А где досуг, там обман и разврат…
«Да разве вы и без того не ограблены? Разве не обмануты и не унижены так, как никогда не были унижены даже рабы?» — хотелось крикнуть Иосифу, глядя на голодных, измученных людей.
— Есть ли среди вас тайные полицейские и агенты?
Люди насупленно и угрюмо молчали.
— Сказано вам, сукины сыны! — заорал майор. — Или не видите, кто перед вами? Порки захотелось? Тюрьмы?.. Тайные полицейские, секретные осведомители и агенты, три шага вперед, арш!
Большая половина толпы приблизилась на три шага.
— Все имеющееся в карманах оружие сложить на землю! — скомандовал Иосиф.
Образовалась куча из ножей, плеток и увесистых камней.
— Вы арестованы, — сказал Иосиф тайным полицейским и прочей сволочи. — Идите домой. И горе тому, кто поднимет руку на односельчан… Кру-гом! По домам!..
Иосиф призвал оставшихся крестьян спасать отечество.
— Разбирайте оружие, оно ваше! И защищайте свою свободу!
Никто из людей даже не шелохнулся. Иосиф вновь воззвал к справедливости и правде, но результатом было то же — недоверчивое молчание. Наконец старая женщина, протянув крупные, узловатые руки, сказала:
— Нам бы, господин, хотя бы одну коровку на село. Детки умирают без молока-то…
Машина мчалась на предельной скорости. Иосиф вздыхал, глядя за окно, дума его была занята судьбою несчастного народа, из которого изверги вытянули всю душу.
А владелец поместья и полицейский, напялившие прозрачные маски, до неузнаваемости изменившие их лица, довольно ухмылялись.
— Ну, что, убедились в полной бесперспективности своей затеи? — спросил владелец поместья. — В среде аборигенов не осталось ни единого высокого побуждения…
«Десятилетиями уничтожали все самое талантливое, здоровое и самобытное, а теперь изображают несчастное положение народа как итог его собственной глупости, лени и равнодушия…»
Иосифа мучил вопрос: как пробудить самосознание, как вырвать несчастных из лап обмана и самообмана? Догадывался он, что люди более всего люди, когда свободно служат свободной мечте, но распад нравов достиг уже предельной стадии, — о свободной мечте, видимо, не могло идти и речи.
«Каким же судом нужно судить банду, высосавшую из народа все живые соки, оскопившую его волю, подменившую желания, лишившую своих мыслителей, поэтов, ученых и проповедников? Воистину, гнусное преступление заслуживает самой жестокой кары…»
— Если хотите продлить существование этого племени, остается единственный путь: крепить узы дружбы с нами, — сказал майор. — В своем поместье вы сможете проводить любые социальные эксперименты, при условии, конечно, что ни одно слово пропаганды не перейдет через заборы… Вы получите любимый уголок, потому что вся страна — это огромная навозная куча, и если еще удается выращивать овощи, то только благодаря нашим неусыпным стараниям…
9
Столица встретила пустынными улицами и серыми подслеповатыми окнами.
Иосиф велел подъехать к тюрьме и распорядился привести заключенного, с которым сидел в камере. Он подумал, что человек, много рассказывавший о бедствиях людей, поможет в борьбе за их освобождение.
Майор написал записку, Иосиф, проверив, передал ее шоферу, шофер побежал по ступенькам и вскоре вернулся в сопровождении заключенного, по виду почти и не изменившегося.
Иосиф помнил даже, как зовут этого человека, необыкновенно вдруг оробевшего.
— Ну, вот, Бар, окончились твои мучения. Поедешь со мной. Вместе подумаем о том, как освободить из темницы остальных заключенных.
— Да, да, конечно, — пробормотал Бар. — Повсюду надо высоко нести знамя прогресса…
Перед королевским дворцом Иосиф надел запасную маску, и все четверо, включая Бара в полосатой тюремной дерюге, проследовали через ворота и оказались в помещениях королевской канцелярии.
