Или ты хочешь дождаться, пока до него доберется закон?
— Эд, у меня тут кое-что стоит на огне...
— Погаси огонь, закрой кастрюлю крышкой и отправляйся. Позвони мне, когда вернешься в город!
— Не понимаю, Эд. Билли-Билли такое ничтожество. Он не стоит и пятнадцати центов.
— Скажу тебе кратко. У Билли-Билли есть друзья за океаном. Кто-то, с кем он познакомился еще во время войны, кто-то важный. Билли-Билли понимает, что их нельзя тревожить по пустякам. А мы должны помочь ему выпутаться из этой истории. Учти, тем важным типам не понравится, если они узнают, что мы бросили Билли-Билли на съедение волкам — А мы им не скажем.
— Прекрасная мысль! Только беда в том, что здесь сейчас Джо Пистолет.
— Кто? По-моему, мне не приходилось слышать такого имени.
— Он только что сошел с парохода и привез приветы от всех наших заокеанских друзей. Он надеется — и мы не должны обмануть его надежд, — что нью-йоркское отделение процветает. Он — что-то вроде инспектора.
— А-а! — только и мог я вымолвить.
Теперь я усек, что у Эда на уме. Практически каждая унция наркотиков импортируется. Слишком опасно пытаться заводить плантации в нашей стране. А это означает, что у Эда тесные связи с рядом деловых и крутых парней в Европе. Для них он — распространитель, так же как Билли-Билли — один из реализаторов в системе Эда. И время от времени представитель одного из этих европейских дельцов приезжает, чтобы немного оглядеться. Они ни о чем особенно не расспрашивают, просто смотрят, как идут дела. Если они придут к выводу, что дела идут не так, как следует, как надо бы, может произойти смена руководства, и Эд больше не будет моим боссом. А так как новая метла всегда метет чисто, мы с Эдом, вероятно, должны будем уйти вместе.
И во все это, представьте, встрял Билли-Билли, который выполнял что-то не очень опасное в тылу во время Второй мировой войны. И немножко приторговывал на черном рынке или что-то в этом роде. Тогда он еще не баловался наркотиками. Просто встретил кого-то, сделал ему несколько одолжений, а в итоге повернулось так, что этот кто-то в послевоенные годы стал большой шишкой. И выяснилось, что он все еще вспоминает добрым словом Билли-Билли. Все это сильно усложняет ситуацию, поскольку стандартная процедура требовала — по отношению к Билли-Билли — простого стандартного решения.
— Отправляйся, Клей, — велел мне Эд, нисколько не сомневаясь в моей готовности повиноваться. — Когда вернешься, позвони, и мы обсудим, что делать дальше.
— Ладно, Эд, разумеется.
Он повесил трубку, а я сидел и тупо смотрел на аппарат.
— Будь я дважды проклят! — ругнулся я наконец.
— В чем дело? — спросила Элла.
Я посмотрел на нее, потом на телефон, молчаливый свидетель моих огорчений, и снова на нее. Отшвырнул от себя аппарат и ответил, не скрывая злости:
— Мне придется ехать в чертову Новую Англию!
— Сейчас?
— Я буду последним сукиным сыном!
— Сейчас, Клей?
— У него есть друзья! У этого немытого, изъеденного блохами мозгляка есть влиятельные покровители. — Я вскочил на ноги и свирепо уставился на телефон:
— Почему? Почему у этого вшивого ничтожества оказались заступники, с которыми надо считаться? Почему я должен тащиться черт-те куда в Новую Англию из-за того, что этот никчемный замухрышка неприкасаем?
Я мог бы продолжать в таком же духе словоизвержения еще сколько угодно, но раздавшийся как гром среди ясного неба звонок в дверь остановил меня.
— О Боже! Еще один!
Я ринулся к двери и столкнулся с Билли-Билли, бежавшим с безумными от ужаса глазами мне навстречу. Мы налетели друг на друга в холле между столовой и спальней. На нем лица не было.
— Копы, — прошептал он. — Это, дол-должно быть, ко-копы! Г-где я мог бы спрятаться?
