Трое негодяев набросились на капитана и тотчас опутали руки и ноги его толстой веревкой.
«При чем здесь капитан? Разве он определял участь гребцов, осужденных на галеры?.. Как ловко науськивают на людей, мешающих осуществлять гнусные замыслы!..»
Иосиф не успел додумать свою горькую мысль: связанного капитана подтащили к борту и швырнули в воду. С тихим всплеском завершилась судьба мужественного человека.
Рыжебородый со злорадной усмешкой обернулся на остальных пленников, ожидая униженной мольбы о пощаде или согласия присоединиться к пиратам.
Все молчали, пораженные столь крутой расправой.
— Кто желает сохранить свою жизнь, пусть перейдет на эту сторону, — указал рыжебородый.
От горстки пленников отделился лишь один человек — слуга графа, плут и картежник, наверняка уже стянувший лучшие вещи из походного сундука своего хозяина.
— Выходит, только один человек дорожит своей шкурой? — продолжал рыжебородый. — Что ж, я позабочусь о том, чтобы остальные горько раскаялись за свое безрассудство…
И вдруг вперед выступил граф.
— Господа, — крикнул он, обращаясь к пленникам. — Негодяи не пощадят нас, вперед — за честь и свободу!
И первым бросился на рыжебородого, ударом кулака сшиб его с ног, и рыжебородый, только что сохранявший осанку победителя, с поросячьим визгом пополз на четвереньках, пытаясь выбраться из свалки, которая возникла.
Его телохранитель замахнулся секирой, но граф, опытный воин, видимо, не раз глядевший в лицо смерти, прыгнул на каторжника и повалил его.
— Испанцы! Бейте негодяев! — раздался его зычный голос.
Но связанные офицеры были беспомощны. Впрочем, одному из них удалось сбросить путы. Отбиваясь от каторжника, он обезоружил его и пинком послал за борт. Другой каторжник, спасаясь от увесистых кулаков, бросился наутек вверх по вантам.
Иосиф подхватил оброненную кем-то дубину, обломок весла, и, нанося удары направо и налево, стал пробираться к рыжебородому, который, прячась за спинами околпаченных бродяг, махал руками и истерически кричал по-гречески своему соплеменнику:
— Зови остальной сброд на помощь! Скорее!..
Тут выяснилось, что подавляющее большинство матросов и младших офицеров загнали в трюм. Стоило пробиться к ним и освободить, иго рыжебородого было бы свергнуто.
Но орава весельников, прибежавших на помощь своим сотоварищам, без малейших сомнений подавила отчаянное сопротивление горстки безоружных людей. Граф был зарублен саблей, два офицера изувечены ножами и выброшены в море. Оставшихся в живых посадили под замок в каюту капитана. Их ожидала, конечно, самая злая участь.
Молодая графиня держалась очень мужественно. Она была прекрасна даже в своем горе. Слезы бежали по ее бледному лицу, но она повторяла служанке:
— Я не плачу, не плачу, Умберта. Отец умер так, как и подобает настоящему рыцарю, я горжусь им. И нам, нам предстоит теперь, не дрогнув, испить ту же чашу!
— Что же делать? — спросил Иосиф.
— Я уже не могу защитить тебя, — сказала Анна, — спасайся на свой страх и риск. Нас ожидает рабская доля в хозяйстве какого-нибудь мавра или турка. Ни тебя, ни меня не выкупят, но каждый должен сражаться за свою жизнь до последнего, чтобы таким образом спасти свою душу.
— Нет, госпожа, — сказал Иосиф. — Теперь, когда случилась беда, я ни за что не расстанусь с вами по доброй воле и все свои силы употреблю на то, чтобы облегчить вашу судьбу.
Прекрасная Анна отвернулась, чтобы скрыть слезы.
— От тебя я этого не ожидала, — промолвила она. — Ты всегда был своенравен и себе на уме. Прости, я иногда думала о тебе хуже, чем ты есть…
«Может быть, самая большая ценность, которую оставил для общей культуры этот так называемый „высший класс“, почти целиком существовавший за счет своих рабов, — традиция великодушия, верности данному слову, стойкости в превратностях судьбы и горделивая верность святыням, — подумал Иосиф. — Не все эксплуататоры по рождению были эксплуататорами по духу…»
Без еды и без воды, страдая от духоты, пленники просидели взаперти до позднего вечера. Незадолго до заката солнца в щелку неплотно притворенной ставни Иосиф разглядел, что к борту галеры пристало пиратское судно. Спустя некоторое время послышались крики людей и следом — выстрелы. Вероятно, это казнили непокорных.
