Ева взглянула на него и рассмеялась.
– Если хотите сказать: «Благословляю вас, дети мои», – давайте, Гарри.
Он замигал, пришел в себя и улыбнулся.
– Вспомнил нас с Мэгги, – сказал он. – Как мы встретились. Сердце согрелось.
– Ну, ладно, – сказал я, – полагаю можно начинать совещание. У нас много вопросов, а времени мало. Могут ли нас прервать, Ева?
– Вряд ли, – ответила она. – Откровенно говоря, здесь никто не обращает внимания на ночные встречи. И все помалкивают и не приходят без приглашения. С другой стороны, Джим, ты не тот человек, которого ожидают тут встретить. Наше отвращение друг к другу хорошо всем известно. Сатана обязательно узнает об этом. И тогда...
Ей не нужно было кончать предложение. Я сам очень ясно представлял себе, что сделает Сатана.
– Трудно было бы объяснить и присутствие Баркера, – добавила она.
– Как, Гарри? – спросил я его. – Не могут ли вас хватиться?
– Нет, если не случится чего-нибудь необычного. Если меня станут искать в моей комнате, я скажу, что работал где-нибудь в другом месте. Сатана не станет меня искать, это точно.
– Что ж, придется рискнуть, – решил я. – Но мы будем говорить тихо и не зажжем свет.
Ева погасила лампу. Она откинула тяжелую занавесь с окна. Слабо светила луна, скрытая облаками. Мы с Баркером передвинули кушетку в темную часть комнаты. И сели на нее втроем.
Мы говорили. Нет смысла пересказывать. Мы ни к чему не пришли. На мгновение вспыхнули несколько планов и тут же потухли, как блуждающие огоньки. Я по-прежнему находился под тяжелым впечатлением от увиденного в нечестивом храме Сатаны и никак не мог отвлечься. Меня не оставляло предчувствие тщетности всех наших попыток. Мы, как мухи в паутине, на стене храма с отпечатками следов. Отцепившись от одной нити, мы обнаруживали другую. Но постоянное присутствие теплого тела Евы, прижавшейся ко мне, ее храбрость, доверие помогали бороться с убывающей уверенностью. Выход есть. Он должен быть.
Прошло больше часа. Баркер все больше нервничал.
– В чем дело, Гарри? – наконец спросил я его.
– Я беспокоюсь, сэр, – ответил он. – Не знаю почему. Но у меня чувство, будто что-то не в порядке.
Мне показалось это забавным.
– Черт побери, вы правы. – Я не мог сдержать усмешки. – Мы все время и стараемся навести порядок.
– Нет, – упрямо ответил он. – Я необычно обеспокоен. Я никогда не чувствую этого, если не ждет что-нибудь ужасное. Капитан, я думаю, лучше попрощаться и уходить.
Я заколебался. Мы ни к чему не пришли. В любой момент у кого-нибудь из нас могла блеснуть мысль, которая откроет дорогу на свободу. Но главное, конечно, то, что мне не хотелось расставаться с Евой. Но не обратить внимания на беспокойство маленького человека тоже нельзя. А если он уйдет и не сможет вернуться, я окажусь в трудном положении. У меня не было ни малейшего представления, где находится моя комната и как туда добраться.
– Мы установили, что именно нам не поможет, – сказала Ева. – Звучит немного попугайски, но я знаю, что это прогресс. День принесет новые идеи. Встретимся снова завтра вечером.
– Хорошо, – ответил я. – Идемте, Гарри.
По невольному вздоху облегчения я понял, как был обеспокоен Баркер. Ева отошла от окна, опустив занавеси. В комнате стало темно. Я почувствовал ее руку, затем она обняла меня.
– До завтрашнего вечера так долго, Джим, дорогой! – прошептала Ева.
– Быстрей! – услышал я шепот Гарри. – Быстрей, капитан!
Я осторожно двинулся к стене.
– Боже! – я услышал выдох Гарри.
В голосе его был ужас. Я прыгнул вперед.
Луч света упал на лицо Баркера, Чья-то рука вылетела из тьмы, как змея, и схватила его за горло. Я видел, как лицо его исказилось от боли, а руки вскинулись вверх в напрасной попытке разжать безжалостный зажим.