— Держись подальше от спальни! — рявкнул я и огляделся. Ванная комната была слева, а совмещенный кабинет и музыкальная комната — справа. — Иди туда, — показал я в сторону кабинета. — Да заходи же скорее!
Он торопливо вскочил в кабинет, я за ним. Одну из стен закрывал стеллаж, на котором выстроились в ряд проигрыватель, магнитофон, усилитель. Пространство под стеллажом я использовал для хранения чего надо, а закрывалось оно раздвижными дверцами. Я оттолкнул одну, закинул валявшееся там барахло подальше в угол и скомандовал:
— Залезай. И сиди тише мыши, пока я не стану тебя искать!
— Спа-спасибо, Клей, — пискнул он и неуклюже полез головой вперед.
Мне пришлось сделать усилие, чтобы удержаться и не дать ему хорошего пинка. На его счастье, побоялся, что он сломает своей башкой что-нибудь из дорогого оборудования, которое хранилось там. Так что я дождался, когда он втиснется в норку, и задвинул дверцу.
Мой второй посетитель, кто бы он ни был, вел себя гораздо сдержаннее, не в пример Билли-Билли. Он не считал нужным звонить второй раз, пока я возился с Кэнтелом и торопился в холл.
Я крикнул:
— Подождите минутку! — и подошел к двери.
На этот раз я проявил осторожность — посмотрел в глазок, кого там принесло на мою голову. И убедился, что Билли-Билли, увы, прав: трое полицейских. Одного из них я знал — его звали Граймс, он ходил в штатском и служил в участке в Верхнем Ист-Сайде. Двое других, тоже не в форме, были мне незнакомы. Оба, похоже, подражали Грайм-су: лица мрачные, суровые, непреклонные — олицетворение закона и порядка. Простые мешковатые дешевые костюмы. Широкие плечи и никакой талии. Обоим — под сорок, но выглядят пожилыми.
Я распахнул дверь пошире, чтобы сразу убедить их — за мной нет ничего подозрительного.
— Мистер Граймс! Дружеский визит?
— Не совсем, — отозвался он.
Грубовато оттолкнув меня от двери, он решительно шагнул в квартиру. У меня горела лишь одна лампочка над тем креслом, на котором недавно хныкал Билли-Билли. Граймс успел осмотреть полутемную комнату, пока его спутники вошли и захлопнули дверь, потом обратился ко мне:
— Вы знаете бездельника, которого зовут Уильям Кэнтел?
— Имею честь. Он — наркоман-Болтается обычно в Нижнем Ист-Сайде.
— Когда вы встречались в последний раз?
— Сегодня.
Ответ удивил их. Они не ожидали, что я признаю и знакомство, и встречу. Они, видимо, рассчитывали поразить меня своей проницательностью, но мне повезло первым вывести из равновесия их. Копы переглянулись и снова уставились на меня. Один из незнакомых мне спросил:
— Где вы видели Кэнтела?
— Как раз тут, в холле. — Я указал головой на дверь. — Примерно час назад. Он явился сюда с каким-то бредовым рассказом о наркотическом сне: будто бы он проснулся в какой-то богатой квартире и, к своему изумлению, увидел убитую женщину. Я велел ему немедленно выметаться и катиться куда-нибудь подальше, пока не придет в себя.
— Он рассказал вам не о бредовом наркотическом сне, — веско заметил Граймс. Я изобразил удивление:
— Что вы говорите?
— Он убил женщину, — добавил один из незнакомцев.
— Билли-Билли Кэнтел? — Я засмеялся, будто и вправду услышал нечто смешное. — У Билли-Билли Кэнтела не хватит сил, чтобы придушить комара!
— Он не душил, он зарезал ножом. Я с сомнением покачал головой и снова стал серьезным, искренне выражая желание помочь бедным служакам.
— Не тот парень! Билли-Билли не носит с собой нож. Из предосторожности. Его вечно задерживают во время уличных драк, и он знает, что, если при нем обнаружат нож, ему тут же пришьют дело.
