— Ну хорошо, хорошо… — ответил Бен Раддль, слегка пожимая плечами.
Это совсем не успокоило Сумми Скима, и он продолжал:
— Мы едем в Клондайк, чтобы продать прииск нашего дядюшки Жозиаса, не так ли? Но знаешь, при одной мысли, что мы заразимся инстинктами, страстями и нравами этой толпы авантюристов…
— Берегись, — сказал Бен Раддль, смеясь, — ты сделаешься проповедником, Сумми!
— А почему бы нет, Бен? Да, мне отвратительны эта жажда золота и это ужасное желание богатства, которые обрекают людей на такое жалкое существование. Это какая-то азартная игра. Это скачка с препятствиями из-за золотого самородка! Ах, когда я подумаю, что, вместо того чтобы плыть на этом пароходе в чудовищно далекий край, я мог бы быть в Монреале и готовиться к тому, чтобы приятно провести лето в «Зеленой Поляне»…
— Ты обещал мне, Сумми, что не станешь упрекать меня.
— Я кончил, Бен; это в последний раз. С этих пор я думаю лишь о том, как бы…
— …скорее прибыть в Доусон? — спросил не без иронии Бен Раддль.
— Как бы скорее вернуться, Бен, — откровенно ответил Сумми Ским.
Пока «Футбол» шел каналом, пассажиры не страдали от морской качки. Она едва чувствовалась. Но когда пароход миновал северную оконечность острова Ванкувер, он оказался в открытом море.
Погода стояла холодная, ветер дул резкий. Довольно крупные волны разбивались о колумбийский берег. Сильный дождь сменился снежной метелью. Можно представить себе, что должны были испытать палубные пассажиры, подверженные в большей части морской болезни. Страдали и животные. К свисту ветра присоединился такой концерт мычания, блеянья и ржания, о котором трудно было бы дать представление. Вдоль борта бегали и валялись собаки, которых невозможно было держать взаперти или на привязи. Некоторые из них сделались как бешеные, бросались на пассажиров. Боцману пришлось нескольких из них застрелить из револьвера.
Техасец Гунтер и его товарищ Малон с первого же дня плавания проводили все время у игорного стола в компании игроков. В зале, где шла игра, образовался настоящий притон, откуда днем и ночью неслись проклятия и самая грубая ругань.
Что касается Бена Раддля и Сумми Скима, то бесполезно говорить, что они мужественно переносили дурную погоду. Они, в качестве присяжных наблюдателей, целый день проводили на юте и уходили в свою каюту лишь на ночь. Их привлекало зрелище громадной толпы на палубе и на юте, где попадались типы если и не такие разношерстные, как на палубе, зато более характерные; здесь были высшие представители породы авантюристов.
В первые же часы перехода они заметили двух пассажиров, точнее, двух пассажирок, которые резко выделялись среди других. То были две женщины или, вернее, девушки двадцати — двадцати двух лет, судя по сходству — сестры: одна блондинка, другая брюнетка, обе небольшого роста, очень красивые.
Они не расставались. Блондинка постоянно находилась около брюнетки, которая, как казалось с первого взгляда, играла первую роль. С утра они долго гуляли вместе по корме, потом спускались на палубу, ходили среди нищих пассажиров и, останавливаясь около матерей, обремененных детьми, оказывали им тысячи тех мелких услуг, на которые способны только женщины.
Много раз Бен и Сумми смотрели с юта на это трогательное зрелище, и их интерес к обеим девушкам все возрастал. На окружающем грубом фоне их сдержанность, их очевидное превосходство до такой степени бросались в глаза, что ни один из разнузданных людей, с которыми они сталкивались почти ежеминутно, не осмелился быть с ними невежливым.
Что делала на «Футболе» эта прелестная молодая парочка? Оба кузена задавали себе этот вопрос, не будучи в состоянии на него ответить. И их симпатия к девушкам еще больше возрастала с увеличением любопытства.
К тому же нельзя было не заметить, что обе девушки приобрели поклонников и среди других пассажиров. Во всяком случае, двое из них обращали на девушек особенное внимание. Эти двое были не кто иные, как техасец Гунтер и его товарищ Малон.
Всякий раз, когда они решались покинуть игорный стол, чтобы немного подышать чистым воздухом, они давали этому новое доказательство. Толкая друг друга локтями и перемигиваясь самым бесцеремонным образом, они громко обменивались грубыми замечаниями и ходили вокруг обеих сестер, которые, впрочем, казалось, вовсе не замечали их присутствия.
