Но нигде он не смог найти ссылки на штатного кардинала Ньюмана.
Заплата состояла из листьев, привязанных полосками палатки и лозами на внешней стороне и распыленных компонентов из разобранной пенной бомбы, которые Хуан использовал на внутренней части крыла. Кабина выпрямилась на плаву прямо на реке возле берега, пока он стоял по пояс в воде около нее, проверяя работу.
Шипение разрядов и разрывы ружей-распылителей и пенных бомб продолжались с редкими промежутками над его головой. Воздух был тяжелым и пропах горькими запахами ядов. Мимо него вниз по реке проплывали черные и оранжевые остатки, часть их оставалась лежать пухлыми валками на берегу среди остатков укрепленного лозой брашпиля. На каждом кусочке остатков располагалась целая коллекция мертвых или умирающих насекомых.
Во время затишья между атаками Рин высунулась и сказала:
– Во имя Всевышнего, вам долго там еще осталось?
– Кажется, она держит, – выдохнул Хуан.
Он потер руки и шею. Не все насекомые попадали под струи ружей-распылителей и бомб. Кожа его горела от укусов, огромного количества выпущенных в него жал. Когда он взглянул вверх на Рин, то увидел, что лоб ее был перевязан полоской.
– Если она держит, отталкивай нас, – сказал Чен-Лу. Он появился над Хуаном рядом с Рин, взглянул вниз, а затем обратил внимание на небЪ.
Хуан зашатался от внезапной слабости, чуть не упал. Все тело его ныло от усталости. Ему потребовалось значительное усилие, чтобы поднять голову и осмотреть небо вокруг них. Далекое небо. У них оставалось, пожалуй, лишь час дневного света.
– Ради всего святого, отправляемся! – закричала Рин. Хуан заметил, что пальба возобновилась. Он подтянулся на крыло и к берегу, и это действие оторвало машину от берега. Она перемахнула над ним, и он тупо уставился вверх на заклеенное дно бака, удивляясь, кто же сделал эту работу.
О, да – Виеро.
Машина продолжала отплывать дальше, подхваченная сейчас течением. Она была по крайней мере в двух метрах от Хуана, когда он понял, что должен подниматься на борт. Он сделал выпад вправо, схватился за задний край и перевалился, распластавшись на ней, отдав все оставшиеся силы.
Рука потянулась вниз из открытого люка, схватила его за ворот. С помощью этой руки он поднялся на колени и заполз в кабину. Только когда он был внутри, то увидел, что это рука Рин.
Они опустили балдахин и закрыли герметично кабину.
Чен-Лу метался внутри кабины и убивал насекомых рулоном чертежей.
Хуан почувствовал, что что-то ужалило его в правую ногу, посмотрел вниз и увидел, что Рин пристраивает к его ноге свежий энергетический пакет.
«Зачем она делает это? – удивился он. Затем вспомнил. – О, да, укусы, яды». – Разве у нас не разовьется иммунитет после последней битвы? – спросил он и удивился, что голос его был способен только на шепот.
– Может быть, – сказала она. – Если они не кусали нас каким-то новым ядом.
– Я думаю, что у меня больше всех укусов, – сказал Чен-Лу. – Рин, ты плотно закрыла люк?
– Да.
– Я распылял вручную под креслами и приборной доской. – Чен-Лу просунул руку под руку Хуана. – Давай пойдем, Джонни. На свое место, да-а?
– Да, – Хуан качнулся вперед, опустился в кресло. У него было такое ощущение, что голова его держится на слабой резине.
– Мы в течении? – выдохнул он.
– Похоже на то, – сказал Чен-Лу.
Хуан сидел там, отдуваясь. Он ощущал свой энергетический пакет, как будто целая армия где-то далеко устремилась внутрь его организма, чтобы бороться с крайней степенью его истощения. Пот заливал все тело, но во рту было сухо и жарко. Ветровой щиток над ним был заляпан оранжевыми и черными струями и пенным раствором.
