Что во мне такого, чтобы меня полюбила чудесная девушка?
— Ничего! Я вас понимаю… то есть, я хочу сказать…
— Нет-нет, вы правильно начали. Это вопрос удачи. И ничего не поделаешь.
— Я там торчу, все лезу ей на глаза, — сказал Реджи. — Она прямо-таки спотыкается об меня. Думал, хоть это поможет.
— Может и помочь.
— С другой стороны, когда мы встречаемся, я не могу придумать, что сказать.
— Это нехорошо.
— Нет, просто смех! Ведь не скажешь, что я по природе молчаливый. А с ней — не знаю. Прямо ерунда какая-то. — Он осушил свой стакан и поднялся. — Ладно. Я, пожалуй, пойду. Сидите, сидите, я сам. Как-нибудь поиграем еще, а?
— С удовольствием. В любой момент.
— Ну, пока.
— До свидания.
Джордж отдался дивным думам. Впервые за всю жизнь он остро ощутил, что существует. Его как бы заново сотворили. Все, что было вокруг, все, что он делал, было ему по-новому интересно. Он впервые услышал, как тикают часы. Когда он поднял стакан, в этом простом действии засквозила какая-то необычная новизна. Все его чувства странно обострились. Он мог бы даже…
— А что, — вопросил Реджи, появляясь, как фокусник, в дверях, — если я буду дарить ей цветы? Она их любит.
— Отлично, — поддержал его Джордж, не услышавший ни слова. Недавно обретенную остроту чувств сопровождала странная неспособность внимать чужим речам. Это, конечно, пройдет, но пока что он — слушатель неважный.
— Во всяком случае, попробовать стоит, — сказал Реджи. — Забросим удочку разок-другой. Ну, пип-пип!
— До свидания.
— Ку-ку!
Реджи исчез, и вскоре раздался шум заводимого двигателя. Джордж вернулся к своим мыслям.
Для человека в такой кондиции время, как мы его понимаем, перестает существовать. Прошла ли минута или несколько часов, Джордж не знал, но вдруг обнаружил около себя мальчика, золотоголового мальчика с голубыми глазами, одетого в ливрею пажа. С трудом выйдя из транса, он мальчика узнал — это ему он вручил записку для Мод, а потому в Джорджевой системе отсчета он был объектом особой значимости.
— Здрасьте, — сказал паж.
— Здорово, Альфонс, — сказал Джордж.
— Я не Альфонс.
— Да? Ну так поосторожней. А то станешь.
— Вам письмо. От леди Мод.
— Там, на кухне, есть пирог и газировка, — сказал благодарный Джордж. — Не попробуешь?
— Ну прям! — сказал Альберт. — Попробую! Да я все смечу!
Глава XI
Дрожащими, благоговейными пальцами Джордж вскрыл конверт.
«Уважаемый мистер Бивен!
Весьма признательна Вам за письмо, переданное через Альберта. С Вашей стороны очень, очень мило…»
— Эй, вы!
Джордж раздраженно поднял глаза. Перед ним снова появился мальчик.
— В чем дело? Не можешь найти пирог?
— Пирог-то нашел, — отвечал паж, подтверждая истинность этих слов массивным ломтем, от которого, чтобы подкрепить разум, он уже отхватил существенный кус. — А газировки нет.
Джордж отмахнулся. Что за докука, да еще в такой момент!
— Ищи, дитя, ищи! Вынюхивай! Нападай на след! Она где-то там.
— Ладно, — промычал Альберт сквозь пирог, слизывая крошку со щеки языком, который мог бы вызвать зависть у муравьеда. — Люблю газировку.
— Ну так пойди, выкупайся в ней.
— Ладно.
Джордж снова обратился к письму.
«Уважаемый мистер Бивен!
Весьма признательна Вам за письмо, переданное через Альберта. С Вашей стороны очень, очень мило вот так приехать сюда и сказать…»
— Эй, вы!
— Господи! — Джордж свирепо взглянул на него. — Что еще? Не можешь найти газировку?
— Не-а, газировку я нашел, не могу найти эту штуку.
— Какую штуку?
— Ну, штуку. Чем открывать.
— А, эту штуку! Она в среднем ящике.
