Говорили, что это странное место и два столетия назад было точно таким – и именно его избрали основатели городка ориентиром, от него разбегались дороги на все четыре стороны света. Переулков и пешеходных дорожек в Ла-Паломе не было – прямые, как лучи, улицы расходились от здания миссии, с незапамятных времен так и оставшейся центром этого городка.
Потому окружавший вековое дерево кусок исторической земли именовался коротко и понятно – Площадью. Сам же дуб, на который не одно поколение ла-паломских мальчишек лазило за желудями, вешало качели, вырезало бесчисленные инициалы – причиняло такие поистине адские муки, каких бы не выдержало ни одно нормальное дерево. В ознаменование его возраста и заслуг дуб был обнесен забором, а кокетливый газончик с посыпанными песком тропинками, словно украденный из какого-нибудь английского парка, в свою очередь окружал забор. Аккуратные таблички рекомендовали горожанам по газону не ходить, пикников на нем не устраивать, бросать мусор исключительно в урны – имевшиеся в избытке и покрашенные в темно-песочный цвет; по мнению муниципалитета, цвет соответствовал испанскому колориту города; главная же табличка содержала исчерпывающую информацию о самом необыкновенном дереве, оно объявлялось самым большим и старым дубом во всей Калифорнии, вследствие чего дотрагиваться до него запрещалось кому-либо, кроме наделенных соответствующими полномочиями представителей Управления городских парков. То обстоятельство, что весь штат Управления состоял из двух трудившихся на общественных началах садовников, мало кого смущало.
Просто было не до этого – с тех пор, как Ла-Палому открыл для себя компьютерный мир.
Вернее, началось все с того, что тысячи пришельцев, наводнивших места, ныне известные как Силиконовая долина, вскоре начали обживать обширные территории вокруг Пало Альто и Саннивейл. Понятно, что тихая, сонная Ла-Палома, словно свернувшаяся клубочком вокруг своей Площади с вековым деревом, скрытая от вездесущего калифорнийского солнца эвкалиптовыми аллеями с густым подлеском, окруженная зелеными склонами холмов, – была слишком соблазнительным уголком, чтобы оставаться незамеченной столь долгое время.
А потому первые эшелоны жрецов компьютерного бога достигли Ла-Паломы в рекордно короткий срок. И все свои недавно приобретенные – и весьма немалые – капиталы они употребили на то, чтобы сохранить Ла-Палому такой, как она есть – желанным убежищем от суматошного большого мира.
Как относились к такому их решению местные жители – зависело исключительно от того, с кем из них в данный момент вы говорили об этом.
Для последнего поколения потомков гордых калифорниос приток людей с туго набитой мошной означал прирост рабочих мест. Для деревенских торговцев – увеличение дохода. И те, и другие были приятно удивлены, когда обнаружили, что привычная пляска на грани выживания сменилась спокойной безбедной жизнью.
Других же превращение Ла-Паломы в такого рода заповедник вынудило поменять весь их более-менее налаженный быт. Семья Лонсдейлов не была исключением.
Эллен Лонсдейл родилась и выросла в Ла-Паломе, и даже выйдя замуж, смогла убедить своего мужа Маршалла в том, что Ла-Палома – идеальное место для его медицинской практики: тихий, уютный городок, обещавший надежную постоянную клиентуру. Не говоря уже о том, что будущим детям лучших условий и подобрать было невозможно – детство самой Эллен служило тому подтверждением. Марш полюбил свои приезды в Ла-Палому на студенческие каникулы, а потому уговорить его не составило особого труда.
Первые десять лет супружеской жизни в родном городе прошли для Эллен как во сне. А когда случилось компьютерное нашествие – вместе с ним пришли перемены. Вначале едва заметные, Эллен почти не ощущала их, – а потом было уже слишком поздно.
И теперь, осторожно пробираясь на своем «вольво» по запруженной машинами – как всегда в майский полдень – центральной улице, Эллен снова поймала себя на мысли о том, что Площадь и вековой дуб, бывшие раньше символом города, сейчас стали воплощением и постигших его перемен. А также постигших и ее – придется признаться в этом. И если задуматься об их реальной сути – вряд ли городок покажется таким уж привлекательным.