– Они все еще с нами, – сказал Чен-Лу. – Вдоль берега вон там и какая-то группа вверху.
Хуан взглянул вокруг себя. Рин возвратилась на свое место. Она сидела на сиденье, а на коленях лежало ружье-распылитель, голова была откинута назад, глаза закрыты. Чен-Лу встал на колени на ящик и осматривал левый берег.
Хуану казалось, что внутри кабина заполнена серо-зелеными тенями. Мозг говорил ему, что здесь должны присутствовать другие цвета, но он видел только серо-зеленый – даже такой казалась ему кожа Чен-Лу… и Рин.
– Что-то… не так с цветом, – прошептал он.
– Цветовые заблуждения, – сказал Чен-Лу. – У меня это был один из симптомов.
Хуан выглянул в чистый кусок в правом окне, увидел сквозь деревья разбросанные вершины гор и серо-зеленое солнце, низко висящее над ними.
– Закрой глаза, откинься назад и расслабься, – сказала Рин. Хуан откинул голову на спинку сиденья, увидел, что она отложила в сторону ружье и склонилась над ним. Она начала массировать его лоб.
Она заговорила с Чен-Лу:
– У него горячая кожа.
Хуан закрыл глаза. Он ощутил такие мирные и прохладные ее руки. Чернота полнейшей усталости заволокла все вокруг него… и только где-то далеко на правой ноге он чувствовал ритмичную пульсацию: энергетический пакет.
– Постарайся уснуть, – зашептала Рин.
– Как ты себя чувствуешь, Рин? – спросил Чен-Лу.
– Я приложила пакет себе к ноге во время первой передышки, – сказала она. – Я думаю, что это частицы АКТХ – кажется, они дают немедленное облегчение, если тебя не слишком сильно покусали.
– А Джонни получил от наших друзей намного больше, чем мы!
– Там снаружи? Конечно.
Звуки речи расплывались где-то далеко от Хуана, но значение проникало к нему с необыкновенной ясностью, он, казалось, был зачарован полутонами голосов. Голос Чен-Лу был полон скрытости. В голосе Рин слышался скрытый страх и истинная забота о нем.
Рин последний раз ласково провела рукой по его лбу, опустилась снова в свое кресло. Она отбросила назад волосы, заглянула на запад. Там движение, да: белое порхание, а существа были крупнее. Она перевела взор вверх. Высокий хоровод облаков висел на расстоянии над деревьями. Солнечный свет пробивался через них, а пока она смотрела на них, облака стали волнами такими красными, как кровь.
Она отвела взор и посмотрела вниз на течение.
Течение несло кабину по дугообразному повороту, и они дрейфовали почти прямо на север в расширяющимся русле. Вдоль восточного берега вода текла с оттенками серебра, металлическая и отсвечивающая.
Глубокое воркование голубей звучало в джунглях с правого берега, но были ли это голуби… Рин посмотрела вокруг себя, почувствовала приглушенную тишину.
Солнце нырнуло за отдаленные вершины, и ночной патруль летучих мышей промелькнул над головой, то взмахивая крыльями, то паря. Звуки вечерних птиц поднялись и стихли, и их заменили ночные звуки – отдаленное кашляющее рычание ягуара, шелесты и шепоты, близкие всплески. И снова приглушенная тишина.
«Что-то есть там, чего все в джунглях боятся», – подумала Рин.
Янтарная луна начала подниматься над ними. Машина дрейфовала вниз по лунной дорожке, как огромный летающий дракон, посаженный на воду. Сквозь бледный свет в поле зрения промелькнул силуэт бабочки, она помахала филигранными призрачными крыльями на ветровом щитке кабины и улетела.
– Они ведут за нами тщательное наблюдение, – сказал Чен-Лу.
