— Это Страшила Джинкс. Она подняла руку и беспомощным жестом уронила ее на колени.
— Быстро он за вас взялся. Фреда он не трогал целых две недели.
— Фред? Ваш приятель-счетовод? Она кивнула:
— Рассказывайте, что здесь произошло. Я рассказал, умолчав только о портсигаре, что ко мне явился Страшила и порекомендовал не задерживаться в городе надолго. После того как мы обменялись угрожающими жестами, он убрался.
— Я предупреждала, Ларри. Страшила опасен. Вам лучше уехать.
— Как же вы-то пробыли здесь два года? Разве он не пытался вас выставить?
— Конечно, но у него есть своеобразный кодекс чести. Он не нападает на женщин, и, кроме того, я ему твердо заявила, что он меня не запугает.
— Меня ему тоже не испугать. Она покачала головой. Прядь волос упала ей на глаза.
— Ларри, в этом городе храбрость — непозволительная роскошь. Раз Страшила не хочет, чтобы вы здесь оставались, значит, вам лучше уехать.
— Неужели вы говорите серьезно?
— Да, ради вашего же блага. Вы должны уехать. Я справлюсь одна. Не надо еще больше усложнять положение. Пожалуйста, уезжайте.
— Никуда я не поеду. Ваш дядя прописал мне перемену обстановки. Извините за эгоизм, но я больше озабочен своей проблемой, чем вашими. — Я улыбнулся ей. — С тех пор как я оказался здесь, я не думаю о Джуди. Ваш город пошел мне на пользу. Я остаюсь.
— Ларри, вас могут избить.
— Ну и что? — Нарочно меняя тему, я продолжал:
— Тут заходили три старушки, но не пожелали со мной говорить. Им были нужны вы.
— Прошу вас, Ларри, уезжайте. Говорю вам, Страшила опасен.
Я взглянул на свои часы: четверть первого.
— Надо поесть. — Я встал. — Я скоро вернусь. Можно в этом городе получить где-нибудь приличный обед? До сих пор я живу на одних гамбургерах.
Она посмотрела на меня с тревогой в глазах, потом развела руками, признавая свое поражение.
— Ларри, я надеюсь, вы сознаете, что делаете и на что идете?
— Вы говорили, что вам нужен помощник, вот вы его и получили. Давайте не будем драматизировать. Так как насчет приличного ресторана?
— Хорошо, раз вы так хотите. — Она улыбнулась. — «Луиджи» на Третьей улице, в двух кварталах налево от вашего отеля. Хорошим его не назовешь, но и плохим тоже.
Тут зазвонил телефон, и я вышел, слыша за спиной ее привычные «да» и «нет».
После посредственного обеда — мясо оказалось жестким, как старая подметка, — я зашел в полицейский участок. На скамейке у стены одиноко сидел парнишка лет двенадцати, с подбитым глазом. Из его носа на пол капала кровь. Наши взгляды встретились. Какая же ненависть была в его глазах! Я подошел к столу сержанта, который по-прежнему катал взад и вперед свой карандаш, тяжело дыша носом. Он поднял голову.
— Опять вы?
— Чтобы избавить вас от лишних хлопот, — сказал я.
Я не понижал голоса, уверенный, что мальчишка, сидящий на скамейке, принадлежит к банде Страшилы.
— Я получил свой портсигар обратно. Я положил расплющенный кусок золота на бювар перед сержантом. Он посмотрел на остатки портсигара, повертел в потных ручищах, потом положил на стол.
— Вчера вечером Страшила Джинкс вернул его мне, — продолжал я.
Он уставился на смятый кувалдой портсигар. Я рассказывал невозмутимым тоном:
— Он сказал, будто они понятия не имели, что это золото. Вы сами видите, как они с ним поступили.
Он прищурился, разглядывая сплющенный кусок металла, потом коротко фыркнул носом.
— Полторы тысячи баксов, а?
— Да.
— Страшила Джинкс?
— Да.
Он откинулся на спинку кресла и стал присматриваться ко мне с насмешкой в свинячьих глазках. Наконец спросил:
— Будете подавать жалобу?
— А стоит ли?
Мы посмотрели друг на друга в упор. Казалось, можно было расслышать, как скрипят его не привыкшие к мыслям мозги.
— Сказал вам Страшила, что портсигар украл он?
— Нет.
Он извлек мизинцем немного цементной пыли из ноздри, внимательно осмотрел найденное, затем вытер палец о рубашку.
— Были свидетели, когда он возвратил его?
— Нет.
Он сложил руки, наклонился вперед и посмотрел на меня с презрительной жалостью.
— Слушайте, приятель, — сказал он сиплым, сорванным голосом, — если вы рассчитываете остаться в этом проклятом городе, не подавайте жалобу.
