— Какого рода послание могли они отправить, чтобы это что-то значило для нас? — спросил Митчелл.
— Звук и тишина, — задумался Томас. — Звук и тишина. Это непременно должно что-то значить.
— Точки и тишина, — сказал Митчелл. — Именно так Мак сказал Иеремии. Точки и тишина. Так оно и звучит. Точки и никаких тире. Точки и пробелы.
Макдональд быстро посмотрел на него.
— Скажите-ка это еще раз.
— Точки и тишина. Именно так вы сказали Иеремии.
— Нет, — произнес Макдональд. — То, что вы сказали потом.
— Точки и никаких тире, — повторил Митчелл. — Точки и пробелы.
— Точки и пробелы, — задумался Макдональд. — Это тебе что-нибудь напоминает, Олли? Кроссворд? Думаешь… старая идея Дрейка? Мы опробуем это, — сказал он Ольсену, — для всех комбинаций простых чисел. Билл, — обратился он к Митчеллу, — отправьте Иеремии телеграмму с моей подписью. Три слова: «Приезжайте. Послание прочитано».
— Вы уверены, что нашли решение? — спросил Томас. — Не можете подождать проверки?
— У вас бывала когда-нибудь уверенность, что вы знаете решение еще до проверки? Что-то вроде озарения?
— Да, — сказал Томас. — Иеремии тоже знакомо это чувство.
— Вот я и хочу, чтобы Иеремия был здесь, когда мы в первый раз запустим компьютер, — сказал Макдональд. — Мне кажется, это может оказаться очень важным.
Митчелл остановился в дверях.
— Так вы что, не собираетесь проверять до его приезда? — спросил он, не веря собственным ушам.
Макдональд медленно покивал головой. «Возможно, Томас и понял Макдональда, — подумал Митчелл, — но меня он не убедил».
Когда Иеремия, Юдит и Макдональд вошли, в комнате уже было полно народу. Присутствовали Томас, Ольсен и еще несколько десятков сотрудников Программы.
Митчелл удивился, когда пришла телеграмма от Иеремии, который по лаконичности перещеголял Макдональда на два слова, — «Еду», но еще больше удивила его пришедшая следом телеграмма Юдит, сообщающая время прилета. Митчелл никогда не слышал, чтобы Иеремия куда-нибудь летал, и думал, что тот вообще не явится.
Ожидание Мака с Иеремией из аэропорта тянулось для Митчелла бесконечно. «Насколько же невыносимым должно оно быть для остальных, — думал он, — так долго работавших на Программу». Однако все были исключительно терпеливы. Время от времени они ерзали на своих местах, но никто не пытался выйти, никто не убеждал Ольсена провести предварительную проверку. «Возможно, — думал Митчелл, — за долгие годы работы они прошли естественный отбор в смысле терпеливости, не получая никаких результатов, кроме отрицательных. А может, это какая-то особая группа, сформированная Макдональдом». Митчелл не испытывал отвращения от их близости, он чувствовал, что любит каждого из них и даже всех вместе.
Иеремия вошел в зал, как и пристало верховному жрецу: закутанный в свои ритуальные одежды, холодный и неприступный. Макдональд сделал попытку представить его своим людям, но Иеремия остановил его величественным жестом. Внимательно осматривал он машины у стен и на полу, не обращая при этом внимания на людей. Юдит следовала за ним, раскланиваясь со всеми, словно желая восполнить отсутствие человеческих эмоций у своего отца. У Митчелла мурашки побежали по спине, когда он увидел ее, и он задумался, почему именно эта девушка, единственная из миллионов, так действует на него.
Иеремия остановился перед Макдональдом, словно в зале больше никого не было.
— Так много всего нужно, чтобы прочесть одно небольшое Послание? От верующих это требует лишь веры в сердце.
Макдональд улыбнулся.
— Вся эта аппаратура необходима по причине одного небольшого различия между нами. Наша вера требует возможности копирования данных и результатов каждым, кто использует ту же аппаратуру и применяет те же самые методы. И хотя в мире столько верящих сердец, полагаю, ни одно из них не получило идентичного послания.
— Это не обязательно, — сказал Иеремия.
— Я понимаю, что ваши контакты очень личного свойства, — сказал Макдональд, — но как было бы здорово, если бы важные послания принимали все верующие!
Иеремия смерил Макдональда взглядом.
Митчеллу показалось, что эти двое мужчин и впрямь одни в комнате и сражаются между собой за свои души. Протянув руку, он взял ладонь Юдит. Девушка посмотрела на него, потом вниз, на их руки, потом куда-то вдаль. Она не сказала ни слова, но ладонь не отняла, и Митчеллу показалось, что он почувствовал ответное пожатие.