Тут кипела своя жизнь, сновали сотни чиновников-аборигенов. Каждый тащил какие-то бумаги, каждому нужны были подписи, визы, согласования, одобрения, рекомендации, резолюции…
— Представьте себе, все эти прожорливые насекомые ничего не производят, — сказал владелец поместья, не терявший, видимо, надежды перекупить Иосифа. — Все их бумаги, в конце концов, попадают в мусоросборник, откуда прямиком идут на фабрику по производству картонных гробов. В столице сложно с лесом, а пластиковые мешки засоряют почву и тем самым отравляют плоды, которые попадают нам на стол.
Иосиф ужаснулся.
— Зачем же тогда дурачить этих людей?
Сановник улыбнулся змеиной улыбкой.
— Здесь вернейшие из наших слуг. Мы должны поддерживать миф о том, что заботимся об усердных слугах. Часть из них, отдав все силы, оседает здесь — ради пайка. Но следует иметь в виду, что все эти существа живут не более недели. Чтобы не обременять казну, их попросту умерщвляют.
— А как же миф?
— Никто не знает, что они умирают… Их отправляют в «санаторий». На самом деле это газовая камера…
«Нет пределов цинизму…»
— Вы недоговариваете, — перебил Иосиф. — Какую еще прибыль вы извлекаете из страданий несчастных?
— Некоторых аборигенов, которые нам нужны, мы приглашаем во дворец — для демонстрации нашего человеколюбия. Они приходят с экскурсоводом, видят этот муравейник и понимают, что их вымирающий народ не достоин иной участи.
— Какая низость!
— Не совсем так… В игре, которая ведется, есть элементы большого смысла. Например, во время выборов короля.
— Каких выборов?
— Не удивляйтесь, мы единственное демократическое королевство во всем мире! Ежегодно мы избираем своего короля.
— Кто ж это мы?
— Ну, мы, советники. Мы избираем, а процедуру осуществляют вот эти чиновники. Они проводят выборы на местах, подсчитывают голоса. И по завершению работы, которая, разумеется, тоже идет в мусорный ящик, мы устраиваем для чиновников обед… О, они очень любят этот обед, только и говорят о нем. Ради обеда они согласны были бы проводить выборы хоть ежедневно!
— Что же это за обед?
— Например, жареная рыба или суп с клецками. К порции подается стакан водки. Все аборигены упиваются вдрызг! Ползают, как крысы, а иные вываливаются через окна.
Оба советника весело расхохотались. Но Иосифу было не до смеха: каждая новая деталь, каждая новая черточка государственной системы приотворяла величайшее глумление шайки, захватившей власть в свои руки…
— Никогда не вспыхнет революция в стране, где на все случаи имеются целесообразные законы, — говорил полицейский. — Если приглядеться, любое беззаконие — тоже закон. Отцы государства, которые умеют рассчитывать игру жизни на девять шахматных ходов вперед, объявляют целесообразные законы самыми демократическими, выражающими волю всего населения, и спокойно делают свое дело…
Вспомнилось, как однажды Иосиф спросил заключенного: «За что срок намотали, братец?» — «Засуха у нас была. Половина народу перемерла. Я и скажи на поминках: „Что же нам воду не дадут? В стране столько советников!“ Меня схватили и дали десять лет „за неуместное упоминание должностных лиц“, оказалось, и такой закон есть. Мол, не твое собачье дело интересоваться, сколько советников…»
— Да, — сказал Иосиф, — не повстречайся я с вами, я бы не знал, что у каждого явления государственной жизни есть своя подкладка.
— А иногда и две! — засмеялся полицейский. — Демократическое право предоставляет нам такие возможности, какие не снились ни одному диктаторскому режиму. И главное — мы не при чем. Ни один камень не летит в нас: народ сам принял законы, что из того, если они кого-то ломают пополам?