Хуан чувствовал, как из энергетического пакета струятся вверх теплотой кальций и ацетилхолин, частицы АКТХ. Но чувство дремоты не проходило, ощущение того, что в нем сразу было много лиц. Он открыл глаза, взглянул на смутное очертание залитых лунным светом гор. Он понял, что видит все это наяву, но часть его чувствовала, как будто она прилепилась к потолочной ткани кабины позади балдахина и действительно сидела там сгорбившись. А луна была тоже инопланетной луной, такой, какую ему никогда не приходилось раньше видеть, ее круг освещенной земли был слишком велик, ее дыневидный изгиб отражения солнца слишком ярким. Это была искусственная на нарисованном фоне, и она заставила его чувствовать себя маленьким, уносящимся прочь к крошечной искре, затерянной в бесконечной вселенной.
Он плотно зажмурил глаза, внушая себе: «Я не должен так думать, иначе я сойду с ума! О Боже! Что происходит со мной?»
Хуан физически ощущал давление тишины. Он напрягся, чтобы услышать хоть крохотные звуки – контролируемое дыхание Рин, покашливание Чен-Лу.
«Добро и зло – это противоположности, придуманные человеком. Существует только честь». – Хуан услышал мысль, как слова, отдающиеся эхом в мозгу, и узнал эти слова. Это были слова отца… его отца, сейчас мертвого и ставшего сымитированной фигурой, чтобы посещать его, стоя на берегу реки.
«Люди бросают якорь жизни на станции между добром и злом».
– Ты знаешь, Рин, это космическая река, – сказал Чен-Лу. – Все во вселенной течет, как эта река. Все постоянно изменяется, переходя из одной формы в другую. Диалектика. Этого не может изменить никто, и ничто не может остановить это. Все постоянно изменяется, ничто не может быть прежним дважды.
– Ой, заткнитесь, – пробормотала Рин.
– Вы, западные женщины, – сказал Чен-Лу. – Вы не понимаете диалектической реальности.
– Скажите это жукам, – сказала она.
– Как богата эта земля, – пробормотал Чен-Лу. – Как чрезвычайно богата. Имеете ли вы хоть малейшее представление о том, сколько людей моей страны она могла бы прокормить. Люди при малейшем изменении – расчистка, террасы… В Китае мы научились, заставлять такую землю кормить миллионы людей.
Рин села прямо, повернулась к заднему сиденью и уставилась на Чен-Лу. – Ну, и как же?
– Эти тупые бразильцы, они никогда не знали, как использовать эту землю. Но мой народ…
– Понятно. Ваши люди приходят сюда и показывают им, как это делается?
– Есть такая возможность, – сказал Чен-Лу и подумал про себя: «Перевари это немного, моя дорогая Рин. Когда ты узнаешь, как велика награда, ты поймешь, какую цену можно было бы заплатить».
– Ну, а как насчет бразильцев – многих миллионов – которые ютятся в перенаселенных городах и фермерских участках Плана перезаселения, пока происходит экологическая переориентация?
– Они привыкают к их теперешним условиям.
– Они могут терпеть это, потому что надеются на что-то лучшее.
– Ах, нет, моя дорогая Рин, ты не умеешь хорошо разбираться в людях. Правительства могут манипулировать людьми, чтобы достичь чего угодно, что они сочтут необходимым.
– А как насчет насекомых? – спросила она. – Как же быть с Великим крестовым походом?
Чен-Лу пожал плечами.
– Мы жили с ними тысячи лет… прежде.
– А мутации нового вида? – Да, создания ваших друзей пограничников – те, которых, мы, вероятно, очень вероятно, должны будем уничтожить.
– Я не уверена, что пограничники создали этих… существ там, – сказала она. – Я уверена, что Хуан не имеет с этими ничего общего.
– Ах, даже так… а кто же?
– Вероятно, те же самые люди, которые не хотят признать поражение великого Крестового похода!
Чен-Лу подавил гнев и сказал:
– Я говорю тебе, что это не правда.
Она посмотрела на Хуана, так глубоко дышащего, очевидно крепко спящего. Возможно ли это? Нет!