Взять, например, старые дома – большие неуклюжие постройки, возведенные в стародавние времена гордыми калифорниос, давшими им не менее гордое имя – гасиенды. Их восстановили – и оказалось, что они являют собою зрелище весьма величественное. Но семейные дрязги не спрячешь за красивый фасад; а говорили, что семьи, вселившиеся в роскошные ныне особняки, продают их уже через пару месяцев – и разъезжаются, пав жертвами ими же придуманной жизни, в которой семейных скандалов было не меньше, чем разной хитроумной техники в их кухнях.
И вот теперь – Эллен снова думала об этом – нечто подобное, похоже, грозит и ее семье.
Миновав Площадь, она свернула и через два квартала подъехала к зданию Медицинского центра.
И снова подумала – это здание сродни ограде вокруг дуба на Площади; ни того, ни другого она никак не ожидала увидеть в Ла-Паломе.
И ошибалась, конечно же.
Потому что город рос на глазах – а соответственно росла и практика ее мужа. Его крохотный кабинет стал в один прекрасный день Медицинским центром Ла-Паломы, Центром не то чтобы крупным, но современным и прекрасно оборудованным. Не так давно Эллен наконец решилась оставить безуспешные попытки подсчитать, сколько же человек у Марша в штате – так же, как вскоре после свадьбы она оставила взятую было на себя больничную бухгалтерию. В конце концов Марш мог позволить себе нанять бухгалтера – он владел пятьюдесятью процентами акций Центра.
Иными словами, семейство Лонсдейлов процветало – через две недели им предстояло, покинув коттедж на Санта-Клара-авеню, стать жильцами громадного особняка на Гасиенда-драйв. Прежние хозяева, чета средних лет, подали на развод еще до того, как завершились отделочные работы.
Сама Эллен подозревала, что одной из причин, побуждающих ее вселиться в этот дом – хотя об этом-то она уж точно ни за что не скажет ни мужу, ни их сыну Алексу, – было желание чем-то занять себя, отвлечь свой ум от неизбывной мысли о том, что их собственный брак катится к неминуемой катастрофе. Не они первые и не они последние, особенно в Ла-Паломе, – причем город, казалось, не жаловал не только пришельцев, но и собственных сыновей и особенно дочерей – половина школьных подруг Эллен уже звались «разведенками». Вспомнить только, каким мечтам они предавались в последние перед венчанием дни – и ведь ничего, вначале все шло вроде бы нормально, а потом вдруг словно бы оборвалось – по причинам, непонятным ни одной из них...
Взять, например, Валери Бенсон – она своего мужа в один прекрасный день просто из дому выкинула, громогласно оповестив всех друзей и знакомых о том, что у нее больше нет сил мириться с так называемыми привычками Джорджа, хотя никто так и не узнал впоследствии, какие привычки она, собственно, имела в виду. Теперь вот живет одна в доме, который Джордж ей помогал ремонтировать...
Или Марти Льюис – та, правда, до сих пор живет с мужем, хотя брак их как таковой распался еще несколько лет назад. Этот самый ее муж работал в компьютерной фирме менеджером по продаже; деньги одно время начал получать сумасшедшие, и как результат – скоротечный алкоголизм. В итоге смыслом жизни для Марти стало выбить из своего благоверного хотя бы ежемесячные взносы за дом.
Синтия Эванс тоже, как Марти, живет со своим и тоже давным-давно его потеряла, только ее супруг пал жертвой семидневной и восемнадцатичасовой рабочей недели – дело в Силиконовой долине весьма обычное. Собственно, благодаря такому расписанию компьютерщики и получают свои баснословные барыши. Так вот Синтия, решив, что именно барышами-то она и попользуется, раз нельзя, увы, попользоваться мужем, уговорила его выложить дикую сумму за старую развалину в конце Гасиенда-драйв и дать ей карт-бланш на перестройку оной по ее желанию и разумению.
И вот теперь пришел черед семейства Лонсдейл. Следующие две недели обещают быть похожими на сумасшедший дом – Эллен придется следить за циклевкой полов, покраской стен, штукатуркой, проводкой... и все это, она надеялась, позволит ей не думать о том, что Марш в последнее время стал задерживаться на работе все чаще и что ссориться они стали из-за каждого пустяка... Но есть надежда – лишь слабая надежда, не более, – что новый дом может пробудить интерес Марша к жизни вне больничных стен, а стало быть, и к ней, Эллен. И, может быть, вместе с домом они починят и здание своего семейного бытия, давшее глубокую-глубокую трещину; а ведь она еще когда себе говорила – нельзя требовать слишком много в короткий срок, но...