Свет ударил мне в глаза, ослепив. Я нырнул. Прежде чем я мог коснуться кого-нибудь, фонарь упал на ковер, и тело Баркера ударило меня, как мешок песка, отброшенный слоном. Я отлетел назад. В комнате зажегся свет.
Прямо передо мной, угрожая пистолетом, стоял Консардайн.
Глаза его были холодны и угрожающи. Из них смотрела смерть. Он перевел взгляд от меня к Еве. Лицо его смягчилось, как будто какой-то страх оставил его. Потом на лице появилось выражение удивления, недоверия. Оно снова отвердело и стало угрожающим. Ствол пистолета, направленный на меня, не дрогнул. У моих ног тяжело дышал, поднимаясь, ошеломленный Гарри. Я помог ему встать.
– Что эти люди здесь делают, Ева?
Консардайн говорил спокойно и ровно, но видно было, что он сдерживается с огромным трудом. Я понимал по быстро сменявшемуся выражению его лица, что он подумал. Вначале – что мы проникли в комнату Евы с каким-то зловещим намерением. Потом – подозрение по отношению к самой Еве.
Его нужно развеять. Ева не должна быть замешана. Сыграть на первой карте Консардайна. Прежде чем Ева смогла ответить, я заговорил.
– Вы весьма... стремительны, Консардайн, – сказал я таким же ровным, как и у него, голосом. – Но вам помогает в этом ваш пистолет, направленный на безоружного. Мне было не по себе, и я решил вернуться к игре в бридж. Заблудился в вашем чертовом кроличьем садке. Наткнулся на этого человека, который сказал, что работает здесь. Попросил его проводить меня в мою комнату. По какой-то проклятой иронии судьбы он сделал самую глупую из всех возможных ошибок и привел меня в комнату мисс Демерест. Поверьте, я так же стремился выбраться отсюда, как она – выставить меня. Мисс Демерест, я думаю, вы подтвердите мои слова.
Я повернулся к ней. Я давал ей версию достаточно правдоподобную. Консардайн не обратил на меня внимания.
– Я спросил, Ева, что эти люди делают здесь? – повторил он.
Ева спокойно смотрела на него некоторое время, потом подошла и встала рядом со мной.
– Доктор Консардайн, – сказала она, – мистер Киркхем лжет как джентльмен, чтобы спасти меня. Правда в том, что я попросила его прийти ко мне. А мистера Баркера я попросила проводить его сюда. Оба они совершенно не виноваты ни в чем, кроме того, что из вежливости выполнили мою просьбу. Вся ответственность на мне.
На висках Консардайна вздулись вены, пистолет в руке задрожал. Лицо вспыхнуло. Холодная ярость уступила место горячему гневу. Он не стал менее опасен, но мне показалось, что Ева знает, что делает, ее инстинкт в данном случае вернее.
– Так, – хрипло сказал Консардайн. – Вы думали сделать из меня дурака! Дурачить меня! Мне не нравится быть дураком, я не люблю, когда меня надувают. Давно ли вы знаете друг друга?
– Мы никогда не встречались до того, как вы свели нас, – сказала Ева.
– А почему бы послали за ним?
– Я хочу уйти от Сатаны. Зачем же еще? – спокойно ответила Ева.
Он смотрел на нее пылающими глазами.
– А почему вы думаете, что он вам поможет?
– Потому что я люблю его! И потому что он любит меня! – негромко сказала Ева.
Он смотрел на нас. Потом внезапно гнев его рассеялся, глаза смягчились.
– Боже милостивый, – сказал Консардайн, – вы сущие младенцы!
Ева протянула ему руку. Он взял ее и мягко потрепал. Внимательно осмотрел нас, будто мы для него новый и удивительный предмет. Выключил все лампы, кроме одной, затененной, у постели Евы, подошел к окну и заглянул за занавесь. Потом вернулся к нам.
