Все вдруг непонятным образом усложнилось. Раньше было проще. Она спала с Валерием, и ей это нравилось. Она выделилась из серой, безликой толпы женщин, потому что ее выбрал могущественный, всеми уважаемый Валерий Бондаренко. А когда он дал ей понять, что она может получить гораздо больше, разделить с ним власть над людьми, она была готова сделать все, чего бы он ни попросил. Любовник попросил ее шпионить за Марсом Волковым — замечательно, очень интересно, почему нет?
Так она рассуждала, пока не познакомилась с Марсом, и они не начали встречаться. Он оказался совсем не тем человеком, каким описал его Валерий. Сейчас ей не только не хотелось шпионить за Марсом, она чувствовала себя предательницей по отношению к нему, и ей стало противно докладывать Бондаренко о поступках, мыслях, чувствах Марса, об их отношениях. Она постоянно нервничала и не могла расслабиться ни на минуту. «Так и до нервного срыва можно дойти, — в смятении думала Ирина. — Пора это прекратить, взять себя в руки. Если я заболею, ни один из двух этих мужчин не захочет иметь со мной ничего общего, и что будет тогда? Опять скучные будни, ничтожная жизнь. Кого же мне все-таки выбрать, Марса или Валерия?» Она мучилась и не находила ответа. В спальню вошел Марс, удивленно спросил:
— Что это ты уставилась в темное окно? Что ты там увидела? Или ты, словно кошка, смотришь в никуда? Я, например, не вижу ничего интересного на улице в эту пору.
Ирина повернулась к нему.
— Я задумалась, больше ничего.
Марс долго смотрел на нее, изучая выражение лица молодой женщины.
— Сейчас поздно. Неподходящее время для размышлений. Кто же на ночь глядя предается печальным мыслям, котик мой?
«Котик мой»... Так же и Валерий называл Наташу Маякову...
— По-моему, как раз наоборот. Именно ночью начинаешь думать о всякой всячине, когда не мешает дневная суета. Темнота всегда печальна, тиха, а иногда и страшна.
— Ну, не знаю. — Он не понимал, к чему она клонит. — По ночам мне, например, хорошо работается.
— Почему?
— Ничто не отвлекает, спокойно вокруг, все спят. Скажи мне, что с тобой? Похоже, тебе передалась чеховская меланхолия, безысходность. Какие-нибудь неприятности? Скажи, я постараюсь помочь.
Он прижался губами к ее уху, ласково сказал:
— Между прочим, ты понравилась моим. Первая женщина, которую они признали, — это ты. Ты всем понравилась.
При этих словах у Ирины стало так светло на душе! Сердце забилось часто и сильно, казалось, вот-вот оно выскочит из груди. Она украдкой взглянула на Марса: заметил ли он ее волнение?
— Я люблю тебя, Ира.
Как долго ждала она этих слов, как долго мечтала о них! Может быть, она наконец обретет семью, которой у нее никогда не было? Она все бы отдала за то, чтобы у нее были свои любящие, заботливые, родные и милые люди.
Марс поцеловал Ирину в щеку, весело сказал:
— Ну, как ты? Лучше стало? Вот и чудесно. Знаешь, Ира, мне сейчас хочется пооткровенничать, хотя в моем положении следует держать язык за зубами, а уж имея такого могущественного врага, как Бондаренко, тем более. Но мне кажется, тебе можно довериться. Никому я не говорил такого, только тебе.
Он нежно поцеловал ее губы.
— Наверное, я с ума сошел, да?
— Нет, почему? — нежно ответила Ирина, — так себя ведут все влюбленные мужчины.
— Вот именно. Мне нельзя влюбляться, нет ничего хуже, чем влюбиться такому человеку, как я.
— Почему?
— Любовь ослабит меня.
