» — нахмурившись, повторял он про себя, готовый распространить свое утверждение на всю Бретань.
И при мысли, что в один прекрасный день ему в руки могут свалиться миллионы — хотя он был вполне счастлив со своими пятью тысячами годового дохода, — он терял голову, предаваясь безрассудным мечтаниям…
Тем временем Эногат и Нанон навели порядок в комнате этого ужасного человека, к сожалению только в комнате, но не в его голове. А между тем ее-то и следовало бы привести в порядок, проветрить, протереть, прочистить… хотя бы для того, чтобы изгнать поселившихся там бабочек и пауков, иначе говоря — освободить от химер.
Между тем отставной моряк шагал взад и вперед по комнате, и глаза его метали искры. Это обозначало, что буря еще не улеглась и с минуты на минуту гроза может разразиться с новой силой. А когда он поглядывал на барометр, висевший на стене, то гнев его, казалось, еще больше усиливался, потому что добросовестный и точный инструмент показывал все время «ясно».
— Итак, Жюэль еще не вернулся? — спросил он, обернувшись к Эногат.
— Нет, дядюшка.
— А уже десять часов!
— Нет, дядюшка.
— Вы увидите, он опоздает на поезд!
— Нет, дядюшка.
— Ах, вот как! Да перестанешь ты мне прекословить?
— Нет, дядюшка.
Юная бретонка, несмотря на отчаянные знаки Нанон, твердо решила защищать своего жениха против несправедливых обвинений невоздержанного на язык дядюшки Антифера.
Чувствовалось, что гроза готова вот-вот разразиться. Но не было ли громоотвода, способного разрядить скопившееся в дядюшке электричество?
По-видимому, был. Вот почему Нанон и ее дочь поспешили повиноваться, когда он закричал громовым голосом:
— Найдите мне Трегомена!
Они быстро выбежали на улицу и бросились искать Трегомена.
— Господи! Только бы застать его дома! — восклицали они на ходу.
К счастью, он оказался у себя и уже через пять минут был у дядюшки Антифера.
Жильдасу Трегомену шел пятьдесят второй год. Сходство его с соседом заключалось в следующем: он был холостяк, как и дядюшка Антифер; подобно ему, много лет провел в плавании и тоже вышел в отставку; и, наконец, и тот и другой были малуинцами. На этом сходство кончалось. И в самом деле, если Жильдас Трегомен был человек тихий и спокойный, то дядюшка Антифер — шумный и горячий. Насколько первый был покладист, настолько же неуживчив второй; насколько Жильдас Трегомен обладал философским складом ума, настолько же мало походил на философа дядюшка Антифер. Это то, что касалось характера. Столь же резко отличались они один от другого и по внешности. Тем не менее они были большими друзьями. Но если дружеские чувства дядюшки Антифера к Жильдасу Трегомену вполне понятны, то расположение Трегомена к дядюшке Антиферу труднее поддается объяснению. Ведь каждому понятно, что дружить с таким человеком дело нелегкое.
Мы только что сказали, что Жильдас Трегомен бывал в плавании; но моряк моряку рознь. Если дядюшка Антифер, будучи моряком торгового флота, побывал во многих морях земного шара, прежде чем стать капитаном каботажных кораблей, то ничего подобного не было в жизни его соседа. Жильдас Трегомен, освобожденный от воинской службы как сын вдовы, не служил матросом на флоте и никогда не выходил в море.
Нет! Никогда. Он видел Ла-Манш только с высоты Канкаля note 58 и даже с мыса Фреэль, но на большее не отваживался. Он родился в каюте речного грузового судна, и на этом же судне прошла вся его жизнь. Сначала судовщик, а потом владелец «Прекрасной Амелии», он поднимался и спускался по реке Ранс от Динара к Динану, от Динана — к Плюмога с грузом леса, вина, угля, в соответствии с заказами. Вряд ли он знал другие реки департаментов Иль и Вилен и Кот-дю-Нор. Жильдас Трегомен был скромнейшим пресноводным судовщиком, тогда как дядюшка Антифер — истым моряком самых что ни на есть соленых вод. Жильдас Трегомен, простой судовщик, ничего не стоил по сравнению с этим мастером каботажного плавания! Поэтому Трегомен пасовал перед своим соседом и другом, который держал его всегда на известном расстоянии.
