В передней половине размещался бар, а в задней — ресторан, где дважды за вечер выступали исполнители народных песен и комики, косящие под слабоумных или под Морта Сала и Орсона Бина.
Я миновал бар и вошел в ресторан. Минутку постоял в дверях, разглядывая людей, сгрудившихся в полумраке маленьких столиков, коричневые занавески и сцену размером с письменный стол, которая сейчас была пуста. Тут возле меня вырос официант в черно-белом одеянии, как на похоронах, и предложил показать мне столик.
— Я не хочу есть, — ответил я. — Мне надо поговорить с Джонни Рикардо.
Выражение его лица неуловимо изменилось, и он сказал.
— Не уверен, что он у себя. Кто хочет его видеть?
— Передайте, что я от Эда Ганолезе, — ответил я, считая, что это имя скажет ему больше, чем мое собственное. У нас с Джонни Рикардо по какой-то непонятной причине никогда не было общих дел, хотя Джонни почти наверняка был так или иначе связан с Эдом Ганолезе.
— Я посмотрю, в кабинете ли он, — сказал мой приятель. — Если угодно подождать в баре…
— Ничего, я подожду здесь, чтобы вам не так далеко ходить.
Он незаметно пожал плечами и бесшумно удалился. Я потоптался на месте, оглядываясь по сторонам, вскоре официант вернулся и сказал:
— Он у себя. Вон за ту занавеску и вверх по лестнице. Первая дверь направо.
— Благодарю.
Во исполнение указаний я миновал коричневую портьеру, поднялся по лестнице, покрытой коричневой дорожкой, открыл коричневую дверь, первую справа, и прибыл в кабинет Джонни Рикардо. После коричневого изобилия снаружи комната была почти невидима. Сплошная серость: серые стены, серый письменный стол, серый ковер, серый конторский шкаф, серые шторы на двух окнах и серая корзина для бумаг возле серого стула. Даже картина на стене была выполнена в разных оттенках серого.
Серой была и личность, восседавшая за письменным столом. Вполне под стать своему кабинету и костюму. У парня была бледная бескровная физиономия, испещренная глубокими морщинами, вылинявшая шевелюра, бесцветные глаза и серые костлявые руки, торчавшие из серых рукавов пиджака.
Он поднялся, и его тонкие губы сложились в улыбочку.
— Я Джонни Рикардо, — представился серый человек высоким и надтреснутым серым голосом, протягивая свою костлявую руку, которую я принял с осторожностью, стараясь не сломать в ней что-нибудь. Я тоже назвался.
Джонни продолжал улыбаться.
— Так вы, говорите, от Эда Ганолезе?
— Совершенно верно.
— Что ж, надеюсь, вам от меня ничего не нужно. Знаете ведь, как оно бывает, — он улыбался, но глаза смотрели настороженно. Жестом указав на серый стул у стола, Джонни пригласил: — Усаживайтесь.
— Благодарю.
Когда мы оба уселись, он спросил:
— Что привело вас сюда? Надеюсь, ваш приход не влетит мне в копеечку?
Я покачал головой.
— Нет, я пришел не за этим. Насколько мне известно, на вас никто не жалуется.
— Рад слышать, — ответил Джонни, глядя все так же настороженно и ежесекундно стискивая костлявыми пальцами подлокотники стула.
— Я пришел из-за девушки, которую вы когда-то знавали. Мэвис Сент-Пол. Возможно, вы ее помните?
— Мэвис? — он растерялся, но ухитрился остаться все таким же улыбчивым.
— В нашем деле приходится встречаться со столькими девушками. — Джонни отвел от меня глаза и принялся изучать картину на стене. — Мэвис, — повторил он. — Мэвис Сент-Пол. Весьма необычное имя.
— Это сценический псевдоним, — пояснил я.
— Певичка?
— Нет, актриса. Насколько я слышал, певицей она была неважной.
— Мэвис… Мэвис… О, бог мой, ну да! Конечно, конечно. Мэвис! Черт, три года прошло, а кажется, что только вчера! — Он опять смотрел на меня, удивленный и обрадованный этим напоминанием о старой доброй Мэвис. — Что вы хотите знать про Мэвис?