Ирине вспомнился Валерий, сказавший ей почти то же самое, когда рассказывал ей о своем бездетном браке и радовался, что у него нет детей, иначе он мог бы стать еще более уязвимым. В чем-то Валерий и Марс такие разные, а в чем-то очень похожи! Оба носят маски, скрывая свои мысли и чувства от окружающих.
— Ира, пообещай мне, — снова целуя ее, сказал Марс, — что никто не узнает о том, что я тебе сейчас скажу.
— Обещаю.
— Представляю, как удивился бы Бондаренко, если бы обнаружил мою скрытую симпатию к националистической организации «Белая Звезда». Он бы сожрал меня с потрохами!
Менее всего на свете она ожидала услышать то, что услышала, и от неожиданности растерялась. А Марс тем временем говорил:
— Бондаренко добился компромисса с Прибалтикой. Проводит жесткую линию в отношении родной Украины. Ты только представь, в Кремле слово «национализм» по-прежнему считается чуть ли не ругательным, и это в то время, когда кругом произошли такие перемены! Некоторые крупные политики думают, что наш президент поддерживает демократические правительства в Восточной Европе только затем, чтобы ослабить давление Запада на прибалтийские республики.
Марс погладил Ирину по голове, взял ее руки в свои.
— Пойми, «Белую Звезду», пусть даже ею руководят так называемые фанатики и террористы, нужно поддерживать. К сожалению, наше правительство никак не хочет понять, что до тех пор, пока оно оказывает давление на другие бывшие республики, у России не получится с ними настоящего сотрудничества. Гораздо выгоднее протянуть им руку дружбы, стать на равных с ними, и «Белая Звезда» даст нашей, стране такую возможность. Я думаю, этой возможностью стоит воспользоваться. Как говорится, игра стоит свеч.
— Согласна с тобой, — ответила Ирина. Марс улыбнулся.
— Я знал, что ты согласишься. — Он вытер капельки воды на ее щеке. — И уверен, что ты поможешь мне. Поможешь мне выйти на руководителей «Белой Звезды».
— Я?! Как я могу это сделать, помилуй Бог!
— Видишь ли, ты довольно долго была в Америке. Вполне возможно, что тебе пришлось нечаянно столкнуться с одним или двумя лицами, оказывающими поддержку этой организации. Несомненно, в Штатах есть некто, кто сильно заинтересован в существовании подобной организации и всячески будет стараться оказывать ей помощь: деньгами, оружием, чем угодно.
— Может, ты и прав, но я никого из этих людей в Москве не встречала.
— Ну, это можно устроить, — Марс придвинулся к ней ближе, — только надо очень постараться.
— Давай будем стараться вместе, — ответила Ирина и обняла Марса.
* * *
Ночью она внезапно проснулась. В комнате было темно, рядом слышалось мирное дыхание ее спящего друга. Она полежала с минуту, наблюдая за постепенно растущим пятном света на потолке, потом бесшумно поднялась с постели и подошла к окну. Долго раздумывала, на что ей решиться, и наконец решила помогать Марсу в поисках «Белой Звезды». Похоже, эта организация постепенно приобретала все больший вес и значение. И Марс, и Валерий были заинтересованы в том, чтобы выйти на эту организацию, однако мотивы у них были разные: один хотел оказать «Белой Звезде» поддержку, другой рассчитывал с ее помощью обнаружить пропавший бесследно гафний.
Загадочная «Белая Звезда» волновала воображение Ирины. Кроме того, у нее появилась возможность выйти из затруднительного положения, в котором она очутилась. Да, она будет шпионить за Марсом, но теперь для нее задание Валерия станет своего рода прикрытием. Она, конечно, по-прежнему будет информировать Бондаренко, но только о том, что сама сочтет нужным ему сказать, и не более. Если перестать это делать, Бондаренко заподозрит неладное и, скорее всего, догадается обо всем. Следует соблюдать осторожность и потихонечку выудить у него все сведения о «Белой Звезде». Да, нужно соблюдать крайнюю осторожность. Если Валерий поймет, что она предает его, он сделает так, что она вылетит с работы. Пусть скучной, но хорошо оплачиваемой. Кроме того, она надеялась, что с помощью Валерия сумеет продвинуться по служебной лестнице, займет в своем министерстве еще более высокое положение.
