Ничего особенного, Тим Дагген выиграл у Алека Фрезера, три-два. Больше ничего вроде нет. Да, новая оперетка. Вчера была премьера, вроде бы — класс. «Морнинг Пост» хвалит. Надо бы слинять в город, посмотреть.
Леди Каролина нахмурилась. Такая тупость, да еще после беседы с братом, огорчила ее.
— Нет, нет. Вы с Мод так долго беседовали. Кажется, ей было интересно тебя слушать. Я и понадеялась, что у тебя есть хорошие новости.
Лицо у Реджи просветлело.
— А! Ясно, ясно. Нет, ничего такого… ну, этакого.
— О чем же ты с ней говорил? Что ее так заинтересовало?
— Я рассказывал, как вчера приземлился точно у колышка, хотя завяз в песке у одиннадцатой лунки. Да, я вам доложу, могучий удар! Я бы попал косым прямо в этот чертов бункер, но у меня просто не получается держать такую клюшку прямо, а собачий шарик прямо скалится мне в лицо. Конечно, строго говоря, надо было попробовать нибликом, но…
— Ты хочешь сказать, Реджи, что ты упустил такую возможность? Не предложил Мод выйти за тебя замуж?
— А, ясно, ясно! Да, по сути дела, я, так сказать, не предложил.
Леди Каролина издала какой-то звук без слов.
— Кстати, мамаша, — сказал Реджи, — забыл сказать. Это все отменяется.
— Что?!
— Абсолютно. Она влюблена абсолютно по уши. Кажется, познакомились в Уэльсе. Она попала под дождь, а он проходил мимо, предложил ей дождевик и так далее. В Уэльсе вечно дожди. Впрочем, рыбалка недурная. Да, так этот типус был очень обходителен, она теперь ни на кого другого и не смотрит. Он, понимаешь ли, принц ее мечты, а у всех других шансы — как у слепого и еще однорукого, если он хочет зубочисткой выбить мяч из лунки.
— Какая ерунда! Мне все известно об этом увлечении. Мимолетная фантазия! Мод давно о ней забыла.
— По ней этого не скажешь.
— Реджи, — натянуто произнесла леди Каролина, — послушай меня, пожалуйста. Ты знаешь, здесь будет масса народу, все-таки совершеннолетие Перси, и сейчас твой последний шанс на серьезный, долгий разговор. Я буду крайне огорчена, если ты упустишь эту возможность. Тебе нет оправдания. Мод — очаровательная девушка…
— Абсолютно! Высший класс.
— Ну и прекрасно.
— Но, я хочу сказать…
— Я не потерплю никаких промедлений!
— Нет, нет! Абсолютно! — послушно сказал Реджи, думая о том, что она имеет в виду, и от души желая, чтобы жизнь не становилась столь сложной.
— Отчего бы тебе не прокатиться с Мод на машине? Реджи повеселел. По крайней мере, на это у него был готов ответ.
— Боюсь, ничего не выйдет. Мне надо в город, встретить Перси. Он утром приезжает из Оксфорда. Я обещал его встретить и доставить сюда.
— Вот как! Ну что ж, может быть, тогда…
— А тебе пора идти, — заторопился Реджи, — еще опоздаешь. Если хочешь успеть на двенадцать пятнадцать, подсуетись. Вот и машина!
— Надо мне было выбрать поезд попозже.
— Что ты, что ты! Двенадцать пятнадцать, абсолютно. Отличный поезд, высший класс. Все хвалят. Ну, до скорого!
— Помни, что я сказала.
— Абсолютно.
— Что ж, до свидания. Завтра вернусь.
Реджи медленно проследовал к каменной скамейке и достал портсигар, дыша тяжело, как загнанный олененок.
Машина скрылась за длинным рядом буков, а из дома вышла Мод.-Она пересекла террасу и подошла к Реджи, погруженному в раздумья о жизни и ее трудностях.
— Реджи!
Реджи повернулся к ней.
— А, старушка! Садись.
Мод присела рядом. На ее прелестном личике играл румянец, а когда она заговорила, голос ее дрожал от сдержанного возбуждения.
— Реджи, — сказала она, кладя ладонь на его руку, — ведь мы друзья, да?
Реджи отечески похлопал ее по спине. Мало кто нравился ему так, как Мод.
— Еще какие!
— Я могу тебе доверять, правда?
— Абсолютно.
— Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал. Конечно, это страшная тайна.
— Сильная, молчаливая личность. Это я. В чем дело?
— Ты собираешься в город после обеда?
— Вроде бы, да.
— А не можешь ты поехать пораньше и з хватить меня?
— Могу.
Мод покачала головой.
— Ты не представляешь себе, во что ты влезаешь, Реджи. Я не уверена, что ты бы так легко согласился. Мне не разрешается покидать территорию замка — ну, я тебе рассказывала.
— Этот типус?