— Разве вы не читаете газет?
— При моей-то работе? — Он широко развел руками и криво улыбнулся мне.
— Только не при этой работе, дружище. У меня строго ненормированный день, и я почти безвылазно сижу вот за этим столом, когда не сплю, или проверяю актеров, или смотрю, чтобы бармены не запускали руку в кассу. У меня нет времени на газеты, телевизор и тому подобную чепуху.
— Значит, вы ничего не знаете о Мэвис?
— Ничего не знаю о Мэвис?
Я пропустил это мимо ушей. Раз или два легавые норовили пустить эту уловку в ход в разговорах со мной. Если он уже знал ответ, то мог забыть, что я ему ни черта не говорил, и выдать себя в ходе дальнейшей беседы. Поэтому я не стал ему отвечать, а вместо этого спросил:
— Вы не помните, давно ли виделись с ней в последний раз?
— С Мэвис? О, боже, да уж целая вечность прошла. Не помню. Во всяком случае, не меньше трех лет. Она бросила меня ради какого-то шута с телевидения. То ли Мартин, то ли Морган, уж и не знаю. Нам с ней просто было весело, как в песне поется. Я знал, что она не задержится у меня надолго, а она знала, что я не хочу слишком затягивать отношения. Знаете ведь, как оно бывает.
Я подумал об Элле, о веренице девочек, предшествовавших ее появлению, и о том, что Элла совсем не похожа на других. И сказал:
— Да, я знаю, как оно бывает. И вы не видели Мэвис с тех пор, как она ушла от вас к этому самому Моргану?
— Моргану или Мартину — что-то в этом роде. Начинается с «м». Имел какое-то отношение к телевидению.
— Да. Но встречались вы с ней после этого или нет?
— С Мэвис? Нет, разумеется, нет. Я уж и не знаю, как ее вообще угораздило подцепить меня. Она не собиралась работать в ночных клубах. Мэвис была актрисой, увеселения — не ее область. И она не могла спеть ни одной ноты.
— Это я слышал. Ну, а какая она была? К какой разновидности девушка принадлежала?
Он улыбнулся мне.
— О, Мэвис была себе на уме, эта девица знала, чего хочет.
— Ну, и чего она хотела?
— Денег, — ответил он, — Только денег, много денег и больше ничего.
— Она и впрямь стремилась стать актрисой?
— Несколько странным образом. Она считала, что актриса — это непременно знаменитость. А став знаменитым, вы неизбежно разбогатеете. Она просто не могла представить себе знаменитого бедняка. В общем, ее стремление проистекало все из того же источника. Она жаждала денег, больших денег. Даже спала со своим преподавателем, чтобы бесплатно брать уроки актерского мастерства. Прижимистая сквалыга.
— Хапуга, да?
— Нет! Она была очень милой. Черт возьми, поймите меня правильно. Мэвис не была стервой с тяжелым взглядом и волосами, обесцвеченными перекисью водорода. Не то что мегера, с которой я встречаюсь сейчас. Ничего общего. Она была милым ребенком, с которым легко поладить; спать с ней было одно удовольствие. Понимаете? Но одним глазом она всегда высматривала, где бы сорвать доллар.
— Почему вы говорите о ней в прошедшем времени? — спросил я. — Она что, умерла?
— Мэвис? Насколько я знаю, нет. Она где-то здесь, возможно, все еще с этим субчиком с телевидения, как там его звать, черт возьми. Хотя сомневаюсь. Вероятно, дурачится сейчас на чьей-нибудь яхте, наслаждаясь жизнью и поминутно заглядывая в свою сберкнижку. Нет, я говорю о ней в прошедшем времени потому, что для меня она — пройденный этап. Мое прошлое. Через полчаса после ухода отсюда вы тоже станете моим прошлым, и я буду говорить о вас в прошедшем времени. Но это вовсе не значит, что вы умрете.
— Мне просто стало любопытно, — сказал я и попытался кинуть ему наживку, дабы посмотреть, что из этого получится. — А что Бетти Бенсон?
— Кто?
Мне показалось, что это вполне правомерная реакция, но ведь я неважный знаток психологии.
— Бетти Бенсон, — повторил я.