— Сегодня он был при ноже, — заявил Граймс, — и пустил его в ход.
— Послушайте, — сказал я, все еще изображая готового помочь следствию гражданина, пытающегося наставить полицейских на путь истинный. — Я подумал, что Билли-Билли болтал чепуху после общения с иглой, вы понимаете, что я имею в виду. Но может быть, он говорил правду. Он пытался убедить меня, будто кто-то подстроил все так, чтобы выставить его козлом отпущения. Кто-то убил женщину, привез в беспамятном состоянии Билли-Билли на квартиру и смылся. А Билли-Билли так накачался героином, что не чувствовал, как его перевозят и переносят, словно чемодан.
— Это то, что он рассказал? — спросил Граймс.
— Во всяком случае, то, что я услышал. Я отделался от него быстрее. Довольно позднее время, чтобы выслушивать завиральное лопотание наркомана о своих кошмарных снах.
— Хорошенькая история! Я от нее живого места не оставлю, когда он попробует излагать ее у нас в участке.
— Кто знает, а вдруг это правда?
— Да уж! — поморщился Граймс. Он снова принялся осматривать гостиную, будто потерял зажигалку или что-то в этом роде. — У нас нет ордера на обыск, — любезно сообщил он мне, — но нам бы хотелось осмотреть сейчас квартиру. У вас есть возражения?
— Одно. Она в спальне.
— Мы ее не потревожим. — Он кивнул своим спутникам, они направились в холл, ведущий в глубину квартиры.
— Постойте! Мы еще не выяснили насчет моего возражения!
Они остановились и вопросительно глянули на Граймса. Он невозмутимо распорядился:
— Проверьте под кроватью. Очень вероятно, что вы его там найдете.
— Я лично проведу вас, — предложил я.
— Вы подождете здесь. Они найдут дорогу без вашей помощи!
— Я не хочу, чтобы они заходили в спальню!
— Мне очень жаль, Клей!
— Послушайте, Граймс, вы можете, я знаю, устроить мне трудную жизнь, если сумеете предъявить мне обвинение. А до тех пор я такой же гражданин, как любой другой. Если ваши беспардонные клоуны ворвутся в спальню, вы об этом пожалеете. Я обещаю!
Граймс — не из тех полицейских, кому можно угрожать, и я это прекрасно знал, но на этот раз меня обуяла злость. И он меня удивил. Пристально вгляделся в меня, а потом спросил:
— Что-нибудь особенное на этот раз, Клей?
— И даже очень!
— Пожарная лестница около окна спальни?
— Нет.
— А где она?
— Возле окна в кабинете. А туда нельзя попасть из спальни. Только из холла.
— О'кей! — Он обернулся к своим спутникам:
— Постучитесь в спальню, прежде чем войдете. Дайте ей возможность одеться. — Он глянул на меня:
— Так пойдет?
— Ладно. Придется вытерпеть!
Двое копов вышли. Я нервничал: а вдруг они сообразят заглянуть под стеллаж? Если догадаются, нам с Билли-Билли придется отправляться в участок вместе. И все же я изо всех сил старался казаться спокойным.
— Не хотите ли присесть? — спросил я Граймса тоном радушного хозяина. — Или вам не полагается, хюгда вы на службе?
— Сами садитесь!
Я присел на стул около телефона. Он расположился напротив, опершись локтями на колени, свесив тяжелые кисти рук. Его глаза пристально, с отвращением и неприязнью рассматривали меня.
Есть четыре типа полицейских, и ни один из них, признаюсь, мне не нравился. Первый тип — это фанатики, второй — честные и разумные, третий — купленные, о четвертых говорят — взятые напрокат. Фанатики настроены достать тебя, ни с чем не считаясь. Честные, но разумные тоже готовы хватать и тащить, но они не откажутся выслушать тебя, если есть что им сказать. Купленные могут в определенных ситуациях быть весьма полезными, но стопроцентно полагаться на них рискованно: никогда точно не знаешь, купленный он или только взят напрокат. А взятый напрокат коп — это тот, который вроде бы куплен, но он вовсе не надежен и потому наиболее опасен.
