Но нет, появились и новые снимки. Тори с удивлением уставилась на собственные изображения: загорелая калифорнийская девушка с длинными светлыми волосами, тренированная, широкоплечая, с сильными бедрами. В широко расставленных зеленых глазах застыли солнечные блики... Все ясно, фотографии были сделаны у бассейна в Саду Дианы. Бассейн был для Тори чем-то вроде убежища и хранилища воспоминаний. Музей памяти. Ей вспомнилось, как волновалась она перед прыжком в воду. Как отец, стоящий у края бассейна говорил: «Молодец, Ангелочек. Ты прыгнула почти так же хорошо, как Грег. Почти...» «...Я не хочу больше жить...»
Внезапно Тори заметила два пожелтевших от времени кусочка бумаги, заткнутых за рамку. С бьющимся сердцем, она вытащила их и развернула. Первый листок оказался вырезанной из газеты статьей с фотографией Грега, стоящего рядом с русским космонавтом Виктором Шевченко. Улыбающиеся, одетые в скафандры, на которых виднелся значок «НАСА — Россия», оба космонавта находились на аэродроме в Байконуре. За их спинами, на заднем плане, можно было различить гигантский стартовый комплекс «Энергия СЛ-17». Тори начала читать текст:
"Россия, 17 мая. Сегодня начался исторический совместный полет американского астронавта Грегори Нана и русского космонавта Виктора Шевченко, благополучно стартовавших на космическом корабле «Один-Галактика II» с космодрома в Байконуре. Это первый в истории человечества полет людей на Марс.
Задача такого грандиозного масштаба потребовала объединения усилий двух великих держав. Более года работали представители НАСА у нас в стране, чтобы подготовить полет..."
Дальше можно было не читать — Тори знала статью наизусть. Она вернулась к снимку и стала внимательно его разглядывать. Удивительно, до чего похожи Грег и Виктор Шевченко! Оба красивые, сильные, с доверчивыми глазами; как будто космонавты относятся к особой породе, не важно, какой они расы или национальности.
Как гордилась она в тот памятный день своим братом! Сидела, словно завороженная, у телевизора, наблюдая за тем, как стрелой взмыл в небо космический корабль, оставив за собой хвост белого дыма, как он быстро удалялся от земли, превращаясь в сверкающее пятнышко света, загадочную звездочку.
Второй пожелтевший листок также был вырезкой из газеты: в верхней части помещалась фотография Грега из архивов НАСА, ниже шел следующий текст: "Москва, 11 декабря. Американский астронавт Грегори Нан погиб во время выполнения программы совместного русско-американского полета на Марс, о чем официально сообщили русские источники информации и американский дипломатический представитель Фрайди.
Мистер Нан и мистер Шевченко, пилотировавшие космический корабль «Один-Галактика II», стали непосредственными участниками исторической попытки двух держав осуществить полет на планету Марс. Полет был прекращен шесть недель назад, когда «явление неизвестного происхождения» стало причиной гибели мистера Нана и нанесло сильные повреждения космическому кораблю.
Поврежденный космический корабль, тем не менее, смог приземлиться в Черном море. Эксперты выдали официальное заключение о смерти американского астронавта.
Виктор Шевченко находится в тяжелом состоянии. Из-за разразившегося сильного шторма и почти нулевой видимости спасательной экспедиции с большим трудом удалось обнаружить местоположение корабля в море. Некоторое время боялись, что корабль будет потерян, но на помощь подошел мощный теплоход «Потемкин»...
«Боже мой», — прошептала Тори. Она не могла больше находиться в этой комнате с вымпелами, кубками, фотографиями, ее душили слезы. Девушка выбежала из комнаты брата и пошла к бронзовым бюстам знаменитых флорентийцев.
Во второй половине дня Тори спустилась в сад, под сень лимонных деревьев и олеандров, где у нее была назначена встреча с отцом. Она шла не спеша по знакомым дорожкам и размышляла о том, как быстро атмосфера дома захватила ее: внешний мир казался таким далеким, будто ничего на свете не существовало, кроме этого дома и сада. Совсем как раньше.
Эллис Нан ждал дочь в конце крытой аллеи, рядом с огромным плавательным бассейном. Там и тут виднелись узловатые сплетения белой и сиреневой глицинии, устойчивого к засухе растения, которое Эллис очень ценил.
