И в конце
концов, может, и есть зерна истины в легенде о городах и планетах,
сверкающих атомной энергией и светом. Олден невольно вздрогнул при этом
воспоминании. Только с течением времени понял он размеры своего
богохульства. И когда на следующий день тот младший холодно сообщил ему,
что проинформировал главного ученого, это казалось концом всех надежд.
Но, к его удивлению, оказалось началом нового этапа в его карьере.
Через месяц его вызвали для разговора с приехавшим Джоквином, который жил
во дворце Линнов.
- Мы поощряем молодых людей, чьи мысли не идут по проторенным
дорогам, - сказал Джоквин. - Мы знаем, что для молодых характерны
радикальные идеи, а по мере того как человек становится старше, он
обретает равновесие между своей внутренней сущностью и потребностями мира.
Другими словами, - закончил ученый, улыбаясь младшему, - имейте свои
мысли, но держите их при себе.
Вскоре после этого разговора Олден был назначен на восточный берег.
Оттуда год спустя он перебрался в столицу. Становясь старше и приобретая
все большую власть, он обнаружил, что радикализм среди молодежи
встречается гораздо реже, чем говорил Джоквин. Годы власти привели
сознание глупости его тогдашних слов. В то же время он гордился ими, как
будто они делали его "отличным" от других, ставили выше других ученых. Как
главный, он понял, что радикализм - единственный критерий, по которому
отбираются кандидаты для продвижения. Рассматривались только те
рекомендации, в которых указывались хоть малейшие отклонения от
стандартного мышления у кандидата. Это ограничение имело одно счастливое
последствие. Вначале жена Олдена, решившая быть властью над властью
храмов, объявила себя единственной судьей в деле продвижения. Юные
храмовые поэты навещали ее, когда Олден отсутствовал, и читали ей свои
стихи.
Когда они обнаружили, что ее обещания ничего не значат, их визиты
прекратились. Олден обрел мир в доме, а жена его стала гораздо более
страстной...
Его размышления кончились: впереди была толпа, крики и гул имели в
себе что-то неприятное. Олден увидел, что люди собрались вокруг храма
Рахейнла. Он подумал: "Несчастный случай?", и заторопился вперед,
протискиваясь сквозь внешний край толпы. Неожиданно он рассердился, когда
ему не уступили дорогу. Разве они не понимают, что он главный ученый? Он
увидел в нескольких десятках футов от себя стражников дворца верхом и уже
открыл рот, чтобы позвать их на помощь, когда что-то остановило его. До
сих пор все его внимание сосредоточивалось на храме. Теперь, повернувшись,
он увидел окружавший парк.
Пятеро юных поэтов Розамунды свисали с ветвей дерева на краю храмовой
территории. На большом дереве поблизости шестеро младших и трое ученых еще
судорожно дергали ногами. Олден застыл, парализованный. И тут же несколько
посвященных, кому на шеи набросили веревки, закричали. Их крик оборвался,
как только телега, на которой они стояли, выехала из-под них.
Ученый Олден пробирался сквозь толпу на ватных ногах. Он наталкивался
на людей, шатался как пьяный, он лишь смутно сознавал происходящее. Если
бы он единственный в толпе вел себя так, его тут же заметили бы и потащили
на виселицу. Но казнь захватила толпу врасплох. Каждый новый прохожий,
подошедший, чтобы посмотреть, что происходит, испытывал ужасный шок.
Женщины падали в обморок. Несколько человек тошнило, другие стояли с
оцепеневшим взглядом. Выбравшись из толпы, Олден вновь приобрел
способность думать. Он увидел открытую калитку, нырнул в нее и поплыл -
совершенно новое ощущение в ногах - сквозь кусты. И тут только он
сообразил, что находится на территории городского дворца лорда и леди Крег
Линн.
Это было самым ужасным моментом за все утро. В ловушке - и по
собственной вине! Олден упал за густыми кустами и лежал в полуобмороке от
испуга. Постепенно он понял, что впереди длинное надворное строение и путь
к нему защищен деревьями. Олден не смел вернуться тем путем, что пришел
сюда, не смел оставаться на месте. Он поднялся на дрожащих ногах, и боги
были с ним. И вскоре он уже лежал, сжавшись, в длинном узком амбаре, где
хранилось сено, примыкавшем к конюшне.
