— Хорошо сказано! — спокойно произнес Жильдас Трегомен, взмахнув своим платком, словно сигнализируя с моря береговым семафорам.
Между тем мнимый клерк сохранял прежнюю невозмутимость, хотя теперь уже не оставалось никаких сомнений, что дядюшка Антифер великолепно разбирается в сути вещей.
— А вы, господин Бен-Омар, — загремел дядюшка Антифер, — вы хотели поменяться ролями — вы хотели украсть у меня мою широту!..
— Украсть?
— Да! Украсть! И присвоить себе то, что принадлежит одному мне!
— Господин Антифер, — возразил Бен-Омар, приведенный в полное замешательство столь энергичным натиском, — поверьте… как только я получил бы от вас это письмо… я тотчас же сообщил бы вам цифры…
— Ага! Значит, вы признаете, что они у вас?..
Нотариус был приперт к стене. Как ни был он изобретателен по части различных уверток и уловок, сейчас он почувствовал себя зажатым в тиски, понял, что надо сдаваться, ибо уже наступил момент, когда не оставалось ничего иного. Такую возможность они предусмотрели накануне с Сауком, а потому, когда дядюшка Антифер крикнул нотариусу: «Довольно! Играйте в открытую, господин Бен-Омар! Хватит вилять и лавировать, пора пришвартовываться!» — Бен-Омар покорно произнес: «Хорошо!»
И, открыв портфель, вытащил пергамент, испещренный крупными буквами.
Это было завещание Камильк-паши, написанное, как мы уже знаем, на французском языке.
Дядюшка Антифер впился в документ.
Прочитав завещание громким голосом от начала и до конца, чтобы Жильдас Трегомен не проронил ни слова, дядюшка Антифер вынул из кармана записную книжку и прежде всего записал долготу острова — те самые четыре цифры, за каждую из которых он отдал бы, не задумываясь, по пальцу правой руки. Потом, словно почувствовав себя опять капитаном, определяющим широту местности, он закричал:
— Внимание, лодочник!
— Есть внимание! — ответил Жильдас Трегомен, также вынув записную книжку из недр своей широчайшей куртки.
— Бери на прикол!
Нечего и говорить, что эта драгоценная долгота — 54o 57' к востоку от парижского меридиана — была «приколота» с исключительной добросовестностью.
Пергамент был возвращен нотариусу; тот снова спрятал его в портфель и передал мнимому главному клерку Назиму.
Разговор дошел до самой решительной стадии; теперь уже дело касалось непосредственных интересов Бен-Омара и Саука. Дядюшке Антиферу, знающему меридиан и параллель острова, оставалось только скрестить эти две линии на карте, чтобы определить положение острова на точке их пересечения. Именно этим он и хотел заняться без промедления. Что ж! Вполне законное желание! Он поднялся и, слегка поклонившись, сделал совершенно недвусмысленный жест, указывающий гостям на выход. Без сомнения, Бен-Омару и Сауку дали понять, что их присутствие больше нежелательно.
Трегомен, улыбаясь, следил за этой немой сценой, которую превосходно разыграл его друг. Тем не менее ни нотариус, ни Назим и не думали подниматься с места. Хозяин дома хотел выставить их из комнаты, но они или не понимали этого, или делали вид, что не понимают. Растерявшийся нотариус читал в суровом взгляде Саука приказание задать Антиферу еще один вопрос.
Не смея ослушаться приказа, Бен-Омар сказал:
— Теперь, когда я выполнил поручение, возложенное на меня завещанием Камильк-паши…
— …нам остается только вежливо проститься друг с другом, — закончил его фразу Пьер-Серван-Мало, — и, так как первый поезд отходит в десять тридцать семь…
— В десять двадцать три со вчерашнего дня, — поправил Жильдас Трегомен.
— Ты прав, в десять часов двадцать три минуты, и я не хотел бы, дорогой господин Бен-Омар, подвергать вас, равно как и вашего почтенного клерка Назима, опасности пропустить курьерский поезд…
Саук нетерпеливо отбивал такт ногой и посматривал на свои часы. Можно было подумать, будто он действительно беспокоится, как бы не опоздать на поезд.
— Если вам еще нужно сдать багаж, — продолжал дядюшка Антифер, — на это тоже уйдет порядочно времени…
— К тому же, — добавил Жильдас Трегомен, — на вокзале такая толчея…
Наконец к Бен-Омару вернулся дар слова. Слегка приподнявшись и потупив глаза, он произнес:
— Простите, но мне кажется, что мы еще не совсем договорились…
— Напротив, господин Бен-Омар, напротив! Мне, например, больше не о чем вас спрашивать.