В сумерках в каюту втолкнули еще несколько человек. Что это за люди, очередные невольники или шпионы пиратов, было неизвестно. Когда один из них, изрыгая гнусности, попытался снять золотое кольцо с руки Анны, Иосиф обрушил на голову негодяя бронзовую капитанскую чернильницу. Видимо, это возымело должное действие, потому что Анну больше никто не трогал.
Миновала долгая ночь и еще полдня. Служанка Анны, у которой было слабое сердце, упала в обморок.
Иосиф стал стучать в дверь. Дверь, наконец, открыли.
— Кто тут шумит? — грозно спросил полуголый каторжник, к тому же не вполне трезвый. — Изрублю всякого, кто сунется со своими претензиями!.. Да здравствует свобода народа! Смерть тиранам!..
Иосиф объяснил, что люди падают в обморок от духоты и жажды.
— Ха-ха-ха! Сейчас принесем свежего пива!
Каторжник куда-то ушел и вскоре вернулся с компанией таких же пьяных ублюдков. Они сунули в каюту ведро, наполненное мочой, и, хохоча, стали похваляться своим остроумием…
Всю ночь на корабле шла попойка, а утром, когда взялся хороший ветер, пленников решили перевести в трюм.
В каюте капитана осталось несколько умерших, среди них — старая служанка Анны.
Проходя по палубе, Иосиф увидел на мачте черный пиратский флаг.
Рыжебородый собственноручно заносил в большую кожаную тетрадь имена, титулы, возраст и род занятий каждого пленника. Узнав о скончавшихся, грязно выругался по адресу каторжников.
— Ленивые скоты, способные только на то, чтобы лакать хмельное пойло! Нанесли братству ущерб — кругленькую сумму можно было выручить на любом невольничьем рынке!.. Смотрите же, если сумма потерь превысит сумму дохода, вам придется самим надеть на шею рогатку невольника! Великое братство пиратов дарует свободу, но не поощряет разнузданности и злоупотреблений!..
Рыжебородый, конечно же, неспроста устроил этот спектакль. Во-первых, он давал понять каторжникам, что время ликования позади и новые главари потребуют от них такого же безоговорочного подчинения, как прежние хозяева. Во-вторых, гасил в пленниках искры последней надежды.
В темном, вонючем трюме Иосифу было суждено промучиться еще целую неделю. На день узникам давали по кусочку сушеного сыра, маленькой лепешке и крохотному черпачку гнилой воды.
Половину своей воды Иосиф отдавал Анне, стойко переносившей лишения, сумевшей и в этих ужасных условиях сохранить достойный вид.
Наконец выгрузились в многолюдном порту.
Вокруг сновали люди в чалмах и халатах. Это был Алжир, незадолго до того захваченный авантюристом, много раз менявшим религию и имя, прежде чем объявить себя Барбароссой Первым. Кто хоть немного слышал его историю, поражался, как он оказался предводителем главных пиратских гнезд Средиземноморья; не обошлось, конечно, без убийств и подкупов, но были еще и другие тайные пружины; поговаривали, что он ставленник ростовщиков всего Востока, задумавших основать собственное королевство.
Пленников повели через город. Иосиф, сколь ни был измучен, шутил со своей госпожой, пытаясь заинтересовать ее видом необычного города.
В сущности, это была большая пыльная деревня, только возле дворца правителя теснилось несколько великолепных зданий и величественная мечеть.
Что ожидало несчастных, стало ясно, когда проходили возле мечети. Охранники начали больно хлестать людей кнутами, крича, что неверным запрещено даже глядеть на мусульманский божий дом.
Словно стадо баранов, пленников загнали через низенькие ворота во двор, огороженный каменной стеной. Это было место, где собирали и сортировали невольников, чтобы затем повыгоднее сбыть на рынке.
На помосте в тени сидел важный, полусонный чиновник, перед ним стояли воины со щитами и копьями, толмачи и писцы с навешенными на шею досками. Все новоприбывшие были описаны еще раз: имя, происхождение, возраст, род занятий, знание языков, искусств и ремесел.
Растерянные люди не знали, как лучше защитить себя — приписывали себе разные достоинства. Чиновник спрашивал о том, может ли пленник освободиться за выкуп, на какую сумму рассчитывает, адрес поручителей или посредников.