Увидев дочь, он улыбнулся, неуклюже обнял ее: «Привет, ангелок». Тори обрадовалась, что он не сказал все это по-русски, обычно, невзирая на ее протесты, отец убеждал дочь: «Ты должна знать язык своих предков, не забывай наши корни», — и старался научить Тори русскому языку. Она различала с детства знакомый запах отца — смесь табака и одеколона.
Несмотря на героические усилия Эллиса Нана стать настоящим американцем, в Америке в нем безошибочно угадывали европейца, а в Европе принимали за русского. Он и был русским, но сменил имя перед поступлением в университет Стэнфорда, где получил прекрасное образование. Эллис сходил с ума по Америке и всему американскому, но оставался в душе русским, хотя хотел, чтобы об этом забыли другие.
Эллис Нан был крупным мужчиной лет около семидесяти. Несмотря на солидный возраст, он сохранил отличную форму. Ежедневно полтора часа плавал в бассейне; волосы его, хотя и седые, не потеряли своей густоты. Миндалевидные серые глаза слегка косили, рот был крупный и выразительный. Вид у него всегда был спортивный и очень деловой.
Уехав на запад, Эллис превратил маленькое производство по выпуску электролампочек, доставшееся ему в наследство от отца, в огромную фирму, изготавливающую всю необходимую светоаппаратуру для киностудий. Если для съемок нужен был мерцающий или приглушенный свет, если нужно было снять взрыв или вечер, ночь, любое время суток и все остальное, что только взбредет на ум сценаристу или режиссеру, — фирма Эллиса готова была предоставить киностудии любую светотехнику. Филиалы фирмы располагались в Италии, Франции, Испании, даже Гонконге, — везде, где существовал кинорынок. С внедрением в производство лазерной технологии стало возможным делать все, чтобы полностью удовлетворить потребности даже такого киномонстра, как Голливуд.
Эллису удалось сколотить солидный капитал, и он был материально независим от своей жены, и ничем не походил на многих голливудских мужей, живущих на баснословные гонорары своих благоверных.
Тори шла с отцом по увитой глициниями аллее, вспоминая, сколько раз он раньше вот так же гулял с Грегом, а она наблюдала за ними и гадала, о чем они могут так долго беседовать? И почему ей лишь в исключительных случаях разрешалось гулять здесь с отцом?
Некоторое время спустя они вышли на солнечную поляну и остановились. Как бы отвечая мыслям Тори, Эллис спросил:
— Знаешь, почему я так люблю здесь бывать? Потому что в этом месте никто меня не видит и не слышит. — Он рассмеялся. — А в доме слишком много людей. Все эти приемы устраивает Лора, и бороться с нашествием посетителей бесполезно. Что касается меня, я не выношу посторонних, — кто их знает, что они затевают, что здесь высматривают. А вот когда я нахожусь в саду, в аллее, они не знают, чем я занимаюсь.
— Это относится и к маме?
— А как же. Она самая шумная из всех. Хочет успеть везде и до сих пор не поняла, что ни одному человеку это не под силу. Я понимаю, зачем ей нужны все эти люди — чтобы всегда быть в центре внимания. Дать мышцам лица работу, изображая ту роль, которую она решила сыграть сегодня. Мисс Сплошные Эмоции, так я ее называл когда-то. Все мы меняемся, только не Лора — она всегда будет такой, сколько бы лет ей ни стукнуло.
Разговаривая, Тори и Эллис подошли к статуе Дианы-охотницы, в чью честь был назван сад. Отец Тори указал на скульптуру:
— Вот она, твоя мать, богиня Диана. Кстати, тебе известно, что настоящее имя Лоры — Диана Лиуей? Нет? Не мудрено, этого теперь не знает никто, а в студиях не осталось тех, кто помнит ее настоящее имя. Откуда взялось имя Лора, не скажу, забыл, но продюсерам новое имя понравилось больше старого, поэтому Диана Лиуей стала Лорой Нан и на сцене, и в жизни.
— Как тебе удается ладить с ней? — спросила Тори у отца. — Ты не только выжил в семейной жизни, но и процветаешь.
— Не знаю, как насчет процветания, но вот «выжил» — это верное слово... Тебе знакома история о полицейском по имени Дзэн? Неужели нет? Странно... Ты столько времени провела в Японии...
— Папа, пожалуйста...