Часто Бен Раддль и Сумми Ским, присутствуя при этих маневрах, хотели вмешаться. Но по какому праву они сделали бы это? В конце концов, Гунтер и Малон не переходили возможных в этом обществе границ и жертвы их грубой назойливости не обращались ни к кому за помощью.
Поэтому оба кузена ограничивались тем, что следили издали за своими будущими соседями на Форти-Майльс-Крик, все больше желая, однако, чтобы случай позволил им познакомиться с обеими пассажирками.
Этот случай представился только на четвертый день переезда. В это время «Футбол», прикрытый островом Королевы Шарлотты, шел в более благоприятных условиях. Море было спокойно. В стороне берега виднелись фиорды note 10, похожие на фиорды Норвегии, которые должны были не раз вызвать воспоминания о родине у спутника по каюте Бена Раддля и Сумми Скима. Вокруг этих фиордов возвышались высокие скалы, по большей части покрытые лесом. Между ними виднелись деревушки или хижины рыбаков, а иногда одинокие домики, обитатели которых, индейцы по происхождению, жили охотой и рыбной ловлей. Завидев «Футбол», они подъезжали на лодках продавать различные продукты, которые легко находили покупателей.
Если за береговыми скалами виднелись в некотором отдалении покрытые снегом вершины гор, то со стороны острова Королевы Шарлотты открывались лишь длинные поляны или леса, все белые от инея. То тут, то там виднелись также хижины, расположенные у берегов узких речек, на которых качались в ожидании благоприятного ветра рыбачьи лодки.
Оба кузена познакомились с симпатичными девушками в тот момент, когда «Футбол» подходил к оконечности острова Королевы Шарлотты. Это случилось самым обыкновенным образом, в связи с благотворительным сбором, который предприняли девушки в пользу бедной женщины, родившей на пароходе ребенка, к счастью крепкого и здорового.
Сопровождаемая, по обыкновению, блондинкой, брюнетка подошла после других пассажиров к Бену и Сумми. Подав несколько монет, Бен Раддль завязал непринужденный разговор, причем без труда узнал то, что хотел. Оказалось, что девушки не родные сестры, а кузины, что года их, если не считать нескольких дней разницы между ними, были одинаковы и что их фамилия Эджертон, а имена: блондинки — Эдита, а брюнетки — Джейн, или Жанна.
Эти разъяснения дала Жанна, нисколько не стесняясь. После того обе девушки удалились, причем блондинка не произнесла ни одного слова.
Любопытство Бена и Сумми не было удовлетворено этими краткими объяснениями. Эджертон — это была фамилия двух братьев, одно время гремевшая по всей Америке. Большие дельцы, они в несколько часов создали себе на спекуляции хлопком состояние, сделавшееся потом колоссальным. Но счастье изменило им. Оба Эджертона сразу разорились и исчезли в безвестной массе, как исчезли и исчезнут в ней еще многие другие. Было ли что-нибудь общее между этими сказочными миллиардерами и молодыми пассажирками «Футбола»?
Получить ответ на этот вопрос было очень легко. Лед был сломлен теперь, и, конечно, не вблизи полярного крута люди сохраняют лед в своих отношениях. Поэтому не прошло и часа, как Бен Раддль подошел к Жанне Эджертон и снова завязал с ней разговор, прямо задав ей этот вопрос.
Ответ не заставил себя ждать. Да, Эдита и Жанна Эджертон были действительно дочерьми этих двух «королей хлопка», как называли когда-то их отцов. Им было по двадцать два года, и у них не было ни крупинки того золота, которое их отцы загребали лопатами. Они остались сиротами. Их матери умерли уже давно, в один и тот же день, шесть месяцев спустя после того, как оба брата Эджертоны погибли во время крушения поезда.
Пока Бен Раддль распрашивал, а Жанна отвечала ему, Эдита и Сумми оба хранили молчание. Более застенчивые и, во всяком случае, менее решительные, они прислушивались к разговору.
— Не будет нескромностью с моей стороны, мисс Эджертон, — продолжал расспрашивать Бен Раддль, — спросить вас, с какой целью вы предприняли это далекое и тяжелое путешествие? Оно удивило и меня, и моего кузена, когда мы заметили вас на борту «Футбола».
— Нисколько, — ответила Жанна Эджертон. — Старый знакомый моего дядюшки, доктор Пилькокс, только что назначенный директором госпиталя в Доусоне, предложил место надзирательницы и сестры милосердия моей кузине Эдите, которая тотчас же приняла его и немедленно пустилась в путь.