— Спасибо за совет. Тогда не буду. Наши глаза встретились, и он добавил, понизив голос до шепота:
— Говоря неофициально, приятель, на вашем месте я бы поскорее убрался из нашего города. Простофили, которые берутся помогать мисс Бакстер, долго не выдерживают, и мы ничего тут не можем поделать. Я, конечно, предупреждаю неофициально.
— Он случайно не из банды Джинкса? — спросил я, повернувшись к парнишке, который сидел, наблюдая за нами.
— Верно.
— У него кровь.
— Угу.
— Что с ним случилось?
Взгляд свинячьих глазок стал отчужденным. Я понял, что надоел ему.
— Вам-то какая забота? Если больше нечего сказать, шагайте отсюда.
Он снова принялся катать свой карандаш. Я подошел к парнишке.
— Я работаю у мисс Бакстер, служащей социальной опеки, — начал я. — Мое дело — помогать людям. Могу я чем-нибудь тебе…
Я не успел договорить. Парнишка плюнул мне в лицо.
* * *
В течение следующих шести дней не произошло ничего примечательного. Дженни появлялась, бросала на стол желтые формуляры, озабоченно спрашивала, нет ли у меня каких-нибудь затруднений, и снова убегала. Меня поражало, как она может поддерживать такой темп. И еще мне казалось странным, что она вечно носит одно и то же невзрачное платье и не заботится о своей внешности. Я перепечатывал сводки, классифицировал их, заносил на карточки и продолжал наводить порядок в картотеке. Очевидно, разошелся слух, что я стал официальным помощником, потому что старые, увечные и немощные начали приходить ко мне со своими заботами. Большинство пытались надуть меня, но я спрашивал у них фамилии и адреса, вкратце записывал суть жалоб и обещал поговорить с Дженни. Когда в их бестолковые головы просочилось, что им меня не провести, они начали обращаться со мной по-приятельски. Дня четыре мне это нравилось, пока я не обнаружил, что их болтовня не дает мне работать. После этого я не давал им засиживаться. К своему удивлению, я находил, что мне нравится этот странный контакт с миром, о существовании которого я раньше не догадывался. Для меня явилось полной неожиданностью письмо от Сиднея Фремлина, написанное пурпурными чернилами, в котором он спрашивал, как мои успехи и когда я намереваюсь вернуться в Парадиз-Сити.
Лишь читая письмо я осознал, что забыл Парадиз-Сити, Сиднея и шикарный магазин с его богатой раскормленной клиентурой. Вряд ли имело смысл описывать Сиднею мои занятия в Луисвилле. Скажи я ему о них, он слег бы в постель от отчаяния, и поэтому я написал, что думаю о нем (я знал, что он обрадуется этому), что мои нервы по-прежнему в плохом состоянии, что Луисвилл обеспечил мне перемену обстановки и что я скоро напишу ему. Я надеялся успокоить его этим примерно на неделю.
На шестой день все переменилось. Я пришел в офис, как обычно, около девяти. Входная дверь оказалась распахнутой настежь. С первого взгляда стало ясно, что замок взломан. Плоды моих шестидневных трудов, старательно отпечатанные сводки и карточки, были грудой свалены на полу и облиты растопленной смолой. Нечего было и думать что-нибудь спасти: смолу ничем не отмоешь. На столе красовалась надпись, сделанная моим красным фломастером: «Дешевка, убирайся домой!"
Меня удивила собственная реакция. Думаю, обычный человек испытал бы гнев, чувство безнадежности и, может быть, бессилие, но я реагировал иначе. Я похолодел, на меня нахлынула неведомая до сих пор злоба. Посмотрев на свою работу, погубленную глупым злым юнцом, я принял вызов: «Ты со мной так, и я с тобой так же». На уборку ушло все утро. Я торопился, не желая, чтобы Дженни узнала о случившемся. К счастью, этот день отводился у нее для посещений, и я не ожидал ее раньше пяти часов вечера. Я принес банку бензина, счистил смолу с пола, испорченные сводки и карточки отнес в мусорный ящик. Появлявшимся несколько раз старушкам пришлось сказать, что у меня нет для них времени. Они изумленно смотрели на разгром и уходили. Одна из них, толстуха лет семидесяти, задержалась в дверях и наблюдала, как я оттираю пол.
— Давайте помогу, мистер Ларри, — сказала она. — Я к этому привычнее.
Наверное, злость в моем взгляде, когда я поднял голову, испугала ее. Она ушла. На телефонные звонки я не обращал внимания. К четырем часам я закончил уборку. И, сев за стол, снова принялся за картотеку. В четверть шестого прибежала Дженни и с усталым видом опустилась на стул по другую сторону стола.
— Все в порядке? — Она принюхалась. — Бензин. Что-нибудь случилось?
— Маленькое происшествие, пустяк, — объяснил я. — Как у вас?
