..
- Домой. А что?
- Нам по пути.
Странный человек Дашка… Будто Алик не знает, что им по пути, так как живут они в одном подъезде: он - на шестом этаже, она - на четвёртом. Но самая наибанальнейшая фраза в устах женщины звучит откровением. Кто сказал? Извольте: Александр Радуга сказал. Вынес из личного опыта.
- Пошли, если тебе так хочется.
Даша посмотрела на него с укоризной, похлопала крыльями-ресницами: груб, груб, неделикатен. Промолчала.
- Что ты будешь делать вечером?
Хотел было заявить: мол, намечается дружеская встреча в одном милом доме. Но вспомнил о «пограничных условиях» из сна, и что-то удержало, словно выключатель какой-то сработал: чирк и - рот на замке.
Сказал честно:
- Не знаю, Даш. Скорей всего, дома останусь.
- Дела?
- Сегодня отец из командировки прилетает.
- Ну и что?
Вот непонятливая! Человек отца две недели не видел, а она: ну и что?
- Ну и ничего.
- Алик, а почему ты мне всё время грубишь?
- С чего ты взяла?
- Слышу. Ты меня стесняешься?
- С чего ты взяла?
- Ну, заладил… Надо чувствовать себя легко, раскрепощенно и, главное, уважать женщину.
Алик и сам не понимал, почему с Дашкой он не чувствует себя «легко, раскрепощенно». Он - говорун и остроумец, не теряющийся даже в сугубо «взрослой» компании, оставаясь один на один со Строгановой, начинает нести какую-то односложную чушь, бычится или молчит. Ведёт себя как надувшийся индюк. Может, не «уважает женщину»? Нет, уважает, хотя «женщина» по всем данным - вздорна, любит дешёвое поклонение, плюс ко всему ничего не понимает в поэзии. Однажды пробовал он ей читать Блока. Она послушала про то, как «над бездонным провалом в вечность, задыхаясь, летит рысак», спросила: «А как это - провал в вечность? Пропасть?» И Алик, вместо того чтобы немедленно уйти и никогда не возвращаться, терпеливо объяснял ей про образный строй, метафоричность, поэтическое видение мира. Она вежливенько слушала, явно скучала, а потом пришёл дылда Гулевых и увёл её на хоккей: они, оказывается, ещё накануне договорились, и Даша не могла подвести товарища. Товарищ! Гулевых, который в сочинении делает сто ошибок, но его правой ноге нет равных на территории от гостиницы «Украина» до панорамы «Бородинская битва»…
Видимо, Гулевых приелся. Нужна иная нога. Вот она: левая толчковая Алика Радуги. А то, что, кроме ноги, есть у него и голова с кое-каким содержанием, - это дело десятое. Не в голове счастье. Выходит, так?
- Я, Даш, уважаю прежде всего человека в человеке, а не мужчину или женщину. При чём здесь пол?
- При том. В женщине надо уважать красоту, женственность, грацию, умение восхищаться мужчиной.
С последним, надо признать, трудно не согласиться…
- А в мужчине?
- А в мужчине - силу, мужественность, строгий и логический ум…
Хорошо, хоть ум не забыла…
- Даш, а ты меня уважаешь? - спросил и сам застыдился: вопрос из серии «алкогольных». Но сказанного не воротишь.
- Уважаю, - она не обратила внимания на формулировку.
- А за что?
- Ну-у… За то, что ты человек с собственным мнением, за то, что следишь за своей внешностью. За сегодняшнее тебя тоже нельзя не уважать…
- Прыгнул высоко?
- Не так примитивно, пожалуйста… Нет, за то, конечно, что не смирился с поражением, потренировался - мне мама рассказывала, как ты в саду прыгал, - и доказал всем, что можешь.
Хорошая, между прочим, версия. Благодаря ей Алик будет выглядеть этаким волевым суперменом, который, стиснув зубы, преодолевает любые препятствия, твёрдо идёт к намеченной цели. И ничто его не остановит: ни страх, ни слабость, ни равнодушие. Только она, эта версия, - чистая липа. Иными словами - враньё. А врать не велено. Баба-яга не велела. И джинн Ибрагим, ныне артист иллюзионного жанра. Как быть, граждане?
Один выход: говорить правду.
- Я не тренировался, Даш. Просто я вчера проснулся, уже умея прыгать в высоту.
- Скромность украшает мужчину.
Фу-ты, ну-ты, опять банальное откровение. Или откровенная банальность.
- Скромность тут ни при чём. Я во сне видел некоего джинна, бабу-ягу и профессора Брыкина. - Алик усмехнулся про себя: звучит всё полнейшей бредятиной. А ведь чистая правда… - И за мелкие услуги они наградили меня этим спортивным даром. Поняла?
Даша сморщила носик, губы - розочкой, глаза сощурила.
- Неостроумно, Алик.
- Да не шучу я, Даш, честное слово!