Каждому присваивался номер, дощечку с номером тотчас вешали на шею, запрещая снимать под угрозой смерти.
Затем женщин отделили от мужчин, впервые всех накормили обильной, хотя и дрянной пищей, позволили умыться и привести себя в порядок.
Понимая речь иноплеменников, собранных за оградой, Иосиф узнал множество историй и поразился масштабам охоты на людей, которую Барбаросса сделал главнейшей статьей дохода своего кровавого государства. Пираты не ограничивались захватами кораблей и их грузов, не довольствовались продажей на невольничьих рынках команды и пассажиров, они нападали на прибрежные испанские, французские, генуэзские и другие земли — ради пленных, которых брали десятками тысяч.
«Как же так? Под носом у всего христианского мира процветает преступный бизнес, и могущественные империи оказываются бессильны пресечь его?.. Как же так? Отчего все шумные походы против пиратской банды завершаются всегда тихо и безуспешно?..»
Иосиф недоумевал.
Однажды он услыхал от пожилого господина из Мессины, посла какого-то герцога:
— …Карл Пятый, располагая сотнями кораблей и опытных мореходов, никак не может высадить войска здесь, на побережье Алжира. Знаете, почему? Потому, что крупнейшие сановники императора подкуплены. Да-да, пираты повсюду держат своих людей, и как им не держать этих людей, если они ежегодно получают доходы, во много раз превышающие доходы сильнейших империй?.. Смотрите, крепость на островке Пеньон, сооруженная арагонцами, до сих пор успешно отбивается от пиратов. Непобедимость пиратов — коварная ложь, как ложь и то, что они стремятся создать государство свободы и социальной справедливости. Как это может случиться, если они существуют за счет убийств, грабежей, насилий и рабства? Их главари нарочно увлекают несчастных, но те получают не свободу и умиротворение, а непрерывные походы, разврат и разгул, полное духовное опустошение и скотство, увечья и смерть… Людям кажется все очень простым: одни грабят, другие — отбиваются от грабителей. Но, право, я, объехавший весь мир и кое-что знающий о его скрытых пороках, берусь утверждать, что грабеж такого размаха — явление не случайное, это бесовское предприятие. И оно вершится только потому, что совращены самые влиятельные лица…
Слова возмущенного господина наводили на самые грустные размышления, но Иосиф не решился развивать перед ним свою точку зрения.
Сердце болело об Анне. Иосиф был готов к мукам своей новой судьбы, сознавая, что эта действительность для него переходная, что он как-либо вырвется из плена. Но как она? У этой хрупкой и нежной девочки, нисколько не повинной в том, что она была рождена и воспитана в богатой семье, не могло быть такой уверенности.
Правда, во время бесед в корабельном трюме он убедился, что вера Анны в справедливость бога ничуть не меньше его уверенности в том, что он, Иосиф, не подвластен крайностям событий. Но тем более было жаль ее чистой и святой веры.
Иосиф поклялся Анне, что не оставит ее в беде, и она недоумевала, как это невольник, лишенный даже малейшей возможности протестовать, может прийти на помощь. Однако она от всей души поблагодарила его, и ее благодарность только укрепила чувства Иосифа. Он в самом деле привязался к этому экзотическому цветку и без колебаний отдал бы свою жизнь за то, чтобы этот цветок рос и расцветал, пусть даже вовсе недоступный ему: счастье Анны воспринималось им, как собственное счастье…
Потом, позднее Иосиф убедился в великодушии юной графини: когда обстоятельства сложились для нее так, что она могла выбирать между личной безопасностью и чистым порывом сердца, она без колебаний предпочла голос сердца и попыталась облегчить долю своего верного слуги, на которого она, правда, и смотрела как на слугу, не в силах переступить предрассудков эпохи.
Мог ли Иосиф поставить ей в вину заблуждения? Да и понимал, что ответная любовь, если бы он и добился ее, ничего, кроме новых мучений, не принесла бы, потому что он был визитером в судьбе Анны и рано или поздно должен был покинуть ее…
Однажды на заре появились гнусного вида мавры и с явным удовольствием принялись перещупывать невольников, отбирая их для продажи. Вызывая людей по номерам, они разделяли их по группам; недужных и стариков, не пообещавших никакого выкупа, отправили в подземелье.
Иосиф надеялся, что увидит Анну, но этого не случилось: женщин сортировали отдельно.
После водопоя из общего корыта (пленники лакали воду, как звери) погнали на рынок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35