— Вы приняли законы, при чем здесь народ?
— Народ должен выполнять принятые законы. Ради того мы и короля держим: у аборигенов сильны верноподданические чувства и связанные с ними пустые надежды…
Перейдя залы, где за стеклянными загородками кишели исполнители бумаг, Иосиф со своими спутниками оказался в приемной короля.
Майор с видом знатока тут же сообщил, что приемной практически не пользуются, так как король никого не принимает; наоборот, короля вызывают в приемную, когда хотят ему что-то втолковать.
Кабинет короля поразил вызывающей бедностью. Это была небольшая комната с рабочим столом, на котором стоял один-единственный телефон, да и то, как выяснилось, неисправный. Стулья — грубо сколоченные, едва ли не из деревенской харчевни.
И сам король поразил Иосифа. Это был болезненного вида, тусклый абориген средних лет, одетый в театральные обноски.
— Я настолько одинок, настолько оторван от всяких дел, — сказал король, потирая руки, — что рад всякому, даже незначительному событию…
Из дальнейших слов стало понятно, что король не имеет права выходить из кабинета, принимать людей по своей инициативе и даже ни разу не видел членов своего правительства.
— День ото дня меня и мою семью кормят все хуже и хуже. Дошло до того, что я постоянно голоден. Передайте, пожалуйста, главным из моих советников, которых я не имею, к сожалению, чести знать лично, что я могу в одно прекрасное время окачуриться от истощения сил и тем самым возбудить нехорошие слухи.
— Не преувеличивайте, ваше величество, — упрекнул майор. — Если вы протянете ноги от истощения, об этом не напишет ни одна газета мира.
— Пожалуй, — король нахмурился. — Давайте как-либо отметим ваш приход и закажем сюда ужин…
— Не положено, ваше величество, — сказали советники. — Поверьте нам, мы давно служим при вашем дворе и знаем порядки. Не положено по соображениям гигиены.
Но Иосиф тоже хотел подкрепиться и потому велел немедленно принести ужин.
— Спасибо, — поблагодарил король. — Все ведут себя так, будто давно произошел государственный переворот… Я каждый день подписываю разные декреты и указы и вот недавно обнаружил в мусорном ящике подписанные мною, но разорванные декреты и указы. Как это объяснить?
— Вероятно, чрезвычайным обилием декретов и указов, — нагло заметил майор. — Вверенный вам народ просто не успевает переваривать их.
Появился толстый, лукавого вида человек в засаленном камзоле и сказал, что подать к столу нечего.
— Дефицит, ваше величество, кругом дефицит.
Иосиф подозвал негодника к себе, взял за горло и велел понюхать дуло пистолета. Тотчас явились фрукты, колбасы, сыры, салаты и разные тонизирующие напитки.
Король сразу накинулся на еду. Он выгребал рукой печенье и конфеты из вазы и засовывал в карманы, вероятно, для своих детей.
— Какова цель вашего визита, господа?
Иосиф раскрыл рот, чтобы объяснить, но вмешался полицейский:
— Я полагаю, к делу мы приступим тотчас после трапезы.
Принесли горячее блюдо. Переставляя спортивную сумку, из которой торчала шляпка «часов», Иосиф заметил какое-то движение. То ли майор, сидевший по правую сторону, взмахнул рукою, то ли сановник, сидевший по левую.
Каменные лица были непроницаемы. И тогда Иосиф, которого не покидало чувство тревоги, поменял свое блюдо с блюдом майора.
— Ну-ка, ешь!.. Что за кислая мина? Снять маску!
Король, не переставая есть, с интересом наблюдал за происходящим.
— Снимите маску, — поддержал он Иосифа. — Я разрешаю.
Майор снял с лица желеобразную присоску. Чернели испуганные глаза.
Иосиф подцепил вилкой кусок мяса.
— Ешь!