Ирина понимала, что, решившись на двойную игру, сильно рискует, но уже приняла решение. Валерий изменил ей, и она отплатит ему той же монетой. Он ответит за ту муку, которую она испытала. Где-то глубоко в душе Ирина недоумевала, почему, встретив Валерия с другой женщиной, она была так оскорблена. Если бы она любила его тогда понятно, но ведь она его не любит. Или все-таки любит?
Необходимо было хорошенько подумать, чтобы найти хоть какой-нибудь способ защиты против Валерия на тот случай, если правда откроется. Значит, Ирине придется последить за ним. Валерий говорил, что у него лично никаких секретов нет. Наверняка он лжет. У каждого человека всегда найдется, что скрывать, и Бондаренко в этом смысле не исключение.
Должна быть какая-то зацепка, какое-то слабое место, трещина в его броне, не может быть, чтобы ничего не было. Только вот как найти это слабое место? Ирина смотрела в черную ночную темноту, кое-где расступившуюся под натиском утра, и мучительно искала ответ. Воздух был тяжелый, густой, почти душный. Она думала и думала, и ответ вдруг пришел как-то сам собой. Она знала, с кого начнет свои поиски. С белокурой Наташи Маяковой, актрисы из Художественного театра!
* * *
Хонно в испуге спросила Большого Эзу:
— Что, если Гиина убили? Вдруг он лежит где-нибудь мертвый?
— В таком случае мы организуем похороны, — мрачно ответил Большой Эзу и, посмотрев на нее, неожиданно рассмеялся. — Знаете, госпожа Кансей, вам к лицу, когда вы влюблены.
— Я вовсе не влюблена в Гиина, не выдумывайте! У меня есть муж.
— Согласен, вы замужем, но это не означает, что вы его любите.
— Прекратите болтать чепуху, в конце концов. И почему мы говорим обо мне, когда нам следует искать Гиина и тетради Сакаты-сана?
— Это не наше дело. Мои люди ищут их повсюду, так что у нас есть временная передышка. — Большой Эзу усмехнулся. — Посидите спокойно, госпожа Кансей, а то вы заработаете инфаркт, расхаживая так быстро взад-вперед по комнате.
Хонно остановилась, хотела сказать ему что-нибудь ядовитое, обидное, но, поразмыслив секунду, решила, что ее сарказм не дойдет до слушателя, и промолчала, спокойно села на вежливо предложенный стул. Они разговаривали в кабинете Большого Эзу. Хонно видела, что в огромном доме жизнь буквально кипела: то и дело приходили и уходили какие-то люди, слышались непрерывные телефонные звонки. Она надеялась, что хотя бы часть всей этой суеты относится к поискам Гиина и тетрадей. Кое-где она видела охранников, но была уверена, что их здесь гораздо больше, чем смогла заметить.
Хонно уже два дня не появлялась дома, проводя все время вместе с Большим Эзу. На работе она договорилась, что ее обязанности временно будут исполняться двумя другими сотрудницами, на что администрация охотно согласилась. Дома же она сказала мужу, что ей необходимо уехать в Осаку к больной тетушке, и Эйкиси не противился ее отъезду, зная, что жену с теткой связывали теплые дружеские отношения. По-другому Хонно поступить не могла, — ей пришлось пойти на обман, потому что муж ни за что не позволил бы ей без уважительной причины покинуть дом. Он, хотя и задерживался часто на работе, мог пообедать где-нибудь в городе с коллегами и потом прогуляться пару часов, но ужинать, как правило, приходил домой и требовал, чтобы к его приходу все было готово.