– Давайте обсудим это, – сказал он. – Простите, Баркер, я вас чуть не задушил. Простите, Киркхем, я вас толкнул. Простите также, что я вас недооценил. Я рад, что это так. Ева, я вовсе не шпионил за вами. Я думал о вас. В последнее время я часто думал о вас. Я подумал, что, может, вы еще не легли. И что разговор со мной – я по возрасту гожусь вам в отцы – поможет вам. Мне нужно кое-что сказать вам. Несколько минут я стоял в нерешительности. Подумал, что сдвину на мгновение панель и посмотрю, спите ли вы. И когда я уже решил так поступить, панель открылась, и я услышал крик Баркера. Так все получилось. Вот и все.
Я протянул ему руку. Баркер широко улыбнулся и откозырял.
– Не лучше ли мне уйти, сэр? – спросил он.
– Еще нет, – сказал Консардайн. – Киркхем, давно ли вы знаете Баркера?
– Он мне спас жизнь, – вмешался Баркер. – Вытащил меня из ада. И поскольку мы все говорим правду, доктор Консардайн, я скажу, что готов сделать то же самое для него и для его юной леди.
Я коротко рассказал Консардайну о своем знакомстве с Баркером. Он одобрительно кивнул.
– Прежде всего, – сказал он, – чтобы прояснить ситуацию, я хочу высказать собственную позицию. Я слуга Сатаны. Я связан с ним клятвой. Я дал клятву с открытыми глазами, полностью осознавая все, что с ней связано. Я пришел к нему добровольно, в отличие от вас, Киркхем. Я понимаю, что ваша клятва дана под давлением, и поэтому вы свободны в своих действиях, а я нет. Я не нарушу ни эту добровольную клятву, ни свое слово. Кроме того, я убежден, что если я это сделаю, то не проживу долго. А у меня глупая привязанность к жизни. Конечно, я мог бы лишить Сатану удовольствия наблюдать мои пытки, но – я не верю в существование после смерти и нахожу жизнь временами весьма интересной. Далее, у меня есть определенные жизненные стандарты, аппетиты, желания и пристрастия, которые мой контракт с Сатаной помогает удовлетворять. Без него они, несомненно, не были бы удовлетворены. К тому же я был преступником, когда пришел к нему. Я все еще преступник, но без его защиты я был бы преследуемым преступником. В общем и целом – такова моя клятва.
Поэтому вы должны понять, что помощь, которую я могу вам обещать, будет чисто негативная. Я буду предупреждать вас о ловушках, чтобы вы их избегали, я закрою глаза и уши на все, чему буду свидетелем. Например, на сегодняшнее происшествие.
– Это все, чего мы можем просить сэр, – сказал я. – И гораздо больше, чем я имел право ожидать.
– Теперь я скажу вам, Киркхем, – продолжал он. – Я думаю, что у вас мало шансов победить Сатану. Думаю, что избранная вами дорога в конце концов приведет вас к смерти. Говорю так, потому что знаю вашу храбрость и должен высказать то, что думаю. Я говорю это и вам, Ева, потому что вы тоже храбры. И подумайте, дитя, позволите ли вы вашему возлюбленному вступить на этот путь, на котором его ждет почти неминуемая смерть, или вы должны сделать... что-нибудь другое.
Я взглянул Еве в лицо. Рот ее дрожал, в глазах была мука.
– Что... что же я могу сделать, доктор Консардайн? – прошептала она.
– Стать миссис Сатана, вероятно! – ответил я за него. – Нет – пока я жив!
– Но я не это имел в виду... – Он поколебался, бросил взгляд на Гарри и быстро сменил тему, вернее, вернулся к предыдущей.
– Поймите, – сказал он, – я хочу, чтобы вы выиграли, Киркхем. Во всем, что не нарушает мою клятву Сатане и не угрожает моей привычке оставаться живым, я вам помогу. Или по крайней мере – не буду мешать. Но я слуга Сатаны. Если он прикажет мне схватить вас, я схвачу. Прикажет убить – убью.
– Если Джим умрет, я умру. Если вы убьете его, убьете и меня, – спокойно сказала Ева.
Она говорила правду. Он понял это и вздрогнул.
– Тем не менее, дитя, я это сделаю, – сказал он Еве.
Я знал, что он тоже говорит правду. И Ева знала.
