– Сегодня я только сниму кое-какие данные, но завтра ты привезешь Алекса и оставишь его у меня. И помни: у тебя есть двадцать четыре часа, чтобы договориться с твоим сумасшедшим мужем.
* * *
Сидя в кабинете Питера Блоха рядом с лабораторией, Алекс равнодушно рассматривал висевший на стене календарь. Неожиданно взгляд его упал на стопку бумаг, лежавших на краю письменного стола. На верхнем листе он узнал подпись доктора Торреса.
Протянув руку, Алекс подвинул стопку к себе – это были распоряжения, касающиеся Алекса Лонсдейла. Он пробежал глазами первую страницу, стараясь расшифровать многочисленные сокращения, которыми пестрел текст.
Взгляд его задержался на строчке в самом низу страницы: «Анестезия – ОЭН».
Несколько секунд Алекс смотрел на таинственные буквы, затем перевел взгляд на пишущую машинку, стоявшую у стены на небольшой тумбочке. Мысль, пришедшая в голову, показалась такой простой, что он удивился, почему она не посетила его раньше. Секунду спустя он уже вставлял лист в старенькую «Ай-Би-Эм», стараясь в точности подогнать буквы строки к красным отметкам на линейке машинки. Полминуты спустя лист снова лежат на столе – ничуть не изменившийся, кроме последней строчки:
«Анестезия – не проводить».
Когда через несколько минут в кабинет вошел Питер, Алекс, сидя на стуле у двери, перелистывал каталог медицинского оборудования. Краем глаза Алекс следил, как техник подошел к письменному столу и просмотрел верхний листок в лежавшей на краю стопке.
– Поздравляю, – хмыкнул Питер. – Как тебе удалось его на это уговорить...
– На что? – спросил Алекс, отложив каталог в сторону.
– Да это я так... – махнув рукой, Питер состроил гримасу. – Только предупреждаю: если то, что с тобой сегодня будут делать, тебе не понравится, я в этом не виноват. Все претензии к тебе самому и твоему доктору. Ну, пошли, у нас уже все готово.
Двадцать минут спустя Алекс уже лежал на лабораторном столе, ремни крепко охватывали его запястья, талию и лодыжки. Паутина проводов протянулась от его головы к стендам с аппаратурой.
– Если решил передумать, то уже поздно, – предупредил Питер. – Понятия не имею, что ты сейчас будешь чувствовать, но уверен, что удовольствия это не доставит тебе никакого. – Отойдя к стендам, Питер принялся возиться с приборами.
Первое, что почувствовал Алекс, был странный запах в лаборатории. Вначале он напомнил ему ваниль – тонкий приятный аромат, но постепенно запах начал меняться – усилился, стал резким, Алекс даже подумал – в лаборатории загорелась проводка или что-то еще. Запах гари сменился кислой вонью – как от гниющего мусора.
Это ведь у меня в мозгу, внезапно сообразил он. Только в моем мозгу – на самом деле никаких запахов я не чувствую.
Потом в его сознание вторглись звуки, за ними пришли ощущения.
В комнате было жарко, Алекс чувствовал, что начинает потеть, и тут слух его резанул резкий протяжный вопль.
Жара усиливалась, и вдруг – в секунду – словно вся собралась у него в паху...
Железо!..
Кто-то прижал раскаленный железный стержень к его гениталиям.
Алекс чувствовал сладковатый запах тлеющей плоти, бился, пытаясь высвободиться, но ремни крепко держали его...
Вопль, звучащий в ушах – его собственный крик, крик боли, адской, нестерпимой боли...
Боль прошла – так же внезапно, как и появилось. Стало холодно, очень холодно. Медленно Алекс открыл глаза. Все вокруг совершенно белое: хлопья падающего снега, и ветер свистит в ушах, словно желая предупредить о чем-то...
Что-то коснулось его ноги.
Несильно – легким скользящим касанием, еще, еще раз – каждые несколько секунд, и...
Скосив глаза, Алекс увидел у левого бедра оскаленную, с горящими глазами волчью морду.