— Да. Если узнают, будет такое!…
— Не бери в голову, старушка. Едем. Я сильная, молчаливая…
— Ты прелесть, Реджи.
— А что ты задумала? Почему тебе надо ехать? Мод обернулась через плечо.
— Потому что… — она понизила голос, хотя никого поблизости не было. — Потому что он в Лондоне. Понимаешь, Реджи, он — вроде секретаря у своего дяди, а в утренней газете я прочла, что дядя вчера вернулся из долгого похода на яхте. Значит, он тоже вернулся.
— Куда бы дядя ни пошел, племянник вслед за ним, — промурлыкал Реджи. — Прости. Я тебя перебил.
— Мне надо с ним увидеться. Я не видела его с прошлого лета, почти целый год! Он мне не писал, а сама я боялась: вдруг письмо попадется кому-нибудь на глаза. Понимаешь? Я просто должна ехать. Сегодня мой последний шанс. Тети Каролины нет. Отец будет копаться в саду и не заметит, есть ли я. А завтра будет поздно, приедет Перси. Его вся эта история разозлила еще сильнее, чем их.
— Перси, гордый барон, — согласился Реджи. — Понимаю. Абсолютно. Так что же надо сделать?
— Подхвати меня на дороге. А выбросишь где-нибудь на Пиккадилли, там мне недалеко. Но самое главное — это Перси. Задержи его в городе — поужинайте вместе, а потом приедете. Тогда я успею вернуться поездом, никто и не заметит, что меня не было.
— Проще простого! Считай, что дело в шляпе. Когда хочешь ехать?
— Прямо сейчас.
— Тогда я в гараж за машиной. — Реджи радостно пощелкал языком. — Красота! Мамаша только что говорила, чтобы я тебя покатал.
— Ты просто прелесть, Реджи.
Режди снова похлопал ее по спине с отеческой заботой.
— Я и сам знаю, старушка, что такое любовь. Вообще-то, трудно с ней, а? То есть, я хочу сказать, ты не срезаешься на подходном ударе?
Мод засмеялась.
— Нет. Пока что на моей игре любовь не отразилась. Третьего дня я набрала восемьдесят шесть.
Реджи вздохнул с завистью
— Вы, женщины, — просто чудо какое-то! — сказал он. — Ну ладно, я пошел за машиной. Будешь готова, жди меня у дороги.
Когда он ушел, Мод достала из кармана маленький клочок газеты, вырванный вчера из «Морнинг Пост», раздел светской хроники. Там было всего несколько слов:
«Мистер Уилбур Раймонд вернулся в свою городскую квартиру на площади Белгрейв-сквер, Па после продолжительного плавания на своей яхте „Сирена“.
Мод не была знакома с м-ром Уилбуром Раймондом, но этот крошечный текст просто воспламенил ее кровь. Как она сообщила Реджинальду, когда Уилбуры Раймонды мира сего возвращаются на свои городские квартиры, они привозят с собой племянников и секретарей, точнее — Джеффри Раймонда. А Джеффри Раймонд и был тем человеком, которого Мод любила с того самого дня, когда познакомилась с ним в Уэльсе.
Глава II
Солнце, проливавшее свой ясный свет на Бэлферский замок в тот полдень, когда Мод и Реджи Бинг пустились в дорогу, сияло и над Лондонским Ист-эндом в два часа пополудни. На Литтл-Гуч-стрит все малолетние отпрыски мелких лавочников, поддерживающих жизнь в этой тихой заводи, продавая друг другу овощи и канареек, высыпали на улицу и забавлялись какими-то непонятными играми. На ступенях умывались коты, приготовляясь к поискам обеда среди мусорных баков. Постные, тощие официанты торчали из окон двух итальянских ресторанчиков, продолжающих традицию Лукреции Борджа, предлагая горячие обеды по шиллингу шести пенсов. Хозяин бакалейной лавки на углу мысленно прощался с помидором, который даже он, при всем оптимизме, вынужден был признать отжившим свое. Над этим и сияло яркое солнце. За углом, на Шафтсбери-авеню, норд-ост старался пронзить укрепленные убежища жителей, но сюда, на Литтл-Гуч-стрит, ему проникнуть не удавалось, ибо эта улица шла с севера на юг и была узка, хорошо защищена, что позволяло ей нежиться в тепле безо всяких помех.
Мак, стойко хранивший служебный вход театра «Регал», чей раззолоченный подъезд выходит на Авеню, выбрался из крохотной стеклянной коробки, где держало его начальство, и вышел на улицу, чтобы снисходительным взором понаблюдать жизнь во всем ее многообразии.
Мак ощущал себя сегодня человеком счастливым. У него было постоянное место, оно не зависело от успеха постановок, сменявших в театре одна другую; впрочем, он питал некий интерес к ним и ему было приятно, когда они заслуживали одобрение публики. Вчерашняя премьера мюзикла, и слова, и музыку которого написали американцы, произвела фурор, и Мак радовался этому, ибо ему нравилась труппа и, несмотря на недолгое знакомство, он испытывал доброе расположение к Джорджу Бивену, композитору, прибывшему из Нью-Йорка.