Джонни опять заулыбался.
— Вы шутите, — сказал он. — Так никого не зовут.
— Но эту девушку звали именно так.
Он с улыбкой вздернул брови.
— Звали?
Я дал маху. Поэтому глуповато улыбнулся и сказал:
— У меня тоже есть прошлое. Это я от вас заразился. Зовут. Я о Бетти Бенсон.
— А что, я должен знать эту девушку? Мэвис-то я знаю, но не знаком ни с какой Бетти Бенсон.
— Мне подумалось, что вы могли видеться с ней. Она была… э-э-э… она
— подруга Мэвис.
Он на минуту задумался, потом покачал головой.
— Боюсь, что нет. Я еще могу потратить минуту, припоминая, кто такая Мэвис Сент-Пол. Это не совсем обычное имя, но где вы видели в Нью-Йорке шлюху с заурядным именем и фамилией? К тому же, три года прошло. Но Бетти Бенсон… Я наверняка запомнил бы цыпочку с таким именем, попадись она мне на глаза.
— Да, надо думать, — согласился я.
— Кстати, почему вдруг такой интерес к Мэвис? — спросил он. — У нее возникли трения с синдикатом?
Я никогда не употребляю в речи слово «синдикат». Не знаю, что приходит мне в голову, когда вы слышите это словечко, но у меня в мозгу оно прочно связано с газетными фельетонами, рубрикой «Как добиться взаимности в любви» и прочей чепухой в том же духе. Людей, продающих этот бред всем газетам страны, можно смело назвать «синдикатом». Предприятие, на котором я работаю, не дает советов несчастным влюбленным, разве что, возможно, тот его отдел, где заправляет Арчи Фрайхофер. Я работаю на компанию, на предприятие, на организацию. Но уж никак не на синдикат.
Но я не стал сообщать об этом Рикардо, а просто сказал:
— Мне толком не известно, в чем дело. Я всего лишь мальчик на побегушках.
— Надеюсь, она не попала в беду, — сказал Джонни.
— Думаю, что нет. Вы знаете что-нибудь о ее муже?
Он вытаращил глаза.
— О муже?
— Мне сказали, что она вышла замуж до своего приезда в Нью-Йорк.
— Вот те на. Не помню, чтобы она когда-либо говорила об этом.
— Ну что ж, — произнес я, вставая, — большое спасибо за то, что уделили мне время.
— Пустяки, — ответил он. — Я готов помочь всем, чем могу, кроме денег.
— Джонни рассмеялся кладбищенским смехом. — На все сто процентов. Но если надо раскошеливаться, то десять процентов готовности долой. Должен же я иметь прибыток, а?
— Да, согласился я и пошел к двери, но на полпути остановился и вернулся к столу. — Кстати, у вас есть пистолет?
— При чем тут это?
— К Мэвис это не имеет отношения. Дело совсем в другом. Я чуть было не забыл вас спросить…
— Слушайте, я согласен вам помогать…
— Просто мне стало любопытно, есть ли у вас пистолет, — сказал я.
— Разумеется, есть. Я держу в сейфе крупные суммы денег, и…
— Вам нет нужды оправдываться, — успокоил я его. — Я просто полюбопытствовал. Где он, у вас в столе?
— Да, но я не…
— Можно взглянуть?
— Послушайте, — начал он, и серость сменилась снежной белизной. — Послушайте, в чем дело? Я никогда не причинял вреда Эду Ганолезе…
— Не волнуйтесь вы так. Я вовсе не собираюсь убивать вас из него. Будь иначе, я бы нашел менее людное местечко, чем этот ваш клуб. Я просто хочу взглянуть на пистолет, и все.
— Зачем?
— Увлекаюсь стрелковым оружием.
Я протянул руку, Джонни затеял поединок взглядов, норовя заставить меня опустить глаза, но я был не один. Из-за моей спины на Джонни пялились Эд Ганолезе и вся организация, и в конце концов отвернуться пришлось ему. Он пожал плечами и выдвинул ящик стола.
Пистолет, который протянул мне Джонни, был настоящим чудовищем. Автоматический «кольт» сорок пятого калибра. Имея такой, можно усеять трупами все горы и долины.