— Ладно.
Джордж испустил вздох изнеможения и начал сначала.
«Уважаемый мистер Бивен!
Весьма признательна Вам за письмо, переданное через Альберта С Вашей стороны очень, очень мило вот так приехать сюда и сказать, что Вы хотите помочь мне. Как Вам удалось найти меня при всей моей скрытности тогда, в такси? Вы и вправду можете мне помочь, если пожелаете. Слишком долго объяснять в записке, но у меня большая неприятность, и Вы один можете мне помочь. Расскажу при встрече. Трудность в том, чтобы ускользнуть из дому. Боюсь, что за каждым моим движением следят. Но я изо всех сил постараюсь увидеться с Вами как можно скорее.
С искренним уважением, Мод Марш».
На минутку, следует признать, тон письма его обескуражил. Трудно сказать, чего он ожидал, но откровения Реджинальда подготовили его к чему-то другому, более напоминающему письмо к любимому человеку. Однако он тут же понял, насколько нелепы такие ожидания. Как, скажите на милость, может благоразумный человек ожидать, что девушка даст волю своим чувствам на этой стадии отношений? Первый шаг должен сделать он. Естественно, она не станет признаваться, пока он не признается.
Джордж поднес письмо к губам и жарко поцеловал.
— Эй, вы!
Джордж вздрогнул, мгновенно смутившись. Краска стыда залила его щеки. Звук поцелуя гудел и отдавался по всей комнате.
— Кис-кис-кис, — пощелкал он пальцами, повторяя постыдный звук. — Кошку зову, — объяснил он с достоинством. — Не видел?
Глаза его встретились с насмешливым взглядом Альберта. У того слегка подрагивало левое веко. Объяснение его не убедило.
— Маленькая такая кошечка, черная с белой манишкой, — не сдаваясь, бормотал Джордж. — Должна быть где-то здесь… или там… или где еще? Кис-кис-кис!
Губы, похожие на лук Купидона, раздвинулись, и Альберт произнес одно слово:— Сила!
Воцарилось напряженное молчание. О чем думал Альберт — неизвестно; мысли юности — долгие, долгие мысли. О чем думал Джордж? Он думал о том, что покойника Ирода совершенно несправедливо упрекают за дела, достойные государственного мужа и необходимые для общества. А у нас что? Наше правосудие считает, что выпотрошить и тайно схоронить дитя — это преступление.
— Что такое?
— Сами знаете что.
— Да я тебе!…
Альберт прервал его энергичным взмахом руки.
— Ладно, я вам добра желаю.
— Серьезно? Ну так молчи. Я, знаешь ли, должен оберегать свою репутацию.
— Сказано, добра желаю. Я вам могу помочь.
Тут воззрения Джорджа на детоубийство несколько изменились. В конце концов, подумал он, юности многое прощается. Юности смешно, что кто-то целует письма, и она смеется. Конечно, это не смешно, это — прекрасно, но что толку спорить? Пусть похихикает, а когда отхихикает свое, пусть действует, помогает. Такого союзника, как Альберт, презирать нельзя. Джордж не знал, что входит в пажеские обязанности, но они, должно быть, оставляют много времени и свободы; дружески же расположенный к нему житель замка, имеющий время и свободу, и есть то, что нужно ему, Джорджу.
— Спасибо, — сказал он, усилием воли собирая черты лица в относительно доброжелательную улыбку.
— Могу! — настаивал Альберт. — Сигаретка есть?
— Ты куришь?
— Когда раздобуду сигаретку, курю.
— Очень жаль, но не могу тебе посодействовать. Я не курю сигарет.
— Придется курить свои, — грустно сказал Альберт.
Он углубился в тайники кармана и достал оттуда обрывок бечевки, нож, ключичную косточку какой-то птицы, два шарика, смятую сигарету и спичку. Бечевку, нож, косточку и шарики он убрал на место, спичкой же чиркнул о наиболее тугую часть своего тела и запалил сигарету.
— Могу помочь.
— Сейчас ты мне скорее помешал, — сказал Джордж, отшатываясь.
— Э, что?
— Неважно.
Альберт с удовольствием затянулся.
— Я все про вас знаю.
— Вот как?