Она тут же исчезла – ветер унес голодное рычание зверя, и тут же Алекс почувствовал, как стальные челюсти сомкнулись на его левой голени.
Плоть сразу повисла рваными клочьями, он слышал, как хрустнула под железной хваткой волчьих челюстей кость. Левой ноги он больше не чувствовал, но ощущал, как льется на правую кровь из разорванных артерий.
Вокруг завывала буря.
Внезапно звуки начали глохнуть, исчезая, с ними уходила и боль. Белая пустыня обретала цвет, превращаясь в бирюзово-синее море. Он чувствовал, как теплые волны ласкают кожу, как обдувает лицо прохладный ветерок.
Он медленно плыл, в мозгу нарастало новое, невиданное ранее ощущение.
Вначале неясное, но он попытался сосредоточиться на нем. Ощущение усиливалось, становилось четче.
Энергия.
Волны бесконечной энергии, текущей, омывающей, наполняющей его мозг.
Внезапно все прекратилось – исчезли море, ветер, ощущение неги и волшебства. Голубое небо превратилось в белый потолок лаборатории. Темное пятно, появившееся в поле зрения, оказалось встревоженным лицом Питера Блоха.
– Я тебя чуть не доконал, – техник тяжело дышал, – ты вроде концы отдавать собрался. Стал кричать, биться... в общем, я взял – и все выключил.
Алекс молчал, уставясь на плафон лампы над головой и стараясь удержать в памяти все, что только что чувствовал и видел.
– Ничего ведь не было, – произнес он наконец.
– Не было?! – голос Питера сорвался на фальцет. – Да ты чуть не сошел с ума... или вообще не умер! Какого черта Торрес пытается доказать теперь, интересно мне знать?
– Ничего, – повторил Алекс. – Он ничего не пытается доказать, и со мной не произошло ничего такого.
Глубоко вздохнув, Питер покачал головой.
– Может, и не произошло... но готов спорить, тебе самому казалось, что что-то было. Можешь мне рассказать?
Алекс в упор посмотрел на техника.
– А вы разве не знаете сами?
– Ты думаешь, Торрес мне все-все рассказывает? – ядовито осведомился Питер. – Я знаю только одно – мы стимулируем мозг. Твой мозг. Для чего – Мне, пардон, это не сообщают.
– Именно для того, – ответил Алекс. – Для того, чтобы знать, как мой мозг работает. Только ведь это не мой мозг, правда? – Питер молчал, и Алекс сам ответил на свой вопрос: – Нет, не мой. С тех пор как мне сделали операцию, он перестал быть моим. Это мозг доктора Торреса.
* * *
Раймонд Торрес молча взял из рук Питера распечатку данных последних лабораторных тестов Алекса Лонсдейла. Бегло просмотрев листки, он поморщился, затем лицо его исказила гримаса.
– Вы, похоже, совершили ошибку, – небрежно швырнув листки на стол, он посмотрел на техника. – Эти результаты лишены какого бы то ни было смысла. Такое вы могли бы получить от активного мозга, но не от усыпленного.
– Так, значит, никакой ошибки нет, – Блох отвел взгляд от Торреса. Всегда одно и то же желание – скатать эти чертовы данные в трубу и затолкать ее в глотку этому занудному типу... Но зарплата-то хорошая, и работа непыльная. Терять все это только из-за того, что не слишком нравится начальник... Мысли Питера нарушил резкий голос Торреса:
– Что значит – никакой ошибки? Вы хотите сказать, что Алекс Лонсдейл во время тестов бодрствовал?
Питер Блох почувствовал, что пол уходит у него из-под ног.
– Ну да, – ответил он со всей возможной уверенностью, хотя в ту же секунду понял, что в действительности произошло. – Вы же сами отдавали распоряжение.
– Отдавал, – голос Торреса звенел от гнева. – Более того, у меня даже есть его копия. – Дернув ящик стола, он извлек оттуда листок бумаги и молча протянул его Питеру. В нижней строчке значилось: «Анестезия – ОЭН».