— Нет-нет, — закричал полицейский. — Не хочу, не буду! У меня расстройство желудка!
— Как не стыдно, — оборвал его сановник. — Соблюдайте элементарные нормы деловых отношений! Не ставьте остальных под удар… Ешьте, если уж попались…
— Ах ты, гнида! Сам меня подбил, — озлился полицейский. Бросил в рот кусок мяса, зажмурился и вдруг, дернувшись и выкатив глаза, осел на стуле. И тотчас же что-то зашумело, загудело, забилось, будто заработала швейная машинка, тело майора вспучилось и лопнуло со зловещим хлопком. Откуда ни возьмись, появился хвостатый черный субъект, очень похожий на только что скончавшегося, только гораздо меньше.
Иосиф, не целясь, выстрелил в него. Но тот отскочил в сторону, прыгнул к окну и, разбив стекло, исчез.
Некоторое время все сидели молча. Лишь король как ни в чем не бывало с аппетитом продолжал ужин.
— Кто такой? — спросил Иосиф, с отвращением вглядываясь в скончавшегося майора и не замечая уже никаких следов разрыва на его теле. — Кто это, черный, выскочил из трупа негодяя, пытавшегося отравить меня?
— Я никого не видел, — пожал плечами Бар.
— А это? — Иосиф показал на разбитое окно.
— Следы от вашей пули.
— Что вы скажете, ваше величество?
— У вас хорошая реакция, вы убереглись от смерти. Надо было бы убрать отсюда тело. Оно уже издает зловоние и мешает трапезе почтенных людей.
— Что скажешь? — Иосиф впился взглядом в сановника. — Ты подбил его подсыпать яду?.. Кто это, черный такой, с хвостом?
— Я никого не подбивал, — пожал плечами сановник. — И не видел никого с черным хвостом.
— Случается, что у двуликих иногда отделяется второй лик, — заметил король. — Я слышал об этом. Это очень опасные типы, в которых живут двойники. Разве я не прав и такое не случается?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
«Да разве вы и без того не ограблены? Разве не обмануты и не унижены так, как никогда не были унижены даже рабы?» — хотелось крикнуть Иосифу, глядя на голодных, измученных людей.
— Есть ли среди вас тайные полицейские и агенты?
Люди насупленно и угрюмо молчали.
— Сказано вам, сукины сыны! — заорал майор. — Или не видите, кто перед вами? Порки захотелось? Тюрьмы?.. Тайные полицейские, секретные осведомители и агенты, три шага вперед, арш!
Большая половина толпы приблизилась на три шага.
— Все имеющееся в карманах оружие сложить на землю! — скомандовал Иосиф.
Образовалась куча из ножей, плеток и увесистых камней.
— Вы арестованы, — сказал Иосиф тайным полицейским и прочей сволочи. — Идите домой. И горе тому, кто поднимет руку на односельчан… Кру-гом! По домам!..
Иосиф призвал оставшихся крестьян спасать отечество.
— Разбирайте оружие, оно ваше! И защищайте свою свободу!
Никто из людей даже не шелохнулся. Иосиф вновь воззвал к справедливости и правде, но результатом было то же — недоверчивое молчание. Наконец старая женщина, протянув крупные, узловатые руки, сказала:
— Нам бы, господин, хотя бы одну коровку на село. Детки умирают без молока-то…
Машина мчалась на предельной скорости. Иосиф вздыхал, глядя за окно, дума его была занята судьбою несчастного народа, из которого изверги вытянули всю душу.
А владелец поместья и полицейский, напялившие прозрачные маски, до неузнаваемости изменившие их лица, довольно ухмылялись.