Чен-Лу сидел, откинувшись назад, и думал: «Пусть она поразмышляет над этими вещами. Мне нужно только ее сомнение, и тогда она будет служить мне самым полезным образом, мое прекрасное маленькое орудие. А Джонни Мартиньо, какой прекрасный козел отпущения, получивший образование в Северной Америке, беспринципное орудие империалистов! Человек без стыда, который занимается любовью с одной из моих людей прямо передо мной. Его парни поверят, что такой человек способен на все!»
Тихая улыбка тронула губы Чен-Лу.
Рин, смотрящая в заднюю часть кабины, видела лишь смутно угловатые черты шефа МЭО. «Он сильный, – думала она. – А я так устала».
Она опустила голову на колени Хуана, как ребенок, ждущий ласки, спрятала руку за его спину. Тело его горело, как в лихорадке. Ее рука на его спине нащупала выпуклый металлический предмет в куртке Хуана. Она провела пальцами по его очертаниям, узнала ружье… нет, оружие для ладони.
Рин убрала руку и села. Почему он носит оружие, которое скрывает от нас?
Хуан продолжал дышать глубоко, как в забытьи. Слова Чен-Лу кричали в уме, предупреждая его, призывая к действию. Но вмешалось опасение.
Рин пристально смотрела вниз по течению, размышляя… сомневаясь. Кабина плыла в дорожке лунного света. Холодные вспышки, как светляки танцевали в темноте леса с обеих сторон.
Хуан, вспоминая слова Чен-Лу, думал: «Все во вселенной течет, как река. Почему меня мучают сомнения? Я мог бы повернуться и убить этого ублюдка, или заставить сказать его правду о себе. Какую роль играет во всем этом Рин? Голос ее в разговоре с ним выражал гнев. Все во вселенной течет, как река».
Взгляд во внутрь самого себя давался Хуану с трудом, вызывая страшную внутреннюю дрожь, которая двигалась по направлению к страху. «Те существа там за бортом, – думал он, – время на их стороне. Моя жизнь, как река. Я плыву – моменты, воспоминания… ничего вечного, никаких абсолютных истин».
Он почувствовал озноб, головокружение, и в сознание его вошли удары собственного сердца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Заплата состояла из листьев, привязанных полосками палатки и лозами на внешней стороне и распыленных компонентов из разобранной пенной бомбы, которые Хуан использовал на внутренней части крыла. Кабина выпрямилась на плаву прямо на реке возле берега, пока он стоял по пояс в воде около нее, проверяя работу.
Шипение разрядов и разрывы ружей-распылителей и пенных бомб продолжались с редкими промежутками над его головой. Воздух был тяжелым и пропах горькими запахами ядов. Мимо него вниз по реке проплывали черные и оранжевые остатки, часть их оставалась лежать пухлыми валками на берегу среди остатков укрепленного лозой брашпиля. На каждом кусочке остатков располагалась целая коллекция мертвых или умирающих насекомых.
Во время затишья между атаками Рин высунулась и сказала:
– Во имя Всевышнего, вам долго там еще осталось?
– Кажется, она держит, – выдохнул Хуан.
Он потер руки и шею. Не все насекомые попадали под струи ружей-распылителей и бомб. Кожа его горела от укусов, огромного количества выпущенных в него жал. Когда он взглянул вверх на Рин, то увидел, что лоб ее был перевязан полоской.
– Если она держит, отталкивай нас, – сказал Чен-Лу. Он появился над Хуаном рядом с Рин, взглянул вниз, а затем обратил внимание на небЪ.
Хуан зашатался от внезапной слабости, чуть не упал. Все тело его ныло от усталости. Ему потребовалось значительное усилие, чтобы поднять голову и осмотреть небо вокруг них. Далекое небо. У них оставалось, пожалуй, лишь час дневного света.
– Ради всего святого, отправляемся! – закричала Рин. Хуан заметил, что пальба возобновилась. Он подтянулся на крыло и к берегу, и это действие оторвало машину от берега. Она перемахнула над ним, и он тупо уставился вверх на заклеенное дно бака, удивляясь, кто же сделал эту работу.
О, да – Виеро.
