Я ушел.
4
Колесные колпаки были на месте, и это меня несколько удивило. Я залез в машину и посидел с минуту, размышляя. У Билли-Билли не было друзей, кроме Джанки Стайна и этого неведомого европейца. И еще, быть может, содержателя, о котором мне говорил Джанки. Надо попробовать выяснить что-нибудь об этом источнике средств.
Билли-Билли мог пойти к одному из своих покупателей, хотя я сомневался в этом. Толкач старался не ставить себя в такое положение, когда он чем-нибудь обязан покупателю. Прийти к Джанки — единственное, что имело смысл.
Если, конечно, его не загребли легавые.
Очень умная мысль, нечего сказать. Я запустил мотор и поехал прочь от центра. Было почти шесть часов, быстро светало. Улицы приобрели унылый серый цвет, как бывает всегда на границе ночи и утра. По широким тротуарам Третьей авеню шагали немногочисленные пешеходы. Вид у них был усталый и измученный, машин почти не было, разве что такси. Шесть утра душного нью-йоркского вторника, когда блаженны только спящие.
Я тащился по длинному отрезку Третьей авеню, то и дело останавливаясь у светофоров, пока не добрался до восемьдесят шестой улицы. Тут свернул налево, проехал через центральный парк на проспект Колумба и очутился в своем гараже.
Пуэрториканский мальчишка устал, но по-прежнему улыбался.
— Жаркий будет день, — заметил он.
— В такую жару не уснешь, — сказал я. Вряд ли этот ребенок имеет кондиционер в своей каморке.
Его улыбка стала еще шире.
— Я пойду на Сорок вторую улицу в кино. Тридцать центов. Там вентиляторы.
— А ты парень с головой.
— Только и делаю, что думаю, — ответил он. — Может, вам пригодится башковитый парень, а?
Я покачал головой.
— Извини, дитя. Я не отдел кадров.
— Я классно вожу машину, — сообщил он.
Я вылез из «мерседеса».
— Не дай бог, твой хозяин это услышит.
— Но вы уж имейте меня в виду, ладно?
— Конечно.
Я вышел из гаража и зашагал к дому. Я прекрасно понимал, что у этого парня на уме. Такие же костюмы, как у меня, шикарная машина, как у меня, квартира, как у меня. Он думал, что получит все это, если вступит в организацию. Парню невдомек, что сейчас он в более выгодном положении. Конечно, я мог найти ему работу. Возил бы в Канаду сигареты, а оттуда виски, если уж ему так охота крутить баранку. Восемьдесят долларов в неделю плюс издержки, и знай себе катайся из Монреаля в Вашингтон, где сигареты дешевле и нет налогов, вводимых штатом. Или вози наркотики из Балтимора в Саванны на север. Для громилы парень слишком тщедушен, для важного поста — слишком молод, и в нем слишком много пуэрториканской крови, чтобы он мог пойти в гору. Восемьдесят долларов в неделю плюс издержки, и более чем вероятная перспектива загреметь в тюрягу через год с небольшим. Я могу найти ему работу, если уж неймется, но в знойные дни он все равно будет ходить спать в кинотеатры на Сорок второй улице.
Войдя в дом и шагая к лифту, я решил, что на этот раз помогу парню. Если он снова заговорит о работе, я устрою ему встречу с кем надо. Набирать людей — не мое дело, но и отшивать добровольцев — тоже.
В квартире было прохладно и уютно, поэтому несколько минут я просто стоял в гостиной и дышал. Я не спал и страдал от жары, голова была тяжелой. Но свежий воздух очень помог.
Я подошел к телефону и позвонил нашему участковому детективу, Фреду Мэну. Он был продажным легавым, не то что Граймс. Я знал, что Фред работает в ночную смену и уходит домой в четыре утра. Значит, он только что добрался до своего дома. Фред снял трубку после третьего гудка. Я назвался, сообщил, что мне нужны сведения, и Фред попросил подождать, пока он сходит за карандашом. Я подождал. Спустя минуту он вернулся и сказал:
— Валяй.
— Нынче ночью зарезали женщину, — сказал я и, выглянув в окно, поправил себя: — Вернее, вчера. В ее собственной гостиной где-то возле центрального парка. Легавые прибыли на место часа в два. Они полагают, что знают, кто это сделал, но ошибаются. Ты можешь узнать что-нибудь для меня?
— Тут почти не от чего оттолкнуться, Клей, — с сомнением сказал он. — Женщин то и дело режут на дому, это нечто вроде обычной простуды. Но я посмотрю, что нужно делать. Перезвоню тебе минут через пять. Ты дома?
— Ага.
— Тебе нужны имя и адрес, верно?
— Верно. А еще надо узнать, почему полиция так быстро прибыла на место. И успела ли она кого-нибудь арестовать.
— Я позвоню, — пообещал он. — Через пять минут.