— Ну, что, убедились в полной бесперспективности своей затеи? — спросил владелец поместья. — В среде аборигенов не осталось ни единого высокого побуждения…
«Десятилетиями уничтожали все самое талантливое, здоровое и самобытное, а теперь изображают несчастное положение народа как итог его собственной глупости, лени и равнодушия…»
Иосифа мучил вопрос: как пробудить самосознание, как вырвать несчастных из лап обмана и самообмана? Догадывался он, что люди более всего люди, когда свободно служат свободной мечте, но распад нравов достиг уже предельной стадии, — о свободной мечте, видимо, не могло идти и речи.
«Каким же судом нужно судить банду, высосавшую из народа все живые соки, оскопившую его волю, подменившую желания, лишившую своих мыслителей, поэтов, ученых и проповедников? Воистину, гнусное преступление заслуживает самой жестокой кары…»
— Если хотите продлить существование этого племени, остается единственный путь: крепить узы дружбы с нами, — сказал майор. — В своем поместье вы сможете проводить любые социальные эксперименты, при условии, конечно, что ни одно слово пропаганды не перейдет через заборы… Вы получите любимый уголок, потому что вся страна — это огромная навозная куча, и если еще удается выращивать овощи, то только благодаря нашим неусыпным стараниям…
9
Столица встретила пустынными улицами и серыми подслеповатыми окнами.
Иосиф велел подъехать к тюрьме и распорядился привести заключенного, с которым сидел в камере. Он подумал, что человек, много рассказывавший о бедствиях людей, поможет в борьбе за их освобождение.
Майор написал записку, Иосиф, проверив, передал ее шоферу, шофер побежал по ступенькам и вскоре вернулся в сопровождении заключенного, по виду почти и не изменившегося.
Иосиф помнил даже, как зовут этого человека, необыкновенно вдруг оробевшего.
— Ну, вот, Бар, окончились твои мучения. Поедешь со мной. Вместе подумаем о том, как освободить из темницы остальных заключенных.
— Да, да, конечно, — пробормотал Бар. — Повсюду надо высоко нести знамя прогресса…
Перед королевским дворцом Иосиф надел запасную маску, и все четверо, включая Бара в полосатой тюремной дерюге, проследовали через ворота и оказались в помещениях королевской канцелярии.
Тут кипела своя жизнь, сновали сотни чиновников-аборигенов. Каждый тащил какие-то бумаги, каждому нужны были подписи, визы, согласования, одобрения, рекомендации, резолюции…
— Представьте себе, все эти прожорливые насекомые ничего не производят, — сказал владелец поместья, не терявший, видимо, надежды перекупить Иосифа. — Все их бумаги, в конце концов, попадают в мусоросборник, откуда прямиком идут на фабрику по производству картонных гробов. В столице сложно с лесом, а пластиковые мешки засоряют почву и тем самым отравляют плоды, которые попадают нам на стол.
Иосиф ужаснулся.
— Зачем же тогда дурачить этих людей?
Сановник улыбнулся змеиной улыбкой.
— Здесь вернейшие из наших слуг. Мы должны поддерживать миф о том, что заботимся об усердных слугах. Часть из них, отдав все силы, оседает здесь — ради пайка. Но следует иметь в виду, что все эти существа живут не более недели. Чтобы не обременять казну, их попросту умерщвляют.
— А как же миф?
— Никто не знает, что они умирают… Их отправляют в «санаторий». На самом деле это газовая камера…
«Нет пределов цинизму…»
— Вы недоговариваете, — перебил Иосиф. — Какую еще прибыль вы извлекаете из страданий несчастных?
— Некоторых аборигенов, которые нам нужны, мы приглашаем во дворец — для демонстрации нашего человеколюбия. Они приходят с экскурсоводом, видят этот муравейник и понимают, что их вымирающий народ не достоин иной участи.
— Какая низость!
— Не совсем так… В игре, которая ведется, есть элементы большого смысла. Например, во время выборов короля.
— Каких выборов?
— Не удивляйтесь, мы единственное демократическое королевство во всем мире! Ежегодно мы избираем своего короля.
— Кто ж это мы?