С трудом втиснув «вольво» на стоянку между темно-синим «мерседесом» и «БМВ», Эллен заперла машину и через несколько секунд уже входила в приемную. Привычным движением натянув на лицо бодрую улыбку, внутри она вся напряглась – опять из-за пары слов может вспыхнуть ссора.
Сколько же их было – хотя бы за последние две недели? С этим надо заканчивать. От ссор страдала она, страдал Марш, а больше всех страдал от них Алекс – в свои шестнадцать он воспринимал дурное настроение родителей гораздо острее, чем могла предположить Эллен. И если они с Маршем сейчас снова начнут собачиться, Алекс сразу догадается об этом, как только они приедут домой.
Барбара Фэннон, ассистент Марша, начинавшая у него медсестрой, когда он только открыл в городе свою практику, увидев Эллен, помахала и улыбнулась ей.
– Он только что закончил совещание с персоналом и ушел к себе. Сказать ему, что вы пришли, миссис Лонсдейл?
– Нет, спасибо. Сделаю ему сюрприз.
Барбара с сомнением поглядела на нее.
– Не очень-то он любит сюрпризы...
– Вот именно потому я и желаю развлечь его таким образом. – Эллен заставила себя заговорщицки подмигнуть Барбаре, в очередной раз досадуя на то, что ассистентка, похоже, знает Марша лучше его супруги. – А то возомнит о себе Бог знает что, а? – Шутливый тон явно не получился. Помахав Барбаре, Эллен направилась к кабинету мужа.
Марш сидел за своим столом, склонив голову над бумагами, и когда он поднял ее, Эллен показалось, что в глазах его блеснул колючий огонек раздражения. Впрочем, погасил он его очень-очень быстро.
– О, привет! Что привело вас сюда, миледи? Я-то думал, ты на стройплощадке сводишь всех с ума и транжиришь наши последние сбережения. – Широкая улыбка на его лице выглядела достаточно убедительной, но от Эллен не ускользнула легкая язвительность в тоне; разумеется, она поспешила убедить себя, что это ей лишь почудилось.
– Нет, у меня встреча с Синтией Эванс.
Она сразу же пожалела о сказанном. В глазах Марша Синтия и Билл Эвансы были живым воплощением всех неблагоприятных перемен, имевших место в Ла-Паломе. Из всех новоявленных жителей города Билл Эванс обладал самым большим состоянием.
– Не волнуйся, милый (черт бы побрал этот виноватый тон!), я ничего покупать не собираюсь – только посмотрю. – Нагнувшись, она поцеловала мужа; Марш не ответил на ее поцелуй, и Эллен, отойдя в сторону, с обиженным видом опустилась на диван у двери. – Хотя с плиткой в патио нужно действительно что-то делать. Она почти вся побитая, а заменить нечем, и...
Марш хмуро покачал головой.
– Позже, – бросил он. – Ведь мы же договорились – пока отделаем только так, чтобы в доме можно было жить – не более.
– Да, помню. – Эллен вздохнула. – Но когда Синтия мне рассказывает, какие штуки они вытворяют там со своей гасиендой, я каждый раз прямо зеленею от зависти.
Отложив ручку, Марш устремил долгий взгляд на жену.
– В таком случае тебе нужно было выходить не за врача, а за компьютерного гения.
Этого тона Эллен боялась больше всего.
Пытаясь сообразить, что бы сказать в ответ, чтобы не дать снова вспыхнуть ссоре, Эллен бесцельно шарила глазами по комнате. Тогда разразился жуткий скандал – она, несмотря на возражения мужа, обставила его кабинет мебелью из розового дерева...
– Ну, наш домишко тоже ветхим не назовешь.
Улыбка, вернувшаяся на лицо Марша, обдала Эллен горячей волной радости.
– Да, уж это верно, – согласился он. – И должен тебе признаться – мне он некоторым образом даже нравится, хотя каждый раз при мысли о том, сколько это стоило, меня просто-таки пробирает дрожь. Но... ты, собственно, за этим сюда приехала? Чтобы порадовать меня известием о твоем рандеву с Синтией Эванс?
Эллен покачала головой.
– Да если бы... Я, видишь ли, приехала за букетом для Алекса. – При виде недоуменного выражения на его лице у Эллен противно заныло сердце. – Алекс, – напомнила она. – Юноша шестнадцати лет от роду. Наш сын, Марш!