— Я вижу, вы и сидя на стуле, никак не успокоитесь, — недовольно пробурчал Большой Эзу, — вставайте и пойдем отсюда. — Он похлопал по боковому карману брюк. — Здесь у меня передатчик, так что если будут какие-нибудь новости, нас сразу же известят.
Серо-стальной «Мерседес» отвез их не в шумный, многолюдный центр Токио, сияющий нарядными неоновыми вывесками, а в Гиндзу, на тихую зеленую улочку, за деревянными заборами которой виднелись красивые особняки — клубы, где собиралась самая изысканная публика. Машина въехала в ворота и, оставив позади крохотный нарядный садик, остановилась у особняка. Слуги засуетились, навстречу гостям вышел и хозяин клуба, проводил их на второй этаж в отделанный мрамором зал, посередине которого стоял белый концертный рояль. На крышке рояля — огромная фарфоровая ваза с красными пионами. Позади рояля виднелось окно, а за ним — внутренний дворик, в котором был искусно имитирован уголок дикой природы: среди больших, покрытых мхом валунов струились прозрачные ручьи, росли пушистые курчавые папоротники, цвела карликовая азалия. Через зал Хонно, а за ней Большой Эзу прошли к лифту и спустились на нижний этаж.
— Увидимся в додзо, — сказал Большой Эзу и оставил ее на попечение служанки. Служанка проводила Хонно в богатую, отделанную кедром комнату, дала ей белое дзи — традиционное одеяние для занятий боевыми искусствами, легкое, свободное и удобное, и показала, где можно принять ванну. После омовения Хонно облачилась в дзи и отправилась в додзо, где ее уже ждал Большой Эзу. Потолок и стены додзо были выложены деревянными панелями, под потолком висели старинные знамена военных рыцарей феодальной Японии — даймио. На полу лежали татами — жесткие коврики из прессованной соломы, освещение было неярким и ровным.
— Откуда вам известно, что я владею боевыми искусствами? — удивилась Хонно.
— Я все знаю, — ответил Большой Эзу. — Можете мне смело довериться.
Хонно невольно рассмеялась, и он сказал:
— Вот так-то лучше. Больше не будем нервничать, договорились?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Так она рассуждала, пока не познакомилась с Марсом, и они не начали встречаться. Он оказался совсем не тем человеком, каким описал его Валерий. Сейчас ей не только не хотелось шпионить за Марсом, она чувствовала себя предательницей по отношению к нему, и ей стало противно докладывать Бондаренко о поступках, мыслях, чувствах Марса, об их отношениях. Она постоянно нервничала и не могла расслабиться ни на минуту. «Так и до нервного срыва можно дойти, — в смятении думала Ирина. — Пора это прекратить, взять себя в руки. Если я заболею, ни один из двух этих мужчин не захочет иметь со мной ничего общего, и что будет тогда? Опять скучные будни, ничтожная жизнь. Кого же мне все-таки выбрать, Марса или Валерия?» Она мучилась и не находила ответа. В спальню вошел Марс, удивленно спросил:
— Что это ты уставилась в темное окно? Что ты там увидела? Или ты, словно кошка, смотришь в никуда? Я, например, не вижу ничего интересного на улице в эту пору.
Ирина повернулась к нему.
— Я задумалась, больше ничего.
Марс долго смотрел на нее, изучая выражение лица молодой женщины.
— Сейчас поздно. Неподходящее время для размышлений. Кто же на ночь глядя предается печальным мыслям, котик мой?
«Котик мой»... Так же и Валерий называл Наташу Маякову...
— По-моему, как раз наоборот. Именно ночью начинаешь думать о всякой всячине, когда не мешает дневная суета. Темнота всегда печальна, тиха, а иногда и страшна.
— Ну, не знаю. — Он не понимал, к чему она клонит. — По ночам мне, например, хорошо работается.
— Почему?