— Господи, Тори, посмотри на себя со стороны, — отец называл ее Тори только когда сердился, — ты взрослая женщина, тебе уже за тридцать, и что же? Ни приличной работы, не говоря уже о том, чтобы сделать карьеру, ни собственной семьи. Все у тебя не как у людей, в то время как Грег... — Отец внезапно замолчал; лицо его налилось кровью, как будто через минуту его хватит апоплексический удар, однако Эллис справился с собой и продолжал: — Ты единственная из нашей семьи изучала восточную философию. Вот и объясни, почему Грег, которого ждало прекрасное будущее, чья жизнь должна была стать выдающейся, — первым из людей он мог долететь до Марса, — почему погиб именно он? Почему так случилось, что лучший из нас ушел?
Тори ничего не ответила, да и что она могла сказать?
— Грег был предназначен для великих дел, я знал это с момента его рождения. Почему он умер? Твоя мать говорит, на все воля божья. Но в таком случае Бог — жестокое и капризное существо.
Тори вдруг прорвало:
— Это ты так считаешь, что я ничего не сделала в своей жизни. Да, я не стала тем, кем ты желал меня видеть, — астронавтом, исследующим космос. Я не Грег. Ты его пестовал, и он выбрал ту карьеру, которую наметил для него ты. Какое замечательное единство двух поколений! Ты так им гордился, для тебя его жизнь была открытой книгой, в которой ты мог свободно читать. Со мной тебе, конечно, труднее. До сих пор ты не понял, зачем я уехала учиться в Японию, с точки зрения американца, на край земли, и не поймешь. Ты провел всю жизнь в Лос-Анджелесе, настолько же далеком от политики и экономики, как например, Фиджи! Окружил дом садом, которому дал имя греческой богини, — сказочный сад в сказочном городе, и сделал его своим убежищем, так что же ты можешь знать о реальной жизни, живя в мире грез? Я помню, как ты повторял: «Япония? Что там, к черту, может быть интересного в Японии?» Ты и не пытался понять меня и мои поступки. В отличие от Грега, я сильно тебя разочаровала, я знаю это.
Эллис Нан задумчиво смотрел, как блики заходящего солнца играли на складках каменной туники Дианы. Сейчас у отца был такой же отрешенный взгляд, какой бывал на долгих нудных совещаниях в офисе, словно там присутствовало лишь его тело, а дух блуждал неизвестно где. И то выражение, которое Тори видела сейчас на его лице, она иногда замечала у Грега, когда он считал, что никто на него не смотрит.
Тори помолчала, потом спросила отца:
— А что это за история о полицейском по имени Дзэн?
Эллис кивнул:
— Жил-был на свете молодой буддийский монах, который из центра Китая отправился в Тибет, чтобы углубить свое понимание религии и философии. Он нес с собой верительные грамоты и рекомендательное письмо от настоятеля. В поисках нужного ему монастыря Дзэн забрался так высоко в горы, что ему потребовалось время, чтобы привыкнуть к разреженному горному воздуху. В монастыре молодого монаха приняли как подобает, но с верховным ламой он встретился только через несколько дней. Старый (он выглядел лет на триста) и мудрый лама обратился к юноше:
— Как я вижу, ты не считаешь свое духовное образование законченным?
— Вы совершенно правы, господин, — ответил Дзэн благоговейным голосом.
— Какие именно знания ты хочешь здесь получить?
— Все в вашем монастыре достойно изучения. Лама улыбнулся такому ответу и сказал:
— Что ж, посмотрим. А сегодня мы просим тебя заступить на ночное дежурство.
Молодой монах удивился:
— Два месяца я добирался до монастыря и вижу, что он находится в очень уединенном месте. Неужели и здесь у вас есть враги?
— Монах, который привел тебя в эту келью, покажет, где следует дежурить ночью.
— Но я не охранник, кроме того, я буддист и поклялся не наносить вреда ни одному живому существу. Я даже возделывать землю не могу, так как боюсь убить червяка или насекомое.
— Ты не знаешь, кто ты на самом деле. Поэтому ты здесь.
Юношу отвели в самый центр монастыря, где он должен был просидеть всю ночь напролет не смыкая глаз.
В этом месте сходились четыре главных каменных коридора здания, и бедняга хорошо видел двери в кельи, где спали монахи.
Утомительно долго тянулось время. Тишина и бездействие усыпляли, и несколько раз молодой китаец начинал дремать, но усилием воли он отгонял от себя сон. Молодой паломник думал: «Стоило ли вообще сюда приезжать? Тот ли монастырь я для себя выбрал?»