Прикусив губу, Марш тихо застонал.
– Эллен, эта чертова работа... Прости, я ведь сразу не... Столько всего в голове держать приходится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Потому окружавший вековое дерево кусок исторической земли именовался коротко и понятно – Площадью. Сам же дуб, на который не одно поколение ла-паломских мальчишек лазило за желудями, вешало качели, вырезало бесчисленные инициалы – причиняло такие поистине адские муки, каких бы не выдержало ни одно нормальное дерево. В ознаменование его возраста и заслуг дуб был обнесен забором, а кокетливый газончик с посыпанными песком тропинками, словно украденный из какого-нибудь английского парка, в свою очередь окружал забор. Аккуратные таблички рекомендовали горожанам по газону не ходить, пикников на нем не устраивать, бросать мусор исключительно в урны – имевшиеся в избытке и покрашенные в темно-песочный цвет; по мнению муниципалитета, цвет соответствовал испанскому колориту города; главная же табличка содержала исчерпывающую информацию о самом необыкновенном дереве, оно объявлялось самым большим и старым дубом во всей Калифорнии, вследствие чего дотрагиваться до него запрещалось кому-либо, кроме наделенных соответствующими полномочиями представителей Управления городских парков. То обстоятельство, что весь штат Управления состоял из двух трудившихся на общественных началах садовников, мало кого смущало.
Просто было не до этого – с тех пор, как Ла-Палому открыл для себя компьютерный мир.
Вернее, началось все с того, что тысячи пришельцев, наводнивших места, ныне известные как Силиконовая долина, вскоре начали обживать обширные территории вокруг Пало Альто и Саннивейл. Понятно, что тихая, сонная Ла-Палома, словно свернувшаяся клубочком вокруг своей Площади с вековым деревом, скрытая от вездесущего калифорнийского солнца эвкалиптовыми аллеями с густым подлеском, окруженная зелеными склонами холмов, – была слишком соблазнительным уголком, чтобы оставаться незамеченной столь долгое время.
А потому первые эшелоны жрецов компьютерного бога достигли Ла-Паломы в рекордно короткий срок. И все свои недавно приобретенные – и весьма немалые – капиталы они употребили на то, чтобы сохранить Ла-Палому такой, как она есть – желанным убежищем от суматошного большого мира.
Как относились к такому их решению местные жители – зависело исключительно от того, с кем из них в данный момент вы говорили об этом.
Для последнего поколения потомков гордых калифорниос приток людей с туго набитой мошной означал прирост рабочих мест. Для деревенских торговцев – увеличение дохода. И те, и другие были приятно удивлены, когда обнаружили, что привычная пляска на грани выживания сменилась спокойной безбедной жизнью.
Других же превращение Ла-Паломы в такого рода заповедник вынудило поменять весь их более-менее налаженный быт. Семья Лонсдейлов не была исключением.
Эллен Лонсдейл родилась и выросла в Ла-Паломе, и даже выйдя замуж, смогла убедить своего мужа Маршалла в том, что Ла-Палома – идеальное место для его медицинской практики: тихий, уютный городок, обещавший надежную постоянную клиентуру. Не говоря уже о том, что будущим детям лучших условий и подобрать было невозможно – детство самой Эллен служило тому подтверждением. Марш полюбил свои приезды в Ла-Палому на студенческие каникулы, а потому уговорить его не составило особого труда.
Первые десять лет супружеской жизни в родном городе прошли для Эллен как во сне. А когда случилось компьютерное нашествие – вместе с ним пришли перемены. Вначале едва заметные, Эллен почти не ощущала их, – а потом было уже слишком поздно.
И теперь, осторожно пробираясь на своем «вольво» по запруженной машинами – как всегда в майский полдень – центральной улице, Эллен снова поймала себя на мысли о том, что Площадь и вековой дуб, бывшие раньше символом города, сейчас стали воплощением и постигших его перемен. А также постигших и ее – придется признаться в этом. И если задуматься об их реальной сути – вряд ли городок покажется таким уж привлекательным.
Взять, например, старые дома – большие неуклюжие постройки, возведенные в стародавние времена гордыми калифорниос, давшими им не менее гордое имя – гасиенды. Их восстановили – и оказалось, что они являют собою зрелище весьма величественное. Но семейные дрязги не спрячешь за красивый фасад; а говорили, что семьи, вселившиеся в роскошные ныне особняки, продают их уже через пару месяцев – и разъезжаются, пав жертвами ими же придуманной жизни, в которой семейных скандалов было не меньше, чем разной хитроумной техники в их кухнях.
