Лея, почувствовав на себе его испуганный взгляд, сказала, не отрывая глаз от кнопочек и рычажков:
- Да, забыла предупредить. У тебя, особенно в первые минуты, могут возникнуть проблемы с дыханием. Воздух Анданора, который сейчас генерируется в корабле, беднее кислородом, чем земной. Даже я отвыкла от такого. Думаю, сейчас концентрация стабилизируется, и тебе станет полегче.
“Хорошо бы”, - подумал Володя, начинавший понимать, почему рыбы в магазине “Океан”, когда их достают из аквариума, так широко и часто разевают рты, выпучив при этом глаза. Только присутствие многоопытной дамы-летчика, по совместительству бывшей его женой, да ее спокойный, уверенный тон мешали Володе последовать их примеру.
Наконец взвыли двигатели, и то ли концентрация кислорода в дыхательной смеси действительно возросла, то ли Владимир невольно отвлекся на вид знакомой с детства улицы, внезапным ракурсом ускользавшей из вида, теряясь в московских кварталах, - высокие новостройки заслонили собой Володин дом, а потом и сами стали ничтожно маленькими, как поставленные на узенькое ребро плащевки домино.
Стридор делал широкую петлю над спящей Москвой, и потому Владимиру она была видна вся. Оранжевые артерии улиц сверху казались вполне живыми и пульсирующими, отсутствия машин было уже не заметить с высоты орлиного полета. Еще десяток секунд - и город смотрелся уже правильной формы догорающим костром, искрящим мириадами крохотных ползучих искорок улиц среди черных углей кварталов посреди заснеженной поляны. Это луна, пока еще такая же далекая, как раньше, высунулась из пелены облаков, все еще висевшей над головой Володи, и наполнила своим тусклым светом покидаемый Владимиром мир, единственный и по-своему любимый. Снег, которым были покрыты подмосковные поля и леса, матовым исполинским зеркалом отсылал еще более рассеянный свет к непроглядному, безотрадному слою облаков, не выпускавших его обратно в черные бездны космоса, куда теперь как раз лежал путь Владимира. Уши заложило, но прежде чем давление обернулось болью, к вою двигателей добавился знакомый уже гул воздушной установки, и уши перестали напоминать о своем существовании. Владимир жадно впитывал зрелище заснеженной страны, белым саваном раскинувшейся внизу, пока густой серый туман облаков рваными клочьями сперва, а потом и непроглядной пеленой не залепил алмазный купол над головой. Красные, желтые, голубые и зеленые кнопочки, стрелочки и таблички мирно сияли, Лея, судя по всему, уверенно и легко вела удивительный корабль сквозь трясину безжизненных туч. Наконец, клубящиеся контуры облаков остались внизу, и зрелище это было само по себе волшебным и незабываемым - ведь мы так привыкли видеть облака висящими над нашими головами, отбирающими у нас даримые небом свет и тепло. Теперь же Владимир с изумлением видел, как самая простая пелена туч может быть прекрасна, когда видишь ее сверху. Отсюда ее контуры воспринимались куда как более рельефными и замысловатыми и просто купались в заметно более ярком здесь, в поднебесье, лунном свете, который покрывал сказочной позолотой очертания небесных причудливых башенок и крепостей, возвышавшихся над неровной поверхностью облачного слоя живыми жгутами и дышащими монолитами. Зрелище было столь завораживающим, что просто поражало своей какой-то простой правдивостью - такого не могла бы выдумать самая изощренная фантазия, это было правдой, они с Леей действительно летели куда-то к неизведанным мирам. Ярко сияли звезды, одаряя тонкими мазками ультрафиолета нежащиеся под лунными лучами тела туч, которыми было покрыто все обозримое пространство внизу, словно это было лежбище морских котиков или моржей. Однако и этот зыбкий, туманный с золотом мир оставался внизу - настолько внизу, как ни с одного самолета не увидеть.