- Я с тобой серьёзно, а ты…
Быстро пошла вперёд, помахивая портфелем, и, казалось, даже спина её выражала возмущение легкомысленным поведением Алика.
- Даш, да погоди ты…
Никакой реакции: идёт, не оборачивается. Ну и не надо. Дружи с Гулевых: он свой футбольный дар всерьёз зарабатывал, без мистики. Сто потов спустил…
- Даш, а за что ты Гулевых уважаешь? Сила есть - ума не надо? - Эх, ну кто за язык тянул…
Она обернулась, уже стоя на ступеньках подъезда.
- Дурак ты! - вбежала в подъезд, дверь тяжко хлопнула за ней: любит домоуправ тугие пружины.
- А это уже совсем не женственно, - сказал Алик в пространство и подумал с горечью: и вправду дурак.
Сел на лавочку, поставил рядом портфель, вытянул ноги. Ноги как ноги, ничего не изменилось, никакой дополнительной силы в них Алик не чувствовал. Тощие, голенастые, длинные. Школьные брюки явно коротковаты, надо попросить маму, чтобы отпустила. Дашка сказала: «Следишь за своей внешностью». А брюки носков не прикрывают, позорище какое…
Итак, не в ногах дело. Как, впрочем, не в руках, не в бицепсах-трицепсах. Дело в бабе-яге. А что? Вещие сны наукой не доказаны, но и не отвергнуты. Помнится, сидел в гостях у родителей какой-то физик, заговорили о телепатии, так физик и скажи: «Я поверю в физический эффект лишь тогда, когда сумею его измерить». - «Чем?» - спросил Алик. - «Неважно чем. Линейкой, термометром, амперметром - любым прибором». - «Но ведь телепатия существует?» - настаивал Алик с молчаливой поддержки отца. - «Пока не измерена - не существует». - «А может существовать?» Тут физик пошёл на уступку: «Существовать может всё». - «На уровне гипотезы?» - «На уровне предположения».
И то хлеб. Предположим, что телепатия существует - когда-нибудь её «измерят». Предположим, что вещие сны тоже существуют. Теперь доведём предположение до уровня гипотезы. Вещий сон есть не что иное, как форма деятельности головного мозга, при коей в работу включаются те клетки, которые до сих пор задействованы не были. Этот процесс приводит к перестройке всего организма по определённой схеме. Вчера ходил - сегодня прыгаешь.
Красиво? Красиво. Вполне в стиле Никодима Брыкина из последнего сна. Много слов, много тумана, ясности - никакой. А как, дорогой товарищ Радуга, вы объясните указание не лгать «ни намеренно, ни нечаянно, ни по злобе, ни по глупости»? Проще простого: пограничные условия, Брыкин точно сформулировал. Когда врёшь, включается ещё одна группа клеток мозга, которые начисто парализуют работу той, новой группы - ведающей спортивными достижениями.
Во бред! Но и вправду красиво…
Можно, конечно, спросить у мамы, да только реакция на рассказ о снах будет примерно той же, что и у Дашки, не облечённой дипломом кандидата наук. Не в дипломе дело. В умении верить в Необычное, в Незнаемое, в Нетипичное. Давит, ох как давит нашего брата стереотип мышления. Любимая фраза: этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Всё, видите ли, измерить надо! Пощупать и понюхать. Пожевать и выплюнуть: не годится, не стоит внимания. А что стоит? Всё, что внесено в квадратики определённой системы, вполне обеспечивающей душевное равновесие. Отец - уж на что передовой человек, а и то не поверит. Порадуется: мол, я говорил, есть в тебе огромные потенциальные возможности, да ленив ты, нелюбопытен… А в бабу-ягу не поверит. И в Ибрагима тоже. А мама приведёт в дом настоящего Брыкина, и тот вместе с родителями посмеётся над фантазиями Алика.
Но любая более или менее приемлемая версия будет лживой. Как тогда жить прикажете? Всё-таки говорить правду. С милой улыбкой. Ах, Алик, он такой шутник, спасу нет, вечно разыгрывает, вечно балагурит… Как прыгать научился? Да, знаете ли, нырял в реку, нашёл кувшин с джинном, а тот - в благодарность за освобождение - наградил талантишком… А если серьёзно? А серьёзно, знаете ли, такие вопросы не задают… И отойдёт вопрошающий, смущённый справедливым упрёком.
Но дар даром, а тренироваться не мешает. И ещё: волей-неволей придётся идти на мелкую ложь, но, помня о «пограничных условиях», стараться, чтобы она для тебя была правдой. Иначе всемогущее «так не бывает» вызовет кучу подозрений. Алик вспомнил насторожённое молчание класса, когда он наперегонки с Фокиным брал высоту за высотой. «Так не бывает!» Вовремя остановился, не стал прыгать дальше. Соврал, что не сможет взять метр восемьдесят? Отчасти соврал. Но и правду сказал: не сможет, потому что это вызвало бы антагонизм одноклассников, обиду лучшего друга, подозрения Бима. По моральным причинам не сможет, а не по физическим.
