– У нашего народа есть легенды о чем угодно, – сухо заметил Торрес. – Собственно говоря, это все, что осталось у нас.
– Нет, – снова сверкнула глазами Мария. – Есть кое-что еще. Наша гордость. Не для тебя, конечно. Тебе всегда было мало гордости. Ты хотел того, что имеют гринго, даже если ради этого пришлось стать одним из них. Что же, ты попробовал? Ты проиграл. Что с того, что у тебя теперь дорогие машины, и костюмы, и образование, как у них. Считают они тебя равным? Нет. И никогда не будут.
Покидая дом, где он появился на свет, Торрес думал о разговоре с матерью. В сущности, она ведь права. На похоронах он чувствовал себя чужим, одиночкой, несмотря на то, что знал всех в лицо.
Но поехал он не напрасно.
С Алексом Лонсдейлом явно что-то произошло. Он неуловимо переменился – на несколько мгновений, до того, как подошел его отец, – но переменился весь, сразу и неузнаваемо.
Его глаза... в них светилась жизнь, и он во что-то напряженно вслушивался.
Но во что?
Именно об этом думал Раймонд Торрес на обратном пути в Пало Альто. Добравшись наконец до Инстатута, он поднялся в свой кабинет и раскрыл папку с историей болезни Алекса.
Да, что-то было не так. Он проявлял все больше признаков эмоционального поведения.
Если это зайдет слишком далеко, то погубит все. И в первую очередь – самого Алекса.
Глава 16
Стоя посреди небольшой площади, Алекс ждал. Ждал знакомой уже боли, которая вот-вот должна пронзить мозг, и за ней снова хлынут странные воспоминания, не имеющие отношения к реальному миру. Он вглядывался в старые здания на противоположной стороне площади, ища знакомые детали – вернее, те, что он ожидал найти. Но все выглядело таким же, как и всегда: городской клуб, некогда бывший католической миссией, библиотека, в которой когда-то размещалась церковная школа.
Боль не приходила, а без нее не появились ни видения, ни голоса, ее сопровождавшие.
Окончательно уверившись в том, что площадь и старые здания бессильны оживить ту странную память, Алекс медленно пересек площадь и, войдя в Здание библиотеки, подошел к столу, за которым сидела библиотекарша. Мисс Арлетт Прингл, занимавшая эту должность в Ла-Паломе уже тридцать лет, увидев его, удивленно подняла брови.
– Алекс? У нас сегодня что, праздник? А мне, как всегда, не сказали ничего.
Алекс покачал головой.
– Сегодня утром были похороны миссис Льюис. Я был там с родителями. А днем... в общем, мне бы хотелось кое-что посмотреть, а в школьной библиотеке этих книг нет.
– А, поняла. – Арлетт Прингл была рада увидеть хотя бы одно юное лицо, ведь в последнее время школьники так редко заходят в библиотеку. И она сразу же предложила Алексу свою помощь: – Что же тебе поискать?
– О городе, – ответил Алекс. – У вас есть какие-нибудь книги по истории Ла-Паломы? Я имею в виду – с тех времен, как сюда прибыли миссионеры-католики?
Утвердительно кивнув, Арлетт Прингл достала из ящика ключ и, отперев застекленный шкаф, извлекла объемистый том в кожаном переплете.
– Если тебя интересуют старые времена – это как раз то, что нужно. Напечатано, правда, лет сорок назад. Ничего более свежего, боюсь, с тех пор не появлялось.
Взглянув на обложку, Алекс открыл увесистый том. На титуле оказался рисунок тушью – та самая площадь, – а над ним надпись: «Ла-Палома – Белая Голубица Калифорнии». На следующем листе было изложена история города. Быстро пробежав ее взглядом, Алекс понял: это именно то, что он искал.
– Могу я взять книгу?
Мисс Прингл огорченно покачала головой.
– К сожалению, это наш единственный экземпляр. Даже Синтии Эванс, когда она изучала историю своей гасиенды, приходилось читать ее здесь, в моем присутствии. Когда она реставрировала гасиенду, – пояснила она. – Признаюсь тебе: после того, как я сама все это прочла, то поехала и посмотрела, что удалось сделать Эвансам с гасиендой. Удивительно – снаружи она в точности, как была в те самые времена. – Заскрипела входная дверь, и Арлетт заторопилась к новому посетителю. – Если будут какие-то вопросы – я сейчас вернусь.
Кивнув, Алекс уселся за один из тяжелых дубовых столов, стоявших в читальном зале, который занимал почти все небольшое здание.