Внезапно юноша вскочил. Ему показалось, что из коридоров доносятся какие-то звуки. Прислушался, все было тихо, как в могиле. Потом он сообразил, что звуки, которые он вроде бы услышал, были как бы ненастоящие и воспринимались только его разумом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Внезапно Тори заметила два пожелтевших от времени кусочка бумаги, заткнутых за рамку. С бьющимся сердцем, она вытащила их и развернула. Первый листок оказался вырезанной из газеты статьей с фотографией Грега, стоящего рядом с русским космонавтом Виктором Шевченко. Улыбающиеся, одетые в скафандры, на которых виднелся значок «НАСА — Россия», оба космонавта находились на аэродроме в Байконуре. За их спинами, на заднем плане, можно было различить гигантский стартовый комплекс «Энергия СЛ-17». Тори начала читать текст:
"Россия, 17 мая. Сегодня начался исторический совместный полет американского астронавта Грегори Нана и русского космонавта Виктора Шевченко, благополучно стартовавших на космическом корабле «Один-Галактика II» с космодрома в Байконуре. Это первый в истории человечества полет людей на Марс.
Задача такого грандиозного масштаба потребовала объединения усилий двух великих держав. Более года работали представители НАСА у нас в стране, чтобы подготовить полет..."
Дальше можно было не читать — Тори знала статью наизусть. Она вернулась к снимку и стала внимательно его разглядывать. Удивительно, до чего похожи Грег и Виктор Шевченко! Оба красивые, сильные, с доверчивыми глазами; как будто космонавты относятся к особой породе, не важно, какой они расы или национальности.
Как гордилась она в тот памятный день своим братом! Сидела, словно завороженная, у телевизора, наблюдая за тем, как стрелой взмыл в небо космический корабль, оставив за собой хвост белого дыма, как он быстро удалялся от земли, превращаясь в сверкающее пятнышко света, загадочную звездочку.
Второй пожелтевший листок также был вырезкой из газеты: в верхней части помещалась фотография Грега из архивов НАСА, ниже шел следующий текст: "Москва, 11 декабря. Американский астронавт Грегори Нан погиб во время выполнения программы совместного русско-американского полета на Марс, о чем официально сообщили русские источники информации и американский дипломатический представитель Фрайди.
Мистер Нан и мистер Шевченко, пилотировавшие космический корабль «Один-Галактика II», стали непосредственными участниками исторической попытки двух держав осуществить полет на планету Марс. Полет был прекращен шесть недель назад, когда «явление неизвестного происхождения» стало причиной гибели мистера Нана и нанесло сильные повреждения космическому кораблю.
Поврежденный космический корабль, тем не менее, смог приземлиться в Черном море. Эксперты выдали официальное заключение о смерти американского астронавта.
Виктор Шевченко находится в тяжелом состоянии. Из-за разразившегося сильного шторма и почти нулевой видимости спасательной экспедиции с большим трудом удалось обнаружить местоположение корабля в море. Некоторое время боялись, что корабль будет потерян, но на помощь подошел мощный теплоход «Потемкин»...
«Боже мой», — прошептала Тори. Она не могла больше находиться в этой комнате с вымпелами, кубками, фотографиями, ее душили слезы. Девушка выбежала из комнаты брата и пошла к бронзовым бюстам знаменитых флорентийцев.
Во второй половине дня Тори спустилась в сад, под сень лимонных деревьев и олеандров, где у нее была назначена встреча с отцом. Она шла не спеша по знакомым дорожкам и размышляла о том, как быстро атмосфера дома захватила ее: внешний мир казался таким далеким, будто ничего на свете не существовало, кроме этого дома и сада. Совсем как раньше.
Эллис Нан ждал дочь в конце крытой аллеи, рядом с огромным плавательным бассейном. Там и тут виднелись узловатые сплетения белой и сиреневой глицинии, устойчивого к засухе растения, которое Эллис очень ценил.
Увидев дочь, он улыбнулся, неуклюже обнял ее: «Привет, ангелок». Тори обрадовалась, что он не сказал все это по-русски, обычно, невзирая на ее протесты, отец убеждал дочь: «Ты должна знать язык своих предков, не забывай наши корни», — и старался научить Тори русскому языку. Она различала с детства знакомый запах отца — смесь табака и одеколона.