Машина продолжала отплывать дальше, подхваченная сейчас течением. Она была по крайней мере в двух метрах от Хуана, когда он понял, что должен подниматься на борт. Он сделал выпад вправо, схватился за задний край и перевалился, распластавшись на ней, отдав все оставшиеся силы.
Рука потянулась вниз из открытого люка, схватила его за ворот. С помощью этой руки он поднялся на колени и заполз в кабину. Только когда он был внутри, то увидел, что это рука Рин.
Они опустили балдахин и закрыли герметично кабину.
Чен-Лу метался внутри кабины и убивал насекомых рулоном чертежей.
Хуан почувствовал, что что-то ужалило его в правую ногу, посмотрел вниз и увидел, что Рин пристраивает к его ноге свежий энергетический пакет.
«Зачем она делает это? – удивился он. Затем вспомнил. – О, да, укусы, яды». – Разве у нас не разовьется иммунитет после последней битвы? – спросил он и удивился, что голос его был способен только на шепот.
– Может быть, – сказала она. – Если они не кусали нас каким-то новым ядом.
– Я думаю, что у меня больше всех укусов, – сказал Чен-Лу. – Рин, ты плотно закрыла люк?
– Да.
– Я распылял вручную под креслами и приборной доской. – Чен-Лу просунул руку под руку Хуана. – Давай пойдем, Джонни. На свое место, да-а?
– Да, – Хуан качнулся вперед, опустился в кресло. У него было такое ощущение, что голова его держится на слабой резине.
– Мы в течении? – выдохнул он.
– Похоже на то, – сказал Чен-Лу.
Хуан сидел там, отдуваясь. Он ощущал свой энергетический пакет, как будто целая армия где-то далеко устремилась внутрь его организма, чтобы бороться с крайней степенью его истощения. Пот заливал все тело, но во рту было сухо и жарко. Ветровой щиток над ним был заляпан оранжевыми и черными струями и пенным раствором.
– Они все еще с нами, – сказал Чен-Лу. – Вдоль берега вон там и какая-то группа вверху.
Хуан взглянул вокруг себя. Рин возвратилась на свое место. Она сидела на сиденье, а на коленях лежало ружье-распылитель, голова была откинута назад, глаза закрыты. Чен-Лу встал на колени на ящик и осматривал левый берег.
Хуану казалось, что внутри кабина заполнена серо-зелеными тенями. Мозг говорил ему, что здесь должны присутствовать другие цвета, но он видел только серо-зеленый – даже такой казалась ему кожа Чен-Лу… и Рин.
– Что-то… не так с цветом, – прошептал он.
– Цветовые заблуждения, – сказал Чен-Лу. – У меня это был один из симптомов.
Хуан выглянул в чистый кусок в правом окне, увидел сквозь деревья разбросанные вершины гор и серо-зеленое солнце, низко висящее над ними.
– Закрой глаза, откинься назад и расслабься, – сказала Рин. Хуан откинул голову на спинку сиденья, увидел, что она отложила в сторону ружье и склонилась над ним. Она начала массировать его лоб.
Она заговорила с Чен-Лу:
– У него горячая кожа.
Хуан закрыл глаза. Он ощутил такие мирные и прохладные ее руки. Чернота полнейшей усталости заволокла все вокруг него… и только где-то далеко на правой ноге он чувствовал ритмичную пульсацию: энергетический пакет.
– Постарайся уснуть, – зашептала Рин.
– Как ты себя чувствуешь, Рин? – спросил Чен-Лу.
– Я приложила пакет себе к ноге во время первой передышки, – сказала она. – Я думаю, что это частицы АКТХ – кажется, они дают немедленное облегчение, если тебя не слишком сильно покусали.
– А Джонни получил от наших друзей намного больше, чем мы!
– Там снаружи? Конечно.
Звуки речи расплывались где-то далеко от Хуана, но значение проникало к нему с необыкновенной ясностью, он, казалось, был зачарован полутонами голосов. Голос Чен-Лу был полон скрытости. В голосе Рин слышался скрытый страх и истинная забота о нем.