Володя догадался, что Лея специально разворачивает ведомый ею корабль под таким углом, чтобы ему было лучше видно, и Владимир был несказанно благодарен ей за это. А неба становилось все больше, горизонт расширялся с каждой секундой. И лишь когда три четверти видимого мира уже занимало небо, усыпанное бриллиантами звезд, чьи голоса, казалось, сейчас можно было почти что слышать, столь выразительны и прекрасны они были тут, Владимир понял, что то, что он видит под собой, все более напоминает ему исполинскую, невообразимую сферу - это было чарующе и отчего-то страшно. Даже когда путешествуешь на самолете, как-то непроизвольно чувствуешь, что летишь над землей, почти по Земле, играя с облаками, но не отдаляясь от родной планеты, которая ревниво держит тебя силой своего притяжения и еще чем-то, неописуемым, но реальным. Сейчас же Владимир ощутил опустошающее, шокирующее чувство разрыва всех этих связующих с нитей, он, по сути, впервые по-настоящему почувствовал себя наедине с великим, безжалостным и несравнимо прекрасным холодным космосом. Володя понял рассудком, что это и есть невесомость, но тут было и нечто иное. Словно была, наконец, перерезана пуповина, ремень безопасности или сторожевая цепь - как посмотреть, - прежде намертво связывавшая его с матерью-Землей, и теперь он был впервые по-настоящему пугающе самостоятелен. Умная машина, подчиняясь приказам виртуозно управляющей ею Леи, загудела как-то по-третьему, и Владимир, уже всерьез опасавшийся, что его задница сейчас выплывет из кресла и он стукнется головой об алмазный купол космолета, ощутил, как искусственно созданная гравитация вновь надежно усадила его в мягкое сиденье. И вот тут Владимир поймал на себе хитрый, многозначительный взгляд Леи, на мгновение отвлекшейся от своих приборов, и, посмотрев направо, понял, что Лея знала наверняка, что теперь Володе настала пора испытать настоящий, подлинный шок. Владимир смотрел вправо сквозь кристальной чистоты полусферу и чувствовал, как немой крик изумления и восторга замирает где-то у него на губах. Хотя Владимир уже сообразил, что такие понятия, как верх и низ, генерируются сейчас их крохотным корабликом, все равно не был готов к тому, что увидел сейчас справа от себя. Там была Земля. Земля была сбоку, а не снизу. Она была исполинским шаром почти идеально круглой формы. Володя почувствовал, как волна мурашек, от затылка до стоп, пробежала по его телу. Он понял, что сейчас не день и не ночь. Сейчас - бесконечность космоса... Владимир догадался по сияющему ореолу, что совсем вскоре из-за края планеты он увидит Солнце. Теперь само понятие времени стало условностью - оно свелось к взаиморасположению в космосе исполинских, немыслимых по своим масштабам тел. Владимир сейчас видел Землю всю, целиком, и не она диктовала ему, где верх, а где низ. Земля ВИСЕЛА В КОСМИЧЕСКОЙ ПУСТОТЕ.