На самом деле ему понадобилось шесть. За это время я успел прикурить сигарету, ослабить узел галстука и развязать шнурки на ботинках.
— Это Фред, — сказал он. — Я же говорил, что не так все просто. С полуночи до половины четвертого утра зарезали четырех женщин в четырех квартирах, и все — в разных концах Манхэттена.
— Прекрасно, — проговорил я. — У полиции уже есть какие-нибудь подозреваемые?
— Двое. В нижнем Вестсайде задержали мужа убитой. А тот, который тебе нужен, вероятно, в верхнем Истсайде. Полиция ищет толкача по имени Кэнтел.
— Да, это он, — сказал я. — Его уже поймали?
— Пока нет.
Фред рассказал мне, что произошло. Убитую звали Мэвис Сент-Пол, и проживала она на Восточной шестьдесят третьей улице возле парка. Мэвис Сент-Пол была двадцатипятилетней блондинкой ростом пять футов восемь дюймов. В графе «род занятий» она писала «модель». Правда, ни в одном агентстве фотомоделей она не числилась, во всяком случае, насколько было известно полиции. Ну, а выводы я мог сделать и сам.
— Этот Кэнтел — толкач, — сказал Фред, — и наркоман тоже. По существующей версии, он пытался ограбить квартиру и запаниковал, когда его застукали за этим делом. Поэтому он пырнул хозяйку и сбежал, оставив шляпу со своим именем и адресом.
— Да, парень с головой, — сказал я. — Почему полицейские так быстро прибыли туда?
— Анонимная наводка по телефону. Ты же знаешь, добропорядочный гражданин не хочет терять половину рабочего дня, выступая свидетелем в суде.
— Телефонная наводка? — переспросил я. Похоже, тут постарался не очень добропорядочный гражданин, который спихнул на Билли-Билли свою вину и отдал его на растерзание. Он вошел в телефонную будку и позвонил легавым, надеясь, что они прибудут на место, пока Билли-Билли еще не очухался. И если бы его расчеты оправдались, я сейчас спал бы спокойно вместо того, чтобы болтать с продажными полицейскими.
— Дай знать, если они поймают Кэнтела, — попросил я.
— Разумеется, Клей. Вряд ли это займет много времени.
— Что ты имеешь в виду?
— Дело ведет восточный отдел по расследованию убийств. Кто-то в верхах бьет копытом. Видать, припекло их с этим делом.
— С чего бы вдруг?
— Ума не приложу. Клей. Мне ничего не объясняют. Велят делать, я и делаю.
— Держи меня в курсе, — сказал я и быстро позвонил еще в одно место, на сей раз Арчи Фрайхоферу, приятеля Эда Ганолезе, который отвечал за поставку девиц для вечеринок. Он снял трубку после шестого гудка, и я услышал его медоточивый голос. Назвавшись, я сказал:
— Тебе о чем-нибудь говорит имя Мэвис Сент-Пол?
Молчание длилось несколько секунд. Потом Арчи сказал:
— Нет. Прощу прощения. А что, я должен ее знать?
— Кто-то должен, — отвечал я. — Она жила со мной на Восточной шестьдесят третьей улице и работала моделью.
Он усмехнулся.
— Ты можешь узнать, кто платил за ее квартиру? — спросил я.
— Поспрашиваю тут и там. Как бишь ее?
— Мэвис Сент-Пол.
— Мэвис? — Он опять хихикнул. — Поищу одну шлюху по имени Милдред, которая приехала из Сент-Пола.
— До девяти ты сможешь застать меня дома, потом я буду у Клэнси Маршалла.
— Хорошо, Клей.
— Действуй пошустрее, это важно.
— Через три часа я буду знать даже, где у нее родимые пятна, — пообещал Арчи.
— Были, — поправил я его. — Она умерла, поэтому будь осторожен.
— Никто ничего не пронюхает.
— Молодец, — я положил трубку и встал. С каждой минутой я чувствовал себя все более усталым, мне вынь да положь мои восемь часов ночного сна, а сейчас я уже потерял одну ночь.
Я пошел в спальню и удивился, увидев, что Элла не спит; она полусидела в кровати и читала книжку.
— Ты чего не спишь? — спросил я.
Элла захлопнула книгу и бросила на пол рядом с кроватью.
— Я пробовала уснуть, — ответила она, — но не смогла и тогда попыталась почитать, но тоже не смогла.
— Что-то не так, Элла? — спросил я, уже зная ответ.
— Я думала, Клей, — сказала она, и по выражению ее лица и тону голоса я понял, что это были за думы. Опять о моих «несчастных случаях».
— Подожди, пока я избавлюсь от пиджака и галстука, — сказал я, чтобы потянуть время.
Я повесил пиджак в шкаф, а галстук — на скобу на дверце, стянул рубаху и швырнул в угол, запустил башмаки под туалетный столик и уселся на край кровати.
