Это, конечно, был самый главный вопрос. Я объяснил, что для создания такого колье из бриллиантов придется искать камни по всему свету. Когда они будут собраны, их огранят лучшие мастера, потом оправят в платину, что тоже должно быть сделано специалистами. Все это стоит денег. Я развел руками, но одарил ее чарующей улыбкой. Мы оба знали, что за колье будет заплачено не ее деньгами. Ей придется вытянуть их из мужа. Я упирал на тот факт, что бриллианты вечны. Они никогда не падают в цене. Деньги ее мужа получат надежное помещение. Подождав, пока она усвоит информацию, я небрежно уронил, что колье будет стоить примерно полтора миллиона долларов. Она и глазом не моргнула. Да с чего бы ей волноваться? Платить-то придется мужу. Она сидела с мечтательным выражением в глазах, груда жира в платье модели Нормана Хартвела. Я догадывался, о чем она думает. Она думала о том, каким великолепным символом положения было бы такое колье, как завидовали бы ей подруги и, может быть, даже Элизабет Тейлор. Так что в конце концов миссис Плессингтон получила свое колье, самую дорогую вещь, когда-либо проданную фирмой «Льюис и Фремлин», и притом только благодаря мне. Окончательная стоимость колье составила миллион восемьсот тысяч долларов. Миссис Плессингтон и ее колье вызвали немалый шум в прессе. В газетах появились ее фотографии с колье на шее и с мужем, маячившим на заднем плане с таким видом, будто он надкусил зеленую айву. Она щеголяла в колье в казино, в опере, в Загородном клубе и была на седьмом небе от счастья. Но через месяц одну из ее подруг, владелицу колье, которое я постеснялся бы предложить любому из своих клиентов, огрели по голове, а колье украли. Женщина так от этого и не оправилась и нуждалась в постоянном присмотре сиделки. Это нападение до смерти испугало миссис Плессингтон, которая только теперь сообразила, что ее бриллианты ценой в миллион восемьсот тысяч долларов могут навлечь на нее смертельную опасность. Она немедленно сдала колье в сейф своего банка и отказалась надевать его. Все это происходило пять лет назад, теперь же, по словам Сиднея, она хотела продать колье. Мы с Сиднеем знали, что за последние пять лет миссис Плессингтон пристрастилась к азартным играм, каждый вечер ее можно было видеть в казино. Муж не вмешивался, потому что, помимо продажи здоровенных ломтей Флориды и возведения небоскребов повсюду, где только находилось для них местечко, он имел еще одно увлечение. Плессингтон был страшным бабником. В то время, как его жена большую часть ночи проводила за игрой, сам он предавался постельным развлечениям с любой приглянувшейся ему девчонкой. Но Плессингтон знал счет своим деньгам и время от времени осведомлялся о проигрышах своей жены и устраивал ей головомойку. Миссис Плессингтон никогда не выигрывала. Зная все это, нетрудно было догадаться, что теперь она по уши залезла в секретные долги и решила продать колье, пока муж не догадался об их размерах.
— Ларри? — донесся голос Сиднея сквозь потрескивание электрических разрядов. — Ты слушаешь?
Мне было наплевать на миссис Плессингтон, на ее колье и на самого Сиднея, если на то пошло. В моей голове засела жгучая мысль о Рее.
— Я слушаю, — сказал я.
— Ради Бога, сосредоточься, Ларри, — настойчиво произнес Сидней. — Пожалуйста, ради меня. Ты должен вернуться! Не могу представить, чем ты занимаешься в этом ужасном городе! Ну скажи же, что ты вернешься и поможешь мне!
Снова судьба направляла меня. Несколькими минутами раньше я думал о самоубийстве. Если бы Сидней попросил меня заняться не продажей колье Плессинггонов, а чем-нибудь другим, я бросил бы трубку, но это колье было вершиной моих достижений. Создав его, я приобрел репутацию одного из лучших специалистов по бриллиантам. Мрачное настроение вдруг покинуло меня. Быть может, новая перемена обстановки излечит меня от маниакального влечения к Рее, но я хотел на всякий случай оставить себе лазейку.
— Я еще не поправился, Сидней, — сказал я, — у меня иногда болит голова, бывает трудно сосредоточиться. Если я вернусь и продам, ты сам знаешь что, сможешь ты дать мне дополнительный отпуск, если понадобится?
— Конечно, милый мальчик! Мало того, я дам тебе один процент от выручки, а если захочешь, можешь отдыхать еще шесть месяцев. Справедливей некуда, не так ли?
— Сколько она за него хочет? Он зажужжал, как пчела в бутылке, прежде чем ответить.