Владимир прочувствовал, что, сколько бы это ни объясняли в школе, в это нельзя поверить, пока не увидишь, не ощутишь, не прочувствуешь это на своей шкуре сам. Она нисколько не напоминала собой глобус, яблоко или, там, какую-либо еще ерунду, с которой ее обыкновенно сравнивают те, кто лично не проходил через ошеломляющую мясорубку этого запредельного чувства. “Из-за деревьев леса не видно”, - вспомнилась поговорка. Да. Когда живешь, как крохотная букашка, у Земли на боку, ты ее просто никогда не видел. За деревьями. Полями. Лесами. Морями. Дорогами, городами, горами... А сейчас ее было видно всю. Как она есть. Володя яркой вспышкой вспомнил, как однажды летал в командировку в Находку, еще тогда, в обычной своей жизни. И как его - даже по маленькому фрагменту, в заливе - поразил океан. Была зима, и океан тончайшими переливами хрустального звона сдвигал льдинки на своей поверхности, это было величаво и незабываемо, словно не лед это был, а чешуя исполинского, дремлющего в полном осознании своего царственного могущества дракона. Владимир, спускаясь на берег океана, всякий раз думал, что его не спутать с морем - достаточно услышать совсем иной ритм и наполненность его дыхания. Ведь и море не сравнить с озером или, там, водохранилищем. Земля же ощущалась тысячекратно, несопоставимо величавее, чем океан, и Владимиру показалось, что он ощутил сам ритм ее дыханий, простирающихся на многие столетия. Владимир внезапно заметил, что более не слышит звуков двигателей. Вокруг было разлито молчание самого космоса, среди которого звучал и только миллионный, неуловимо малый фрагмент дыхания великой планеты, имя которой - Земля. На затопенной поверхности Земли сейчас были видны, золотистые в свете луны, спирали циклонов - не более чем рябь, пар от ее дыхания; под ними же, неразличимые? среди тьмы, были разлиты океаны и моря - не более, 10 нежели прилипшие к ней пленочки луж - так тонки и ничтожны они были в сравнении с невместимой в человеческое сознание несусветно, умопомрачительно величественной САМОЙ ЗЕМЛЕЙ... и Владимир ощутил руку Леи на своем плече.
- Насмотрелся? - спросила она.
Владимир подумал, что ему надо увидеть еще, как Солнце выходит из-за края Земли, как остается позади Луна, прочувствовать, чем отличается от его планеты Марс или, там, Юпитер, и уверенно выдохнул:
- Нет.
- И никогда не насмотришься. Так уж устроен Космос, поверь моему опыту. Теперь всю жизнь тосковать будешь, но больше смотреть на это не рекомендую - не всякий годится в пилоты космолета, по анданорской статистике - менее чем один из ста. Конечно, когда корабль идет на автопилоте или управляется с планеты - дело другое. Но когда у тебя безграничная свобода, а тебе надо добраться из пункта А в пункт Б, соблазн часто оказывается слишком велик. Хочется заглянуть за край планеты, побеседовать со звездами. Именно поэтому наши первые одиночные экспедиции в Космос были обречены - слишком велик соблазн.
Лея вздохнула, и Владимир почувствовал всем собственным телом, как ей самой тяжело всякий раз расставаться с этой могучей красотой.
- Ну вот, - продолжила девушка. - Я у тебя, на Земле, читала книжечку такую - “Легенды и мифы Древней Греции”. Там есть две истории, которые невозможно правильно понять, если не видел ЭТОГО. Об Икаре, опалившем крылья, - а у нас многие так и направили корабль, опьяненные нашим Солнцем, прямо в него, - и об Одиссее, который не заткнул себе уши, чтобы послушать пение сирен. Потому-то в пилоты космолетов строжайший отбор, включающий в себя психологический тест. Пассажиру же - тебе, тебе, милый, - просто не полагается всего этого видеть - были случаи захвата лайнеров обезумевшим, как от наркотика, гостем корабля. А я вот этот тест, представляешь, прошла. А ни одному мечтателю или поэту этот тест не пройти. Но у нас-то с тобой, родной мой, - Владимир слушал Лею, не глядя на нее, не в силах отвести взора от шарообразного чуда, имя которому - Земля, - все с самого начала - вопреки инструкциям. Я просто не могла с тобой не поделиться ЭТИМ, мне хотелось, чтобы ты еще более полно ощущал меня, понимаешь? А это - часть меня... То есть я - неотъемлемая частица ЭТОГО. Дай мне руку, - властно велела Лея.
Владимир, лишь теперь до конца понявший причины поистине маниакального состояния, в котором Лея заказывала этот корабль, покорно протянул руку - обещал ведь слушаться, - спросив:
- У тебя ведь никогда не было СВОЕГО корабля, так?
- Верно, - шепнула Лея.