— Ну, мы, советники. Мы избираем, а процедуру осуществляют вот эти чиновники. Они проводят выборы на местах, подсчитывают голоса. И по завершению работы, которая, разумеется, тоже идет в мусорный ящик, мы устраиваем для чиновников обед… О, они очень любят этот обед, только и говорят о нем. Ради обеда они согласны были бы проводить выборы хоть ежедневно!
— Что же это за обед?
— Например, жареная рыба или суп с клецками. К порции подается стакан водки. Все аборигены упиваются вдрызг! Ползают, как крысы, а иные вываливаются через окна.
Оба советника весело расхохотались. Но Иосифу было не до смеха: каждая новая деталь, каждая новая черточка государственной системы приотворяла величайшее глумление шайки, захватившей власть в свои руки…
— Никогда не вспыхнет революция в стране, где на все случаи имеются целесообразные законы, — говорил полицейский. — Если приглядеться, любое беззаконие — тоже закон. Отцы государства, которые умеют рассчитывать игру жизни на девять шахматных ходов вперед, объявляют целесообразные законы самыми демократическими, выражающими волю всего населения, и спокойно делают свое дело…
Вспомнилось, как однажды Иосиф спросил заключенного: «За что срок намотали, братец?» — «Засуха у нас была. Половина народу перемерла. Я и скажи на поминках: „Что же нам воду не дадут? В стране столько советников!“ Меня схватили и дали десять лет „за неуместное упоминание должностных лиц“, оказалось, и такой закон есть. Мол, не твое собачье дело интересоваться, сколько советников…»
— Да, — сказал Иосиф, — не повстречайся я с вами, я бы не знал, что у каждого явления государственной жизни есть своя подкладка.
— А иногда и две! — засмеялся полицейский. — Демократическое право предоставляет нам такие возможности, какие не снились ни одному диктаторскому режиму. И главное — мы не при чем. Ни один камень не летит в нас: народ сам принял законы, что из того, если они кого-то ломают пополам?
— Вы приняли законы, при чем здесь народ?
— Народ должен выполнять принятые законы. Ради того мы и короля держим: у аборигенов сильны верноподданические чувства и связанные с ними пустые надежды…
Перейдя залы, где за стеклянными загородками кишели исполнители бумаг, Иосиф со своими спутниками оказался в приемной короля.
Майор с видом знатока тут же сообщил, что приемной практически не пользуются, так как король никого не принимает; наоборот, короля вызывают в приемную, когда хотят ему что-то втолковать.
Кабинет короля поразил вызывающей бедностью. Это была небольшая комната с рабочим столом, на котором стоял один-единственный телефон, да и то, как выяснилось, неисправный. Стулья — грубо сколоченные, едва ли не из деревенской харчевни.
И сам король поразил Иосифа. Это был болезненного вида, тусклый абориген средних лет, одетый в театральные обноски.
— Я настолько одинок, настолько оторван от всяких дел, — сказал король, потирая руки, — что рад всякому, даже незначительному событию…
Из дальнейших слов стало понятно, что король не имеет права выходить из кабинета, принимать людей по своей инициативе и даже ни разу не видел членов своего правительства.
— День ото дня меня и мою семью кормят все хуже и хуже. Дошло до того, что я постоянно голоден. Передайте, пожалуйста, главным из моих советников, которых я не имею, к сожалению, чести знать лично, что я могу в одно прекрасное время окачуриться от истощения сил и тем самым возбудить нехорошие слухи.
— Не преувеличивайте, ваше величество, — упрекнул майор. — Если вы протянете ноги от истощения, об этом не напишет ни одна газета мира.
— Пожалуй, — король нахмурился. — Давайте как-либо отметим ваш приход и закажем сюда ужин…
— Не положено, ваше величество, — сказали советники. — Поверьте нам, мы давно служим при вашем дворе и знаем порядки. Не положено по соображениям гигиены.