— Я еще не обсуждал с ней этот вопрос. Ей не терпится получить деньги. Я сказал, что проконсультируюсь с тобой, а ты уж поговоришь с ней.
Я вновь заколебался, подумав о Рее, потом решился:
— Хорошо. Я сейчас же выезжаю и послезавтра буду у тебя.
— Не бери машину. Найми лучше воздушное такси. Я оплачу расходы, — попросил Сидней. — Ты не представляешь, какое это для меня облегчение! Давай пообедаем вдвоем где-нибудь в тихом местечке. Встретимся около девяти в «Ла Пальма». Согласен?
"Ла Пальма» — один из самых дорогих и изысканных ресторанов в Парадиз-Сити. Сидней явно хотел задобрить меня.
— Договорились, — согласился я и положил трубку.
Во время двухчасового полета до Парадиз-Сити в кабине маленького самолета мысль, подобная черной змее, вползающей в комнату, незаметно прокралась в мой мозг. «В этой стране полно старых жирных дураков, которые сидят на миллионах», — так сказала Рея. Зачем ждать, пока я стану старым, жирным и глупым? Почему бы сразу не завладеть огромным богатством? Я думал о колье миссис Плессингтон. Миллион восемьсот тысяч долларов! Я был уверен, что, будучи экспертом по бриллиантам, зная крупнейших торговцев бриллиантами во всем мире, я не встречу никаких затруднений, если буду продавать камни при условии соблюдения осторожности. Эти торговцы с руками оторвут все, что я им предложу. Я часто продавал бриллианты от имени Сиднея, который всегда требовал оплаты наличными. Партнеры по сделкам никогда не возражали, и Сидней тоже платил наличными, покупая у них. А самое главное — они признавали мою подпись.
После разборки колье продажа камней различным коммерсантам не составит труда. При моем положении в фирме «Льюис и Фремлин» я мог действовать без всяких опасений, поскольку сам Сидней больше не поддерживал контактов с этими людьми. Я продам камни, а деньги положу в швейцарский банк.
Легче всего будет продать колье, но украсть его так, чтобы меня никто не заподозрил, дело посложнее. Я воспринимал это как вызов. Может быть, я ничего не стою, когда речь идет о грабеже, и трушу при попытке угнать машину, но операция по похищению колье, хотя и не представляла собой проблемы, по крайней мере позволяла действовать мне в своей стихии. В течение следующего часа под монотонный гул мотора маленького самолета, уносившего меня в Парадиз-Сити, я перебирал в уме методы и средства.
* * *
Я нашел Сиднея сидящим в уединенном алькове за бокалом двойного мартини. Метрдотель ресторана «Ла Пальма» проводил меня к нему с почтением, достойным члена королевской семьи.
Как обычно, ресторан был полон, и мне пришлось задержаться у нескольких столиков, отвечая на вопросы моих клиентов о здоровье, но в конце концов я добрался до алькова, и Сидней стиснул мою руку.
— Ларри, дорогой мальчик, ты просто не представляешь, как я ценю твой приезд! — выпалил он. В его глазах блеснули слезы. — Как ты плохо выглядишь, у тебя чахлый вид. Как ты себя чувствуешь? Ты утомился в полете? Я ненавижу себя за то, что вытащил тебя раньше времени, но ты ведь понимаешь меня, правда?
— Я в полном порядке, — возразил я. — Не суетись по пустякам, Сидней. Долетел я прекрасно.
Но он не успокоился. Первым делом он заказал двойной мартини для меня, а когда метрдотель ушел, принялся расспрашивать, как мое здоровье, чем я занимался и скучал ли по нему. Привычный к его жужжанию, я прервал его:
— Послушай, Сидней, говори о деле. Я немного устал и после обеда хочу лечь, так что давай не тратить время на разговоры о моем здоровье.
Принесли мартини, и Сидней заказал икру, суфле из омара и шампанское.
— Ничего, как ты думаешь? — спросил он. — Это все легкое и питательное, и ты потом будешь хорошо спать.
Я сказал, что заказ отличный.
— Значит, она хочет продать колье? — начал я, когда метрдотель ушел, щелкнув пальцами двум официантам, чтобы они обеспечили нам отличное обслуживание.
— Она пришла вчера, колыхаясь, как студень, — сказал Сидней. — Я знаком с бедняжкой не первый год, и она считает меня одним из ближайших друзей. Она призналась, что ей просто необходима крупная сумма денег, только Генри ничего не должен знать. Сначала я подумал, что она хочет просить взаймы, и у меня прямо-таки голова пошла кругом от попыток придумать какую-нибудь отговорку, но она тут же все выложила. Она вынуждена продать колье, и, повторяю, Генри ничего не должен знать. Она спросила, сколько бы я дал ей.