– Вы... вы начали... вы хотели сказать о другом пути... – Она запнулась.
– Я не хочу, чтобы вы посвящали меня в свои планы, Киркхем, – быстро прервал он ее. – Только одно. Есть ли в ваших планах попытка убить Сатану?
Я колебался. Опасный вопрос. В конце концов Консардайн сам предупредил меня, что ему можно доверять не во всем. И каковы пределы его клятвы?
– Значит, включают. – Он так понял мое молчание. – Это единственное, чего вы не должны делать. Единственное, что невозможно. Может, вы думаете, что убьете его, оставшись с ним наедине. Киркхем, говорю вам, Сатана никогда не остается один. Всегда есть скрытая охрана – в стенах, в тайниках. Они застрелят вас, прежде чем вы сможете выстрелить. К тому же Сатана мыслит необычайно быстро. Он уловит вашу мысль, прежде чем она претворится в действие. Если вы попытаетесь убить его в присутствии других, вас схватят, прежде чем вы сможете выстрелить вторично – если вы сможете выстрелить в первый раз. У Сатаны нечеловеческая жизнестойкость. Одна или две пули убьют его не скорее, чем слона. Но самое главное – у вас никогда не будет такой возможности.
Консардайн знал не все – это было ясно. Если раздвинуть щель в рабском зале чуть побольше и просунуть в нее ствол ружья, я не много дал бы за жизнь Сатаны. Конечно, принимая, что в основном он человек.
– Далее, – продолжал он, как бы отвечая на мои мысли, – допустим, вы осуществите то, что я считаю невозможным, – убьете его. По-прежнему вам не будет спасения. Лучше, чтобы вас убили тут же. На земле нет места, где вы смогли бы укрыться от мести его людей. Ибо Сатана правит не одним страхом. Далеко нет. Как он вам говорил, он хорошо платит своим слугам. Продолжение службы означает благополучие, роскошь, безопасность, власть – большую часть того, за что сражаются люди, больше людей, чем вы можете вообразить. У Сатаны есть своя светлая сторона, как и темная. И его люди рассеяны по всей земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Если хотите сказать: «Благословляю вас, дети мои», – давайте, Гарри.
Он замигал, пришел в себя и улыбнулся.
– Вспомнил нас с Мэгги, – сказал он. – Как мы встретились. Сердце согрелось.
– Ну, ладно, – сказал я, – полагаю можно начинать совещание. У нас много вопросов, а времени мало. Могут ли нас прервать, Ева?
– Вряд ли, – ответила она. – Откровенно говоря, здесь никто не обращает внимания на ночные встречи. И все помалкивают и не приходят без приглашения. С другой стороны, Джим, ты не тот человек, которого ожидают тут встретить. Наше отвращение друг к другу хорошо всем известно. Сатана обязательно узнает об этом. И тогда...
Ей не нужно было кончать предложение. Я сам очень ясно представлял себе, что сделает Сатана.
– Трудно было бы объяснить и присутствие Баркера, – добавила она.
– Как, Гарри? – спросил я его. – Не могут ли вас хватиться?
– Нет, если не случится чего-нибудь необычного. Если меня станут искать в моей комнате, я скажу, что работал где-нибудь в другом месте. Сатана не станет меня искать, это точно.
– Что ж, придется рискнуть, – решил я. – Но мы будем говорить тихо и не зажжем свет.
Ева погасила лампу. Она откинула тяжелую занавесь с окна. Слабо светила луна, скрытая облаками. Мы с Баркером передвинули кушетку в темную часть комнаты. И сели на нее втроем.
Мы говорили. Нет смысла пересказывать. Мы ни к чему не пришли. На мгновение вспыхнули несколько планов и тут же потухли, как блуждающие огоньки. Я по-прежнему находился под тяжелым впечатлением от увиденного в нечестивом храме Сатаны и никак не мог отвлечься. Меня не оставляло предчувствие тщетности всех наших попыток. Мы, как мухи в паутине, на стене храма с отпечатками следов. Отцепившись от одной нити, мы обнаруживали другую. Но постоянное присутствие теплого тела Евы, прижавшейся ко мне, ее храбрость, доверие помогали бороться с убывающей уверенностью. Выход есть. Он должен быть.