Она открыла какой-то потайной ящичек и извлекла оттуда нечто, слишком уж напоминающее шприц, чтобы быть чем-либо иным.
- Что это? - обеспокоенно спросил Владимир, непроизвольно напрягая руку.
- Космос - наркотик. Ты видел это сам, - сказала Лея, протирая кожу Владимиру аналогом спирта. - Но ты должен сейчас заснуть не только по этой причине. Тебе не выдержать перегрузок от работы звездного двигателя. Если ты не уснешь, то умрешь - понял?
- А ты, стало быть, нет? - раздраженно ответил Володя, сам поразившись резкости своего тона. Просто ему хотелось еще хоть немного пожить в ЭТОМ... - Прости, - тут же, спохватившись, добавил он.
- Охотно, - отозвалась Лея. - Ты еще молодчина - себя хоть немного контролируешь. Горжусь тобой.
Лея пронзила струной иглы вену на запястье Владимира, и тот ощутил, как нечто, готовое отнять у него запредельную красоту сказочного мира, уже катит по его жилам, устанавливая в его организме новый какой-то а порядок, словно бальзамируя его изнутри. Лея же извиняющимся тоном добавила:
- Милый, я бы разрешила тебе посмотреть еще немного, но задерживаться дальше опасно - могут засечь. А я тоже не железная, ты прав - просто я буду спать не так глубоко и не так долго - меня как-никак учили на пилота пять лет. Это ведь моя основная специальность, что ни говори...
Владимир осоловело посмотрел на свою жену, на ее контур на фоне звездной бездны неба. Хотел сказать ей “спокойной ночи”, да вот язык вареным пельменем застрял где-то в искрящейся незнакомым вкусом от воздействия препарата полости рта.
Лея, будто прочитав его мысли, плавно качнулась к Владимиру - то ли как башня, то ли как птица - она сейчас казалась гигантской, как та планета, которая тоже была где-то рядом, - и, поцеловав Владимира в непослушные губы, провибрировала, будто нараспев:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
- Да, забыла предупредить. У тебя, особенно в первые минуты, могут возникнуть проблемы с дыханием. Воздух Анданора, который сейчас генерируется в корабле, беднее кислородом, чем земной. Даже я отвыкла от такого. Думаю, сейчас концентрация стабилизируется, и тебе станет полегче.
“Хорошо бы”, - подумал Володя, начинавший понимать, почему рыбы в магазине “Океан”, когда их достают из аквариума, так широко и часто разевают рты, выпучив при этом глаза. Только присутствие многоопытной дамы-летчика, по совместительству бывшей его женой, да ее спокойный, уверенный тон мешали Володе последовать их примеру.
Наконец взвыли двигатели, и то ли концентрация кислорода в дыхательной смеси действительно возросла, то ли Владимир невольно отвлекся на вид знакомой с детства улицы, внезапным ракурсом ускользавшей из вида, теряясь в московских кварталах, - высокие новостройки заслонили собой Володин дом, а потом и сами стали ничтожно маленькими, как поставленные на узенькое ребро плащевки домино.