Но Иосиф тоже хотел подкрепиться и потому велел немедленно принести ужин.
— Спасибо, — поблагодарил король. — Все ведут себя так, будто давно произошел государственный переворот… Я каждый день подписываю разные декреты и указы и вот недавно обнаружил в мусорном ящике подписанные мною, но разорванные декреты и указы. Как это объяснить?
— Вероятно, чрезвычайным обилием декретов и указов, — нагло заметил майор. — Вверенный вам народ просто не успевает переваривать их.
Появился толстый, лукавого вида человек в засаленном камзоле и сказал, что подать к столу нечего.
— Дефицит, ваше величество, кругом дефицит.
Иосиф подозвал негодника к себе, взял за горло и велел понюхать дуло пистолета. Тотчас явились фрукты, колбасы, сыры, салаты и разные тонизирующие напитки.
Король сразу накинулся на еду. Он выгребал рукой печенье и конфеты из вазы и засовывал в карманы, вероятно, для своих детей.
— Какова цель вашего визита, господа?
Иосиф раскрыл рот, чтобы объяснить, но вмешался полицейский:
— Я полагаю, к делу мы приступим тотчас после трапезы.
Принесли горячее блюдо. Переставляя спортивную сумку, из которой торчала шляпка «часов», Иосиф заметил какое-то движение. То ли майор, сидевший по правую сторону, взмахнул рукою, то ли сановник, сидевший по левую.
Каменные лица были непроницаемы. И тогда Иосиф, которого не покидало чувство тревоги, поменял свое блюдо с блюдом майора.
— Ну-ка, ешь!.. Что за кислая мина? Снять маску!
Король, не переставая есть, с интересом наблюдал за происходящим.
— Снимите маску, — поддержал он Иосифа. — Я разрешаю.
Майор снял с лица желеобразную присоску. Чернели испуганные глаза.
Иосиф подцепил вилкой кусок мяса.
— Ешь!
— Нет-нет, — закричал полицейский. — Не хочу, не буду! У меня расстройство желудка!
— Как не стыдно, — оборвал его сановник. — Соблюдайте элементарные нормы деловых отношений! Не ставьте остальных под удар… Ешьте, если уж попались…
— Ах ты, гнида! Сам меня подбил, — озлился полицейский. Бросил в рот кусок мяса, зажмурился и вдруг, дернувшись и выкатив глаза, осел на стуле. И тотчас же что-то зашумело, загудело, забилось, будто заработала швейная машинка, тело майора вспучилось и лопнуло со зловещим хлопком. Откуда ни возьмись, появился хвостатый черный субъект, очень похожий на только что скончавшегося, только гораздо меньше.
Иосиф, не целясь, выстрелил в него. Но тот отскочил в сторону, прыгнул к окну и, разбив стекло, исчез.
Некоторое время все сидели молча. Лишь король как ни в чем не бывало с аппетитом продолжал ужин.
— Кто такой? — спросил Иосиф, с отвращением вглядываясь в скончавшегося майора и не замечая уже никаких следов разрыва на его теле. — Кто это, черный, выскочил из трупа негодяя, пытавшегося отравить меня?
— Я никого не видел, — пожал плечами Бар.
— А это? — Иосиф показал на разбитое окно.
— Следы от вашей пули.
— Что вы скажете, ваше величество?
— У вас хорошая реакция, вы убереглись от смерти. Надо было бы убрать отсюда тело. Оно уже издает зловоние и мешает трапезе почтенных людей.
— Что скажешь? — Иосиф впился взглядом в сановника. — Ты подбил его подсыпать яду?.. Кто это, черный такой, с хвостом?
— Я никого не подбивал, — пожал плечами сановник. — И не видел никого с черным хвостом.
— Случается, что у двуликих иногда отделяется второй лик, — заметил король. — Я слышал об этом. Это очень опасные типы, в которых живут двойники. Разве я не прав и такое не случается?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35