В книге, как оказалось, были собраны в основном старинные рисунки, рассказывавшие о первых годах существования Ла-Паломы, сопровождали их довольно лаконичные подписи. Начиналось все с прибытия францисканских миссионеров в 1775 году, следующие записи относились уже к 1820-м, когда мексиканцы предоставили права на землевладение калифорниос, затем шел рассказ о 1848-м и договоре Идальго Гуадалупе. Целая глава была посвящена истории семьи Мелендес-и-Руис, глава семейства, Роберто, был повешен за попытку убийства американского генерал-губернатора. После его казни семья оставила гасиенду на холме недалеко от города и бежала в Мексику, остальные калифорниос, продав американцам свои дома, вскоре последовали за ними.
Далее на нескольких листах следовали изображения миссии, гасиенды и старинных испанских домов. Именно эти рисунки и приковали внимание Алекса.
Собственно, это были даже не рисунки – лист за листом в книге шли поэтажные и общие планы тех самых зданий, что до сих пор стояли на холмах неподалеку от города. На прилагавшихся фотографиях были четко видны все изменения, – дома на разные лады перестраивали в течение многих лет.
В самом конце книги, на планах и фотографиях, Алекс увидел свой собственный дом. Он долго вглядывался в уже тронутые временем страницы. Дом почти не изменился – среди всех старинных домов Ла-Паломы он один дожил в почти первозданном виде до наших дней.
Только сад огородили стеной.
На рисунках, сделанных умелой рукой монаха вскоре после того, как земли миссии отошли к латифундистам, стена состояла из выложенных плиткой прямоугольных блоков, соединенных перемычками. Между перемычками были протянуты веревки, по которым вились слабенькие, еще совсем молодые виноградные лозы. Алекс долго рассматривал рисунок. Где он видел его?
И вспомнил. Именно такой представлял он себе стену сада в тот день, когда родители привезли его домой из лаборатории доктора Торреса. Но на следующей странице, на фотографии, сделанной примерно полвека назад, виноград уже пышно разросся, покрыв почти всю стену кудрявым зеленым ковром.
Следующий лист явил ему фотографию дома Валери Бенсон. От прежнего облика в нем не осталось почти ничего. Оказалось, дом два раза горел, и оба раза после пожара меняли форму стен и крыши. Единственное, что осталось от старого дома, – внутренний двор, но и он не избежал перестройки: в 1927 году во дворе соорудили пруд с золотыми рыбками, который питал миниатюрный водопад.
Алекс долго изучал старый рисунок, затем – более поздние фотографии.
И снова старый рисунок показался ему знакомым – двор дома миссис Бенсон был на нем таким, каким, неизвестно откуда, запомнился Алексу.
Закрыв книгу, Алекс некоторое время сидел неподвижно, пытаясь найти ответ хотя бы на один из вопросов, сверливших его и без того измученный мозг. Наконец, встав, он взял книгу и пошел с ней обратно к столу, за которым восседала мисс Арлетт Прингл. Взяв у него книгу, библиотекарша убрала ее обратно в застекленный шкаф.
– Мисс Прингл... – Алекс замялся. – Вы не могли бы сказать мне, когда я просматривал эту книгу в последний раз... я имею в виду – до этого?
Арлетт Прингл поджала губы.
– Ты хочешь сказать – ты уже брал ее?
– Понимаете... я очень, очень многого сейчас не помню. Но некоторые иллюстрации в этой книге показались мне очень знакомыми. И я подумал – может быть, можно выяснить, когда я в последний раз брал ее у вас.
– Трудно сказать, но посмотрим... – промурлыкала мисс Прингл. – Да, конечно. Если бы книга была в открытом доступе, это, конечно было бы невозможно, но тех читателей, которые берут книги из этого шкафа, я записываю. – Откуда-то снизу она извлекла толстую тетрадь и, раскрыв ее, начала водить пальцем по строчкам. Минуту спустя она, подняв голову, виновато улыбнулась Алексу: – Прости, голубчик. Но, согласно моим записям, эту книгу ты ни разу не брал. Ее, собственно, вообще никто не брал, кроме Синтии Эванс – никто ни разу за последние пять лет... а до этого она вряд ли могла заинтересовать тебя – ты же был еще маленький.
Кивнув, но ни сказав ни слова, Алекс повернулся и вышел из помещения. Домой он шел медленно, – в голове теснились самые разные мысли. Он чувствовал, что устал, однако, подойдя к дому, повернул направо и так же медленно зашагал по Гасиенда-драйв.
Один раз он остановился передохнуть – возле того самого поворота, где несколько месяцев назад его машина, сломав заграждение, рухнула в каньон. На обочине он стоял примерно полчаса, стараясь отыскать в памяти хоть какие-нибудь подробности катастрофы.