— Надеюсь, вы вызвали меня сюда не для того, чтобы насмехаться над моей верой, — сказал Иеремия.
— Нет, — согласился Макдональд. — Я хочу показать вам свою. Мне тоже было откровение. Я не сравниваю его с вашим, поскольку у него нет определенного источника. Это просто внутренняя уверенность, которая из робкой мысли превратилась в убежденность, что во Вселенной существует иная жизнь, что доказательство этого существования является самым прекрасным, что может сделать человек, что общение с иными существами превратит эту бесконечность, это непонятное место, в котором живет человек, этот непреодолимый темный лес в более дружественное, счастливое, чудесное, интересное и святое место обитания.
Митчелл скользнул взглядом по лицам людей. Они смотрели на Макдональда, и Митчеллу показалось, что они слышат кредо своего директора впервые, что он никогда прежде не говорил ничего подобного. Теперь он открывался перед этим недоверчивым пришельцем, словно вера Иеремии в его слова была самым главным. Пальцы Митчелла крепче сжали ладонь Юдит.
Иеремия смотрел на Макдональда исподлобья.
— Не для того проделал я долгий путь, чтобы вести теологический спор, — сухо произнес он.
— А я и не собираюсь спорить. И не лезу в теологию, как она мне представляется, хотя, быть может, вступаю на территорию, священную для вашей веры. Я просто пытаюсь объясниться и прошу меня понять…
— Почему? — спросил Иеремия.
— Потому что придаю большое значение вашему пониманию, — сказал Макдональд. — Хочу, чтобы вы поняли, что я человек доброй воли.
— Опаснее всего именно люди доброй воли, — сказал Иеремия, в своей старомодной черной сутане выглядевший как пророк, — ибо их легко обмануть.
— Меня обмануть нелегко, — сказал Макдональд.
— Когда хочешь верить, обмануть тебя легко. Легко находишь то, что желаешь найти.
— Нет, — возразил Макдональд, — все совсем не так. Я найду то, что может найти любой, независимо от своей веры и желаний, что и вы бы нашли, если бы захотели посмотреть и послушать. Я все время пытаюсь сказать лишь то, что независимо от моих намерений, желаний и опасений мое Послание отличается от вашего. Его можно проверить. Или оно звучит одинаково для любого и каждый раз, или оно фальшиво и должно быть отвергнуто.
Иеремия презрительно поморщился.
— Разве вы не интерпретируете его? Разве читаете прямо так, как оно к вам приходит?
Макдональд вздохнул.
— Мы очищаем его, — признал он. — Вселенная производит много шумов, что-то вроде шума большого города, поэтому их нужно отфильтровать.
Иеремия скептически усмехнулся.
— У нас есть методы, — продолжал Макдональд. — Проверяемые методы. Успешные. Кроме того, есть еще проблема самого сигнала. Его нужно идентифицировать и проанализировать.
Иеремия кивнул.
— А потом?
— А потом, — сказал Макдональд, — нужно интерпретировать послание. Понимаете, это не так просто, поскольку Послание пришло издалека и расстояние настолько велико, что сигналу нужно сорок пять лет, чтобы дойти до нас. А кроме того, его отправляет чужой разум.
— Значит, вы никогда не прочтете свое Послание, — сказал Иеремия, — или прочтете в нем то, что захотите, потому что понимание между различными разумами невозможно.
— А человек и Бог?
— Человек создан по образу Бога, — напомнил Иеремия. Макдональд жестом выразил свое согласие, однако продолжал:
— Чуждые разумы имеют немало общего, поскольку обладают интеллектом и живут в одной Вселенной. Повсюду во Вселенной материя имеет одинаковые свойства, образуя одни и те же элементы, которые соединяются в одинаковые молекулы; везде встречаются одинаковые источники энергии, и все подчиняется одним физическим законам. Повсюду живые существа должны подчинять себе окружающую среду, используя одни и те же основные способы удовлетворения одних и тех же основных потребностей. И если их способы общения различны, они найдут возможность сравнить опыт различных разумных существ, а если предпримут попытку связаться с другими планетами, то прибегнут к общим элементам: математике, чувственным ощущениям, воображению, абстракциям…
— Вере… — подсказал Иеремия.
Юдит крепко сжала руку Митчелла.
— Не исключено… — ответил Макдональд.
— Только не надо снисходительности, — вставил Иеремия.