Прошло больше часа. Баркер все больше нервничал.
– В чем дело, Гарри? – наконец спросил я его.
– Я беспокоюсь, сэр, – ответил он. – Не знаю почему. Но у меня чувство, будто что-то не в порядке.
Мне показалось это забавным.
– Черт побери, вы правы. – Я не мог сдержать усмешки. – Мы все время и стараемся навести порядок.
– Нет, – упрямо ответил он. – Я необычно обеспокоен. Я никогда не чувствую этого, если не ждет что-нибудь ужасное. Капитан, я думаю, лучше попрощаться и уходить.
Я заколебался. Мы ни к чему не пришли. В любой момент у кого-нибудь из нас могла блеснуть мысль, которая откроет дорогу на свободу. Но главное, конечно, то, что мне не хотелось расставаться с Евой. Но не обратить внимания на беспокойство маленького человека тоже нельзя. А если он уйдет и не сможет вернуться, я окажусь в трудном положении. У меня не было ни малейшего представления, где находится моя комната и как туда добраться.
– Мы установили, что именно нам не поможет, – сказала Ева. – Звучит немного попугайски, но я знаю, что это прогресс. День принесет новые идеи. Встретимся снова завтра вечером.
– Хорошо, – ответил я. – Идемте, Гарри.
По невольному вздоху облегчения я понял, как был обеспокоен Баркер. Ева отошла от окна, опустив занавеси. В комнате стало темно. Я почувствовал ее руку, затем она обняла меня.
– До завтрашнего вечера так долго, Джим, дорогой! – прошептала Ева.
– Быстрей! – услышал я шепот Гарри. – Быстрей, капитан!
Я осторожно двинулся к стене.
– Боже! – я услышал выдох Гарри.
В голосе его был ужас. Я прыгнул вперед.
Луч света упал на лицо Баркера, Чья-то рука вылетела из тьмы, как змея, и схватила его за горло. Я видел, как лицо его исказилось от боли, а руки вскинулись вверх в напрасной попытке разжать безжалостный зажим.
Свет ударил мне в глаза, ослепив. Я нырнул. Прежде чем я мог коснуться кого-нибудь, фонарь упал на ковер, и тело Баркера ударило меня, как мешок песка, отброшенный слоном. Я отлетел назад. В комнате зажегся свет.
Прямо передо мной, угрожая пистолетом, стоял Консардайн.
Глаза его были холодны и угрожающи. Из них смотрела смерть. Он перевел взгляд от меня к Еве. Лицо его смягчилось, как будто какой-то страх оставил его. Потом на лице появилось выражение удивления, недоверия. Оно снова отвердело и стало угрожающим. Ствол пистолета, направленный на меня, не дрогнул. У моих ног тяжело дышал, поднимаясь, ошеломленный Гарри. Я помог ему встать.
– Что эти люди здесь делают, Ева?
Консардайн говорил спокойно и ровно, но видно было, что он сдерживается с огромным трудом. Я понимал по быстро сменявшемуся выражению его лица, что он подумал. Вначале – что мы проникли в комнату Евы с каким-то зловещим намерением. Потом – подозрение по отношению к самой Еве.
Его нужно развеять. Ева не должна быть замешана. Сыграть на первой карте Консардайна. Прежде чем Ева смогла ответить, я заговорил.
– Вы весьма... стремительны, Консардайн, – сказал я таким же ровным, как и у него, голосом. – Но вам помогает в этом ваш пистолет, направленный на безоружного. Мне было не по себе, и я решил вернуться к игре в бридж. Заблудился в вашем чертовом кроличьем садке. Наткнулся на этого человека, который сказал, что работает здесь. Попросил его проводить меня в мою комнату. По какой-то проклятой иронии судьбы он сделал самую глупую из всех возможных ошибок и привел меня в комнату мисс Демерест. Поверьте, я так же стремился выбраться отсюда, как она – выставить меня. Мисс Демерест, я думаю, вы подтвердите мои слова.
Я повернулся к ней. Я давал ей версию достаточно правдоподобную. Консардайн не обратил на меня внимания.