Стридор делал широкую петлю над спящей Москвой, и потому Владимиру она была видна вся. Оранжевые артерии улиц сверху казались вполне живыми и пульсирующими, отсутствия машин было уже не заметить с высоты орлиного полета. Еще десяток секунд - и город смотрелся уже правильной формы догорающим костром, искрящим мириадами крохотных ползучих искорок улиц среди черных углей кварталов посреди заснеженной поляны. Это луна, пока еще такая же далекая, как раньше, высунулась из пелены облаков, все еще висевшей над головой Володи, и наполнила своим тусклым светом покидаемый Владимиром мир, единственный и по-своему любимый. Снег, которым были покрыты подмосковные поля и леса, матовым исполинским зеркалом отсылал еще более рассеянный свет к непроглядному, безотрадному слою облаков, не выпускавших его обратно в черные бездны космоса, куда теперь как раз лежал путь Владимира. Уши заложило, но прежде чем давление обернулось болью, к вою двигателей добавился знакомый уже гул воздушной установки, и уши перестали напоминать о своем существовании. Владимир жадно впитывал зрелище заснеженной страны, белым саваном раскинувшейся внизу, пока густой серый туман облаков рваными клочьями сперва, а потом и непроглядной пеленой не залепил алмазный купол над головой. Красные, желтые, голубые и зеленые кнопочки, стрелочки и таблички мирно сияли, Лея, судя по всему, уверенно и легко вела удивительный корабль сквозь трясину безжизненных туч. Наконец, клубящиеся контуры облаков остались внизу, и зрелище это было само по себе волшебным и незабываемым - ведь мы так привыкли видеть облака висящими над нашими головами, отбирающими у нас даримые небом свет и тепло. Теперь же Владимир с изумлением видел, как самая простая пелена туч может быть прекрасна, когда видишь ее сверху. Отсюда ее контуры воспринимались куда как более рельефными и замысловатыми и просто купались в заметно более ярком здесь, в поднебесье, лунном свете, который покрывал сказочной позолотой очертания небесных причудливых башенок и крепостей, возвышавшихся над неровной поверхностью облачного слоя живыми жгутами и дышащими монолитами. Зрелище было столь завораживающим, что просто поражало своей какой-то простой правдивостью - такого не могла бы выдумать самая изощренная фантазия, это было правдой, они с Леей действительно летели куда-то к неизведанным мирам. Ярко сияли звезды, одаряя тонкими мазками ультрафиолета нежащиеся под лунными лучами тела туч, которыми было покрыто все обозримое пространство внизу, словно это было лежбище морских котиков или моржей. Однако и этот зыбкий, туманный с золотом мир оставался внизу - настолько внизу, как ни с одного самолета не увидеть.
Володя догадался, что Лея специально разворачивает ведомый ею корабль под таким углом, чтобы ему было лучше видно, и Владимир был несказанно благодарен ей за это. А неба становилось все больше, горизонт расширялся с каждой секундой. И лишь когда три четверти видимого мира уже занимало небо, усыпанное бриллиантами звезд, чьи голоса, казалось, сейчас можно было почти что слышать, столь выразительны и прекрасны они были тут, Владимир понял, что то, что он видит под собой, все более напоминает ему исполинскую, невообразимую сферу - это было чарующе и отчего-то страшно. Даже когда путешествуешь на самолете, как-то непроизвольно чувствуешь, что летишь над землей, почти по Земле, играя с облаками, но не отдаляясь от родной планеты, которая ревниво держит тебя силой своего притяжения и еще чем-то, неописуемым, но реальным. Сейчас же Владимир ощутил опустошающее, шокирующее чувство разрыва всех этих связующих с нитей, он, по сути, впервые по-настоящему почувствовал себя наедине с великим, безжалостным и несравнимо прекрасным холодным космосом. Володя понял рассудком, что это и есть невесомость, но тут было и нечто иное. Словно была, наконец, перерезана пуповина, ремень безопасности или сторожевая цепь - как посмотреть, - прежде намертво связывавшая его с матерью-Землей, и теперь он был впервые по-настоящему пугающе самостоятелен. Умная машина, подчиняясь приказам виртуозно управляющей ею Леи, загудела как-то по-третьему, и Владимир, уже всерьез опасавшийся, что его задница сейчас выплывет из кресла и он стукнется головой об алмазный купол космолета, ощутил, как искусственно созданная гравитация вновь надежно усадила его в мягкое сиденье. И вот тут Владимир поймал на себе хитрый, многозначительный взгляд Леи, на мгновение отвлекшейся от своих приборов, и, посмотрев направо, понял, что Лея знала наверняка, что теперь Володе настала пора испытать настоящий, подлинный шок. Владимир смотрел вправо сквозь кристальной чистоты полусферу и чувствовал, как немой крик изумления и восторга замирает где-то у него на губах. Хотя Владимир уже сообразил, что такие понятия, как верх и низ, генерируются сейчас их крохотным корабликом, все равно не был готов к тому, что увидел сейчас справа от себя. Там была Земля. Земля была сбоку, а не снизу. Она была исполинским шаром почти идеально круглой формы. Володя почувствовал, как волна мурашек, от затылка до стоп, пробежала по его телу. Он понял, что сейчас не день и не ночь. Сейчас - бесконечность космоса... Владимир догадался по сияющему ореолу, что совсем вскоре из-за края планеты он увидит Солнце. Теперь само понятие времени стало условностью - оно свелось к взаиморасположению в космосе исполинских, немыслимых по своим масштабам тел. Владимир сейчас видел Землю всю, целиком, и не она диктовала ему, где верх, а где низ. Земля ВИСЕЛА В КОСМИЧЕСКОЙ ПУСТОТЕ.