Граймс принадлежал к категории честных и разумных. Он многое знал обо мне, но ничего конкретного не мог доказать, поэтому предпочитал выжидать, пока не получит веских доказательств. Он не подозревал, разумеется, о том, что в настоящий момент нужные ему заикающиеся доказательства дрожат от страха под стеллажом в кабинете. Я надеялся, что он этого и не узнает. Фанатика можно обмануть, потому что он больше действует, нежели думает. Честный, но разумный идет напролом лишь тогда, когда у него есть что-то против вас.
Так мы и сидели, уставившись друг на друга без всякого удовольствия. Мы молчали, прислушиваясь, как переговариваются двое копов, обшаривая квартиру. Через некоторое время один из них постучал в дверь спальни и что-то деликатно пробормотал. Я напрягся, не зная, чего ожидать, но тут вышла Элла в ладном махровом халатике, придерживая у горла отвороты. Она моргнула несколько раз, хорошо изображая только что проснувшегося человека, и спросила:
— Что-то не так. Клей? Что происходит?
— Они ищут своего приятеля. Не надо волноваться, это просто обычная рутина. Спросите мистера Граймса, он вам подтвердит. Да, кстати, Элла, это мистер Граймс. Он полицейский. Мистер Граймс, это Элла. Она танцовщица.
Граймс отозвался на представление смущенным ворчанием. У меня было ощущение, что Граймс не только честный, но еще и высокоморальный человек. Думаю, его смущало, что мы с Эллой разделяем ложе, не получив благословение Церкви. Он не мог примириться с тем, что я сплю с женщиной, которая... просто знакомая, а не законная жена. Элла явно стесняла его, и он не знал, что сказать и куда смотреть. Он старательно отводил от нее глаза, хотя девочка закуталась в халат самым целомудренным образом.
— Боюсь, я не знаю имени мистера Граймса и в каком он звании, дорогая, — заметил я, радуясь возможности поставить щепетильного пуританина на место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Эд, у меня тут кое-что стоит на огне...
— Погаси огонь, закрой кастрюлю крышкой и отправляйся. Позвони мне, когда вернешься в город!
— Не понимаю, Эд. Билли-Билли такое ничтожество. Он не стоит и пятнадцати центов.
— Скажу тебе кратко. У Билли-Билли есть друзья за океаном. Кто-то, с кем он познакомился еще во время войны, кто-то важный. Билли-Билли понимает, что их нельзя тревожить по пустякам. А мы должны помочь ему выпутаться из этой истории. Учти, тем важным типам не понравится, если они узнают, что мы бросили Билли-Билли на съедение волкам — А мы им не скажем.
— Прекрасная мысль! Только беда в том, что здесь сейчас Джо Пистолет.
— Кто? По-моему, мне не приходилось слышать такого имени.
— Он только что сошел с парохода и привез приветы от всех наших заокеанских друзей. Он надеется — и мы не должны обмануть его надежд, — что нью-йоркское отделение процветает. Он — что-то вроде инспектора.
— А-а! — только и мог я вымолвить.
Теперь я усек, что у Эда на уме. Практически каждая унция наркотиков импортируется. Слишком опасно пытаться заводить плантации в нашей стране. А это означает, что у Эда тесные связи с рядом деловых и крутых парней в Европе. Для них он — распространитель, так же как Билли-Билли — один из реализаторов в системе Эда. И время от времени представитель одного из этих европейских дельцов приезжает, чтобы немного оглядеться. Они ни о чем особенно не расспрашивают, просто смотрят, как идут дела. Если они придут к выводу, что дела идут не так, как следует, как надо бы, может произойти смена руководства, и Эд больше не будет моим боссом. А так как новая метла всегда метет чисто, мы с Эдом, вероятно, должны будем уйти вместе.