Жильдас Трегомен жил в красивом, уютном домике в конце Тулузской улицы, вблизи крепостной стены, в ста шагах от дядюшки Антифера. С одной стороны дома было видно устье реки Ранс, с другой — открытое море. Хозяин дома был человек сильный, необычайно широкоплечий, пяти футов шести дюймов роста; верхняя часть туловища, похожая на сундук, неизменно была облачена в широкий жилет с двумя рядами костяных пуговиц и в темную шерстяную матросскую блузу, всегда очень чистую, с большими складками на спине и в проймах рукавов. Эти могучие плечи служили основанием для рук, таких массивных, что они напоминали скорее ляжки обыкновенного среднего человека; руки заканчивались огромными кистями, которые можно было бы сравнить разве что со ступнями гренадера старой гвардии. Понятно, что, обладая такими могучими конечностями и такой необыкновенной мускулатурой, Жильдас Трегомен был наделен исполинской силой. Но это был добрый Геркулес. Он никогда не пускал свою силу в ход и, здороваясь или прощаясь, пожимал руку только большим и указательным пальцами, боясь раздавить ее. Мощь его как бы дремала в нем. Она никогда не проявлялась внезапно, а если и обнаруживалась, то он не прилагал к этому ни малейших усилий.
Если бы мы уподобили Жильдаса Трегомена машине, то он напоминал не вертикальный молот, который сплющивает железо одним страшным ударом, а, скорее, один из тех гидравлических прессов, которые постепенно сгибают самый крепкий железный прокат. Видимо, это было следствием его спокойного, ровного кровообращения.
На широких плечах возвышалась увенчанная высокой широкополой шляпой крупная голова с гладкими волосами, небольшими бакенбардами в форме котлеток, изогнутым носом, придающим характерность профилю, улыбающимся ртом, втянутой верхней губой и выдающейся нижней, с жирными складками на подбородке, прекрасными белыми зубами (отсутствовал только один верхний резец), не знавшими табачного дыма; с глазами ясными и добрыми под густыми рыжими бровями; с кирпичным цветом лица, загоревшего на ветру реки Ранс, но никогда не ведавшего неистовых порывов океанских бурь.
Таков был Жильдас Трегомен, один из тех предупредительно-вежливых людей, которым говорят: «Приходите в полдень… Приходите в два часа», и они приходят всегда вовремя, всегда готовые оказать вам услугу! Он был непоколебим, как скала, о которую разбивалась ярость дядюшки Антифера: Когда у того было дурное настроение и он начинал бушевать, посылали за Жильдасом Трегоменом, и он являлся к своему разъяренному соседу и выдерживал любой шквал.
Бывшего владельца «Прекрасной Амелии» обожал весь дом — Нанон, видевшая в нем защитника, Жюэль, питавший к нему сыновнюю любовь, Эногат, целовавшая его щеки и гладкий лоб без единой морщинки, — последнее является, по словам физиономистов, неоспоримым доказательством спокойного и мирного характера.
В этот вечер, в половине пятого, Жильдас Трегомен поднялся по деревянной лестнице, ведущей в комнату второго этажа.
Ступеньки трещали под его тяжелыми шагами.
Он толкнул дверь и очутился лицом к лицу с дядюшкой Антифером.
ГЛАВА ПЯТАЯ,
в которой Жильдас Трегомен с трудом удерживается, чтобы не противоречить дядюшке Антиферу
— Пришел наконец, лодочник!
— Я сразу же побежал, как только ты позвал меня, старина…
— Однако долго же ты бежал!