— Ну и духота на улице, — сказал я.
— У тебя лоб весь мокрый. Приляг.
Я улегся, уронив голову на ее колени, а Элла нежно вытерла мне лоб уголком верхней простыни.
— Ты выглядишь усталым, Клей, — сказала она.
— Я и есть усталый. Но мне еще нельзя спать. Надо быть на совещании в девять утра.
— Так хорошо? — спросила она, нежно массируя мне голову кончиками пальцев. Это успокаивало.
— Прекрасно, — ответил я и начал было закрывать глаза, но почувствовал, что засыпаю, и опять открыл их.
Мы помолчали минуты три; усталость и напряжение таяли под пальчиками Эллы. Потом она сказала:
— Мне надо поговорить с тобой. Серьезно.
— Ладно, — ответил я. — Глупо было тянуть с этим. Все равно рано или поздно пришлось бы начать разговор, пережить все это и забыть раз и навсегда. Так почему не сейчас? Ведь потом уж не надо будет волноваться из-за этого.
— О твоей работе, — сказала Элла.
— Знаю.
— Клей, пойми меня правильно. Я не то чтобы потрясена, узнав, что ты плохой, бесчестный и все такое прочее. Ты не думай, дело в том… дело в той холодности, которую я иногда замечаю в тебе. Порой… как бы это сказать… порой в тебе два разных человека.
— Не надо…
— Клей, не говори только, чтобы я не валяла дурака. Знаю, знаю, ты прекрасно ко мне относишься, ты хороший парень, и нам здорово вместе, но вдруг… вдруг ты преображаешься, делаешься хладнокровным, начинаешь обсуждать, как бы устроить кому-нибудь «несчастный случай», что в действительности означает преднамеренное убийство, которое тебя ни капли не волнует. Ты спокоен, бесстрастен, и это пугает меня, Клей. Со мной ты другой, не бесчувственный. Ты двуликий, и одно из твоих лиц — лживая маска. Боюсь, именно то, которое ты показываешь мне.
— Нельзя жалеть человека, которого ты должен убить, Элла, — сказал я. — Иначе не сможешь это сделать.
— Но ты хочешь быть сострадательным?
— Я не могу, и тут ничего не поделаешь. Я не смею.
— Но ты можешь и не убивать, Клей.
— Я делаю то, что мне велят. Я человек Эда. Он мой хозяин. Скажет: «сделай», я и делаю.
— Но почему? Клей, ты умный человек, ты не обязан быть мальчиком при Эде. Ты можешь стать чьим угодно сотрудником, ты способен принадлежать даже самому себе, надо только постараться.
— Я не хочу принадлежать самому себе.
— Что для тебя Эд? — спросила она.
Я долго лежал молча. Моя голова покоилась на коленях Эллы, и она поглаживала мне виски. Что же для меня Эд?
— Ладно, — решился я, — расскажу тебе одну историю.
— Правдивую?
— Правдивую. Как ты знаешь, я три года учился в колледже. В ничтожном колледже, в ничтожном городишке в глубинке. Мы пошли с парнем на вечеринку, и кто-то поспорил с нами, что мы не сумеем угнать машину. Дурацкое пари. На десять долларов, что ли. Мы ответили, что угоним. Мой приятель был парень с головой, он собирал машины из запчастей, которые находил на автомобильных кладбищах. Ну, короче, мы пошли и присмотрели тачку с буквами «ДМ» на номерах. Легавые не останавливают их, что бы ни вытворяли водители. Это машины врачей, а они ведь могут ехать по срочному вызову. Парень замкнул проводки, и мы поехали. И он, и я были малость навеселе.
— На кого ты учился? — прервала меня Элла.
— Откуда мне знать? — рассердился я. — На предпринимателя, кажется. Я понятия не имел, чем мне хочется заниматься, дай я лучше расскажу тебе, что случилось, можно?
— Извини, — сказала она.
— Ну, в общем, взяли мы машину. Была зима, а городок — в Адирондакских горах, там куча лыжных курортов, баз и всего такого прочего. И тут выскочила эта девчонка. Не ребенок, ты не думай. Лет двадцати с небольшим. Официантка из какого-то горного приюта, наверное. Бежала через дорогу, потому что опаздывала на работу. Машину вел я. Перепутал педали. Короче, я сбил ее и только потом нащупал тормоз, нажал, что было сил, и машина пошла юзом. Это был «бьюик», такая здоровенная тяжелая телега. Мы вылетели с дороги и врезались в дерево. Моего приятеля выкинуло через лобовое стекло, он разбился насмерть. Дверца с моей стороны открылась, и я вывалился. Никто ничего не видел. Дело было зимним вечером, стоял жуткий мороз. А потом — эта встречная машина. Они увидели, что случилось, затормозили, и один из них спросил, в чем дело и как я себя чувствую. А я только повторял:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25