Перед мысленным взором Питера возникла фигура Алекса Лонсдейла, скрючившегося на стуле и листавшего каталог.
Сколько времени он пробыл в лаборатории? Да что там, вполне достаточно, чтобы...
– Мне... тоже показалось это несколько необычным, сэр, – пробормотал он.
– Необычным? – глаза Торреса напоминали горящие угли. – Вам показалась необычным, что пациенту, у которого искусственно вызывают галлюцинации, необходим наркоз?
– Нет, сэр, – Питер совсем растерялся. – Мне как раз показалось необычным, что... его не делают. Я... мне, наверное, нужно было позвонить вам...
От ярости Торреса била мелкая дрожь.
– О чем, дьявол вас возьми, вы говорите?!
Через три минуты и двадцать секунд, когда вернувшийся из своего кабинета Блох молча протянул Торресу листок с распоряжениями, тот в конце концов понял. Горящие, словно угли, глаза несколько секунд изучали нижнюю строчку, затем снова встретились с растерянным взглядом техника.
– И вы решили, что по этому поводу не стоит... гм... меня беспокоить?
– Я... парень еще раньше несколько раз говорил мне, что хотел бы пройти тесты без всякого наркоза. И я подумал, что он в конце концов уговорил вас.
Раймонд Торрес шагнул вперед, оказавшись перед Питером Блохом. Скрывать свою ярость Торрес больше не пытался, и, когда заговорил, голос его немедленно сорвался на крик.
– Уговорил... меня?! – орал он, задыхаясь. – Он ни разу и словом мне об этом не обмолвился! Вы хоть имеете представление о том, что происходит во время этих тестов?
– Да, сэр, – пробормотал Блох.
– Да, сэр! – передразнил Торрес. – Мы намеренно вызываем боль у пациента, мистер Блох. Физическую, психическую – почти у границ болевого порога. И пациенту помогает переносить ее только одно – наркоз. Без него он может сойти с ума – или...
– Но... после тестов он был вроде в порядке, – робко вставил Питер – и тут же сник под гневным взглядом Торреса.
– Возможно, он и сейчас чувствует себя нормально, – произнес Торрес после небольшой паузы. – Но это лишь благодаря тому, что ему неведомы эмоции. Или – пользуясь, кстати, вашим же милым термином – потому что он – «зомби».
Сглотнув, Питер перешел в наступление.
– Я и собирался выключить аппаратуру. Я следил за ним... следил внимательно, и мне показалось, что дело плохо. Вот и собирался все отключить, несмотря на ваши инструкции.
– Я много раз говорил вам, – резко ответил Торрес, – если у вас возникают сомнения относительно моих распоряжений – следует немедленно связаться со мной. Вы не сделали этого. Так что предлагаю вам пройти в лабораторию и собрать все ваши личные вещи. Затем я свяжусь с охраной и вас проводят к выходу. Жалованье за месяц вам вышлют через неделю. Вы поняли все?
– Но, сэр...
– Вы все поняли?! – голос Торреса снова был готов сорваться на крик.
– Разумеется, – прошептал Питер. Спустя секунду он хлопнул дверью, и Раймонд Торрес медленно опустился на стул. Подождав, пока сердце начнет биться в нормальном ритме, он потянулся к рассыпанным по столу листкам с результатами тестов.
Возможно, подумал он, все еще обойдется. К счастью, организм Алекса выдержал. Его мозг был настолько поглощен хаосом образов, вызванным стимуляцией, что попросту не заметил происходящего с остальными частями тела.
А... если нет?
Глава 19
– Но он так и не сказал, в чем именно дело? – снова переспросил Марш.
Аккуратно сложив салфетку – Эллен знала, что означал этот жест: муж принял какое-то решение, – он положил ее рядом со своей чашкой и в упор посмотрел на супругу.