Тут из-за угла как раз и показался Джордж Бивен, медленно и, вроде бы, печально бредущий к служебному входу. То был молодой человек лет двадцати семи, высокий и стройный, с приятным, четким лицом, которое особенно украшали добрые, честные глаза. Уголки его губ были чуть приспущены; он выглядел усталым.
— Добр-утро, Мак.
— Доброе утро, сэр.
— Что-нибудь есть для меня?
— Есть, сэр. Телеграммы. Сейчас принесу. Нет-нет, принесу, — сказал Мак, как бы рассеивая сомнения друга и сторонника в том, что он может совершить этот подвиг.
Он скрылся в своем стеклянном портфеле, Джордж Бивен остался стоять на улице, хмуро обозревая резвящихся ребятишек, очень шумных, очень грязных и очень юных. Нет, просто безобразие! Рядом с ними чувствуешь себя чуть ли не шестидесятилетним. Что-то было сегодня не в порядке, обычно он любил детей. Право же, обычно он любил многое. Он был добродушен и жизнерадостен, любил жизнь и подавляющее большинство своих современников. У него не было врагов, но было много друзей.
А сегодня, встав с постели, он сразу заметил, что с миром что-то не то. Либо Провидение недовольно им, таким возвышенным, либо это хандра, одно из двух. Нет, может быть и реакция на вчерашнее напряжение. Наутро после премьеры всякий разумный художник чувствует себя так, будто его растянули на дыбе.
Кроме всего прочего, после спектакля был еще ужин у комика, на Джермин-стрит, та вымученная и буйная попойка, на которой усталые люди с натянутыми нервами стараются быть как можно оживленнее. Тянулась она до четырех, когда стали прибывать утренние газеты с рецензиями, и Джордж добрался до постели в половине пятого. Такие вещи все же бросают отсвет на душевные процессы. Появился Мак.
— Прошу, сэр.
— Спасибо.
Джордж сунул телеграммы в карман. Какой-то кот, возвращавшийся с обеда, задержался рядом, чтобы попользоваться его ногой вместо салфетки. Джордж рассеянно почесал его за ухом. Он был обходителен с котами, но сегодня проделал положенное без особого пыла, как-то отрешенно.
Кот последовал дальше. Мак сделался разговорчивей.
— Говорят, вчера ужасно хлопали, сэр.
— Вроде бы — да.
— Моя супружница смотрела с галерки, очень все хвалили. Тут, знаете, есть такие люди, ходят на премьеры, на галерку. Им не угодишь! Особенно если пьеса американская. Если им не понравится, они вам сразу покажут, за милую душу. Ну, супружница и говорит, они очень хвалили. Давно, говорит, не видела такого представления, а уж она у меня театралка! Очень ей музыка понравилась.
— Это хорошо.
— Вот вы почитайте «Морнинг Лидер». А другие что пишут?
— Хвалят, все без исключения. Вечерних я еще не видел. Как раз вышел купить.
Мак бросил взгляд вдоль улицы.
— Сегодня репетиция после обеда, а? Вон мисс Дор идет. Джордж проследил за его взглядом. К ним приближалась высокая девушка в синем костюме. Радушный ее нрав угадывался издалека, он как бы обгонял ее, словно веселый ветер. Осторожно пробравшись между детьми, она остановилась на миг и что-то сказала одному, а он заулыбался. Даже хозяин бакалейной лавки просветлел, словно увидел старого друга.
— Как дела? — бросила она, проходя мимо того места, где он стоял, размышляя над смертной природой томатов. И хотя он ответил «Паршиво», слабая, кривая, но все же улыбка промелькнула на его скорбном лице.
У Билли Дор, хористки, служившей в труппе, которая поставила мюзикл Джорджа Бивена, было милое лицо, веселый рот, золотистые волосы (она твердила и не лгала, что это их естественная окраска), спокойные голубые глаза. Взор этих глаз она часто использовала, чтобы охладить пыл поклонников, которых улыбка ее и волосы слишком уж поощряли к активным действиям. К представителям противоположного пола, особенно если они забудутся, она относилась так же, как лорд Маршмортон — к тисаноптерам. Она могла проявлять свою благожелательность, обедая и ужиная с ними, но ничуть в них не нуждалась, и когда им случалось просмотреть это обстоятельство, она напоминала о нем в самой недвусмысленной манере.
— Добр-утро, Джордж. Добр-утро, Мак. Что почта?
— Сейчас посмотрю, мисс.
— Как ваша лучшая половина приняла наш спектакль?
— Я как раз говорил мистеру Бивену, мисс, что она в жизни такого не видела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28