И вот теперь – Эллен снова думала об этом – нечто подобное, похоже, грозит и ее семье.
Миновав Площадь, она свернула и через два квартала подъехала к зданию Медицинского центра.
И снова подумала – это здание сродни ограде вокруг дуба на Площади; ни того, ни другого она никак не ожидала увидеть в Ла-Паломе.
И ошибалась, конечно же.
Потому что город рос на глазах – а соответственно росла и практика ее мужа. Его крохотный кабинет стал в один прекрасный день Медицинским центром Ла-Паломы, Центром не то чтобы крупным, но современным и прекрасно оборудованным. Не так давно Эллен наконец решилась оставить безуспешные попытки подсчитать, сколько же человек у Марша в штате – так же, как вскоре после свадьбы она оставила взятую было на себя больничную бухгалтерию. В конце концов Марш мог позволить себе нанять бухгалтера – он владел пятьюдесятью процентами акций Центра.
Иными словами, семейство Лонсдейлов процветало – через две недели им предстояло, покинув коттедж на Санта-Клара-авеню, стать жильцами громадного особняка на Гасиенда-драйв. Прежние хозяева, чета средних лет, подали на развод еще до того, как завершились отделочные работы.
Сама Эллен подозревала, что одной из причин, побуждающих ее вселиться в этот дом – хотя об этом-то она уж точно ни за что не скажет ни мужу, ни их сыну Алексу, – было желание чем-то занять себя, отвлечь свой ум от неизбывной мысли о том, что их собственный брак катится к неминуемой катастрофе. Не они первые и не они последние, особенно в Ла-Паломе, – причем город, казалось, не жаловал не только пришельцев, но и собственных сыновей и особенно дочерей – половина школьных подруг Эллен уже звались «разведенками». Вспомнить только, каким мечтам они предавались в последние перед венчанием дни – и ведь ничего, вначале все шло вроде бы нормально, а потом вдруг словно бы оборвалось – по причинам, непонятным ни одной из них...
Взять, например, Валери Бенсон – она своего мужа в один прекрасный день просто из дому выкинула, громогласно оповестив всех друзей и знакомых о том, что у нее больше нет сил мириться с так называемыми привычками Джорджа, хотя никто так и не узнал впоследствии, какие привычки она, собственно, имела в виду. Теперь вот живет одна в доме, который Джордж ей помогал ремонтировать...
Или Марти Льюис – та, правда, до сих пор живет с мужем, хотя брак их как таковой распался еще несколько лет назад. Этот самый ее муж работал в компьютерной фирме менеджером по продаже; деньги одно время начал получать сумасшедшие, и как результат – скоротечный алкоголизм. В итоге смыслом жизни для Марти стало выбить из своего благоверного хотя бы ежемесячные взносы за дом.
Синтия Эванс тоже, как Марти, живет со своим и тоже давным-давно его потеряла, только ее супруг пал жертвой семидневной и восемнадцатичасовой рабочей недели – дело в Силиконовой долине весьма обычное. Собственно, благодаря такому расписанию компьютерщики и получают свои баснословные барыши. Так вот Синтия, решив, что именно барышами-то она и попользуется, раз нельзя, увы, попользоваться мужем, уговорила его выложить дикую сумму за старую развалину в конце Гасиенда-драйв и дать ей карт-бланш на перестройку оной по ее желанию и разумению.
И вот теперь пришел черед семейства Лонсдейл. Следующие две недели обещают быть похожими на сумасшедший дом – Эллен придется следить за циклевкой полов, покраской стен, штукатуркой, проводкой... и все это, она надеялась, позволит ей не думать о том, что Марш в последнее время стал задерживаться на работе все чаще и что ссориться они стали из-за каждого пустяка... Но есть надежда – лишь слабая надежда, не более, – что новый дом может пробудить интерес Марша к жизни вне больничных стен, а стало быть, и к ней, Эллен. И, может быть, вместе с домом они починят и здание своего семейного бытия, давшее глубокую-глубокую трещину; а ведь она еще когда себе говорила – нельзя требовать слишком много в короткий срок, но...