Рин последний раз ласково провела рукой по его лбу, опустилась снова в свое кресло. Она отбросила назад волосы, заглянула на запад. Там движение, да: белое порхание, а существа были крупнее. Она перевела взор вверх. Высокий хоровод облаков висел на расстоянии над деревьями. Солнечный свет пробивался через них, а пока она смотрела на них, облака стали волнами такими красными, как кровь.
Она отвела взор и посмотрела вниз на течение.
Течение несло кабину по дугообразному повороту, и они дрейфовали почти прямо на север в расширяющимся русле. Вдоль восточного берега вода текла с оттенками серебра, металлическая и отсвечивающая.
Глубокое воркование голубей звучало в джунглях с правого берега, но были ли это голуби… Рин посмотрела вокруг себя, почувствовала приглушенную тишину.
Солнце нырнуло за отдаленные вершины, и ночной патруль летучих мышей промелькнул над головой, то взмахивая крыльями, то паря. Звуки вечерних птиц поднялись и стихли, и их заменили ночные звуки – отдаленное кашляющее рычание ягуара, шелесты и шепоты, близкие всплески. И снова приглушенная тишина.
«Что-то есть там, чего все в джунглях боятся», – подумала Рин.
Янтарная луна начала подниматься над ними. Машина дрейфовала вниз по лунной дорожке, как огромный летающий дракон, посаженный на воду. Сквозь бледный свет в поле зрения промелькнул силуэт бабочки, она помахала филигранными призрачными крыльями на ветровом щитке кабины и улетела.
– Они ведут за нами тщательное наблюдение, – сказал Чен-Лу.
Хуан чувствовал, как из энергетического пакета струятся вверх теплотой кальций и ацетилхолин, частицы АКТХ. Но чувство дремоты не проходило, ощущение того, что в нем сразу было много лиц. Он открыл глаза, взглянул на смутное очертание залитых лунным светом гор. Он понял, что видит все это наяву, но часть его чувствовала, как будто она прилепилась к потолочной ткани кабины позади балдахина и действительно сидела там сгорбившись. А луна была тоже инопланетной луной, такой, какую ему никогда не приходилось раньше видеть, ее круг освещенной земли был слишком велик, ее дыневидный изгиб отражения солнца слишком ярким. Это была искусственная на нарисованном фоне, и она заставила его чувствовать себя маленьким, уносящимся прочь к крошечной искре, затерянной в бесконечной вселенной.
Он плотно зажмурил глаза, внушая себе: «Я не должен так думать, иначе я сойду с ума! О Боже! Что происходит со мной?»
Хуан физически ощущал давление тишины. Он напрягся, чтобы услышать хоть крохотные звуки – контролируемое дыхание Рин, покашливание Чен-Лу.
«Добро и зло – это противоположности, придуманные человеком. Существует только честь». – Хуан услышал мысль, как слова, отдающиеся эхом в мозгу, и узнал эти слова. Это были слова отца… его отца, сейчас мертвого и ставшего сымитированной фигурой, чтобы посещать его, стоя на берегу реки.
«Люди бросают якорь жизни на станции между добром и злом».
– Ты знаешь, Рин, это космическая река, – сказал Чен-Лу. – Все во вселенной течет, как эта река. Все постоянно изменяется, переходя из одной формы в другую. Диалектика. Этого не может изменить никто, и ничто не может остановить это. Все постоянно изменяется, ничто не может быть прежним дважды.
– Ой, заткнитесь, – пробормотала Рин.
– Вы, западные женщины, – сказал Чен-Лу. – Вы не понимаете диалектической реальности.
– Скажите это жукам, – сказала она.
– Как богата эта земля, – пробормотал Чен-Лу. – Как чрезвычайно богата. Имеете ли вы хоть малейшее представление о том, сколько людей моей страны она могла бы прокормить. Люди при малейшем изменении – расчистка, террасы… В Китае мы научились, заставлять такую землю кормить миллионы людей.