Он знал, что произошло тогда: слишком часто с той минуты, когда он очнулся в Институте мозга, самые разные люди пересказывали ему детали случившегося. Была вечеринка, они с Лайзой поссорились, и Лайза ушла. Через несколько минут он отправился за ней, но вел машину на большой скорости, поздно заметил Лайзу, и ему пришлось резко свернуть, чтобы не сбить ее. Машина сошла с дороги и упала в каньон.
Чего-то, однако, в этом описании не хватало. Где-то в глубине память подсказывала ему: был еще кто-то – чей-то смутный образ, он тоже боялся сбить этого кого-то – и вот из-за этого, собственно, и случилась авария.
Но кто это был? Он не мог сосредоточиться на этом едва различимом видении, не мог увидеть черты лица.
Пошатываясь от усталости, Алекс побрел к вершине холма, где возвышалась гасиенда супругов Эванс.
* * *
Сидя в регистратуре Медицинского центра Ла-Паломы, Марш Лонсдейл бегал пальцами по клавиатуре компьютера. Марш был зол, даже экран монитора, таращившийся, словно циклоп, раздражал его. Немало благодарственных молитв он вознес всевозможным богам за то, что в свое время они надоумили его оборудовать Центр компьютерной сетью, но нередко – и сегодня был как раз тот случай – за эту сумасбродную идею он посылал им многочисленные проклятия.
– Тут учиться Бог знает сколько лет нужно, чтобы только освоить эту чертову штуковину, – цедил он сквозь зубы. Выглянув из-за полок с папками, Барбара Фэннон сочувственно улыбнулась ему.
– На ругань машина, к сожалению, не отзывается. Если ты скажешь мне, что ищешь, может, я попробую помочь тебе? – Присев на стул рядом с ним, она мягко убрала руки Марша с клавиатуры.
– Алекса, – ответил Марш. – Я ищу все данные о моем сыне. А эта чертова машина мне их не дает, дьявол ее возьми!
– А ты не горячись, – наставительно ответила Барбара. – Ты спроси ее вежливо, и так, как она понимает. – Она прошлась пару раз по клавишам, и экран ожил. – Ну вот. Нажмешь вот эту клавишу – и все, что пожелаешь, со дня, когда он родился, до того, как он попал сюда. – Встав, она кивнула Маршу и снова занялась полками.
Марш принялся изучать данные – и, к своему изумлению, обнаружил, что последняя запись относилась к апрелю прошлого года, когда Алекс проходил в Центре диспансеризацию. С минуту Марш недоуменно вглядывался в экран, затем повернулся к Барбаре Фэннон.
– У нас что, дальше ничего нет?
– Прости... о чем ты?
– Я спрашиваю – вводили ли мы данные об Алексе за последние пять месяцев. Сейчас сентябрь, а здесь последняя запись за апрель, о диспансеризации. То есть отсутствуют сведения почти за полгода.
– Очень странно. – Барбара нахмурилась. – Мы вводим сюда информацию о пациентах каждые двадцать четыре часа. Дай, я сама посмотрю. – Перегнувшись через плечо Марша, она снова начала стучать клавишами. Однако под ее пальцами чуда не произошло. Данные по-прежнему заканчивались апрелем прошлого года.
– Ну, видишь?
– Вижу – что-то здесь не так, и причин тому может быть множество. У меня предложение – почему бы тебе не вернуться в кабинет и не заняться своей работой, а я пока выясню, куда же делись все данные об Алексе. Если мне все же не удастся вынуть их из компьютера, я принесу тебе оригинал снизу, из архива, но это займет некоторое время, извини. Договорились?
Кинув, Марш нехотя встал и направился к выходу, но Барбара остановила его.
– Марш, прости... что-нибудь случилось? Я имею в виду – с Алексом?
– Не знаю, – хмуро ответил Марш. – Что-то меня беспокоит в нем... и мне категорически не нравится этот Торрес. И потому я хочу проверить эти записи и доподлинно выяснить, что же он все-таки сделал с ним.
– Понятно, – Барбара вздохнула. – Теперь, по крайней мере, буду знать, что искать. Не переживай – в самое ближайшее время что-нибудь да отыщется.
Однако час спустя, когда Барбара вошла в его кабинет, на ее лице застыло выражение крайнего удивления.
– Марш, прости, но... я ничего не нашла.
– В компьютере ничего нет? – поинтересовался он.
– Хуже, – сев в кресло напротив Марша, Барбара протянула ему картонную папку. – В архиве тоже никаких данных.
Открыв папку, на которой крупными буквами значилось имя сына, Марш обнаружил листок с одной лишь фразой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46