— Нет, остался еще один вопрос, и я должен предложить его вам, господин Антифер…
— Меня это очень удивляет, господин Бен-Омар, но, в конце концов… раз вы так хотите… прошу вас…
— Я вам сообщил долготу, указанную в завещании Камильк-паши…
— Точно так! И мой друг Трегомен и я — мы оба занесли ее в наши книжки.
— Теперь вам остается сообщить мне широту, которая указана в письме…
— В письме, адресованном моему отцу?..
— Именно в нем…
— Простите, господин Бен-Омар! — нахмурив брови, возразил дядюшка Антифер. — Вам было поручено доставить мне долготу?..
— Да, и это поручение я выполнил…
— …так же охотно, как и усердно, могу подтвердить. Что же касается меня, то ни в завещании, ни в письме меня не уполномочивали показывать кому бы то ни было цифры широты, сообщенные моему отцу!
— Однако…
— Однако, если у вас есть какое-нибудь указание по этому поводу, давайте обсудим его…
— Мне кажется… — возразил нотариус, — между людьми, уважающими друг друга…
— Вам напрасно это кажется, господин Бен-Омар. Ни о каком уважении между нами не может быть и речи.
По-видимому, нервное возбуждение, охватившее дядюшку Антифера, неминуемо должно было перейти в гнев. Во избежание бури Жильдас Трегомен поспешил открыть дверь, дабы облегчить неловкое положение посетителей. Но Саук словно прирос к стулу. Впрочем, ему, как подчиненному и иноземцу, не понимающему по-французски, и нельзя было сдвинуться с места, по крайней мере, пока не прикажет ему мнимый хозяин.
Бен-Омар встал, потер себе лоб, поправил очки на носу и тоном человека, покорившегося обстоятельствам, произнес:
— Простите, господин Антифер, я вижу, что вы решили не говорить мне…
— Да, решил, господин Бен-Омар, и тем более твердо, что в своем письме Камильк-паша наказывал моему отцу хранить абсолютную тайну, а мой отец, в свою очередь, то же самое завещал и мне.
— Хорошо, господин Антифер, — ответил на это Бен-Омар, — не разрешите ли тогда дать вам добрый совет?
— Интересно. Какой?
— Не пускать это дело в ход.
— Почему?..
— Потому что вы можете встретить на вашем пути одного человека, который заставит вас раскаяться…
— Кто же это?
— Саук, родной сын двоюродного брата Камильк-паши, лишенный из-за вас наследства! А он не такой человек, чтобы…
— А вы знаете этого родного сына двоюродного брата, господин Бен-Омар?
— Нет… — ответил нотариус, — но я знаю, что это очень опасный противник…
— Так вот, если вы когда-нибудь его встретите, этого Саука, передайте ему от моего имени, что я плюю на него и на всех сауков в Египте!
Назим даже не поморщился. А Пьер-Серван-Мало, выйдя на лестничную площадку, закричал:
— Нанон!
Нотариус направился к двери. Саук, идя за ним следом, по пути, как бы нечаянно, опрокинул стул — в нем клокотала злоба, он испытывал дикое желание дать Бен-Омару в спину, чтобы тот пересчитал ступеньки лестницы.
Но на пороге Бен-Омар вдруг остановился и, не глядя на дядюшку Антифера, сказал:
— А не кажется ли вам, что вы не приняли во внимание один из параграфов завещания Камильк-паши?..
— Какой?
— Тот, по которому мне вменяется в обязанность сопровождать вас вплоть до того часа, когда вы вступите во владение наследством, то есть быть с вами, пока не будут открыты три бочонка…
— Хорошо, вы будете меня сопровождать, господин Бен-Омар.
— Так нужно же мне знать, куда вы поедете!..
— Вы это узнаете, когда мы прибудем на место.
— А если это место на краю света?
— Значит, оно будет на краю света.
— Пусть так… Но знайте, что я не могу обойтись без моего главного клерка…
— Как вам будет угодно. Путешествовать в его обществе доставит мне не меньше удовольствия, чем в вашем.
Потом, перегнувшись через лестничные перила, он опять закричал:
— Нанон!..
По голосу можно было понять, что терпение дядюшки Антифера истощилось.
— Нанон!! Нанон появилась.
— Посвети этим господам! — приказал дядюшка Антифер.
— Посветить? Среди бела дня?.. — удивилась Нанон.
— А я тебе говорю — посвети!