– Я спросил, Ева, что эти люди делают здесь? – повторил он.
Ева спокойно смотрела на него некоторое время, потом подошла и встала рядом со мной.
– Доктор Консардайн, – сказала она, – мистер Киркхем лжет как джентльмен, чтобы спасти меня. Правда в том, что я попросила его прийти ко мне. А мистера Баркера я попросила проводить его сюда. Оба они совершенно не виноваты ни в чем, кроме того, что из вежливости выполнили мою просьбу. Вся ответственность на мне.
На висках Консардайна вздулись вены, пистолет в руке задрожал. Лицо вспыхнуло. Холодная ярость уступила место горячему гневу. Он не стал менее опасен, но мне показалось, что Ева знает, что делает, ее инстинкт в данном случае вернее.
– Так, – хрипло сказал Консардайн. – Вы думали сделать из меня дурака! Дурачить меня! Мне не нравится быть дураком, я не люблю, когда меня надувают. Давно ли вы знаете друг друга?
– Мы никогда не встречались до того, как вы свели нас, – сказала Ева.
– А почему бы послали за ним?
– Я хочу уйти от Сатаны. Зачем же еще? – спокойно ответила Ева.
Он смотрел на нее пылающими глазами.
– А почему вы думаете, что он вам поможет?
– Потому что я люблю его! И потому что он любит меня! – негромко сказала Ева.
Он смотрел на нас. Потом внезапно гнев его рассеялся, глаза смягчились.
– Боже милостивый, – сказал Консардайн, – вы сущие младенцы!
Ева протянула ему руку. Он взял ее и мягко потрепал. Внимательно осмотрел нас, будто мы для него новый и удивительный предмет. Выключил все лампы, кроме одной, затененной, у постели Евы, подошел к окну и заглянул за занавесь. Потом вернулся к нам.
– Давайте обсудим это, – сказал он. – Простите, Баркер, я вас чуть не задушил. Простите, Киркхем, я вас толкнул. Простите также, что я вас недооценил. Я рад, что это так. Ева, я вовсе не шпионил за вами. Я думал о вас. В последнее время я часто думал о вас. Я подумал, что, может, вы еще не легли. И что разговор со мной – я по возрасту гожусь вам в отцы – поможет вам. Мне нужно кое-что сказать вам. Несколько минут я стоял в нерешительности. Подумал, что сдвину на мгновение панель и посмотрю, спите ли вы. И когда я уже решил так поступить, панель открылась, и я услышал крик Баркера. Так все получилось. Вот и все.
Я протянул ему руку. Баркер широко улыбнулся и откозырял.
– Не лучше ли мне уйти, сэр? – спросил он.
– Еще нет, – сказал Консардайн. – Киркхем, давно ли вы знаете Баркера?
– Он мне спас жизнь, – вмешался Баркер. – Вытащил меня из ада. И поскольку мы все говорим правду, доктор Консардайн, я скажу, что готов сделать то же самое для него и для его юной леди.
Я коротко рассказал Консардайну о своем знакомстве с Баркером. Он одобрительно кивнул.
– Прежде всего, – сказал он, – чтобы прояснить ситуацию, я хочу высказать собственную позицию. Я слуга Сатаны. Я связан с ним клятвой. Я дал клятву с открытыми глазами, полностью осознавая все, что с ней связано. Я пришел к нему добровольно, в отличие от вас, Киркхем. Я понимаю, что ваша клятва дана под давлением, и поэтому вы свободны в своих действиях, а я нет. Я не нарушу ни эту добровольную клятву, ни свое слово. Кроме того, я убежден, что если я это сделаю, то не проживу долго. А у меня глупая привязанность к жизни. Конечно, я мог бы лишить Сатану удовольствия наблюдать мои пытки, но – я не верю в существование после смерти и нахожу жизнь временами весьма интересной. Далее, у меня есть определенные жизненные стандарты, аппетиты, желания и пристрастия, которые мой контракт с Сатаной помогает удовлетворять. Без него они, несомненно, не были бы удовлетворены. К тому же я был преступником, когда пришел к нему. Я все еще преступник, но без его защиты я был бы преследуемым преступником. В общем и целом – такова моя клятва.