И во все это, представьте, встрял Билли-Билли, который выполнял что-то не очень опасное в тылу во время Второй мировой войны. И немножко приторговывал на черном рынке или что-то в этом роде. Тогда он еще не баловался наркотиками. Просто встретил кого-то, сделал ему несколько одолжений, а в итоге повернулось так, что этот кто-то в послевоенные годы стал большой шишкой. И выяснилось, что он все еще вспоминает добрым словом Билли-Билли. Все это сильно усложняет ситуацию, поскольку стандартная процедура требовала — по отношению к Билли-Билли — простого стандартного решения.
— Отправляйся, Клей, — велел мне Эд, нисколько не сомневаясь в моей готовности повиноваться. — Когда вернешься, позвони, и мы обсудим, что делать дальше.
— Ладно, Эд, разумеется.
Он повесил трубку, а я сидел и тупо смотрел на аппарат.
— Будь я дважды проклят! — ругнулся я наконец.
— В чем дело? — спросила Элла.
Я посмотрел на нее, потом на телефон, молчаливый свидетель моих огорчений, и снова на нее. Отшвырнул от себя аппарат и ответил, не скрывая злости:
— Мне придется ехать в чертову Новую Англию!
— Сейчас?
— Я буду последним сукиным сыном!
— Сейчас, Клей?
— У него есть друзья! У этого немытого, изъеденного блохами мозгляка есть влиятельные покровители. — Я вскочил на ноги и свирепо уставился на телефон:
— Почему? Почему у этого вшивого ничтожества оказались заступники, с которыми надо считаться? Почему я должен тащиться черт-те куда в Новую Англию из-за того, что этот никчемный замухрышка неприкасаем?
Я мог бы продолжать в таком же духе словоизвержения еще сколько угодно, но раздавшийся как гром среди ясного неба звонок в дверь остановил меня.
— О Боже! Еще один!
Я ринулся к двери и столкнулся с Билли-Билли, бежавшим с безумными от ужаса глазами мне навстречу. Мы налетели друг на друга в холле между столовой и спальней. На нем лица не было.
— Копы, — прошептал он. — Это, дол-должно быть, ко-копы! Г-где я мог бы спрятаться?
— Держись подальше от спальни! — рявкнул я и огляделся. Ванная комната была слева, а совмещенный кабинет и музыкальная комната — справа. — Иди туда, — показал я в сторону кабинета. — Да заходи же скорее!
Он торопливо вскочил в кабинет, я за ним. Одну из стен закрывал стеллаж, на котором выстроились в ряд проигрыватель, магнитофон, усилитель. Пространство под стеллажом я использовал для хранения чего надо, а закрывалось оно раздвижными дверцами. Я оттолкнул одну, закинул валявшееся там барахло подальше в угол и скомандовал:
— Залезай. И сиди тише мыши, пока я не стану тебя искать!
— Спа-спасибо, Клей, — пискнул он и неуклюже полез головой вперед.
Мне пришлось сделать усилие, чтобы удержаться и не дать ему хорошего пинка. На его счастье, побоялся, что он сломает своей башкой что-нибудь из дорогого оборудования, которое хранилось там. Так что я дождался, когда он втиснется в норку, и задвинул дверцу.
Мой второй посетитель, кто бы он ни был, вел себя гораздо сдержаннее, не в пример Билли-Билли. Он не считал нужным звонить второй раз, пока я возился с Кэнтелом и торопился в холл.
Я крикнул:
— Подождите минутку! — и подошел к двери.
На этот раз я проявил осторожность — посмотрел в глазок, кого там принесло на мою голову. И убедился, что Билли-Билли, увы, прав: трое полицейских. Одного из них я знал — его звали Граймс, он ходил в штатском и служил в участке в Верхнем Ист-Сайде. Двое других, тоже не в форме, были мне незнакомы. Оба, похоже, подражали Грайм-су: лица мрачные, суровые, непреклонные — олицетворение закона и порядка. Простые мешковатые дешевые костюмы. Широкие плечи и никакой талии. Обоим — под сорок, но выглядят пожилыми.
Я распахнул дверь пошире, чтобы сразу убедить их — за мной нет ничего подозрительного.