— Про вас и леди Мод.
— Ах вот как? Все знаешь?
— Я у скважины подслушивал, когда они ругались.
— А они ругались?
Слабая улыбка озарила лицо Альберта при сладком воспоминании.
— Жуть как ругались! Орали и вопили на всю улицу. Про вас и про леди Мод.
— А ты все впитывал, да?
— Э, что?
— Я говорю, ты все это слушал?
— А то! Я ж вас вытянул в лупарею, так конечно слушал. Джордж потерял нить.
— В лупарею? Что такое лупарея?
— Ну как это, бросают бумажку в шляпу. Кто вытянет счастливый билет, того и деньги.
— Ах, лотерея!
— Я и говорю.
Джордж по-прежнему недоумевал.
— Не понимаю. В каком смысле ты вытянул меня в лупарею, то есть в лотерею? Что это за лотерея?
— Да у нас, в людской. Эт' все Кеггс, он начал. Он говорит, он всегда такую заводил, где служил дворецким, если там дочки в доме. Балы всякие, то-се, дочка замуж и выскочит. Ну вот, Кеггс пишет всех мужчин на бумажках, бросает в шляпу, а ты платишь пять шиллингов за билет и тянешь. Кто угадает, тот забирает все деньги. А если дочка ни за кого не выйдет, тогда деньги прячут и прибавляют, когда другой бал.
Джордж даже задохнулся. Тайны людской в знатных домах Англии ошеломили его. Изумление, впрочем, скоро сменилось негодованием.
— То есть как? Вы ставите на леди Мод?! Ну и гады.
Альберт обиделся.
— Эт кто гады?
Джордж почувствовал, что нужна дипломатия. В конце концов, от этого юноши зависит многое.
— Я имел в виду дворецкого, как его, Кеггса.
— Он не гад, он — змей, — Альберт затянулся, чело его потемнело. — Всегда он тянет. И как это он ухитрился вытянуть кого надо!…
Альберт прыснул.
— Но тут я его достал, прям как есть! Он вообще меня хотел не пускать. Мал еще, говорит. Хотел без меня тащить. «Врежьте ему в ухо, — это он говорит, — и гоните к чертям». А я говорю: «Хрена! А чего мне будет, ежли я пойду к его милости и накапаю?» Он говорит: «Ладно, пущай, где твой пятак? Только ты тащи последним, потому как младше всех». Ладно. Они тащат, и, конечно, Кеггс вытягивает — кого? Мистера Бинга.
— Мистера Бинга, вот как?
— Ага. Все знают, что Реджи — козырная карта. Ну он и рад! Во всю морду, змеюка! А моя очередь как дошла, он мне и говорит: «Извиняюсь, Альберт, а только имен-то нету! Все вышли!» «Правда, — я говорю, — все вышли? Ну ладно, коли вы все такие честные собрались, дайте и мне честный шанец». А он говорит: «Эт в каком смысле?» А я говорю: «Напиши на бумажке „мистер икс“, и ежели ее милость на ком-нибудь женится, кто не был на балу, я и выиграл». «Хорошо,
— это он говорит, — а ты знаешь, какие у нас условия? Ничего вообще не считается, если не выйдет за две недели после бала», — это он мне говорит. «Ладно, — я говорю, — давайте, пишите билет, так оно будет честно и по-людски». Ну, пишет он билет «мистер икс», а я говорю им всем: «Будете свидетелями. Если кто не с этого бала и она на нем женится, тогда я выиграл весь котел». — Они говорят, мол, все правильно, и я им тогда прямо так и леплю: «Не слыхали? Наша миледи влюблена в одного американца». Они сначала не верили, а потом Кеггс пораскинул мозгами, сложил, помножил, то да се, сразу побелел, как простыня, и говорит, это надувательство, тянуть все заново, а они говорят, нет, все честно, один предложил за мой билет десятку откупного. Ну, я
— ни в какую. Вот, — подытожил Альберт, бросая окурок в камин как раз вовремя, чтобы не обжечь пальцы, — я и хочу вам помочь.