– Нет, только то, что снова хочет обследовать Алекса. – Эллен уже в третий раз отвечала на вопрос мужа. Почему он не может понять, что в намерениях Раймонда нет ничего дурного? – Кроме того, – продолжала она, – если бы он действительно подозревал что-нибудь серьезное, он бы просто не отпустил Алекса сегодня домой. Он вполне мог оставить его в Институте.
– Да, конечно, однако на следующий же день я обратился быв суд, – подытожил Марш. – И он, думаю, понимает это. Несмотря на этот чертов контракт, я все еще остаюсь отцом Алекса, и если он не соблаговолит посвятить нас в детали проделанной им операции и объяснить, какие были допущены нарушения, Алекса он более не увидит. – Отодвинув стул, Марш поднялся из-за стола. И хотя Эллен была полка решимости продолжать давно начавшийся спор, она понимала – это уже бесполезно. Ей придется сделать то, что, она знала, лучше всего для Алекса – а с Маршем она разберется после. Когда Марш вышел из комнаты, она привычно собрала со стола грязные тарелки и сунула их в посудомоечную машину, закрыв дверцу, нажала кнопку.
Алекса Марш нашел в его комнате. Сын сидел за столом, на котором лежал раскрытый учебник – из тех, что остались у Марша еще с университетских времен, весь разворот занимало увеличенное изображение мозга. По письменному столу бродила белая крыса, заинтересованно поводя из стороны в сторону острой мордочкой.
* * *
Марш тронул Алекса за плечо.
– Могу я вам чем-нибудь помочь, доктор?
Алекс, оторвавшись на мгновение от учебника, поднял глаза на Марша.
– Я не думаю.
– И все же, – не отставал Марш, видя, что Алекс медлит с ответом, он привычным движением поднял крысу и провел пальцем за розовыми лепестками ушей. Зверек пискнул от удовольствия. – Один только вопрос, профессор: вы, насколько я могу понять, собираетесь производить послойные срезы мозга. Разрешите узнать, каким образом?
Глаза Алекса встретились с глазами отца.
– Как ты догадался?
– Я, конечно, не гений, – заметил Марш, – но вчера ночью ты сам рассказал мне о своем выводе – при тех повреждениях, что твой мозг получил в катастрофе, ты должен был давным-давно умереть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
* * *
Сидя в кабинете Питера Блоха рядом с лабораторией, Алекс равнодушно рассматривал висевший на стене календарь. Неожиданно взгляд его упал на стопку бумаг, лежавших на краю письменного стола. На верхнем листе он узнал подпись доктора Торреса.
Протянув руку, Алекс подвинул стопку к себе – это были распоряжения, касающиеся Алекса Лонсдейла. Он пробежал глазами первую страницу, стараясь расшифровать многочисленные сокращения, которыми пестрел текст.
Взгляд его задержался на строчке в самом низу страницы: «Анестезия – ОЭН».
Несколько секунд Алекс смотрел на таинственные буквы, затем перевел взгляд на пишущую машинку, стоявшую у стены на небольшой тумбочке. Мысль, пришедшая в голову, показалась такой простой, что он удивился, почему она не посетила его раньше. Секунду спустя он уже вставлял лист в старенькую «Ай-Би-Эм», стараясь в точности подогнать буквы строки к красным отметкам на линейке машинки. Полминуты спустя лист снова лежат на столе – ничуть не изменившийся, кроме последней строчки:
«Анестезия – не проводить».
Когда через несколько минут в кабинет вошел Питер, Алекс, сидя на стуле у двери, перелистывал каталог медицинского оборудования. Краем глаза Алекс следил, как техник подошел к письменному столу и просмотрел верхний листок в лежавшей на краю стопке.
– Поздравляю, – хмыкнул Питер. – Как тебе удалось его на это уговорить...
– На что? – спросил Алекс, отложив каталог в сторону.
– Да это я так... – махнув рукой, Питер состроил гримасу. – Только предупреждаю: если то, что с тобой сегодня будут делать, тебе не понравится, я в этом не виноват. Все претензии к тебе самому и твоему доктору. Ну, пошли, у нас уже все готово.