После такого недвусмысленно выраженного требования освободить хозяина от своего присутствия, Сауку и Бен-Омару ничего больше не оставалось, как покинуть негостеприимный дом, двери которого с треском за ними захлопнулись.
Вот когда дядюшку Антифера охватила неистовая радость, такая радость, какую вряд ли ему приходилось когда-нибудь испытывать в своей жизни! И уж если бы он не порадовался в этот день, то когда же еще мог представиться подобный случай?
Наконец-то пресловутая долгота была у него в руках! Долгота, которую он ждал с таким нетерпением! Все, о чем он прежде мог только мечтать, скоро превратится в действительность. Получение несметного богатства зависит сейчас только от него самого, от той поспешности, с какой он отправится на поиски острова…
— Сто миллионов… сто миллионов! — повторял он.
— Это то же самое, что тысяча раз по сто тысяч франков, — заметил Жильдас Трегомен.
В эту минуту дядюшка Антифер, не в силах более сдерживаться, подпрыгнул сначала на одной ноге, потом на другой, затем присел на корточки, поднялся и, завертевшись волчком, стал откалывать быстрый и залихватский танец, какой трудно было бы найти в обширном репертуаре матросских танцев, отличающихся такой веселой выразительностью.
Затем, вовлекая в это кружение своего громадного друга, он заставил его двигаться с такой стремительностью, что весь дом сотрясался до самого основания.
При этом дядюшка Антифер так неистово орал, что дрожали стекла:
У меня есть дол, дол, дол!
У меня есть го, го, го!
У меня есть та, та, та!
Долгота!
Долгота!
Долгота!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,

в которой одна точка в географическом атласе дядюшки Антифера тщательно подчеркнута красным карандашом
В то время как Пьер-Серван-Мало Антифер в паре со своим другом Жильдасом Трегоменом отплясывал бешеную фарандолу note 76, Эногат и Жюэль направились в мэрию и оттуда в церковь. В мэрии старый толстый чиновник из отдела регистрации гражданских актов, специалист по брачным делам, фабрикующий медовые месяцы, показал им в витрине объявлений уже составленное по всей форме оглашение помолвки. В кафедральном соборе викарий note 77 обещал им мессу note 78 с хорошими певчими, проповедью, органом и колокольным звоном — все великолепие, предусмотренное свадебным церемониалом.
Как счастлива была молодая чета, получив разрешение монсеньера note 79 на вступление в брак двоюродных брата и сестры! С каким нетерпением — Жюэль, в отличие от Эногат, даже не старался этого скрыть — ждали они пятого апреля — даты, вырванной у дядюшки в минуту его нерешительности.
С каким упоением занимались они приготовлением к свадьбе, приданым невесты и ее нарядами, обдумывали меблировку и убранство уютной комнаты в первом этаже, куда щедрый Трегомен ежедневно приносил новые безделушки, некогда приобретенные им у прибрежных жителей Ранса!.. Среди этих вещиц была и маленькая статуэтка богоматери, украшавшая в свое время каюту «Прекрасной Амелии». Трегомен без малейших колебаний решил подарить ее новобрачным! Разве он не был их наперсником, и могли ли они найти лучшего, более верного хранителя своих надежд, своих планов на будущее? И раз двадцать на день по любому поводу этот добряк повторял:
— Дорого бы я дал, чтобы свадьба была уже позади, чтобы вы покончили со всеми формальностями и у мэра и у кюре! note 80
— Но почему, мой милый Трегомен?.. — тревожно спрашивала девушка.
— Он стал таким чудаком, этот старина Антифер, — как оседлает своего конька, так и поскачет за своими миллионами!..
Жюэль был согласен с Трегоменом. Когда целиком зависишь от дядюшки, — превосходного человека, но все же… слегка тронутого, — ни за что нельзя поручиться, пока окончательное «да» не будет произнесено в присутствии мэра.
Ведь у моряков жизнь складывается не так, как у других людей. Время у них не терпит! Либо ты останешься холостяком вроде капитана каботажного плавания и хозяина габары, либо женись немедленно, если позволяют обстоятельства и есть на то разрешение. А Жюэль должен был уйти в плавание в качестве помощника капитана на трехмачтовой шхуне торгового дома Ле Байиф. И тогда — подумать только — сколько месяцев, сколько лет он будет носиться по морям и океанам в тысячах лье от родного дома, оторванный от жены и от детей, если бог благословит их союз! А это вполне возможно. Семьи моряков обычно бывают многодетными. Разумеется, Эногат, как дочь моряка, свыклась с мыслью, что длительные плавания Жюэля будут надолго разлучать ее с мужем, и она даже не представляла себе, что может быть иначе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50