— Ровно столько, сколько понадобилось на дорогу.
— В самом деле?.. Можно подумать, что ты плыл на «Прекрасной Амелии»!
Жильдас Трегомен сделал вид, будто не понял намека на черепаший ход его габары note 59 по сравнению с быстротой морских судов. Он нисколько не удивился, застав соседа в дурном расположении духа, и решил, как всегда, терпеливо сносить все его выходки.
Дядюшка Антифер протянул Трегомену палец, который тот нежно пожал большим и указательным пальцами своей громадной ручищи.
— Эй!.. Черт возьми! Жми, но не так сильно!
— Прости меня… я не нарочно…
— Только этого еще недоставало!
Затем дядюшка Антифер жестом пригласил Жильдаса Трегомена занять место у стола посередине комнаты.
Трегомен повиновался и уселся на стуле, расставив колесом ноги в просторных башмаках без каблуков. Он разложил на коленях большой носовой платок с голубенькими и красненькими цветочками, украшенный по углам якорями.
При виде этих якорей дядюшка Антифер неизменно пожимал плечами… Якорь у владельца грузового судна!.. Это все равно, что водрузить на габару фок-мачту, грот-мачту или бизань-мачту!
— Ты выпьешь коньяку, лодочник? — спросил он, пододвигая две рюмки и графин.
— Ты же знаешь, старина, что я никогда не пью.
Это не помешало хозяину дома наполнить обе рюмки. По обычаю, освященному десятилетней давностью, дядюшка Антифер, выпив свой коньяк, выпивал затем и порцию, налитую соседу.
— А теперь поговорим.
— О чем? — спросил Жильдас, отлично знавший, для какой цели его позвали.
— О чем?.. О чем же еще мы можем говорить, как не о…
— Ах да!.. Ну, нашел ты наконец ту самую точку, которая тебя так интересует на этой пресловутой широте?
— Нашел? Каким образом, ты думаешь, я мог найти? Слушая этих двух болтушек, которые без умолку трещали здесь?
— Так ты называешь добрую Нанон и прелестную Эногат?
— А! Я знаю, ты всегда становишься на их сторону, против меня!.. Но не в том дело. Вот уже восемь лет, как умер мой отец Томас, прошло уже восемь лет, а вопрос об этой точке не продвинулся ни на шаг… Пора уже положить этому конец!
— Что касается меня, — сказал Жильдас Трегомен подмигивая, — я бы положил конец… бросив навсегда этим заниматься.
— Так, так!.. А завещание отца на смертном одре? А с ним что бы ты сделал?.. Для меня это священный долг!
— Как жаль, — ответил Жильдас Трегомен, — что твой почтенный отец больше ничего не сказал…
— А как он мог сказать, если он сам ничего больше не знал!.. Тысяча чертей! Неужели я тоже до последнего своего дня так ничего и не выясню?
Жильдас Трегомен чуть было не ответил, что это вполне возможно… и даже желательно, но вовремя спохватился, боясь слишком сильно раздражить своего и без того вспыльчивого собеседника.
А теперь пора рассказать, что произошло за несколько дней до смерти Томаса Антифера.
Это было в 1854 году, в году, который старому моряку не суждено было пережить. Почувствовав себя очень плохо, Томас Антифер решил поведать своему сыну тайну, которая мучила его долгое время.
Вот что случилось с ним в 1799 году, за пятьдесят пять лет до того, как он рассказал об этом сыну. Заходя на торговом судне в порты Леванта, Томас Антифер оказался близ берегов Палестины в тот самый день, когда Бонапарт приказал расстрелять пленников Яффы. Один из этих несчастных, укрывшийся на скале, где его ждала верная смерть, ночью был подобран французским моряком, который переправил раненого на свое судно и стал лечить его. После двух месяцев заботливого ухода и лечения несчастный вернулся к жизни.