— Думаете, вас придут грабить слоны? — спросил я.
— Пистолет, он и есть пистолет, — ответил Джонни. Это было не совсем так, но я не стал с ним спорить. Я поднес дуло к носу, но не унюхал ничего, кроме запаха холодной стали. Извлек обойму. Она была полна. Передернул затвор. Механизм был вычищен и обильно смазан. Из этого пистолета уже давно не стреляли.
— Другого оружия у вас нет? — спросил я.
— Нет.
Я возвратил Джонни его адскую машину, и тут он сказал:
— Мэвис мертва, верно? Ее что, застрелили? С кем она гуляла последнее время? С Эдом Ганолезе?
— Вам следовало бы почаще читать газеты, — посоветовал я.
14
Следующим я решил посетить Сая Грилдквиста, поэтому удалившись на квартал от «Пивнушки Джонни», зашел в аптеку, чтобы позвонить. Я толком не знал, где искать продюсера, когда идет его спектакль, он мог быть и в театре, и дома. Сперва я позвонил в театр, где мне сообщили, что Сай будет в своей конторе только на другой день после обеда. Тогда я попробовал дозвониться до квартиры.
Сай самолично снял трубку. Судя по его глухому зычному голосу, он уже много лет прикуривал одну сигару от другой.
— Грилдквист у телефона, — сообщил он мне и умолк, дожидаясь, когда я назову себя.
Мне не хотелось загодя оповещать его о приходе человека, который желает говорить с ним о Мэвис Сент-Пол, поэтому я сказал:
— Я драматург, мистер Грилдквист. Пока мои пьесы не ставились, но…
Как я и думал, он тотчас принялся отделываться от меня, пустив в ход дежурный набор расхожих фраз.
— Извините, но сейчас я занят «Далекими барабанами» и, боюсь не смогу прочесть пьесу, которая не одобрена театральными агентами. Советовал бы вам обратиться к одному из них.
— О, — проговорил я. — Что ж, большое спасибо.
— Всегда к вашим услугам, — ответил он.
Я вышел из аптеки, подозвал такси и поехал к Грилдквисту, который проживал в районе восточных шестидесятых улиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Я миновал бар и вошел в ресторан. Минутку постоял в дверях, разглядывая людей, сгрудившихся в полумраке маленьких столиков, коричневые занавески и сцену размером с письменный стол, которая сейчас была пуста. Тут возле меня вырос официант в черно-белом одеянии, как на похоронах, и предложил показать мне столик.
— Я не хочу есть, — ответил я. — Мне надо поговорить с Джонни Рикардо.
Выражение его лица неуловимо изменилось, и он сказал.
— Не уверен, что он у себя. Кто хочет его видеть?
— Передайте, что я от Эда Ганолезе, — ответил я, считая, что это имя скажет ему больше, чем мое собственное. У нас с Джонни Рикардо по какой-то непонятной причине никогда не было общих дел, хотя Джонни почти наверняка был так или иначе связан с Эдом Ганолезе.
— Я посмотрю, в кабинете ли он, — сказал мой приятель. — Если угодно подождать в баре…
— Ничего, я подожду здесь, чтобы вам не так далеко ходить.
Он незаметно пожал плечами и бесшумно удалился. Я потоптался на месте, оглядываясь по сторонам, вскоре официант вернулся и сказал:
— Он у себя. Вон за ту занавеску и вверх по лестнице. Первая дверь направо.
— Благодарю.
Во исполнение указаний я миновал коричневую портьеру, поднялся по лестнице, покрытой коричневой дорожкой, открыл коричневую дверь, первую справа, и прибыл в кабинет Джонни Рикардо. После коричневого изобилия снаружи комната была почти невидима. Сплошная серость: серые стены, серый письменный стол, серый ковер, серый конторский шкаф, серые шторы на двух окнах и серая корзина для бумаг возле серого стула. Даже картина на стене была выполнена в разных оттенках серого.
Серой была и личность, восседавшая за письменным столом. Вполне под стать своему кабинету и костюму. У парня была бледная бескровная физиономия, испещренная глубокими морщинами, вылинявшая шевелюра, бесцветные глаза и серые костлявые руки, торчавшие из серых рукавов пиджака.