Поэтому вы должны понять, что помощь, которую я могу вам обещать, будет чисто негативная. Я буду предупреждать вас о ловушках, чтобы вы их избегали, я закрою глаза и уши на все, чему буду свидетелем. Например, на сегодняшнее происшествие.
– Это все, чего мы можем просить сэр, – сказал я. – И гораздо больше, чем я имел право ожидать.
– Теперь я скажу вам, Киркхем, – продолжал он. – Я думаю, что у вас мало шансов победить Сатану. Думаю, что избранная вами дорога в конце концов приведет вас к смерти. Говорю так, потому что знаю вашу храбрость и должен высказать то, что думаю. Я говорю это и вам, Ева, потому что вы тоже храбры. И подумайте, дитя, позволите ли вы вашему возлюбленному вступить на этот путь, на котором его ждет почти неминуемая смерть, или вы должны сделать... что-нибудь другое.
Я взглянул Еве в лицо. Рот ее дрожал, в глазах была мука.
– Что... что же я могу сделать, доктор Консардайн? – прошептала она.
– Стать миссис Сатана, вероятно! – ответил я за него. – Нет – пока я жив!
– Но я не это имел в виду... – Он поколебался, бросил взгляд на Гарри и быстро сменил тему, вернее, вернулся к предыдущей.
– Поймите, – сказал он, – я хочу, чтобы вы выиграли, Киркхем. Во всем, что не нарушает мою клятву Сатане и не угрожает моей привычке оставаться живым, я вам помогу. Или по крайней мере – не буду мешать. Но я слуга Сатаны. Если он прикажет мне схватить вас, я схвачу. Прикажет убить – убью.
– Если Джим умрет, я умру. Если вы убьете его, убьете и меня, – спокойно сказала Ева.
Она говорила правду. Он понял это и вздрогнул.
– Тем не менее, дитя, я это сделаю, – сказал он Еве.
Я знал, что он тоже говорит правду. И Ева знала.
– Вы... вы начали... вы хотели сказать о другом пути... – Она запнулась.
– Я не хочу, чтобы вы посвящали меня в свои планы, Киркхем, – быстро прервал он ее. – Только одно. Есть ли в ваших планах попытка убить Сатану?
Я колебался. Опасный вопрос. В конце концов Консардайн сам предупредил меня, что ему можно доверять не во всем. И каковы пределы его клятвы?
– Значит, включают. – Он так понял мое молчание. – Это единственное, чего вы не должны делать. Единственное, что невозможно. Может, вы думаете, что убьете его, оставшись с ним наедине. Киркхем, говорю вам, Сатана никогда не остается один. Всегда есть скрытая охрана – в стенах, в тайниках. Они застрелят вас, прежде чем вы сможете выстрелить. К тому же Сатана мыслит необычайно быстро. Он уловит вашу мысль, прежде чем она претворится в действие. Если вы попытаетесь убить его в присутствии других, вас схватят, прежде чем вы сможете выстрелить вторично – если вы сможете выстрелить в первый раз. У Сатаны нечеловеческая жизнестойкость. Одна или две пули убьют его не скорее, чем слона. Но самое главное – у вас никогда не будет такой возможности.
Консардайн знал не все – это было ясно. Если раздвинуть щель в рабском зале чуть побольше и просунуть в нее ствол ружья, я не много дал бы за жизнь Сатаны. Конечно, принимая, что в основном он человек.
– Далее, – продолжал он, как бы отвечая на мои мысли, – допустим, вы осуществите то, что я считаю невозможным, – убьете его. По-прежнему вам не будет спасения. Лучше, чтобы вас убили тут же. На земле нет места, где вы смогли бы укрыться от мести его людей. Ибо Сатана правит не одним страхом. Далеко нет. Как он вам говорил, он хорошо платит своим слугам. Продолжение службы означает благополучие, роскошь, безопасность, власть – большую часть того, за что сражаются люди, больше людей, чем вы можете вообразить. У Сатаны есть своя светлая сторона, как и темная. И его люди рассеяны по всей земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28