Пленник рассказал своему спасителю, что родом он из Египта и зовут его Камильк-паша. Покидая корабль, он заверил самоотверженного малуинца, что никогда не забудет его и в будущем при первой возможности отблагодарит.
Расставшись с египтянином, Томас Антифер возобновил свое плавание. Иногда он вспоминал об этом обещании, но мало-помалу перестал думать о нем, решив, что оно не может осуществиться.
Выйдя по возрасту в отставку, старый моряк возвратился в Сен-Мало и занялся воспитанием своего сына Пьера. Томасу Антиферу было уже шестьдесят семь лет, когда в июне 1842 года он получил какое-то странное письмо.
Откуда было это письмо, написанное по-французски? Из Египта, судя по почтовым маркам. Каково было его содержание? Вот какое:
Капитана Томаса Антифера просят отметить в записной книжке 24o 59' северной широты. Впоследствии эта широта будет дополнена сообщением градусов долготы. Капитану следует помнить это и свято хранить в тайне. Дело идет о весьма значительной выгоде для него. Огромная сумма в золоте, алмазах и драгоценных камнях, которая поступит в его распоряжение после того, как он узнает вслед за широтой градусы долготы, будет справедливым воздаянием за услуги, оказанные некогда пленнику в Яффе.
Письмо было подписано двойным «К», образующим монограмму.
Можно себе представить, как воспламенилось воображение старого моряка!
Значит, Камильк-паша все-таки вспомнил о нем через сорок три года! Много же времени ему для этого понадобилось… Но, без сомнения, какие-то непреодолимые препятствия задерживали Камильк-пашу в Сирии, политическое положение которой было окончательно установлено только в 1840 году лондонским договором, подписанным 15 июля в пользу султана.
Итак, Томас Антифер стал обладателем широты, пересекающей некую точку на земном шаре, где Камильк-паша зарыл все свое состояние. Но какое состояние?.. По мнению Томаса Антифера, это были миллионы… Во всяком случае, ему было предписано хранить это дело в строжайшей тайне и ждать появления вестника, который когда-нибудь принесет ему обещанную долготу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
И при мысли, что в один прекрасный день ему в руки могут свалиться миллионы — хотя он был вполне счастлив со своими пятью тысячами годового дохода, — он терял голову, предаваясь безрассудным мечтаниям…
Тем временем Эногат и Нанон навели порядок в комнате этого ужасного человека, к сожалению только в комнате, но не в его голове. А между тем ее-то и следовало бы привести в порядок, проветрить, протереть, прочистить… хотя бы для того, чтобы изгнать поселившихся там бабочек и пауков, иначе говоря — освободить от химер.
Между тем отставной моряк шагал взад и вперед по комнате, и глаза его метали искры. Это обозначало, что буря еще не улеглась и с минуты на минуту гроза может разразиться с новой силой. А когда он поглядывал на барометр, висевший на стене, то гнев его, казалось, еще больше усиливался, потому что добросовестный и точный инструмент показывал все время «ясно».
— Итак, Жюэль еще не вернулся? — спросил он, обернувшись к Эногат.
— Нет, дядюшка.
— А уже десять часов!
— Нет, дядюшка.
— Вы увидите, он опоздает на поезд!
— Нет, дядюшка.
— Ах, вот как! Да перестанешь ты мне прекословить?
— Нет, дядюшка.
Юная бретонка, несмотря на отчаянные знаки Нанон, твердо решила защищать своего жениха против несправедливых обвинений невоздержанного на язык дядюшки Антифера.
Чувствовалось, что гроза готова вот-вот разразиться. Но не было ли громоотвода, способного разрядить скопившееся в дядюшке электричество?
По-видимому, был. Вот почему Нанон и ее дочь поспешили повиноваться, когда он закричал громовым голосом:
— Найдите мне Трегомена!
Они быстро выбежали на улицу и бросились искать Трегомена.
— Господи! Только бы застать его дома! — восклицали они на ходу.
К счастью, он оказался у себя и уже через пять минут был у дядюшки Антифера.