— В Доусон?!
— Да, в Доусон.
Взгляды обоих кузенов, Бена Раддля — всегда спокойный, а Сумми — начинавший выражать удивление, обратились на блондинку Эдиту, которая нисколько ими не смутилась. И чем внимательнее они приглядывались к ней, тем менее безрассудным представлялось им ее отважное предприятие. Очевидно, Эдита была совсем иной, чем ее кузина. У нее не было такого решительного взгляда, такой свободы обращения, такой осанки. Но внимательный наблюдатель заметил бы, что в смысле энергии и воли она ей не уступит. Имея различные натуры, обе девушки обладали равноценными качествами характера. Если одна обладала решимостью и волей, то другая поражала цельностью, методичностью и последовательностью. Смотря на ее гладкий четырехугольный лоб, на ее голубые, светящиеся умом глаза, легко можно было понять, что все новейшие идеи и впечатления принимались и усваивались ею в удивительном порядке, точно Эдита Эджертон раскладывала их по ящикам, откуда могла вынимать по своему усмотрению; вообще эта прелестная головка обладала, по-видимому, удивительной способностью к систематизации. Без сомнения, эта девушка имела темперамент настоящего администратора, с которым она могла оказать большую пользу госпиталю в Доусоне.
— Хорошо, — сказал Бен Раддль, не выражая ни малейшего удивления. — А вы, мисс Жанна, вы тоже собираетесь посвятить свои силы облегчению человеческих страданий?
— О, я… — ответила, улыбаясь, Жанна, — я оказалась менее счастливой, чем Эдита, и у меня сейчас нет никакого общественного положения. Но так как ничто не удерживало меня на Юге, то я предпочла поехать искать счастье на Севере, вот и все.
— Что же вы намерены делать?
— Да то же делать, — ответила спокойно Жанна, — что и все: искать золото.
— Что?! — воскликнул совершенного опешивший Сумми.
Нужно сказать правду, что и Бену Раддлю понадобилось все его самообладание, чтобы не последовать примеру кузена и не изменить принципу, что человек не должен ничему удивляться. Эта молодая девушка будет золотоискательницей!..
Жанна, обидевшись на замечание Сумми Скима, обернулась к нему.
— Что же в этом особенного? — спросила она вызывающим тоном.
— Но… мисс Жанна… — продолжал Сумми, не оправившийся еще от смущения. — Подумайте только… женщина!..
— А почему бы, сударь, скажите, пожалуйста, не делать женщине того же, что делаете вы? — возразила Жанна Эджертон невозмутимо.
— Я!.. — запротестовал Сумми. — Но я не золотоискатель!.. Я ,просто владелец прииска, и если я еду в этот проклятый край, то, поверьте, против своего желания. Мое единственное желание — вернуться как можно скорее.
— Пусть так! — согласилась Жанна с оттенком пренебрежения в голосе. — Но вы здесь не один. То, что пугает вас, делают тысячи других. Почему их примеру не может последовать женщина?
— Однако… — пробормотал снова Сумми. — Мне кажется… сила… здоровье… да, наконец, просто костюм, черт возьми!
— Здоровье? — повторила Жанна Эджертон. — Я вам могу пожелать иметь мое. Сила? Игрушка, которая у меня в кармане, дает мне ее столько, сколько нет у шести атлетов. Что касается моего костюма, я не вижу, почему он хуже вашего. Может быть, на свете есть гораздо больше женщин, способных носить панталоны, чем мужчин, достойных того, чтобы носить женские юбки.
Сказав это, Жанна Эджертон прервала разговор, кивнув совершенно покоренному ею Сумми. Затем она пожала Бену Раддлю руку и удалилась, сопровождаемая своей молчаливой кузиной, которая во все время этого разговора не переставала улыбаться.
Между тем «Футбол» миновал северную оконечность острова Королевы Шарлотты. Выйдя в пролив Диксона, замыкающийся островом Принца Уэльского, пароход вновь очутился в открытом море. Но ветер, сменившись на северо-восточный, дул теперь с материка, и качка значительно ослабела.
Именем Принца Уэльского называется целый архипелаг, оканчивающийся на севере множеством мелких островков. За ним тянется остров Баранова, где русские основали Ново-Архангельский форт и где находится город Ситка, сделавшийся областным центром со времени уступки Аляски Россией Северо-Американским Штатам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49