась о моих намерениях. Я убеждал ее несколько раз, что мы с ней не созданы для постоянной… для брака.
– Понимаю. И когда вы намеревались поставить ее в известность о вашем решении?
– Вообще-то я немного побаиваюсь. (Осторожно.) Она не натворила каких-нибудь глупостей?
– Почему вы меня об этом спрашиваете? – подозрительно произнес офицер.
(Нетерпение тут обосновано.)
– Ну бога ради, мистер Конканнон! Вряд ли вы стали выяснять подробности нашего с Гарри романа, если бы в доме Лисонов все было спокойно.
Мой собеседник явно был сбит с толку. (Теперь не переусердствовать!) Последовала пауза.
– Вам не казалось, что миссис Лисон была способна на самоубийство? – вкрадчивым голосом заявил он. – Она никогда не угрожала вам…
– О господи! Нет! Кто угодно, только не она! Вы сказали: «была способна»? – Мой голос сорвался в непритворном отчаянии. – Лучше расскажите мне все, ладно?
Конканнон пронзил меня взглядом.
– Сегодня ранним утром Гарриет Лисон была найдена мертвой.
Это, должно быть, самый трудный момент для убийцы. Какое из наигранных переживаний – шок, удивление, недоверие, ужас – может достоверно прозвучать для натренированного полицейского слуха? Но слова «Гарриет» и «мертва» воскресили в моей душе образ живой Гарри, и я словно впервые осознал ее смерть. Поэтому мой ответ прозвучал искренне:
– О нет!
Конканнон и сержант молча пялились на меня. Чуть зарубцевавшаяся рана снова открылась, и я зарыдал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30