Двадцать минут спустя Алекс уже лежал на лабораторном столе, ремни крепко охватывали его запястья, талию и лодыжки. Паутина проводов протянулась от его головы к стендам с аппаратурой.
– Если решил передумать, то уже поздно, – предупредил Питер. – Понятия не имею, что ты сейчас будешь чувствовать, но уверен, что удовольствия это не доставит тебе никакого. – Отойдя к стендам, Питер принялся возиться с приборами.
Первое, что почувствовал Алекс, был странный запах в лаборатории. Вначале он напомнил ему ваниль – тонкий приятный аромат, но постепенно запах начал меняться – усилился, стал резким, Алекс даже подумал – в лаборатории загорелась проводка или что-то еще. Запах гари сменился кислой вонью – как от гниющего мусора.
Это ведь у меня в мозгу, внезапно сообразил он. Только в моем мозгу – на самом деле никаких запахов я не чувствую.
Потом в его сознание вторглись звуки, за ними пришли ощущения.
В комнате было жарко, Алекс чувствовал, что начинает потеть, и тут слух его резанул резкий протяжный вопль.
Жара усиливалась, и вдруг – в секунду – словно вся собралась у него в паху...
Железо!..
Кто-то прижал раскаленный железный стержень к его гениталиям.
Алекс чувствовал сладковатый запах тлеющей плоти, бился, пытаясь высвободиться, но ремни крепко держали его...
Вопль, звучащий в ушах – его собственный крик, крик боли, адской, нестерпимой боли...
Боль прошла – так же внезапно, как и появилось. Стало холодно, очень холодно. Медленно Алекс открыл глаза. Все вокруг совершенно белое: хлопья падающего снега, и ветер свистит в ушах, словно желая предупредить о чем-то...
Что-то коснулось его ноги.
Несильно – легким скользящим касанием, еще, еще раз – каждые несколько секунд, и...
Скосив глаза, Алекс увидел у левого бедра оскаленную, с горящими глазами волчью морду.
Она тут же исчезла – ветер унес голодное рычание зверя, и тут же Алекс почувствовал, как стальные челюсти сомкнулись на его левой голени.
Плоть сразу повисла рваными клочьями, он слышал, как хрустнула под железной хваткой волчьих челюстей кость. Левой ноги он больше не чувствовал, но ощущал, как льется на правую кровь из разорванных артерий.
Вокруг завывала буря.
Внезапно звуки начали глохнуть, исчезая, с ними уходила и боль. Белая пустыня обретала цвет, превращаясь в бирюзово-синее море. Он чувствовал, как теплые волны ласкают кожу, как обдувает лицо прохладный ветерок.
Он медленно плыл, в мозгу нарастало новое, невиданное ранее ощущение.
Вначале неясное, но он попытался сосредоточиться на нем. Ощущение усиливалось, становилось четче.
Энергия.
Волны бесконечной энергии, текущей, омывающей, наполняющей его мозг.
Внезапно все прекратилось – исчезли море, ветер, ощущение неги и волшебства. Голубое небо превратилось в белый потолок лаборатории. Темное пятно, появившееся в поле зрения, оказалось встревоженным лицом Питера Блоха.
– Я тебя чуть не доконал, – техник тяжело дышал, – ты вроде концы отдавать собрался. Стал кричать, биться... в общем, я взял – и все выключил.
Алекс молчал, уставясь на плафон лампы над головой и стараясь удержать в памяти все, что только что чувствовал и видел.
– Ничего ведь не было, – произнес он наконец.
– Не было?! – голос Питера сорвался на фальцет. – Да ты чуть не сошел с ума... или вообще не умер! Какого черта Торрес пытается доказать теперь, интересно мне знать?
– Ничего, – повторил Алекс. – Он ничего не пытается доказать, и со мной не произошло ничего такого.
Глубоко вздохнув, Питер покачал головой.
– Может, и не произошло... но готов спорить, тебе самому казалось, что что-то было. Можешь мне рассказать?
Алекс в упор посмотрел на техника.
– А вы разве не знаете сами?