Владимир прочувствовал, что, сколько бы это ни объясняли в школе, в это нельзя поверить, пока не увидишь, не ощутишь, не прочувствуешь это на своей шкуре сам. Она нисколько не напоминала собой глобус, яблоко или, там, какую-либо еще ерунду, с которой ее обыкновенно сравнивают те, кто лично не проходил через ошеломляющую мясорубку этого запредельного чувства. “Из-за деревьев леса не видно”, - вспомнилась поговорка. Да. Когда живешь, как крохотная букашка, у Земли на боку, ты ее просто никогда не видел. За деревьями. Полями. Лесами. Морями. Дорогами, городами, горами... А сейчас ее было видно всю. Как она есть. Володя яркой вспышкой вспомнил, как однажды летал в командировку в Находку, еще тогда, в обычной своей жизни. И как его - даже по маленькому фрагменту, в заливе - поразил океан. Была зима, и океан тончайшими переливами хрустального звона сдвигал льдинки на своей поверхности, это было величаво и незабываемо, словно не лед это был, а чешуя исполинского, дремлющего в полном осознании своего царственного могущества дракона. Владимир, спускаясь на берег океана, всякий раз думал, что его не спутать с морем - достаточно услышать совсем иной ритм и наполненность его дыхания. Ведь и море не сравнить с озером или, там, водохранилищем. Земля же ощущалась тысячекратно, несопоставимо величавее, чем океан, и Владимиру показалось, что он ощутил сам ритм ее дыханий, простирающихся на многие столетия. Владимир внезапно заметил, что более не слышит звуков двигателей. Вокруг было разлито молчание самого космоса, среди которого звучал и только миллионный, неуловимо малый фрагмент дыхания великой планеты, имя которой - Земля. На затопенной поверхности Земли сейчас были видны, золотистые в свете луны, спирали циклонов - не более чем рябь, пар от ее дыхания; под ними же, неразличимые? среди тьмы, были разлиты океаны и моря - не более, 10 нежели прилипшие к ней пленочки луж - так тонки и ничтожны они были в сравнении с невместимой в человеческое сознание несусветно, умопомрачительно величественной САМОЙ ЗЕМЛЕЙ... и Владимир ощутил руку Леи на своем плече.
- Насмотрелся? - спросила она.
Владимир подумал, что ему надо увидеть еще, как Солнце выходит из-за края Земли, как остается позади Луна, прочувствовать, чем отличается от его планеты Марс или, там, Юпитер, и уверенно выдохнул:
- Нет.
- И никогда не насмотришься. Так уж устроен Космос, поверь моему опыту. Теперь всю жизнь тосковать будешь, но больше смотреть на это не рекомендую - не всякий годится в пилоты космолета, по анданорской статистике - менее чем один из ста. Конечно, когда корабль идет на автопилоте или управляется с планеты - дело другое. Но когда у тебя безграничная свобода, а тебе надо добраться из пункта А в пункт Б, соблазн часто оказывается слишком велик. Хочется заглянуть за край планеты, побеседовать со звездами. Именно поэтому наши первые одиночные экспедиции в Космос были обречены - слишком велик соблазн.