Из всех известных состояний духа среднему человеку труднее всего долго поддерживать в себе возвышенное негодование. Джордж был именно человек средний, и в течение только что отзвучавшего монолога все время чувствовал, что куда-то сползает. Сначала его просто тошнило; потом, помимо воли, смешило; теперь же, когда он узнал все факты, он не мог думать ни о чем, кроме небывалой удачи — он обрел союзника, сочетающего не по годам развитый ум с полным отсутствием совести. На войне как на войне, в любви — как в любви: и там и тут человек практичный требует от своих соратников скорее умения драться, чем величия души. Паж, исполненный больших достоинств, в данном случае был бы бесполезен. Альберт, который при таком непродолжительном знакомстве успел показать, что достоинства ему неведомы и он не распознает их, даже если их поднесут ему с зеленым горошком, обещал стать бесценным помощником. Что-то говорило Джорджу, что его прямо распирает от полезных идей.
— Возьми еще пирога, — нежно сказал Джордж. Альберт покачал головой.
— Возьми, — упрашивал Джордж, — хоть кусочек.
— Там нету кусочка, — с сожалением отвечал Альберт. — Я все съел, — он вздохнул. — Есть план!
— Отлично! Какой? Альберт сдвинул брови.
— Такой. Вы хотите видеть м'леди, но не можете прийти в замок, и она не может к вам прийти, с этим толстым братцем на хвосте. Так или не так? Вру я?
Джордж поспешил заверить, что все — совершенно так, и спросил, каков же выход.
— Вот какой. Сегодня там большой бал, брату нашему двадцать один год. Все графство собирается.
— Ты считаешь, что мне надо проникнуть туда и смешаться с гостями?
Альберт презрительно фыркнул.
— Что я, дурак, что ли?
Джордж поспешно извинился. — Не-а, вот чего вы можете. Я слышал, Кеггс говорил экономке, что придется нанять временных официантов…
Джордж потрепал его по голове.
— Эй, не порти прическу, — холодно отшил его паж.
— Альберт, ты великий мыслитель своего века. Я проникаю в замок под видом официанта, ты предупреждаешь леди Мод, и мы с ней беседуем. Лучше не придумал бы сам Мак-киавелли.
— Мак… кто?
— Один из твоих предшественников. Великий интриган того века, своего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Ничего! Я вас понимаю… то есть, я хочу сказать…
— Нет-нет, вы правильно начали. Это вопрос удачи. И ничего не поделаешь.
— Я там торчу, все лезу ей на глаза, — сказал Реджи. — Она прямо-таки спотыкается об меня. Думал, хоть это поможет.
— Может и помочь.
— С другой стороны, когда мы встречаемся, я не могу придумать, что сказать.
— Это нехорошо.
— Нет, просто смех! Ведь не скажешь, что я по природе молчаливый. А с ней — не знаю. Прямо ерунда какая-то. — Он осушил свой стакан и поднялся. — Ладно. Я, пожалуй, пойду. Сидите, сидите, я сам. Как-нибудь поиграем еще, а?
— С удовольствием. В любой момент.
— Ну, пока.
— До свидания.
Джордж отдался дивным думам. Впервые за всю жизнь он остро ощутил, что существует. Его как бы заново сотворили. Все, что было вокруг, все, что он делал, было ему по-новому интересно. Он впервые услышал, как тикают часы. Когда он поднял стакан, в этом простом действии засквозила какая-то необычная новизна. Все его чувства странно обострились. Он мог бы даже…
— А что, — вопросил Реджи, появляясь, как фокусник, в дверях, — если я буду дарить ей цветы? Она их любит.
— Отлично, — поддержал его Джордж, не услышавший ни слова. Недавно обретенную остроту чувств сопровождала странная неспособность внимать чужим речам. Это, конечно, пройдет, но пока что он — слушатель неважный.
— Во всяком случае, попробовать стоит, — сказал Реджи. — Забросим удочку разок-другой. Ну, пип-пип!
— До свидания.
— Ку-ку!
Реджи исчез, и вскоре раздался шум заводимого двигателя. Джордж вернулся к своим мыслям.
Для человека в такой кондиции время, как мы его понимаем, перестает существовать. Прошла ли минута или несколько часов, Джордж не знал, но вдруг обнаружил около себя мальчика, золотоголового мальчика с голубыми глазами, одетого в ливрею пажа. С трудом выйдя из транса, он мальчика узнал — это ему он вручил записку для Мод, а потому в Джорджевой системе отсчета он был объектом особой значимости.