– Ты думаешь, Торрес мне все-все рассказывает? – ядовито осведомился Питер. – Я знаю только одно – мы стимулируем мозг. Твой мозг. Для чего – Мне, пардон, это не сообщают.
– Именно для того, – ответил Алекс. – Для того, чтобы знать, как мой мозг работает. Только ведь это не мой мозг, правда? – Питер молчал, и Алекс сам ответил на свой вопрос: – Нет, не мой. С тех пор как мне сделали операцию, он перестал быть моим. Это мозг доктора Торреса.
* * *
Раймонд Торрес молча взял из рук Питера распечатку данных последних лабораторных тестов Алекса Лонсдейла. Бегло просмотрев листки, он поморщился, затем лицо его исказила гримаса.
– Вы, похоже, совершили ошибку, – небрежно швырнув листки на стол, он посмотрел на техника. – Эти результаты лишены какого бы то ни было смысла. Такое вы могли бы получить от активного мозга, но не от усыпленного.
– Так, значит, никакой ошибки нет, – Блох отвел взгляд от Торреса. Всегда одно и то же желание – скатать эти чертовы данные в трубу и затолкать ее в глотку этому занудному типу... Но зарплата-то хорошая, и работа непыльная. Терять все это только из-за того, что не слишком нравится начальник... Мысли Питера нарушил резкий голос Торреса:
– Что значит – никакой ошибки? Вы хотите сказать, что Алекс Лонсдейл во время тестов бодрствовал?
Питер Блох почувствовал, что пол уходит у него из-под ног.
– Ну да, – ответил он со всей возможной уверенностью, хотя в ту же секунду понял, что в действительности произошло. – Вы же сами отдавали распоряжение.
– Отдавал, – голос Торреса звенел от гнева. – Более того, у меня даже есть его копия. – Дернув ящик стола, он извлек оттуда листок бумаги и молча протянул его Питеру. В нижней строчке значилось: «Анестезия – ОЭН».
Перед мысленным взором Питера возникла фигура Алекса Лонсдейла, скрючившегося на стуле и листавшего каталог.
Сколько времени он пробыл в лаборатории? Да что там, вполне достаточно, чтобы...
– Мне... тоже показалось это несколько необычным, сэр, – пробормотал он.
– Необычным? – глаза Торреса напоминали горящие угли. – Вам показалась необычным, что пациенту, у которого искусственно вызывают галлюцинации, необходим наркоз?
– Нет, сэр, – Питер совсем растерялся. – Мне как раз показалось необычным, что... его не делают. Я... мне, наверное, нужно было позвонить вам...
От ярости Торреса била мелкая дрожь.
– О чем, дьявол вас возьми, вы говорите?!
Через три минуты и двадцать секунд, когда вернувшийся из своего кабинета Блох молча протянул Торресу листок с распоряжениями, тот в конце концов понял. Горящие, словно угли, глаза несколько секунд изучали нижнюю строчку, затем снова встретились с растерянным взглядом техника.
– И вы решили, что по этому поводу не стоит... гм... меня беспокоить?
– Я... парень еще раньше несколько раз говорил мне, что хотел бы пройти тесты без всякого наркоза. И я подумал, что он в конце концов уговорил вас.
Раймонд Торрес шагнул вперед, оказавшись перед Питером Блохом. Скрывать свою ярость Торрес больше не пытался, и, когда заговорил, голос его немедленно сорвался на крик.
– Уговорил... меня?! – орал он, задыхаясь. – Он ни разу и словом мне об этом не обмолвился! Вы хоть имеете представление о том, что происходит во время этих тестов?
– Да, сэр, – пробормотал Блох.
– Да, сэр! – передразнил Торрес. – Мы намеренно вызываем боль у пациента, мистер Блох. Физическую, психическую – почти у границ болевого порога. И пациенту помогает переносить ее только одно – наркоз. Без него он может сойти с ума – или...
– Но... после тестов он был вроде в порядке, – робко вставил Питер – и тут же сник под гневным взглядом Торреса.