Лея вздохнула, и Владимир почувствовал всем собственным телом, как ей самой тяжело всякий раз расставаться с этой могучей красотой.
- Ну вот, - продолжила девушка. - Я у тебя, на Земле, читала книжечку такую - “Легенды и мифы Древней Греции”. Там есть две истории, которые невозможно правильно понять, если не видел ЭТОГО. Об Икаре, опалившем крылья, - а у нас многие так и направили корабль, опьяненные нашим Солнцем, прямо в него, - и об Одиссее, который не заткнул себе уши, чтобы послушать пение сирен. Потому-то в пилоты космолетов строжайший отбор, включающий в себя психологический тест. Пассажиру же - тебе, тебе, милый, - просто не полагается всего этого видеть - были случаи захвата лайнеров обезумевшим, как от наркотика, гостем корабля. А я вот этот тест, представляешь, прошла. А ни одному мечтателю или поэту этот тест не пройти. Но у нас-то с тобой, родной мой, - Владимир слушал Лею, не глядя на нее, не в силах отвести взора от шарообразного чуда, имя которому - Земля, - все с самого начала - вопреки инструкциям. Я просто не могла с тобой не поделиться ЭТИМ, мне хотелось, чтобы ты еще более полно ощущал меня, понимаешь? А это - часть меня... То есть я - неотъемлемая частица ЭТОГО. Дай мне руку, - властно велела Лея.
Владимир, лишь теперь до конца понявший причины поистине маниакального состояния, в котором Лея заказывала этот корабль, покорно протянул руку - обещал ведь слушаться, - спросив:
- У тебя ведь никогда не было СВОЕГО корабля, так?
- Верно, - шепнула Лея.
Она открыла какой-то потайной ящичек и извлекла оттуда нечто, слишком уж напоминающее шприц, чтобы быть чем-либо иным.
- Что это? - обеспокоенно спросил Владимир, непроизвольно напрягая руку.
- Космос - наркотик. Ты видел это сам, - сказала Лея, протирая кожу Владимиру аналогом спирта. - Но ты должен сейчас заснуть не только по этой причине. Тебе не выдержать перегрузок от работы звездного двигателя. Если ты не уснешь, то умрешь - понял?
- А ты, стало быть, нет? - раздраженно ответил Володя, сам поразившись резкости своего тона. Просто ему хотелось еще хоть немного пожить в ЭТОМ... - Прости, - тут же, спохватившись, добавил он.
- Охотно, - отозвалась Лея. - Ты еще молодчина - себя хоть немного контролируешь. Горжусь тобой.
Лея пронзила струной иглы вену на запястье Владимира, и тот ощутил, как нечто, готовое отнять у него запредельную красоту сказочного мира, уже катит по его жилам, устанавливая в его организме новый какой-то а порядок, словно бальзамируя его изнутри. Лея же извиняющимся тоном добавила:
- Милый, я бы разрешила тебе посмотреть еще немного, но задерживаться дальше опасно - могут засечь. А я тоже не железная, ты прав - просто я буду спать не так глубоко и не так долго - меня как-никак учили на пилота пять лет. Это ведь моя основная специальность, что ни говори...
Владимир осоловело посмотрел на свою жену, на ее контур на фоне звездной бездны неба. Хотел сказать ей “спокойной ночи”, да вот язык вареным пельменем застрял где-то в искрящейся незнакомым вкусом от воздействия препарата полости рта.
Лея, будто прочитав его мысли, плавно качнулась к Владимиру - то ли как башня, то ли как птица - она сейчас казалась гигантской, как та планета, которая тоже была где-то рядом, - и, поцеловав Владимира в непослушные губы, провибрировала, будто нараспев:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67