— Ничто не отвлекает, спокойно вокруг, все спят. Скажи мне, что с тобой? Похоже, тебе передалась чеховская меланхолия, безысходность. Какие-нибудь неприятности? Скажи, я постараюсь помочь.
Он прижался губами к ее уху, ласково сказал:
— Между прочим, ты понравилась моим. Первая женщина, которую они признали, — это ты. Ты всем понравилась.
При этих словах у Ирины стало так светло на душе! Сердце забилось часто и сильно, казалось, вот-вот оно выскочит из груди. Она украдкой взглянула на Марса: заметил ли он ее волнение?
— Я люблю тебя, Ира.
Как долго ждала она этих слов, как долго мечтала о них! Может быть, она наконец обретет семью, которой у нее никогда не было? Она все бы отдала за то, чтобы у нее были свои любящие, заботливые, родные и милые люди.
Марс поцеловал Ирину в щеку, весело сказал:
— Ну, как ты? Лучше стало? Вот и чудесно. Знаешь, Ира, мне сейчас хочется пооткровенничать, хотя в моем положении следует держать язык за зубами, а уж имея такого могущественного врага, как Бондаренко, тем более. Но мне кажется, тебе можно довериться. Никому я не говорил такого, только тебе.
Он нежно поцеловал ее губы.
— Наверное, я с ума сошел, да?
— Нет, почему? — нежно ответила Ирина, — так себя ведут все влюбленные мужчины.
— Вот именно. Мне нельзя влюбляться, нет ничего хуже, чем влюбиться такому человеку, как я.
— Почему?
— Любовь ослабит меня.
Ирине вспомнился Валерий, сказавший ей почти то же самое, когда рассказывал ей о своем бездетном браке и радовался, что у него нет детей, иначе он мог бы стать еще более уязвимым. В чем-то Валерий и Марс такие разные, а в чем-то очень похожи! Оба носят маски, скрывая свои мысли и чувства от окружающих.
— Ира, пообещай мне, — снова целуя ее, сказал Марс, — что никто не узнает о том, что я тебе сейчас скажу.
— Обещаю.
— Представляю, как удивился бы Бондаренко, если бы обнаружил мою скрытую симпатию к националистической организации «Белая Звезда». Он бы сожрал меня с потрохами!
Менее всего на свете она ожидала услышать то, что услышала, и от неожиданности растерялась. А Марс тем временем говорил:
— Бондаренко добился компромисса с Прибалтикой. Проводит жесткую линию в отношении родной Украины. Ты только представь, в Кремле слово «национализм» по-прежнему считается чуть ли не ругательным, и это в то время, когда кругом произошли такие перемены! Некоторые крупные политики думают, что наш президент поддерживает демократические правительства в Восточной Европе только затем, чтобы ослабить давление Запада на прибалтийские республики.
Марс погладил Ирину по голове, взял ее руки в свои.
— Пойми, «Белую Звезду», пусть даже ею руководят так называемые фанатики и террористы, нужно поддерживать. К сожалению, наше правительство никак не хочет понять, что до тех пор, пока оно оказывает давление на другие бывшие республики, у России не получится с ними настоящего сотрудничества. Гораздо выгоднее протянуть им руку дружбы, стать на равных с ними, и «Белая Звезда» даст нашей, стране такую возможность. Я думаю, этой возможностью стоит воспользоваться. Как говорится, игра стоит свеч.
— Согласна с тобой, — ответила Ирина. Марс улыбнулся.
— Я знал, что ты согласишься. — Он вытер капельки воды на ее щеке. — И уверен, что ты поможешь мне. Поможешь мне выйти на руководителей «Белой Звезды».
— Я?! Как я могу это сделать, помилуй Бог!
— Видишь ли, ты довольно долго была в Америке. Вполне возможно, что тебе пришлось нечаянно столкнуться с одним или двумя лицами, оказывающими поддержку этой организации. Несомненно, в Штатах есть некто, кто сильно заинтересован в существовании подобной организации и всячески будет стараться оказывать ей помощь: деньгами, оружием, чем угодно.