Несмотря на героические усилия Эллиса Нана стать настоящим американцем, в Америке в нем безошибочно угадывали европейца, а в Европе принимали за русского. Он и был русским, но сменил имя перед поступлением в университет Стэнфорда, где получил прекрасное образование. Эллис сходил с ума по Америке и всему американскому, но оставался в душе русским, хотя хотел, чтобы об этом забыли другие.
Эллис Нан был крупным мужчиной лет около семидесяти. Несмотря на солидный возраст, он сохранил отличную форму. Ежедневно полтора часа плавал в бассейне; волосы его, хотя и седые, не потеряли своей густоты. Миндалевидные серые глаза слегка косили, рот был крупный и выразительный. Вид у него всегда был спортивный и очень деловой.
Уехав на запад, Эллис превратил маленькое производство по выпуску электролампочек, доставшееся ему в наследство от отца, в огромную фирму, изготавливающую всю необходимую светоаппаратуру для киностудий. Если для съемок нужен был мерцающий или приглушенный свет, если нужно было снять взрыв или вечер, ночь, любое время суток и все остальное, что только взбредет на ум сценаристу или режиссеру, — фирма Эллиса готова была предоставить киностудии любую светотехнику. Филиалы фирмы располагались в Италии, Франции, Испании, даже Гонконге, — везде, где существовал кинорынок. С внедрением в производство лазерной технологии стало возможным делать все, чтобы полностью удовлетворить потребности даже такого киномонстра, как Голливуд.
Эллису удалось сколотить солидный капитал, и он был материально независим от своей жены, и ничем не походил на многих голливудских мужей, живущих на баснословные гонорары своих благоверных.
Тори шла с отцом по увитой глициниями аллее, вспоминая, сколько раз он раньше вот так же гулял с Грегом, а она наблюдала за ними и гадала, о чем они могут так долго беседовать? И почему ей лишь в исключительных случаях разрешалось гулять здесь с отцом?
Некоторое время спустя они вышли на солнечную поляну и остановились. Как бы отвечая мыслям Тори, Эллис спросил:
— Знаешь, почему я так люблю здесь бывать? Потому что в этом месте никто меня не видит и не слышит. — Он рассмеялся. — А в доме слишком много людей. Все эти приемы устраивает Лора, и бороться с нашествием посетителей бесполезно. Что касается меня, я не выношу посторонних, — кто их знает, что они затевают, что здесь высматривают. А вот когда я нахожусь в саду, в аллее, они не знают, чем я занимаюсь.
— Это относится и к маме?
— А как же. Она самая шумная из всех. Хочет успеть везде и до сих пор не поняла, что ни одному человеку это не под силу. Я понимаю, зачем ей нужны все эти люди — чтобы всегда быть в центре внимания. Дать мышцам лица работу, изображая ту роль, которую она решила сыграть сегодня. Мисс Сплошные Эмоции, так я ее называл когда-то. Все мы меняемся, только не Лора — она всегда будет такой, сколько бы лет ей ни стукнуло.
Разговаривая, Тори и Эллис подошли к статуе Дианы-охотницы, в чью честь был назван сад. Отец Тори указал на скульптуру:
— Вот она, твоя мать, богиня Диана. Кстати, тебе известно, что настоящее имя Лоры — Диана Лиуей? Нет? Не мудрено, этого теперь не знает никто, а в студиях не осталось тех, кто помнит ее настоящее имя. Откуда взялось имя Лора, не скажу, забыл, но продюсерам новое имя понравилось больше старого, поэтому Диана Лиуей стала Лорой Нан и на сцене, и в жизни.
— Как тебе удается ладить с ней? — спросила Тори у отца. — Ты не только выжил в семейной жизни, но и процветаешь.
— Не знаю, как насчет процветания, но вот «выжил» — это верное слово... Тебе знакома история о полицейском по имени Дзэн? Неужели нет? Странно... Ты столько времени провела в Японии...
— Папа, пожалуйста...
— Господи, Тори, посмотри на себя со стороны, — отец называл ее Тори только когда сердился, — ты взрослая женщина, тебе уже за тридцать, и что же? Ни приличной работы, не говоря уже о том, чтобы сделать карьеру, ни собственной семьи. Все у тебя не как у людей, в то время как Грег... — Отец внезапно замолчал; лицо его налилось кровью, как будто через минуту его хватит апоплексический удар, однако Эллис справился с собой и продолжал: — Ты единственная из нашей семьи изучала восточную философию. Вот и объясни, почему Грег, которого ждало прекрасное будущее, чья жизнь должна была стать выдающейся, — первым из людей он мог долететь до Марса, — почему погиб именно он? Почему так случилось, что лучший из нас ушел?