— Здрасьте, — сказал паж.
— Здорово, Альфонс, — сказал Джордж.
— Я не Альфонс.
— Да? Ну так поосторожней. А то станешь.
— Вам письмо. От леди Мод.
— Там, на кухне, есть пирог и газировка, — сказал благодарный Джордж. — Не попробуешь?
— Ну прям! — сказал Альберт. — Попробую! Да я все смечу!
Глава XI
Дрожащими, благоговейными пальцами Джордж вскрыл конверт.
«Уважаемый мистер Бивен!
Весьма признательна Вам за письмо, переданное через Альберта. С Вашей стороны очень, очень мило…»
— Эй, вы!
Джордж раздраженно поднял глаза. Перед ним снова появился мальчик.
— В чем дело? Не можешь найти пирог?
— Пирог-то нашел, — отвечал паж, подтверждая истинность этих слов массивным ломтем, от которого, чтобы подкрепить разум, он уже отхватил существенный кус. — А газировки нет.
Джордж отмахнулся. Что за докука, да еще в такой момент!
— Ищи, дитя, ищи! Вынюхивай! Нападай на след! Она где-то там.
— Ладно, — промычал Альберт сквозь пирог, слизывая крошку со щеки языком, который мог бы вызвать зависть у муравьеда. — Люблю газировку.
— Ну так пойди, выкупайся в ней.
— Ладно.
Джордж снова обратился к письму.
«Уважаемый мистер Бивен!
Весьма признательна Вам за письмо, переданное через Альберта. С Вашей стороны очень, очень мило вот так приехать сюда и сказать…»
— Эй, вы!
— Господи! — Джордж свирепо взглянул на него. — Что еще? Не можешь найти газировку?
— Не-а, газировку я нашел, не могу найти эту штуку.
— Какую штуку?
— Ну, штуку. Чем открывать.
— А, эту штуку! Она в среднем ящике.
— Ладно.
Джордж испустил вздох изнеможения и начал сначала.
«Уважаемый мистер Бивен!
Весьма признательна Вам за письмо, переданное через Альберта С Вашей стороны очень, очень мило вот так приехать сюда и сказать, что Вы хотите помочь мне. Как Вам удалось найти меня при всей моей скрытности тогда, в такси? Вы и вправду можете мне помочь, если пожелаете. Слишком долго объяснять в записке, но у меня большая неприятность, и Вы один можете мне помочь. Расскажу при встрече. Трудность в том, чтобы ускользнуть из дому. Боюсь, что за каждым моим движением следят. Но я изо всех сил постараюсь увидеться с Вами как можно скорее.
С искренним уважением, Мод Марш».
На минутку, следует признать, тон письма его обескуражил. Трудно сказать, чего он ожидал, но откровения Реджинальда подготовили его к чему-то другому, более напоминающему письмо к любимому человеку. Однако он тут же понял, насколько нелепы такие ожидания. Как, скажите на милость, может благоразумный человек ожидать, что девушка даст волю своим чувствам на этой стадии отношений? Первый шаг должен сделать он. Естественно, она не станет признаваться, пока он не признается.
Джордж поднес письмо к губам и жарко поцеловал.
— Эй, вы!
Джордж вздрогнул, мгновенно смутившись. Краска стыда залила его щеки. Звук поцелуя гудел и отдавался по всей комнате.
— Кис-кис-кис, — пощелкал он пальцами, повторяя постыдный звук. — Кошку зову, — объяснил он с достоинством. — Не видел?
Глаза его встретились с насмешливым взглядом Альберта. У того слегка подрагивало левое веко. Объяснение его не убедило.
— Маленькая такая кошечка, черная с белой манишкой, — не сдаваясь, бормотал Джордж. — Должна быть где-то здесь… или там… или где еще? Кис-кис-кис!
Губы, похожие на лук Купидона, раздвинулись, и Альберт произнес одно слово:— Сила!