Жильдасу Трегомену шел пятьдесят второй год. Сходство его с соседом заключалось в следующем: он был холостяк, как и дядюшка Антифер; подобно ему, много лет провел в плавании и тоже вышел в отставку; и, наконец, и тот и другой были малуинцами. На этом сходство кончалось. И в самом деле, если Жильдас Трегомен был человек тихий и спокойный, то дядюшка Антифер — шумный и горячий. Насколько первый был покладист, настолько же неуживчив второй; насколько Жильдас Трегомен обладал философским складом ума, настолько же мало походил на философа дядюшка Антифер. Это то, что касалось характера. Столь же резко отличались они один от другого и по внешности. Тем не менее они были большими друзьями. Но если дружеские чувства дядюшки Антифера к Жильдасу Трегомену вполне понятны, то расположение Трегомена к дядюшке Антиферу труднее поддается объяснению. Ведь каждому понятно, что дружить с таким человеком дело нелегкое.
Мы только что сказали, что Жильдас Трегомен бывал в плавании; но моряк моряку рознь. Если дядюшка Антифер, будучи моряком торгового флота, побывал во многих морях земного шара, прежде чем стать капитаном каботажных кораблей, то ничего подобного не было в жизни его соседа. Жильдас Трегомен, освобожденный от воинской службы как сын вдовы, не служил матросом на флоте и никогда не выходил в море.
Нет! Никогда. Он видел Ла-Манш только с высоты Канкаля note 58 и даже с мыса Фреэль, но на большее не отваживался. Он родился в каюте речного грузового судна, и на этом же судне прошла вся его жизнь. Сначала судовщик, а потом владелец «Прекрасной Амелии», он поднимался и спускался по реке Ранс от Динара к Динану, от Динана — к Плюмога с грузом леса, вина, угля, в соответствии с заказами. Вряд ли он знал другие реки департаментов Иль и Вилен и Кот-дю-Нор. Жильдас Трегомен был скромнейшим пресноводным судовщиком, тогда как дядюшка Антифер — истым моряком самых что ни на есть соленых вод. Жильдас Трегомен, простой судовщик, ничего не стоил по сравнению с этим мастером каботажного плавания! Поэтому Трегомен пасовал перед своим соседом и другом, который держал его всегда на известном расстоянии.
Жильдас Трегомен жил в красивом, уютном домике в конце Тулузской улицы, вблизи крепостной стены, в ста шагах от дядюшки Антифера. С одной стороны дома было видно устье реки Ранс, с другой — открытое море. Хозяин дома был человек сильный, необычайно широкоплечий, пяти футов шести дюймов роста; верхняя часть туловища, похожая на сундук, неизменно была облачена в широкий жилет с двумя рядами костяных пуговиц и в темную шерстяную матросскую блузу, всегда очень чистую, с большими складками на спине и в проймах рукавов. Эти могучие плечи служили основанием для рук, таких массивных, что они напоминали скорее ляжки обыкновенного среднего человека; руки заканчивались огромными кистями, которые можно было бы сравнить разве что со ступнями гренадера старой гвардии. Понятно, что, обладая такими могучими конечностями и такой необыкновенной мускулатурой, Жильдас Трегомен был наделен исполинской силой. Но это был добрый Геркулес. Он никогда не пускал свою силу в ход и, здороваясь или прощаясь, пожимал руку только большим и указательным пальцами, боясь раздавить ее. Мощь его как бы дремала в нем. Она никогда не проявлялась внезапно, а если и обнаруживалась, то он не прилагал к этому ни малейших усилий.
Если бы мы уподобили Жильдаса Трегомена машине, то он напоминал не вертикальный молот, который сплющивает железо одним страшным ударом, а, скорее, один из тех гидравлических прессов, которые постепенно сгибают самый крепкий железный прокат. Видимо, это было следствием его спокойного, ровного кровообращения.