— Может, ты и прав, но я никого из этих людей в Москве не встречала.
— Ну, это можно устроить, — Марс придвинулся к ней ближе, — только надо очень постараться.
— Давай будем стараться вместе, — ответила Ирина и обняла Марса.
* * *
Ночью она внезапно проснулась. В комнате было темно, рядом слышалось мирное дыхание ее спящего друга. Она полежала с минуту, наблюдая за постепенно растущим пятном света на потолке, потом бесшумно поднялась с постели и подошла к окну. Долго раздумывала, на что ей решиться, и наконец решила помогать Марсу в поисках «Белой Звезды». Похоже, эта организация постепенно приобретала все больший вес и значение. И Марс, и Валерий были заинтересованы в том, чтобы выйти на эту организацию, однако мотивы у них были разные: один хотел оказать «Белой Звезде» поддержку, другой рассчитывал с ее помощью обнаружить пропавший бесследно гафний.
Загадочная «Белая Звезда» волновала воображение Ирины. Кроме того, у нее появилась возможность выйти из затруднительного положения, в котором она очутилась. Да, она будет шпионить за Марсом, но теперь для нее задание Валерия станет своего рода прикрытием. Она, конечно, по-прежнему будет информировать Бондаренко, но только о том, что сама сочтет нужным ему сказать, и не более. Если перестать это делать, Бондаренко заподозрит неладное и, скорее всего, догадается обо всем. Следует соблюдать осторожность и потихонечку выудить у него все сведения о «Белой Звезде». Да, нужно соблюдать крайнюю осторожность. Если Валерий поймет, что она предает его, он сделает так, что она вылетит с работы. Пусть скучной, но хорошо оплачиваемой. Кроме того, она надеялась, что с помощью Валерия сумеет продвинуться по служебной лестнице, займет в своем министерстве еще более высокое положение.
Ирина понимала, что, решившись на двойную игру, сильно рискует, но уже приняла решение. Валерий изменил ей, и она отплатит ему той же монетой. Он ответит за ту муку, которую она испытала. Где-то глубоко в душе Ирина недоумевала, почему, встретив Валерия с другой женщиной, она была так оскорблена. Если бы она любила его тогда понятно, но ведь она его не любит. Или все-таки любит?
Необходимо было хорошенько подумать, чтобы найти хоть какой-нибудь способ защиты против Валерия на тот случай, если правда откроется. Значит, Ирине придется последить за ним. Валерий говорил, что у него лично никаких секретов нет. Наверняка он лжет. У каждого человека всегда найдется, что скрывать, и Бондаренко в этом смысле не исключение.
Должна быть какая-то зацепка, какое-то слабое место, трещина в его броне, не может быть, чтобы ничего не было. Только вот как найти это слабое место? Ирина смотрела в черную ночную темноту, кое-где расступившуюся под натиском утра, и мучительно искала ответ. Воздух был тяжелый, густой, почти душный. Она думала и думала, и ответ вдруг пришел как-то сам собой. Она знала, с кого начнет свои поиски. С белокурой Наташи Маяковой, актрисы из Художественного театра!
* * *
Хонно в испуге спросила Большого Эзу:
— Что, если Гиина убили? Вдруг он лежит где-нибудь мертвый?
— В таком случае мы организуем похороны, — мрачно ответил Большой Эзу и, посмотрев на нее, неожиданно рассмеялся. — Знаете, госпожа Кансей, вам к лицу, когда вы влюблены.
— Я вовсе не влюблена в Гиина, не выдумывайте! У меня есть муж.
— Согласен, вы замужем, но это не означает, что вы его любите.
— Прекратите болтать чепуху, в конце концов. И почему мы говорим обо мне, когда нам следует искать Гиина и тетради Сакаты-сана?