Воцарилось напряженное молчание. О чем думал Альберт — неизвестно; мысли юности — долгие, долгие мысли. О чем думал Джордж? Он думал о том, что покойника Ирода совершенно несправедливо упрекают за дела, достойные государственного мужа и необходимые для общества. А у нас что? Наше правосудие считает, что выпотрошить и тайно схоронить дитя — это преступление.
— Что такое?
— Сами знаете что.
— Да я тебе!…
Альберт прервал его энергичным взмахом руки.
— Ладно, я вам добра желаю.
— Серьезно? Ну так молчи. Я, знаешь ли, должен оберегать свою репутацию.
— Сказано, добра желаю. Я вам могу помочь.
Тут воззрения Джорджа на детоубийство несколько изменились. В конце концов, подумал он, юности многое прощается. Юности смешно, что кто-то целует письма, и она смеется. Конечно, это не смешно, это — прекрасно, но что толку спорить? Пусть похихикает, а когда отхихикает свое, пусть действует, помогает. Такого союзника, как Альберт, презирать нельзя. Джордж не знал, что входит в пажеские обязанности, но они, должно быть, оставляют много времени и свободы; дружески же расположенный к нему житель замка, имеющий время и свободу, и есть то, что нужно ему, Джорджу.
— Спасибо, — сказал он, усилием воли собирая черты лица в относительно доброжелательную улыбку.
— Могу! — настаивал Альберт. — Сигаретка есть?
— Ты куришь?
— Когда раздобуду сигаретку, курю.
— Очень жаль, но не могу тебе посодействовать. Я не курю сигарет.
— Придется курить свои, — грустно сказал Альберт.
Он углубился в тайники кармана и достал оттуда обрывок бечевки, нож, ключичную косточку какой-то птицы, два шарика, смятую сигарету и спичку. Бечевку, нож, косточку и шарики он убрал на место, спичкой же чиркнул о наиболее тугую часть своего тела и запалил сигарету.
— Могу помочь.
— Сейчас ты мне скорее помешал, — сказал Джордж, отшатываясь.
— Э, что?
— Неважно.
Альберт с удовольствием затянулся.
— Я все про вас знаю.
— Вот как?
— Про вас и леди Мод.
— Ах вот как? Все знаешь?
— Я у скважины подслушивал, когда они ругались.
— А они ругались?
Слабая улыбка озарила лицо Альберта при сладком воспоминании.
— Жуть как ругались! Орали и вопили на всю улицу. Про вас и про леди Мод.
— А ты все впитывал, да?
— Э, что?
— Я говорю, ты все это слушал?
— А то! Я ж вас вытянул в лупарею, так конечно слушал. Джордж потерял нить.
— В лупарею? Что такое лупарея?
— Ну как это, бросают бумажку в шляпу. Кто вытянет счастливый билет, того и деньги.
— Ах, лотерея!
— Я и говорю.
Джордж по-прежнему недоумевал.
— Не понимаю. В каком смысле ты вытянул меня в лупарею, то есть в лотерею? Что это за лотерея?
— Да у нас, в людской. Эт' все Кеггс, он начал. Он говорит, он всегда такую заводил, где служил дворецким, если там дочки в доме. Балы всякие, то-се, дочка замуж и выскочит. Ну вот, Кеггс пишет всех мужчин на бумажках, бросает в шляпу, а ты платишь пять шиллингов за билет и тянешь. Кто угадает, тот забирает все деньги. А если дочка ни за кого не выйдет, тогда деньги прячут и прибавляют, когда другой бал.
Джордж даже задохнулся. Тайны людской в знатных домах Англии ошеломили его. Изумление, впрочем, скоро сменилось негодованием.
— То есть как? Вы ставите на леди Мод?! Ну и гады.
Альберт обиделся.
— Эт кто гады?
Джордж почувствовал, что нужна дипломатия. В конце концов, от этого юноши зависит многое.
— Я имел в виду дворецкого, как его, Кеггса.
— Он не гад, он — змей, — Альберт затянулся, чело его потемнело. — Всегда он тянет. И как это он ухитрился вытянуть кого надо!…
Альберт прыснул.