— Мистер Граймс! Дружеский визит?
— Не совсем, — отозвался он.
Грубовато оттолкнув меня от двери, он решительно шагнул в квартиру. У меня горела лишь одна лампочка над тем креслом, на котором недавно хныкал Билли-Билли. Граймс успел осмотреть полутемную комнату, пока его спутники вошли и захлопнули дверь, потом обратился ко мне:
— Вы знаете бездельника, которого зовут Уильям Кэнтел?
— Имею честь. Он — наркоман-Болтается обычно в Нижнем Ист-Сайде.
— Когда вы встречались в последний раз?
— Сегодня.
Ответ удивил их. Они не ожидали, что я признаю и знакомство, и встречу. Они, видимо, рассчитывали поразить меня своей проницательностью, но мне повезло первым вывести из равновесия их. Копы переглянулись и снова уставились на меня. Один из незнакомых мне спросил:
— Где вы видели Кэнтела?
— Как раз тут, в холле. — Я указал головой на дверь. — Примерно час назад. Он явился сюда с каким-то бредовым рассказом о наркотическом сне: будто бы он проснулся в какой-то богатой квартире и, к своему изумлению, увидел убитую женщину. Я велел ему немедленно выметаться и катиться куда-нибудь подальше, пока не придет в себя.
— Он рассказал вам не о бредовом наркотическом сне, — веско заметил Граймс. Я изобразил удивление:
— Что вы говорите?
— Он убил женщину, — добавил один из незнакомцев.
— Билли-Билли Кэнтел? — Я засмеялся, будто и вправду услышал нечто смешное. — У Билли-Билли Кэнтела не хватит сил, чтобы придушить комара!
— Он не душил, он зарезал ножом. Я с сомнением покачал головой и снова стал серьезным, искренне выражая желание помочь бедным служакам.
— Не тот парень! Билли-Билли не носит с собой нож. Из предосторожности. Его вечно задерживают во время уличных драк, и он знает, что, если при нем обнаружат нож, ему тут же пришьют дело.
— Сегодня он был при ноже, — заявил Граймс, — и пустил его в ход.
— Послушайте, — сказал я, все еще изображая готового помочь следствию гражданина, пытающегося наставить полицейских на путь истинный. — Я подумал, что Билли-Билли болтал чепуху после общения с иглой, вы понимаете, что я имею в виду. Но может быть, он говорил правду. Он пытался убедить меня, будто кто-то подстроил все так, чтобы выставить его козлом отпущения. Кто-то убил женщину, привез в беспамятном состоянии Билли-Билли на квартиру и смылся. А Билли-Билли так накачался героином, что не чувствовал, как его перевозят и переносят, словно чемодан.
— Это то, что он рассказал? — спросил Граймс.
— Во всяком случае, то, что я услышал. Я отделался от него быстрее. Довольно позднее время, чтобы выслушивать завиральное лопотание наркомана о своих кошмарных снах.
— Хорошенькая история! Я от нее живого места не оставлю, когда он попробует излагать ее у нас в участке.
— Кто знает, а вдруг это правда?
— Да уж! — поморщился Граймс. Он снова принялся осматривать гостиную, будто потерял зажигалку или что-то в этом роде. — У нас нет ордера на обыск, — любезно сообщил он мне, — но нам бы хотелось осмотреть сейчас квартиру. У вас есть возражения?
— Одно. Она в спальне.
— Мы ее не потревожим. — Он кивнул своим спутникам, они направились в холл, ведущий в глубину квартиры.
— Постойте! Мы еще не выяснили насчет моего возражения!
Они остановились и вопросительно глянули на Граймса. Он невозмутимо распорядился:
— Проверьте под кроватью. Очень вероятно, что вы его там найдете.
— Я лично проведу вас, — предложил я.
— Вы подождете здесь. Они найдут дорогу без вашей помощи!
— Я не хочу, чтобы они заходили в спальню!
— Мне очень жаль, Клей!