— Она опять проигралась?
— Она не сказала, но, конечно, полагаю, что она должна много тысяч. Я, как только понял, куда она клонит, сразу устроил дымовую завесу. Я сказал, что дело должен вести ты, что ты мой главный специалист по бриллиантам и что на твое молчание можно положиться. Я сказал, что ты в отъезде, но как только вернешься, я направлю тебя к ней. Бедняжка чуть не обмочилась. Она не может ждать. Она спросила, когда ты вернешься, и сказала, что дело страшно спешное. Я ответил, что постараюсь вызвать тебя к сегодняшнему вечеру. На этом мы и разошлись. Ну вот, ты вернулся. Ты встретишься с ней утром, Ларри? Ты не представляешь, в каком она положении. Она маленькая глупышка, и мне не хочется видеть, как она страдает. Ты ведь повидаешься с ней. Да?
— Для этого я и приехал.
Принесли икру, и я продолжал, намазывая хлеб маслом:
— Ты имеешь какое-нибудь представление, сколько она хочет?
— Насчет этого я и не заикнулся. Я не хотел портить тебе игру. Я не задавал никаких вопросов. Все в твоих руках, Ларри.
Я намазал на хлеб икру.
— Дело может оказаться не таким простым, Сидней. Ты, конечно, понимаешь, что колье придется разобрать. Нечего и думать продавать его в теперешнем виде. Опять поднимется шумиха, и, если Плессингтон увидит на фото какую-нибудь другую женщину в нашем колье, миссис Плессингтон придется плохо. Я кое о чем подумал, пока летел. Мы сами могли бы чертовски неплохо заработать на сделке. Можно даже продать камни за два миллиона, но сработать нужно очень аккуратно.
Сидней вытаращил глаза.
— Два миллиона?
— Вот как я это себе представляю: я встречусь с миссис Плессингтон и объясню ей, что, если она хочет, чтобы мы продали колье в его теперешнем виде, мы дадим ей миллион восемьсот тысяч, столько же, сколько заплатила она сама. Из твоих слов ясно, а я укажу ей, что повторная продажа колье вызовет такой же интерес прессы, как и первая, но она боится огласки. Стоит ей понять это, как она перепугается и не позволит нам продавать его как ювелирное изделие. Тогда я объясню ей, что, если колье разобрать, стоимость его значительно понизится. Камни придется продавать по отдельности, и мы не сможем предложить ей больше девятисот тысяч. Колье станет нашим. — Я поднял руку, видя, что он хочет меня прервать. — Дай мне закончить. Ты должен спроектировать ожерелье, в которое войдут все камни миссис Плессингтон. Я закажу ожерелье Чану, подыщу покупателя в Южной Америке, в Индии или на Ближнем Востоке и сбуду это ожерелье за два миллиона. И тогда ты заработаешь миллион сто тысяч долларов. Это, по-моему, очень выгодная сделка.
Он откинулся на спинку кресла и некоторое время смотрел на меня.
— Но мы не можем так поступать! — воскликнул он с возмущенным видом. — Нельзя же наживаться такими методами на бедняжке.
— Это бизнес, Сидней, — сказал я. Я положил себе еще немного икры. — Спроси Тома, можем ли мы так поступать.
— У Тома не душа, а счетная машина и кассовый аппарат вместо сердца.
— Потому-то ты и ешь икру.
Несколько минут он задумчиво жевал.
— Ты действительно думаешь, что сможешь продать ожерелье за два миллиона?
— А почему бы и нет?
Я был уверен, что не смогу, но мне нужна была приманка для Сиднея.
— Даже Бартоны могут купить его за эту сумму, но тебе придется спроектировать ожерелье, перед которым любое другое покажется дешевкой.
У него загорелись глаза. Такие задачи Сидней обожал.
— Я сумею, уверен. Какая замечательная идея, Ларри, умненькая ты киска!
Я понял, что купил его, и начал успокаиваться. Мы молча выпили шампанского, потом я осторожно ступил на очень тонкий лед.
— Понадобится время, Сидней. Мне придется слетать в Гонконг. Чан проработает над ожерельем не меньше месяца. На продажу его уйдет три, а то и пять месяцев. Что станет тем временем с миссис Плессингтон?
Он изумленно уставился на меня. Эта мысль не приходила ему в голову.
— Я знал, что это слишком хорошо, чтобы поверить в такое! Она не может ждать. По-моему, она не сможет ждать и недели!
Подошел официант и убрал тарелки. Мы сидели молча, пока не подали суфле из омара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27