Это тоже не очень хорошее укрытие. Оно оказалось почти пустым, и
только в дальнем конце, ближайшем к конюшне, лежало сено. В него он и
забился. Едва успел он улечься, как дверь из конюшни в десяти футах справа
от него открылась. Сверкнули вилы с четырьмя зубцами и унесли груду сена.
Конюх пинком затворил дверь, послышались удаляющиеся звуки шагов. Олден
лежал, затаив дыхание. Он только начал приходить в себя, как - бум -
открылась другая дверь, вилы выхватили еще груду сена и исчезли. Несколько
минут спустя произошло новое вмешательство. За тонкой стеной, отделявшей
это помещение от конюшни, остановились рабыня и конюх. Конюх, очевидно,
солдат, а не раб, спросил:
- Где ты спишь?
- В западной рабской казарме.
Она отвечала с неохотой.
- Какой матрац?
- Третий.
Он, казалось, задумался. Потом:
- Я приду в полночь и лягу с тобой.
- Это против правил, - дрожащим голосом сказала девушка.
- Не будем думать о правилах, - грубо сказал солдат. - Пока.
Он ушел со свистом. Девушка не двигалась. Потом послышались чьи-то
быстрые шаги. Девушка зашептала что-то, и слова ее не были различимы.
Ответила другая женщина:
- Это второй раз с его появления на прошлой неделе. В первый раз мы
подсунули ему старую Эллу. Он в темноте не заметил, а она охотно пошла.
Но, очевидно, придется заняться. Я скажу мужчинам.
Они разошлись в разные стороны.
Олден, которого разгневало поведение солдата, теперь рассердился еще
больше.
- Эти ничтожные рабы! Заговор против граждан!
Его поразило, что между рабами существует связь. Он слышал и раньше,
что многие мелкие рабовладельцы стали очень осторожны из-за убийств. И вот
он получил доказательство, что слухи эти справедливы.
Олден набожно подумал:
- Мы должны повышать мораль владельцев и, - глаза его сузились, - с
помощью силы сломить организацию рабов. Нельзя допустить такое вопиющее
нарушение!
Гнев его мгновенно исчез, когда в ста футах от него открылась дверь.
Олден инстинктивно сжался и больше не думал о проблеме рабов.
Несмотря на нервное потрясение, к полудню он вернул способность
нормально размышлять. Вначале он понял, почему ему удалось избежать
облавы, в которую попали все остальные. Лишь две недели назад он переехал
в новое помещение на улице Пальм. Солдаты, очевидно, явились по старому
адресу, затем им нужно было пересечь весь город, в результате он вышел из
дома до их появления. От такой ничтожной случайности зависело его
спасение. Олден задрожал, потом в глубине его души поднялся гнев,
смертоносный гнев несправедливо осужденного. Ярость подкрепила его силы, и
он наконец оказался способен к характерному для него четкому логическому
мышлению. Очевидно он не может оставаться в пределах городского дворца. На
помощь пришли воспоминания, незначительные детали, которые он видел в
прежние годы, не сознавая этого. Он припомнил, что каждые несколько ночей
в ворота дворца привозят сено. Судя по пустоте амбара, новый запас скоро
прибудет. Он должен выбраться раньше.
Олден начал пробираться направо. Он припомнил, что там имелись
ворота. Однажды, гуляя, он мельком видел сквозь них конюшню. Если
проникнуть в конюшню, а потом в те ворота... Хорошо бы переодеться! В
конюшне должны висеть рабочие комбинезоны. Лучше бы женскую одежду из-за
длинных волос, которые отращивали ученые.
То, что ему нужно было, он нашел в правом углу конюшни, отведенном
под дойных коров. И он и животные молчали, пока он торопливо натягивал
рабочую одежду, которую молочницы надевают поверх платья.
Городской дворец, переставший быть резиденцией Линнов, превратился в
сельскохозяйственный и чиновничий центр. У ворот дежурили солдаты, но они
не побеспокоились расспросить неуклюжую рабыню, вышедшую уверенным шагом,
как будто ее послали с важным поручением.