— Нормально, как всегда. О вас начинают говорить, Ларри. Вы нравитесь старичкам.
— Шаг в верном направлении. — Я откинулся на спинку стула. — Расскажите мне о Страшиле. У нас есть на него карточка?
Она застыла, не сводя с меня взгляда:
— Нет. Почему вы спросили?
— Есть у нас что-нибудь на него? Где он живет?
Она продолжала пристально смотреть на меня:
— Зачем вам понадобилось знать, где он живет?
Я выдавил небрежную улыбку:
— Я тут думал о нем. Интересно, нельзя ли найти к нему подход, как-нибудь подладиться? Я имею в виду — подружиться. Как вы думаете?
Дженни покачала головой:
— Нет, абсолютно нет! Со Страшилой никто не может сдружиться. Это плохая идея, Ларри. Что-нибудь случилось? — Она замолчала, разглядывая меня.
— Случилось? — Я улыбнулся. — Просто я подумал, нельзя ли изобразить из себя доброжелателя, готового помочь. Потолковать с ним. Но не буду с вами спорить, вы лучше его знаете.
— Все-таки что-то случилось! Я знаю Страшилу! Но, пожалуйста, скажите мне!
— Ничего не случилось. Беда в том, Дженни, что на вас иногда нападает желание драматизировать события. — Я опять улыбнулся. Вдруг я почувствовал прилив вдохновения. — Если у вас нет более приятных планов, может, пообедаете со мной?
У нее расширились глаза.
— Пообедать? С радостью.
По выражению ее лица я понял, что это, возможно, первое приглашение, полученное ею со времени приезда в этот забытый Богом город.
— Здесь найдется какое-нибудь место, где мы можем прилично пообедать? От «Луиджи» я не в восторге. Куда можно пойти? Расходы не имеют значения.
Она хлопнула в ладоши:
— Вы это серьезно? Расходы не имеют значения?
— Именно. С самого приезда сюда я ничего не потратил, у меня полно денег.
— Тогда в «Плазе». Это в пяти милях от города. Я там никогда не бывала, но мне рассказывали.
Она жестикулировала и казалась возбужденной, как ребенок.
— Отлично. Я все устрою.
Она посмотрела на свои часики и вскочила.
— Нужно идти. Через пять минут у меня встреча.
— Так, значит, вечером в восемь. Приходите в отель. У меня машина. Договорились?
Она кивнула, улыбнулась и убежала. Несколько минут я сидел, думая о ней, потом набрал номер полиции и попросил соединить меня с сержантом. После недолгого ожидания в трубке послышался его сиплый голос.
— Говорит Карр. Помните меня? — спросил я. До меня донеслось его тяжелое дыхание.
— Карр? Полторы тысячи баксов? Правильно?
— Точно. Вы можете мне сказать, где обитает Страшила Джинкс? Где его логово?
Последовала длительная пауза, потом он спросил:
— Чего это вам вздумалось?
— Я хочу с ним встретиться. Нам давно пора потолковать.
— Ищете неприятностей?
— Я сотрудник опеки. Забыли? Прошу у вас информацию.
Снова последовала длинная пауза. Я представил, как он, задумавшись, катает взад-вперед свой карандаш. Наконец он сказал:
— Да, сотрудник опеки. — Опять последовала пауза, затем он сказал:
— Его нора в доме номер двести сорок пять, Ленсингтон. Банда сходится в кафе Сэма на Десятой улице. — Снова последовала пауза, послышалось тяжелое дыхание, потом он добавил:
— Не лезьте на рожон, приятель. Заварушки в этом городе приходится расхлебывать нам, а мы не любим работать.
— Вас можно понять, — отозвался я и положил трубку.
В телефонной книге я нашел номер ресторана «Плаза» и заказал столик на восемь сорок. Но Страшила опередил меня.
Дженни появилась в отеле ровно в восемь. Я едва узнал ее. Она заплела волосы в косу и туго затянула вокруг своей изящной головки. На ней было черное с белым платье, которое превратило ее из старомодной и плохо одетой неряхи в соблазнительную женщину. Явно довольная и гордая собой, она выжидательно улыбнулась мне.
— Сойдет?
Я надел один из своих лучших костюмов. Она была первой женщиной, которую я пригласил в ресторан после утраты Джуди.
— Вы выглядите чудесно, — сказал я, не покривив душой.
Мы подошли к стоянке, где я оставил свой «бьюик». Все шины были спущены, а водительское сиденье исполосовано бритвой. Поперек ветрового стекла шла надпись большими белыми буквами:
«Дешевка, убирайся домой!»
Нельзя сказать, чтобы вечер блестяще удался. Да и как могло быть иначе? Дженни расстроилась из-за машины, хотя я сдерживался, подавляя в себе жгучую ненависть к Страшиле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27