— Это не наше дело. Мои люди ищут их повсюду, так что у нас есть временная передышка. — Большой Эзу усмехнулся. — Посидите спокойно, госпожа Кансей, а то вы заработаете инфаркт, расхаживая так быстро взад-вперед по комнате.
Хонно остановилась, хотела сказать ему что-нибудь ядовитое, обидное, но, поразмыслив секунду, решила, что ее сарказм не дойдет до слушателя, и промолчала, спокойно села на вежливо предложенный стул. Они разговаривали в кабинете Большого Эзу. Хонно видела, что в огромном доме жизнь буквально кипела: то и дело приходили и уходили какие-то люди, слышались непрерывные телефонные звонки. Она надеялась, что хотя бы часть всей этой суеты относится к поискам Гиина и тетрадей. Кое-где она видела охранников, но была уверена, что их здесь гораздо больше, чем смогла заметить.
Хонно уже два дня не появлялась дома, проводя все время вместе с Большим Эзу. На работе она договорилась, что ее обязанности временно будут исполняться двумя другими сотрудницами, на что администрация охотно согласилась. Дома же она сказала мужу, что ей необходимо уехать в Осаку к больной тетушке, и Эйкиси не противился ее отъезду, зная, что жену с теткой связывали теплые дружеские отношения. По-другому Хонно поступить не могла, — ей пришлось пойти на обман, потому что муж ни за что не позволил бы ей без уважительной причины покинуть дом. Он, хотя и задерживался часто на работе, мог пообедать где-нибудь в городе с коллегами и потом прогуляться пару часов, но ужинать, как правило, приходил домой и требовал, чтобы к его приходу все было готово.
— Я вижу, вы и сидя на стуле, никак не успокоитесь, — недовольно пробурчал Большой Эзу, — вставайте и пойдем отсюда. — Он похлопал по боковому карману брюк. — Здесь у меня передатчик, так что если будут какие-нибудь новости, нас сразу же известят.
Серо-стальной «Мерседес» отвез их не в шумный, многолюдный центр Токио, сияющий нарядными неоновыми вывесками, а в Гиндзу, на тихую зеленую улочку, за деревянными заборами которой виднелись красивые особняки — клубы, где собиралась самая изысканная публика. Машина въехала в ворота и, оставив позади крохотный нарядный садик, остановилась у особняка. Слуги засуетились, навстречу гостям вышел и хозяин клуба, проводил их на второй этаж в отделанный мрамором зал, посередине которого стоял белый концертный рояль. На крышке рояля — огромная фарфоровая ваза с красными пионами. Позади рояля виднелось окно, а за ним — внутренний дворик, в котором был искусно имитирован уголок дикой природы: среди больших, покрытых мхом валунов струились прозрачные ручьи, росли пушистые курчавые папоротники, цвела карликовая азалия. Через зал Хонно, а за ней Большой Эзу прошли к лифту и спустились на нижний этаж.
— Увидимся в додзо, — сказал Большой Эзу и оставил ее на попечение служанки. Служанка проводила Хонно в богатую, отделанную кедром комнату, дала ей белое дзи — традиционное одеяние для занятий боевыми искусствами, легкое, свободное и удобное, и показала, где можно принять ванну. После омовения Хонно облачилась в дзи и отправилась в додзо, где ее уже ждал Большой Эзу. Потолок и стены додзо были выложены деревянными панелями, под потолком висели старинные знамена военных рыцарей феодальной Японии — даймио. На полу лежали татами — жесткие коврики из прессованной соломы, освещение было неярким и ровным.
— Откуда вам известно, что я владею боевыми искусствами? — удивилась Хонно.
— Я все знаю, — ответил Большой Эзу. — Можете мне смело довериться.
Хонно невольно рассмеялась, и он сказал:
— Вот так-то лучше. Больше не будем нервничать, договорились?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79