На широких плечах возвышалась увенчанная высокой широкополой шляпой крупная голова с гладкими волосами, небольшими бакенбардами в форме котлеток, изогнутым носом, придающим характерность профилю, улыбающимся ртом, втянутой верхней губой и выдающейся нижней, с жирными складками на подбородке, прекрасными белыми зубами (отсутствовал только один верхний резец), не знавшими табачного дыма; с глазами ясными и добрыми под густыми рыжими бровями; с кирпичным цветом лица, загоревшего на ветру реки Ранс, но никогда не ведавшего неистовых порывов океанских бурь.
Таков был Жильдас Трегомен, один из тех предупредительно-вежливых людей, которым говорят: «Приходите в полдень… Приходите в два часа», и они приходят всегда вовремя, всегда готовые оказать вам услугу! Он был непоколебим, как скала, о которую разбивалась ярость дядюшки Антифера: Когда у того было дурное настроение и он начинал бушевать, посылали за Жильдасом Трегоменом, и он являлся к своему разъяренному соседу и выдерживал любой шквал.
Бывшего владельца «Прекрасной Амелии» обожал весь дом — Нанон, видевшая в нем защитника, Жюэль, питавший к нему сыновнюю любовь, Эногат, целовавшая его щеки и гладкий лоб без единой морщинки, — последнее является, по словам физиономистов, неоспоримым доказательством спокойного и мирного характера.
В этот вечер, в половине пятого, Жильдас Трегомен поднялся по деревянной лестнице, ведущей в комнату второго этажа.
Ступеньки трещали под его тяжелыми шагами.
Он толкнул дверь и очутился лицом к лицу с дядюшкой Антифером.
ГЛАВА ПЯТАЯ,
в которой Жильдас Трегомен с трудом удерживается, чтобы не противоречить дядюшке Антиферу
— Пришел наконец, лодочник!
— Я сразу же побежал, как только ты позвал меня, старина…
— Однако долго же ты бежал!
— Ровно столько, сколько понадобилось на дорогу.
— В самом деле?.. Можно подумать, что ты плыл на «Прекрасной Амелии»!
Жильдас Трегомен сделал вид, будто не понял намека на черепаший ход его габары note 59 по сравнению с быстротой морских судов. Он нисколько не удивился, застав соседа в дурном расположении духа, и решил, как всегда, терпеливо сносить все его выходки.
Дядюшка Антифер протянул Трегомену палец, который тот нежно пожал большим и указательным пальцами своей громадной ручищи.
— Эй!.. Черт возьми! Жми, но не так сильно!
— Прости меня… я не нарочно…
— Только этого еще недоставало!
Затем дядюшка Антифер жестом пригласил Жильдаса Трегомена занять место у стола посередине комнаты.
Трегомен повиновался и уселся на стуле, расставив колесом ноги в просторных башмаках без каблуков. Он разложил на коленях большой носовой платок с голубенькими и красненькими цветочками, украшенный по углам якорями.
При виде этих якорей дядюшка Антифер неизменно пожимал плечами… Якорь у владельца грузового судна!.. Это все равно, что водрузить на габару фок-мачту, грот-мачту или бизань-мачту!
— Ты выпьешь коньяку, лодочник? — спросил он, пододвигая две рюмки и графин.
— Ты же знаешь, старина, что я никогда не пью.
Это не помешало хозяину дома наполнить обе рюмки. По обычаю, освященному десятилетней давностью, дядюшка Антифер, выпив свой коньяк, выпивал затем и порцию, налитую соседу.
— А теперь поговорим.
— О чем? — спросил Жильдас, отлично знавший, для какой цели его позвали.
— О чем?.. О чем же еще мы можем говорить, как не о…
— Ах да!.. Ну, нашел ты наконец ту самую точку, которая тебя так интересует на этой пресловутой широте?
— Нашел? Каким образом, ты думаешь, я мог найти? Слушая этих двух болтушек, которые без умолку трещали здесь?