Он поднялся, и его тонкие губы сложились в улыбочку.
— Я Джонни Рикардо, — представился серый человек высоким и надтреснутым серым голосом, протягивая свою костлявую руку, которую я принял с осторожностью, стараясь не сломать в ней что-нибудь. Я тоже назвался.
Джонни продолжал улыбаться.
— Так вы, говорите, от Эда Ганолезе?
— Совершенно верно.
— Что ж, надеюсь, вам от меня ничего не нужно. Знаете ведь, как оно бывает, — он улыбался, но глаза смотрели настороженно. Жестом указав на серый стул у стола, Джонни пригласил: — Усаживайтесь.
— Благодарю.
Когда мы оба уселись, он спросил:
— Что привело вас сюда? Надеюсь, ваш приход не влетит мне в копеечку?
Я покачал головой.
— Нет, я пришел не за этим. Насколько мне известно, на вас никто не жалуется.
— Рад слышать, — ответил Джонни, глядя все так же настороженно и ежесекундно стискивая костлявыми пальцами подлокотники стула.
— Я пришел из-за девушки, которую вы когда-то знавали. Мэвис Сент-Пол. Возможно, вы ее помните?
— Мэвис? — он растерялся, но ухитрился остаться все таким же улыбчивым.
— В нашем деле приходится встречаться со столькими девушками. — Джонни отвел от меня глаза и принялся изучать картину на стене. — Мэвис, — повторил он. — Мэвис Сент-Пол. Весьма необычное имя.
— Это сценический псевдоним, — пояснил я.
— Певичка?
— Нет, актриса. Насколько я слышал, певицей она была неважной.
— Мэвис… Мэвис… О, бог мой, ну да! Конечно, конечно. Мэвис! Черт, три года прошло, а кажется, что только вчера! — Он опять смотрел на меня, удивленный и обрадованный этим напоминанием о старой доброй Мэвис. — Что вы хотите знать про Мэвис?
— Разве вы не читаете газет?
— При моей-то работе? — Он широко развел руками и криво улыбнулся мне.
— Только не при этой работе, дружище. У меня строго ненормированный день, и я почти безвылазно сижу вот за этим столом, когда не сплю, или проверяю актеров, или смотрю, чтобы бармены не запускали руку в кассу. У меня нет времени на газеты, телевизор и тому подобную чепуху.
— Значит, вы ничего не знаете о Мэвис?
— Ничего не знаю о Мэвис?
Я пропустил это мимо ушей. Раз или два легавые норовили пустить эту уловку в ход в разговорах со мной. Если он уже знал ответ, то мог забыть, что я ему ни черта не говорил, и выдать себя в ходе дальнейшей беседы. Поэтому я не стал ему отвечать, а вместо этого спросил:
— Вы не помните, давно ли виделись с ней в последний раз?
— С Мэвис? О, боже, да уж целая вечность прошла. Не помню. Во всяком случае, не меньше трех лет. Она бросила меня ради какого-то шута с телевидения. То ли Мартин, то ли Морган, уж и не знаю. Нам с ней просто было весело, как в песне поется. Я знал, что она не задержится у меня надолго, а она знала, что я не хочу слишком затягивать отношения. Знаете ведь, как оно бывает.
Я подумал об Элле, о веренице девочек, предшествовавших ее появлению, и о том, что Элла совсем не похожа на других. И сказал:
— Да, я знаю, как оно бывает. И вы не видели Мэвис с тех пор, как она ушла от вас к этому самому Моргану?
— Моргану или Мартину — что-то в этом роде. Начинается с «м». Имел какое-то отношение к телевидению.
— Да. Но встречались вы с ней после этого или нет?
— С Мэвис? Нет, разумеется, нет. Я уж и не знаю, как ее вообще угораздило подцепить меня. Она не собиралась работать в ночных клубах. Мэвис была актрисой, увеселения — не ее область. И она не могла спеть ни одной ноты.
— Это я слышал. Ну, а какая она была? К какой разновидности девушка принадлежала?
Он улыбнулся мне.
— О, Мэвис была себе на уме, эта девица знала, чего хочет.