Рин села прямо, повернулась к заднему сиденью и уставилась на Чен-Лу. – Ну, и как же?
– Эти тупые бразильцы, они никогда не знали, как использовать эту землю. Но мой народ…
– Понятно. Ваши люди приходят сюда и показывают им, как это делается?
– Есть такая возможность, – сказал Чен-Лу и подумал про себя: «Перевари это немного, моя дорогая Рин. Когда ты узнаешь, как велика награда, ты поймешь, какую цену можно было бы заплатить».
– Ну, а как насчет бразильцев – многих миллионов – которые ютятся в перенаселенных городах и фермерских участках Плана перезаселения, пока происходит экологическая переориентация?
– Они привыкают к их теперешним условиям.
– Они могут терпеть это, потому что надеются на что-то лучшее.
– Ах, нет, моя дорогая Рин, ты не умеешь хорошо разбираться в людях. Правительства могут манипулировать людьми, чтобы достичь чего угодно, что они сочтут необходимым.
– А как насчет насекомых? – спросила она. – Как же быть с Великим крестовым походом?
Чен-Лу пожал плечами.
– Мы жили с ними тысячи лет… прежде.
– А мутации нового вида? – Да, создания ваших друзей пограничников – те, которых, мы, вероятно, очень вероятно, должны будем уничтожить.
– Я не уверена, что пограничники создали этих… существ там, – сказала она. – Я уверена, что Хуан не имеет с этими ничего общего.
– Ах, даже так… а кто же?
– Вероятно, те же самые люди, которые не хотят признать поражение великого Крестового похода!
Чен-Лу подавил гнев и сказал:
– Я говорю тебе, что это не правда.
Она посмотрела на Хуана, так глубоко дышащего, очевидно крепко спящего. Возможно ли это? Нет!
Чен-Лу сидел, откинувшись назад, и думал: «Пусть она поразмышляет над этими вещами. Мне нужно только ее сомнение, и тогда она будет служить мне самым полезным образом, мое прекрасное маленькое орудие. А Джонни Мартиньо, какой прекрасный козел отпущения, получивший образование в Северной Америке, беспринципное орудие империалистов! Человек без стыда, который занимается любовью с одной из моих людей прямо передо мной. Его парни поверят, что такой человек способен на все!»
Тихая улыбка тронула губы Чен-Лу.
Рин, смотрящая в заднюю часть кабины, видела лишь смутно угловатые черты шефа МЭО. «Он сильный, – думала она. – А я так устала».
Она опустила голову на колени Хуана, как ребенок, ждущий ласки, спрятала руку за его спину. Тело его горело, как в лихорадке. Ее рука на его спине нащупала выпуклый металлический предмет в куртке Хуана. Она провела пальцами по его очертаниям, узнала ружье… нет, оружие для ладони.
Рин убрала руку и села. Почему он носит оружие, которое скрывает от нас?
Хуан продолжал дышать глубоко, как в забытьи. Слова Чен-Лу кричали в уме, предупреждая его, призывая к действию. Но вмешалось опасение.
Рин пристально смотрела вниз по течению, размышляя… сомневаясь. Кабина плыла в дорожке лунного света. Холодные вспышки, как светляки танцевали в темноте леса с обеих сторон.
Хуан, вспоминая слова Чен-Лу, думал: «Все во вселенной течет, как река. Почему меня мучают сомнения? Я мог бы повернуться и убить этого ублюдка, или заставить сказать его правду о себе. Какую роль играет во всем этом Рин? Голос ее в разговоре с ним выражал гнев. Все во вселенной течет, как река».
Взгляд во внутрь самого себя давался Хуану с трудом, вызывая страшную внутреннюю дрожь, которая двигалась по направлению к страху. «Те существа там за бортом, – думал он, – время на их стороне. Моя жизнь, как река. Я плыву – моменты, воспоминания… ничего вечного, никаких абсолютных истин».
Он почувствовал озноб, головокружение, и в сознание его вошли удары собственного сердца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26