Вечером Олден с тыла подходил к храму Ковиса. Когда перед ним
показались свинцовые стены, он снова начал нервничать. Он боялся, что
сейчас, когда безопасность рядом, что-нибудь случится. Робко постучал он в
боковой вход и, дрожа, ждал.
Дверь открылась неожиданно; Олден был так напряжен, что реагировал
немедленно и мимо удивленного младшего ступил в затененный коридор.
Лишь когда он закрыл дверь, так что они оказались почти в полной
темноте, Олден назвал себя удивительно молодому человеку.

3
Медрон Линн, лорд-правитель, шел по улице Линна. В последние годы он
реже выходил в город, но, как и в прошлом, испытывал любопытство и
возбуждение. Как всегда, у него была определенная цель. Только так мог он
оправдать затраченное время и усилия.
Его окружало обычное количество телохранителей, но они были
специально обучены для таких выходов; как солдаты в увольнительной, шли
они перед и за ним, как будто их совсем не интересовал худой бледный
человек с кремовым лицом, приказ которого становился законом на Земле и
других планетах.
Лорд-правитель отыскивал рынки в наиболее населенных районах. Вид
многих цветных товаров напомнил ему о его молодых днях, когда эти части
города были тусклыми и нераскрашенными, а уровень мастерства ремесленников
оказывался чрезвычайно низок. Торговцы ворчали и сердились, когда в
начальные годы своей власти он приказал, чтобы дома сдавались лишь тем,
кто будет их ярко раскрашивать, а торговые лицензии получали лишь те, кто
торгует высококачественным товаром. Забытый кризис. Под давлением
конкуренции весело раскрашенные дома повлияли на внешность всего города, а
требование на товары хорошего качества вызвало повышение мастерства
ремесленников.
Лорд-правитель Линн вынужден был пробиваться сквозь толпу покупателей
и продавцов. Рынок заполняли людьми с холмов и из-за озера, было также
значительное количество жителей с других планет с удивительными глазами. В
такое время лучше всего завязываются разговоры.
Он заговаривал только с теми, кто не узнавал в этом небритом человеке
в мундире отставного солдата правителя. Потребовалось немного времени,
чтобы выяснить, что тысячи агентов, которых он разослал с заданием
пропагандировать его точку зрения на повешения, проделали хорошую работу.
Он сам встретил семерых таких агентов, и трое завязали с ним разговор.
Пятеро фермеров, трое торговцев и два работника, с которыми он
заговорил сам, на критические замечания лорда-правителя ответили
проправительственными лозунгами, которые они могли услышать лишь от его
людей.
Неплохо, сказал он себе. Первый же вызванный им кризис разрешился
благополучно. Лишь одно поколение отделяло Линнскую империю от длительной
гражданской войны, которая и привела семейство Линнов к власти. Сборщики
налогов все еще приносили мало денег. Одной из причин тяжелого финансового
положения служили храмы. Ученые держали народ так прочно, как никто в
прошлом. Так казалось лорду-правителю. Храмовые обряды обладали
гипнотической властью, а специально подготовленные люди внушали
собравшимся необходимость пожертвований. В особенности подвержены этому
были женщины, так что храмы сами сдерживали их, иначе они отдали бы все
свое имущество. Мужчины, часто занятые на войне, менее поддавались власти
храмов. За счет огромных доходов храмы содержали орды ученых, старших и
младших, и посвященных. Армия храмов была так огромна, что почти в каждой
семье был хотя бы один родственник, который учился, чтобы стать ученым.
Лорду-правителю начало казаться - и совсем не нужно было, чтобы Лидия
напоминала об этом, - что нужно попытаться нарушить эту гипнотическую
власть. Пока это не произойдет, финансовое положение останется
напряженным. В самом Линне торговля расцвела, но в других городах она
восстанавливалась гораздо медленнее.
Продолжались несколько завоевательных войн, три из них на Венере
против венерианских племен. Цель, которую он перед собой поставил, -
объединение Солнечной системы, - требовала, чтобы такие экспедиции
обеспечивались любой ценой. Что-то нужно было принести в жертву, что-то
большое. Лорд-правитель выбрал храмы как единственного реального
конкурента правительства в сборе доходов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25