С трудом втиснув «вольво» на стоянку между темно-синим «мерседесом» и «БМВ», Эллен заперла машину и через несколько секунд уже входила в приемную. Привычным движением натянув на лицо бодрую улыбку, внутри она вся напряглась – опять из-за пары слов может вспыхнуть ссора.
Сколько же их было – хотя бы за последние две недели? С этим надо заканчивать. От ссор страдала она, страдал Марш, а больше всех страдал от них Алекс – в свои шестнадцать он воспринимал дурное настроение родителей гораздо острее, чем могла предположить Эллен. И если они с Маршем сейчас снова начнут собачиться, Алекс сразу догадается об этом, как только они приедут домой.
Барбара Фэннон, ассистент Марша, начинавшая у него медсестрой, когда он только открыл в городе свою практику, увидев Эллен, помахала и улыбнулась ей.
– Он только что закончил совещание с персоналом и ушел к себе. Сказать ему, что вы пришли, миссис Лонсдейл?
– Нет, спасибо. Сделаю ему сюрприз.
Барбара с сомнением поглядела на нее.
– Не очень-то он любит сюрпризы...
– Вот именно потому я и желаю развлечь его таким образом. – Эллен заставила себя заговорщицки подмигнуть Барбаре, в очередной раз досадуя на то, что ассистентка, похоже, знает Марша лучше его супруги. – А то возомнит о себе Бог знает что, а? – Шутливый тон явно не получился. Помахав Барбаре, Эллен направилась к кабинету мужа.
Марш сидел за своим столом, склонив голову над бумагами, и когда он поднял ее, Эллен показалось, что в глазах его блеснул колючий огонек раздражения. Впрочем, погасил он его очень-очень быстро.
– О, привет! Что привело вас сюда, миледи? Я-то думал, ты на стройплощадке сводишь всех с ума и транжиришь наши последние сбережения. – Широкая улыбка на его лице выглядела достаточно убедительной, но от Эллен не ускользнула легкая язвительность в тоне; разумеется, она поспешила убедить себя, что это ей лишь почудилось.
– Нет, у меня встреча с Синтией Эванс.
Она сразу же пожалела о сказанном. В глазах Марша Синтия и Билл Эвансы были живым воплощением всех неблагоприятных перемен, имевших место в Ла-Паломе. Из всех новоявленных жителей города Билл Эванс обладал самым большим состоянием.
– Не волнуйся, милый (черт бы побрал этот виноватый тон!), я ничего покупать не собираюсь – только посмотрю. – Нагнувшись, она поцеловала мужа; Марш не ответил на ее поцелуй, и Эллен, отойдя в сторону, с обиженным видом опустилась на диван у двери. – Хотя с плиткой в патио нужно действительно что-то делать. Она почти вся побитая, а заменить нечем, и...
Марш хмуро покачал головой.
– Позже, – бросил он. – Ведь мы же договорились – пока отделаем только так, чтобы в доме можно было жить – не более.
– Да, помню. – Эллен вздохнула. – Но когда Синтия мне рассказывает, какие штуки они вытворяют там со своей гасиендой, я каждый раз прямо зеленею от зависти.
Отложив ручку, Марш устремил долгий взгляд на жену.
– В таком случае тебе нужно было выходить не за врача, а за компьютерного гения.
Этого тона Эллен боялась больше всего.
Пытаясь сообразить, что бы сказать в ответ, чтобы не дать снова вспыхнуть ссоре, Эллен бесцельно шарила глазами по комнате. Тогда разразился жуткий скандал – она, несмотря на возражения мужа, обставила его кабинет мебелью из розового дерева...
– Ну, наш домишко тоже ветхим не назовешь.
Улыбка, вернувшаяся на лицо Марша, обдала Эллен горячей волной радости.
– Да, уж это верно, – согласился он. – И должен тебе признаться – мне он некоторым образом даже нравится, хотя каждый раз при мысли о том, сколько это стоило, меня просто-таки пробирает дрожь. Но... ты, собственно, за этим сюда приехала? Чтобы порадовать меня известием о твоем рандеву с Синтией Эванс?
Эллен покачала головой.
– Да если бы... Я, видишь ли, приехала за букетом для Алекса. – При виде недоуменного выражения на его лице у Эллен противно заныло сердце. – Алекс, – напомнила она. – Юноша шестнадцати лет от роду. Наш сын, Марш!
Прикусив губу, Марш тихо застонал.
– Эллен, эта чертова работа... Прости, я ведь сразу не... Столько всего в голове держать приходится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46