— Но тут я его достал, прям как есть! Он вообще меня хотел не пускать. Мал еще, говорит. Хотел без меня тащить. «Врежьте ему в ухо, — это он говорит, — и гоните к чертям». А я говорю: «Хрена! А чего мне будет, ежли я пойду к его милости и накапаю?» Он говорит: «Ладно, пущай, где твой пятак? Только ты тащи последним, потому как младше всех». Ладно. Они тащат, и, конечно, Кеггс вытягивает — кого? Мистера Бинга.
— Мистера Бинга, вот как?
— Ага. Все знают, что Реджи — козырная карта. Ну он и рад! Во всю морду, змеюка! А моя очередь как дошла, он мне и говорит: «Извиняюсь, Альберт, а только имен-то нету! Все вышли!» «Правда, — я говорю, — все вышли? Ну ладно, коли вы все такие честные собрались, дайте и мне честный шанец». А он говорит: «Эт в каком смысле?» А я говорю: «Напиши на бумажке „мистер икс“, и ежели ее милость на ком-нибудь женится, кто не был на балу, я и выиграл». «Хорошо,
— это он говорит, — а ты знаешь, какие у нас условия? Ничего вообще не считается, если не выйдет за две недели после бала», — это он мне говорит. «Ладно, — я говорю, — давайте, пишите билет, так оно будет честно и по-людски». Ну, пишет он билет «мистер икс», а я говорю им всем: «Будете свидетелями. Если кто не с этого бала и она на нем женится, тогда я выиграл весь котел». — Они говорят, мол, все правильно, и я им тогда прямо так и леплю: «Не слыхали? Наша миледи влюблена в одного американца». Они сначала не верили, а потом Кеггс пораскинул мозгами, сложил, помножил, то да се, сразу побелел, как простыня, и говорит, это надувательство, тянуть все заново, а они говорят, нет, все честно, один предложил за мой билет десятку откупного. Ну, я
— ни в какую. Вот, — подытожил Альберт, бросая окурок в камин как раз вовремя, чтобы не обжечь пальцы, — я и хочу вам помочь.
Из всех известных состояний духа среднему человеку труднее всего долго поддерживать в себе возвышенное негодование. Джордж был именно человек средний, и в течение только что отзвучавшего монолога все время чувствовал, что куда-то сползает. Сначала его просто тошнило; потом, помимо воли, смешило; теперь же, когда он узнал все факты, он не мог думать ни о чем, кроме небывалой удачи — он обрел союзника, сочетающего не по годам развитый ум с полным отсутствием совести. На войне как на войне, в любви — как в любви: и там и тут человек практичный требует от своих соратников скорее умения драться, чем величия души. Паж, исполненный больших достоинств, в данном случае был бы бесполезен. Альберт, который при таком непродолжительном знакомстве успел показать, что достоинства ему неведомы и он не распознает их, даже если их поднесут ему с зеленым горошком, обещал стать бесценным помощником. Что-то говорило Джорджу, что его прямо распирает от полезных идей.
— Возьми еще пирога, — нежно сказал Джордж. Альберт покачал головой.
— Возьми, — упрашивал Джордж, — хоть кусочек.
— Там нету кусочка, — с сожалением отвечал Альберт. — Я все съел, — он вздохнул. — Есть план!
— Отлично! Какой? Альберт сдвинул брови.
— Такой. Вы хотите видеть м'леди, но не можете прийти в замок, и она не может к вам прийти, с этим толстым братцем на хвосте. Так или не так? Вру я?
Джордж поспешил заверить, что все — совершенно так, и спросил, каков же выход.
— Вот какой. Сегодня там большой бал, брату нашему двадцать один год. Все графство собирается.
— Ты считаешь, что мне надо проникнуть туда и смешаться с гостями?
Альберт презрительно фыркнул.
— Что я, дурак, что ли?
Джордж поспешно извинился. — Не-а, вот чего вы можете. Я слышал, Кеггс говорил экономке, что придется нанять временных официантов…
Джордж потрепал его по голове.
— Эй, не порти прическу, — холодно отшил его паж.
— Альберт, ты великий мыслитель своего века. Я проникаю в замок под видом официанта, ты предупреждаешь леди Мод, и мы с ней беседуем. Лучше не придумал бы сам Мак-киавелли.
— Мак… кто?
— Один из твоих предшественников. Великий интриган того века, своего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28