Так держать, Алик!..
Вечером, когда отец, уже отмытый от командировочной пыли, сытый и добродушный, уселся в кресло и задал традиционный вопрос: что происходило в его отсутствие? - Алик не удержался, похвастался:
- Сегодня Бима наповал сразил.
- Каким это образом? - спросил отец, не выясняя, впрочем, кто такой Бим. Несложная аббревиатура в доме была известна.
- Прыгнул в высоту на метр семьдесят пять, - сказал небрежно, между прочим, не отрываясь от книги.
Отец даже рассмеялся.
- Красиво сочиняешь.
- Кто сочиняет? - возмутился Алик. - Позвони Фокину, если не веришь.
- Алик, чудес не бывает. До моего отъезда ты не знал, с какой стороны к планке подходить.
- А теперь знаю.
- Ты потрясаешь основы моего мироощущения. - Отец любил высказываться красиво.
- Придётся тебе их пересмотреть. Факты - упрямая вещь.
- Так-таки взял?
- Так-таки взял.
- С третьей попытки? - отец ещё на что-то надеялся.
- С первой. - Алик безжалостно разрушал его надежды.
- Чудеса в решете! Слушай, а может, ты с Фокиным сговорился? - отец искал лазейку, чрезвычайно беспокоясь за своё мироощущение. Ему не хотелось пересматривать основы: лень и трудно.
Алик обиделся. Одно дело - не верить в бабу-ягу, другое - в реальное, хотя и удивительное явление. Тем более, свидетелей - навалом. И если Фокин не внушает доверия…
- Можешь позвонить Биму, Строгановым, отцу Гулевых - ты же с ним в шахматы играешь.
- Подтвердят?
- Трудно опровергнуть очевидное.
- Ну, ты дал, ну, молодец! - Тут отец повёл себя совсем как Фокин в спортзале. Даже встать не поленился, ухватил Алика обеими руками за голову, потряс от избытка чувств. - Как это ты ухитрился?
Предвкушая развлечение, Алик заявил:
- Понимаешь, сон вчера видел. Вещий. Будто выпустил джинна из бутылки, то есть из кувшина. А он мне, на радостях, говорит: будешь прыгать в высоту «по мастерам».
- Кто говорит? Кувшин?
- Да нет, джинн.
- Так-так. А как его звали? Омар Юсуф ибн Хоттаб?
- Можешь себе представить - Ибрагим.
- Редкое имя для джиннов… А что-нибудь пооригинальнее ты не придумал?
- Можно и пооригинальнее. Во втором сне я в трубинском лесу на бабу-ягу напоролся. Отгадал три её загадки - между прочим, плёвые, - она мне и говорит…
- «Будешь прыгать в высоту „по мастерам“… Понял». Третьего сна не было?
- Был, - сказал Алик, наслаждаясь диалогом. - Будто я в воскресенье попал в мамин институт. А там Брыкин меня отловил, усадил в какое-то кресло, подвёл датчики и перестроил мне это… как его… модуляционное биопсиполе в коммутационной фазе «Омега».
- И ты стал прыгать в высоту «по мастерам»?
- Ну, это уж - факт.
Отец упал в кресло и захохотал. Он всегда долго хохотал, если его что-то сильно смешило, всхлипывал, повизгивал, хлопал в ладоши, вытирал слёзы. Мама сердито говорила, что смеётся он крайне неинтеллигентно, но сама не выдерживала, начинала улыбаться: уж больно заразителен был «неинтеллигентный» смех отца.
Алик ждал, пока он отсмеется, сам похмыкивал. Наконец отец утомился, вытер слёзы, спросил:
- А если серьёзно? Тренировался?
Что ж, вчерашние прыжки в саду можно назвать тренировкой. Пойдём навстречу родителю-реалисту.
- Было дело.
- И прыгнул?
- И прыгнул.
- Я же говорил, что есть в тебе огромные потенциальные возможности, да только ленив ты до ужаса, ленив и нелюбопытен.
Алик отметил, что отец дословно повторил предполагаемую фразу. Отметил и похвалил себя за сообразительность и умение точно прогнозировать реакцию родителей. Это умение здорово помогает в жизни. Кто им не обладает, тот страдалец и мученик.
- Как видишь, я не только могу стихи писать…
Подставился по глупости, и отец тут же отреагировал:
- Стихи, положим, ты не можешь писать, а только пробуешь. А вот прыгать… Скажи, метр семьдесят пять - это очень много?
Вот тебе раз! Восхищался, восхищался, а чем - не понял.
- Достаточно много для первого раза.
- Будет второй?
- И второй, и десятый, и сотый. Я всерьёз решил заняться лёгкой атлетикой. Завтра в пять - тренировка. Бим ждёт.
Отец снова вскочил и запечатлел на лбу сына поцелуй - видимо, благословил на подвиги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18