— Ну, и чего она хотела?
— Денег, — ответил он, — Только денег, много денег и больше ничего.
— Она и впрямь стремилась стать актрисой?
— Несколько странным образом. Она считала, что актриса — это непременно знаменитость. А став знаменитым, вы неизбежно разбогатеете. Она просто не могла представить себе знаменитого бедняка. В общем, ее стремление проистекало все из того же источника. Она жаждала денег, больших денег. Даже спала со своим преподавателем, чтобы бесплатно брать уроки актерского мастерства. Прижимистая сквалыга.
— Хапуга, да?
— Нет! Она была очень милой. Черт возьми, поймите меня правильно. Мэвис не была стервой с тяжелым взглядом и волосами, обесцвеченными перекисью водорода. Не то что мегера, с которой я встречаюсь сейчас. Ничего общего. Она была милым ребенком, с которым легко поладить; спать с ней было одно удовольствие. Понимаете? Но одним глазом она всегда высматривала, где бы сорвать доллар.
— Почему вы говорите о ней в прошедшем времени? — спросил я. — Она что, умерла?
— Мэвис? Насколько я знаю, нет. Она где-то здесь, возможно, все еще с этим субчиком с телевидения, как там его звать, черт возьми. Хотя сомневаюсь. Вероятно, дурачится сейчас на чьей-нибудь яхте, наслаждаясь жизнью и поминутно заглядывая в свою сберкнижку. Нет, я говорю о ней в прошедшем времени потому, что для меня она — пройденный этап. Мое прошлое. Через полчаса после ухода отсюда вы тоже станете моим прошлым, и я буду говорить о вас в прошедшем времени. Но это вовсе не значит, что вы умрете.
— Мне просто стало любопытно, — сказал я и попытался кинуть ему наживку, дабы посмотреть, что из этого получится. — А что Бетти Бенсон?
— Кто?
Мне показалось, что это вполне правомерная реакция, но ведь я неважный знаток психологии.
— Бетти Бенсон, — повторил я.
Джонни опять заулыбался.
— Вы шутите, — сказал он. — Так никого не зовут.
— Но эту девушку звали именно так.
Он с улыбкой вздернул брови.
— Звали?
Я дал маху. Поэтому глуповато улыбнулся и сказал:
— У меня тоже есть прошлое. Это я от вас заразился. Зовут. Я о Бетти Бенсон.
— А что, я должен знать эту девушку? Мэвис-то я знаю, но не знаком ни с какой Бетти Бенсон.
— Мне подумалось, что вы могли видеться с ней. Она была… э-э-э… она
— подруга Мэвис.
Он на минуту задумался, потом покачал головой.
— Боюсь, что нет. Я еще могу потратить минуту, припоминая, кто такая Мэвис Сент-Пол. Это не совсем обычное имя, но где вы видели в Нью-Йорке шлюху с заурядным именем и фамилией? К тому же, три года прошло. Но Бетти Бенсон… Я наверняка запомнил бы цыпочку с таким именем, попадись она мне на глаза.
— Да, надо думать, — согласился я.
— Кстати, почему вдруг такой интерес к Мэвис? — спросил он. — У нее возникли трения с синдикатом?
Я никогда не употребляю в речи слово «синдикат». Не знаю, что приходит мне в голову, когда вы слышите это словечко, но у меня в мозгу оно прочно связано с газетными фельетонами, рубрикой «Как добиться взаимности в любви» и прочей чепухой в том же духе. Людей, продающих этот бред всем газетам страны, можно смело назвать «синдикатом». Предприятие, на котором я работаю, не дает советов несчастным влюбленным, разве что, возможно, тот его отдел, где заправляет Арчи Фрайхофер. Я работаю на компанию, на предприятие, на организацию. Но уж никак не на синдикат.
Но я не стал сообщать об этом Рикардо, а просто сказал:
— Мне толком не известно, в чем дело. Я всего лишь мальчик на побегушках.
— Надеюсь, она не попала в беду, — сказал Джонни.
— Думаю, что нет. Вы знаете что-нибудь о ее муже?
Он вытаращил глаза.
— О муже?
— Мне сказали, что она вышла замуж до своего приезда в Нью-Йорк.