Тори ничего не ответила, да и что она могла сказать?
— Грег был предназначен для великих дел, я знал это с момента его рождения. Почему он умер? Твоя мать говорит, на все воля божья. Но в таком случае Бог — жестокое и капризное существо.
Тори вдруг прорвало:
— Это ты так считаешь, что я ничего не сделала в своей жизни. Да, я не стала тем, кем ты желал меня видеть, — астронавтом, исследующим космос. Я не Грег. Ты его пестовал, и он выбрал ту карьеру, которую наметил для него ты. Какое замечательное единство двух поколений! Ты так им гордился, для тебя его жизнь была открытой книгой, в которой ты мог свободно читать. Со мной тебе, конечно, труднее. До сих пор ты не понял, зачем я уехала учиться в Японию, с точки зрения американца, на край земли, и не поймешь. Ты провел всю жизнь в Лос-Анджелесе, настолько же далеком от политики и экономики, как например, Фиджи! Окружил дом садом, которому дал имя греческой богини, — сказочный сад в сказочном городе, и сделал его своим убежищем, так что же ты можешь знать о реальной жизни, живя в мире грез? Я помню, как ты повторял: «Япония? Что там, к черту, может быть интересного в Японии?» Ты и не пытался понять меня и мои поступки. В отличие от Грега, я сильно тебя разочаровала, я знаю это.
Эллис Нан задумчиво смотрел, как блики заходящего солнца играли на складках каменной туники Дианы. Сейчас у отца был такой же отрешенный взгляд, какой бывал на долгих нудных совещаниях в офисе, словно там присутствовало лишь его тело, а дух блуждал неизвестно где. И то выражение, которое Тори видела сейчас на его лице, она иногда замечала у Грега, когда он считал, что никто на него не смотрит.
Тори помолчала, потом спросила отца:
— А что это за история о полицейском по имени Дзэн?
Эллис кивнул:
— Жил-был на свете молодой буддийский монах, который из центра Китая отправился в Тибет, чтобы углубить свое понимание религии и философии. Он нес с собой верительные грамоты и рекомендательное письмо от настоятеля. В поисках нужного ему монастыря Дзэн забрался так высоко в горы, что ему потребовалось время, чтобы привыкнуть к разреженному горному воздуху. В монастыре молодого монаха приняли как подобает, но с верховным ламой он встретился только через несколько дней. Старый (он выглядел лет на триста) и мудрый лама обратился к юноше:
— Как я вижу, ты не считаешь свое духовное образование законченным?
— Вы совершенно правы, господин, — ответил Дзэн благоговейным голосом.
— Какие именно знания ты хочешь здесь получить?
— Все в вашем монастыре достойно изучения. Лама улыбнулся такому ответу и сказал:
— Что ж, посмотрим. А сегодня мы просим тебя заступить на ночное дежурство.
Молодой монах удивился:
— Два месяца я добирался до монастыря и вижу, что он находится в очень уединенном месте. Неужели и здесь у вас есть враги?
— Монах, который привел тебя в эту келью, покажет, где следует дежурить ночью.
— Но я не охранник, кроме того, я буддист и поклялся не наносить вреда ни одному живому существу. Я даже возделывать землю не могу, так как боюсь убить червяка или насекомое.
— Ты не знаешь, кто ты на самом деле. Поэтому ты здесь.
Юношу отвели в самый центр монастыря, где он должен был просидеть всю ночь напролет не смыкая глаз.
В этом месте сходились четыре главных каменных коридора здания, и бедняга хорошо видел двери в кельи, где спали монахи.
Утомительно долго тянулось время. Тишина и бездействие усыпляли, и несколько раз молодой китаец начинал дремать, но усилием воли он отгонял от себя сон. Молодой паломник думал: «Стоило ли вообще сюда приезжать? Тот ли монастырь я для себя выбрал?»
Внезапно юноша вскочил. Ему показалось, что из коридоров доносятся какие-то звуки. Прислушался, все было тихо, как в могиле. Потом он сообразил, что звуки, которые он вроде бы услышал, были как бы ненастоящие и воспринимались только его разумом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79