— Однако мы не знали бы, как изобразить веру, — закончил Макдональд безо всякой паузы.
Иеремия нетерпеливо повел плечом.
— Я верю, что вы искренни. Может, вы и заблуждаетесь, но искренне. Покажите мне то, ради чего вызвали меня сюда, и позвольте вернуться обратно в мое святилище.
— Хорошо, — сказал Макдональд. Казалось, он побежден.
Митчеллу стало жаль его, но он мог бы заранее сказать, что любая попытка убедить Иеремию кончится ничем. В прошлом Митчелл часто и сам пытался, но Иеремия был непоколебим. Да и можно ли переубедить фанатика?
— Я бы только хотел, чтобы вы поняли, что мы сделали, — продолжал Макдональд, — чтобы вам был понятен конечный результат, показанный компьютером. Ольсен?
— Мы долго искали какой-то осмысленный порядок в принятых нами кратных импульсах энергии, — начал Ольсен.
— Скажите вы! — обратился Иеремия к Макдональду. Директор пожал плечами.
— Точки и тишина — так я сказал вам. Точки и тишина. А потом присутствующий здесь Билл заметил: «Точки и пробелы», и нас осенило. Что если жители Капеллы попытались отправить нам визуальное послание, со звуками вместо черных точек и моментами тишины в пробелах? Фрэнк Дрейк более пятидесяти лет назад обращал внимание на такую возможность. Он передал ученой братии сообщение, состоящее из рядов единиц и нулей, а его коллеги превратили его в изображение. Возможно, нам следовало подумать об этом раньше, но, полагаю, нас оправдывает то, что мы не имели непрерывного ряда бинарных знаков. Вместо них у нас были звуки и долгие паузы, и мы не знали, когда послание начинается, а когда заканчивается. Думаю, что теперь мы это определим. Компьютер получил распоряжение нанести послание на сетку прямоугольных координат, образованную простыми числами, разделив тишину на сигналы той же продолжительности, что и звуки, как если бы включал и выключал аппарат.
— Или как компьютер, — вставил Ольсен, — с двумя числами — единицей и нулем.
— Если мы интерпретируем эти сигналы как белые и черные, — продолжал Макдональд, — тогда, возможно, получим какой-то осмысленный образ.
— Возможно? — спросил Иеремия. — Вы еще не проверяли?
— Пока нет, — сказал Макдональд. — Порой у человека бывает уверенность — вы назвали бы ее откровением, — что он нашел ответ. Мне кажется, что я его нашел, и хочу, чтобы вы увидели это вместе с нами.
— У вас было откровение?
— Возможно. Увидим.
— Я в это не верю, — заявил Иеремия, собираясь выйти. — Вы пытаетесь обмануть меня. Вы не пригласили бы меня сюда, не проверив сначала своей теории.
Макдональд вытянул руку, словно желая его коснуться, но удержался.
— Подождите. По крайней мере взгляните, что мы можем вам показать.
Иеремия остановился.
— Я не желаю больше слушать ложь, — резко сказал он. — Покажите мне ваш трюк с машиной и позвольте уйти.
— Господи, — произнес кто-то из сотрудников Макдональда, — давайте кончим, наконец, с этим. — Говоривший с трудом владел своим голосом.
Из угла на собравшихся непроницаемым взглядом смотрел игрушечный страус. «Это очень удобно, — подумал Митчелл, — не волноваться, даже если тебя не понимают».
Макдональд со вздохом кивнул Ольсену, и тот нажал несколько клавишей на пульте перед собой. Завертелись катушки на одной консоли компьютера, потом на другой. На экране перед Ольсеном появились ряды единиц и нулей, исчезли, сменились другими. Бесконечная лента бумаги бесшумно поползла из принтера перед Иеремией. Несколько первых сеток явно не имели смысла.
— Безумие, — буркнул Иеремия и вновь направился к выходу.
Макдональд преградил ему путь.
— Подождите! — повторил он. — Компьютер проверяет малые простые числа для вертикальной и горизонтальной осей, а затем наоборот, изучая все возможные комбинации.
Компьютер дошел до девятнадцатого варианта; напряжение в зале росло с той же скоростью, что и разочарование. Машина гудела, бумажная змея ползла из принтера, и тут что-то осмысленное, начиная снизу, стало появляться строка за строкой.
— Что-то есть, — сказал Макдональд. — Взгляните! Иеремия нехотя глянул, затем прикипел взглядом к экрану.
— Этот квадрат внизу, — понял Макдональд, — возможно, солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31