— Послушайте, Граймс, вы можете, я знаю, устроить мне трудную жизнь, если сумеете предъявить мне обвинение. А до тех пор я такой же гражданин, как любой другой. Если ваши беспардонные клоуны ворвутся в спальню, вы об этом пожалеете. Я обещаю!
Граймс — не из тех полицейских, кому можно угрожать, и я это прекрасно знал, но на этот раз меня обуяла злость. И он меня удивил. Пристально вгляделся в меня, а потом спросил:
— Что-нибудь особенное на этот раз, Клей?
— И даже очень!
— Пожарная лестница около окна спальни?
— Нет.
— А где она?
— Возле окна в кабинете. А туда нельзя попасть из спальни. Только из холла.
— О'кей! — Он обернулся к своим спутникам:
— Постучитесь в спальню, прежде чем войдете. Дайте ей возможность одеться. — Он глянул на меня:
— Так пойдет?
— Ладно. Придется вытерпеть!
Двое копов вышли. Я нервничал: а вдруг они сообразят заглянуть под стеллаж? Если догадаются, нам с Билли-Билли придется отправляться в участок вместе. И все же я изо всех сил старался казаться спокойным.
— Не хотите ли присесть? — спросил я Граймса тоном радушного хозяина. — Или вам не полагается, хюгда вы на службе?
— Сами садитесь!
Я присел на стул около телефона. Он расположился напротив, опершись локтями на колени, свесив тяжелые кисти рук. Его глаза пристально, с отвращением и неприязнью рассматривали меня.
Есть четыре типа полицейских, и ни один из них, признаюсь, мне не нравился. Первый тип — это фанатики, второй — честные и разумные, третий — купленные, о четвертых говорят — взятые напрокат. Фанатики настроены достать тебя, ни с чем не считаясь. Честные, но разумные тоже готовы хватать и тащить, но они не откажутся выслушать тебя, если есть что им сказать. Купленные могут в определенных ситуациях быть весьма полезными, но стопроцентно полагаться на них рискованно: никогда точно не знаешь, купленный он или только взят напрокат. А взятый напрокат коп — это тот, который вроде бы куплен, но он вовсе не надежен и потому наиболее опасен.
Граймс принадлежал к категории честных и разумных. Он многое знал обо мне, но ничего конкретного не мог доказать, поэтому предпочитал выжидать, пока не получит веских доказательств. Он не подозревал, разумеется, о том, что в настоящий момент нужные ему заикающиеся доказательства дрожат от страха под стеллажом в кабинете. Я надеялся, что он этого и не узнает. Фанатика можно обмануть, потому что он больше действует, нежели думает. Честный, но разумный идет напролом лишь тогда, когда у него есть что-то против вас.
Так мы и сидели, уставившись друг на друга без всякого удовольствия. Мы молчали, прислушиваясь, как переговариваются двое копов, обшаривая квартиру. Через некоторое время один из них постучал в дверь спальни и что-то деликатно пробормотал. Я напрягся, не зная, чего ожидать, но тут вышла Элла в ладном махровом халатике, придерживая у горла отвороты. Она моргнула несколько раз, хорошо изображая только что проснувшегося человека, и спросила:
— Что-то не так. Клей? Что происходит?
— Они ищут своего приятеля. Не надо волноваться, это просто обычная рутина. Спросите мистера Граймса, он вам подтвердит. Да, кстати, Элла, это мистер Граймс. Он полицейский. Мистер Граймс, это Элла. Она танцовщица.
Граймс отозвался на представление смущенным ворчанием. У меня было ощущение, что Граймс не только честный, но еще и высокоморальный человек. Думаю, его смущало, что мы с Эллой разделяем ложе, не получив благословение Церкви. Он не мог примириться с тем, что я сплю с женщиной, которая... просто знакомая, а не законная жена. Элла явно стесняла его, и он не знал, что сказать и куда смотреть. Он старательно отводил от нее глаза, хотя девочка закуталась в халат самым целомудренным образом.
— Боюсь, я не знаю имени мистера Граймса и в каком он звании, дорогая, — заметил я, радуясь возможности поставить щепетильного пуританина на место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29