– Возможно, он и сейчас чувствует себя нормально, – произнес Торрес после небольшой паузы. – Но это лишь благодаря тому, что ему неведомы эмоции. Или – пользуясь, кстати, вашим же милым термином – потому что он – «зомби».
Сглотнув, Питер перешел в наступление.
– Я и собирался выключить аппаратуру. Я следил за ним... следил внимательно, и мне показалось, что дело плохо. Вот и собирался все отключить, несмотря на ваши инструкции.
– Я много раз говорил вам, – резко ответил Торрес, – если у вас возникают сомнения относительно моих распоряжений – следует немедленно связаться со мной. Вы не сделали этого. Так что предлагаю вам пройти в лабораторию и собрать все ваши личные вещи. Затем я свяжусь с охраной и вас проводят к выходу. Жалованье за месяц вам вышлют через неделю. Вы поняли все?
– Но, сэр...
– Вы все поняли?! – голос Торреса снова был готов сорваться на крик.
– Разумеется, – прошептал Питер. Спустя секунду он хлопнул дверью, и Раймонд Торрес медленно опустился на стул. Подождав, пока сердце начнет биться в нормальном ритме, он потянулся к рассыпанным по столу листкам с результатами тестов.
Возможно, подумал он, все еще обойдется. К счастью, организм Алекса выдержал. Его мозг был настолько поглощен хаосом образов, вызванным стимуляцией, что попросту не заметил происходящего с остальными частями тела.
А... если нет?
Глава 19
– Но он так и не сказал, в чем именно дело? – снова переспросил Марш.
Аккуратно сложив салфетку – Эллен знала, что означал этот жест: муж принял какое-то решение, – он положил ее рядом со своей чашкой и в упор посмотрел на супругу.
– Нет, только то, что снова хочет обследовать Алекса. – Эллен уже в третий раз отвечала на вопрос мужа. Почему он не может понять, что в намерениях Раймонда нет ничего дурного? – Кроме того, – продолжала она, – если бы он действительно подозревал что-нибудь серьезное, он бы просто не отпустил Алекса сегодня домой. Он вполне мог оставить его в Институте.
– Да, конечно, однако на следующий же день я обратился быв суд, – подытожил Марш. – И он, думаю, понимает это. Несмотря на этот чертов контракт, я все еще остаюсь отцом Алекса, и если он не соблаговолит посвятить нас в детали проделанной им операции и объяснить, какие были допущены нарушения, Алекса он более не увидит. – Отодвинув стул, Марш поднялся из-за стола. И хотя Эллен была полка решимости продолжать давно начавшийся спор, она понимала – это уже бесполезно. Ей придется сделать то, что, она знала, лучше всего для Алекса – а с Маршем она разберется после. Когда Марш вышел из комнаты, она привычно собрала со стола грязные тарелки и сунула их в посудомоечную машину, закрыв дверцу, нажала кнопку.
Алекса Марш нашел в его комнате. Сын сидел за столом, на котором лежал раскрытый учебник – из тех, что остались у Марша еще с университетских времен, весь разворот занимало увеличенное изображение мозга. По письменному столу бродила белая крыса, заинтересованно поводя из стороны в сторону острой мордочкой.
* * *
Марш тронул Алекса за плечо.
– Могу я вам чем-нибудь помочь, доктор?
Алекс, оторвавшись на мгновение от учебника, поднял глаза на Марша.
– Я не думаю.
– И все же, – не отставал Марш, видя, что Алекс медлит с ответом, он привычным движением поднял крысу и провел пальцем за розовыми лепестками ушей. Зверек пискнул от удовольствия. – Один только вопрос, профессор: вы, насколько я могу понять, собираетесь производить послойные срезы мозга. Разрешите узнать, каким образом?
Глаза Алекса встретились с глазами отца.
– Как ты догадался?
– Я, конечно, не гений, – заметил Марш, – но вчера ночью ты сам рассказал мне о своем выводе – при тех повреждениях, что твой мозг получил в катастрофе, ты должен был давным-давно умереть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46