— Так ты называешь добрую Нанон и прелестную Эногат?
— А! Я знаю, ты всегда становишься на их сторону, против меня!.. Но не в том дело. Вот уже восемь лет, как умер мой отец Томас, прошло уже восемь лет, а вопрос об этой точке не продвинулся ни на шаг… Пора уже положить этому конец!
— Что касается меня, — сказал Жильдас Трегомен подмигивая, — я бы положил конец… бросив навсегда этим заниматься.
— Так, так!.. А завещание отца на смертном одре? А с ним что бы ты сделал?.. Для меня это священный долг!
— Как жаль, — ответил Жильдас Трегомен, — что твой почтенный отец больше ничего не сказал…
— А как он мог сказать, если он сам ничего больше не знал!.. Тысяча чертей! Неужели я тоже до последнего своего дня так ничего и не выясню?
Жильдас Трегомен чуть было не ответил, что это вполне возможно… и даже желательно, но вовремя спохватился, боясь слишком сильно раздражить своего и без того вспыльчивого собеседника.
А теперь пора рассказать, что произошло за несколько дней до смерти Томаса Антифера.
Это было в 1854 году, в году, который старому моряку не суждено было пережить. Почувствовав себя очень плохо, Томас Антифер решил поведать своему сыну тайну, которая мучила его долгое время.
Вот что случилось с ним в 1799 году, за пятьдесят пять лет до того, как он рассказал об этом сыну. Заходя на торговом судне в порты Леванта, Томас Антифер оказался близ берегов Палестины в тот самый день, когда Бонапарт приказал расстрелять пленников Яффы. Один из этих несчастных, укрывшийся на скале, где его ждала верная смерть, ночью был подобран французским моряком, который переправил раненого на свое судно и стал лечить его. После двух месяцев заботливого ухода и лечения несчастный вернулся к жизни.
Пленник рассказал своему спасителю, что родом он из Египта и зовут его Камильк-паша. Покидая корабль, он заверил самоотверженного малуинца, что никогда не забудет его и в будущем при первой возможности отблагодарит.
Расставшись с египтянином, Томас Антифер возобновил свое плавание. Иногда он вспоминал об этом обещании, но мало-помалу перестал думать о нем, решив, что оно не может осуществиться.
Выйдя по возрасту в отставку, старый моряк возвратился в Сен-Мало и занялся воспитанием своего сына Пьера. Томасу Антиферу было уже шестьдесят семь лет, когда в июне 1842 года он получил какое-то странное письмо.
Откуда было это письмо, написанное по-французски? Из Египта, судя по почтовым маркам. Каково было его содержание? Вот какое:
Капитана Томаса Антифера просят отметить в записной книжке 24o 59' северной широты. Впоследствии эта широта будет дополнена сообщением градусов долготы. Капитану следует помнить это и свято хранить в тайне. Дело идет о весьма значительной выгоде для него. Огромная сумма в золоте, алмазах и драгоценных камнях, которая поступит в его распоряжение после того, как он узнает вслед за широтой градусы долготы, будет справедливым воздаянием за услуги, оказанные некогда пленнику в Яффе.
Письмо было подписано двойным «К», образующим монограмму.
Можно себе представить, как воспламенилось воображение старого моряка!
Значит, Камильк-паша все-таки вспомнил о нем через сорок три года! Много же времени ему для этого понадобилось… Но, без сомнения, какие-то непреодолимые препятствия задерживали Камильк-пашу в Сирии, политическое положение которой было окончательно установлено только в 1840 году лондонским договором, подписанным 15 июля в пользу султана.
Итак, Томас Антифер стал обладателем широты, пересекающей некую точку на земном шаре, где Камильк-паша зарыл все свое состояние. Но какое состояние?.. По мнению Томаса Антифера, это были миллионы… Во всяком случае, ему было предписано хранить это дело в строжайшей тайне и ждать появления вестника, который когда-нибудь принесет ему обещанную долготу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50