— Вот те на. Не помню, чтобы она когда-либо говорила об этом.
— Ну что ж, — произнес я, вставая, — большое спасибо за то, что уделили мне время.
— Пустяки, — ответил он. — Я готов помочь всем, чем могу, кроме денег.
— Джонни рассмеялся кладбищенским смехом. — На все сто процентов. Но если надо раскошеливаться, то десять процентов готовности долой. Должен же я иметь прибыток, а?
— Да, согласился я и пошел к двери, но на полпути остановился и вернулся к столу. — Кстати, у вас есть пистолет?
— При чем тут это?
— К Мэвис это не имеет отношения. Дело совсем в другом. Я чуть было не забыл вас спросить…
— Слушайте, я согласен вам помогать…
— Просто мне стало любопытно, есть ли у вас пистолет, — сказал я.
— Разумеется, есть. Я держу в сейфе крупные суммы денег, и…
— Вам нет нужды оправдываться, — успокоил я его. — Я просто полюбопытствовал. Где он, у вас в столе?
— Да, но я не…
— Можно взглянуть?
— Послушайте, — начал он, и серость сменилась снежной белизной. — Послушайте, в чем дело? Я никогда не причинял вреда Эду Ганолезе…
— Не волнуйтесь вы так. Я вовсе не собираюсь убивать вас из него. Будь иначе, я бы нашел менее людное местечко, чем этот ваш клуб. Я просто хочу взглянуть на пистолет, и все.
— Зачем?
— Увлекаюсь стрелковым оружием.
Я протянул руку, Джонни затеял поединок взглядов, норовя заставить меня опустить глаза, но я был не один. Из-за моей спины на Джонни пялились Эд Ганолезе и вся организация, и в конце концов отвернуться пришлось ему. Он пожал плечами и выдвинул ящик стола.
Пистолет, который протянул мне Джонни, был настоящим чудовищем. Автоматический «кольт» сорок пятого калибра. Имея такой, можно усеять трупами все горы и долины.
— Думаете, вас придут грабить слоны? — спросил я.
— Пистолет, он и есть пистолет, — ответил Джонни. Это было не совсем так, но я не стал с ним спорить. Я поднес дуло к носу, но не унюхал ничего, кроме запаха холодной стали. Извлек обойму. Она была полна. Передернул затвор. Механизм был вычищен и обильно смазан. Из этого пистолета уже давно не стреляли.
— Другого оружия у вас нет? — спросил я.
— Нет.
Я возвратил Джонни его адскую машину, и тут он сказал:
— Мэвис мертва, верно? Ее что, застрелили? С кем она гуляла последнее время? С Эдом Ганолезе?
— Вам следовало бы почаще читать газеты, — посоветовал я.
14
Следующим я решил посетить Сая Грилдквиста, поэтому удалившись на квартал от «Пивнушки Джонни», зашел в аптеку, чтобы позвонить. Я толком не знал, где искать продюсера, когда идет его спектакль, он мог быть и в театре, и дома. Сперва я позвонил в театр, где мне сообщили, что Сай будет в своей конторе только на другой день после обеда. Тогда я попробовал дозвониться до квартиры.
Сай самолично снял трубку. Судя по его глухому зычному голосу, он уже много лет прикуривал одну сигару от другой.
— Грилдквист у телефона, — сообщил он мне и умолк, дожидаясь, когда я назову себя.
Мне не хотелось загодя оповещать его о приходе человека, который желает говорить с ним о Мэвис Сент-Пол, поэтому я сказал:
— Я драматург, мистер Грилдквист. Пока мои пьесы не ставились, но…
Как я и думал, он тотчас принялся отделываться от меня, пустив в ход дежурный набор расхожих фраз.
— Извините, но сейчас я занят «Далекими барабанами» и, боюсь не смогу прочесть пьесу, которая не одобрена театральными агентами. Советовал бы вам обратиться к одному из них.
— О, — проговорил я. — Что ж, большое спасибо.
— Всегда к вашим услугам, — ответил он.
Я вышел из аптеки, подозвал такси и поехал к Грилдквисту, который проживал в районе восточных шестидесятых улиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25