Но время и место для интервью были выбраны неудачно, и Бревер спросил:
– Где ваша машина?
– Не успел приобрести, – улыбнулся Кравцов.
– Тогда пошли к моей. Подвезу. Вам куда?
– Все равно. Лишь бы дольше ехать.
– В полчаса уложитесь? Хотя ведь вы были на совещании и слышали мои замечания. По-моему, я ответил на все предполагаемые вопросы.
– Кроме одного.
– Би-подчиненности?
– Вы угадали. Важнейший вопрос – и никаких комментариев.
– Они были сделаны при закрытых дверях. Спросите об этом вашего соотечественника, профессора Рослова.
– Он не любит, когда его называют профессором, и не любит, как и вы, чересчур любопытных газетчиков. Но я спрошу его, конечно. А сейчас мне все-таки хотелось бы знать ваше мнение.
Бревер вывел машину со стоянки.
– Проедем по Сентрал-парк-авеню. У нас есть время. Вы думаете, я не приемлю двоевластия в институте? Ошибаетесь. Оно целесообразно. Научную работу института возглавит ЮНЕСКО, а политическую – Совет Безопасности. Для этого и создается координационный комитет.
– Цензура контактов?
– Не только. Цензура – это запрет или разрешение. Координация – это и контроль, и рекомендации, и прямая подсказка иного решения проблемы. Предположим, биохимики или биофизики ставят проблему вмешательства в психические процессы человека. Такое вмешательство может быть благотворным и прогрессивным, а может и угрожать человеку или даже человечеству. Другой пример. Допустим, предложенная постановка научной проблемы может затрагивать интересы народов и государств. Есть такие проблемы? Сколько угодно. Координационный комитет в таких случаях обязан снять проблему или, если это возможно, подсказать иное ее решение. По такому же принципу должны рассматриваться и любые вопросы к Селесте.
– С правом вето?
– Конечно. Только принцип единогласия может обеспечить безопасность контактов. Хотя мнения экспертов и разошлись, я лично думаю, что вопрос уже предрешен. Независимо от того, состоится ли завтра заседание Совета Безопасности или будет отсрочено.
– Почему? – удивился Кравцов. – Что может вызвать отсрочку?
– Кворум экспертов. Необходимость замены больных или отсутствующих по разным причинам. Не понимаете? Заболел Мак-Кэрри. Но вместо него завтра утром приезжает Телиски. Не проговоритесь: это секрет. Исчез Бертини. Опять не понимаете. Именно исчез, внезапно выехал из отеля неизвестно куда, не оставив адреса, не позвонив мне и не уведомив официальных лиц, связанных с работой экспертов. И это накануне заседания Совета! Слишком странно.
– Вы что-то подозреваете?
– Опасаюсь. Государства, церкви, монополии, банки, подпольные синдикаты – мало ли чьи интересы затрагивает будущее Селесты? Может быть, вы даже пожалеете, что сели в одну машину со мной. Не высадить ли вас на этом углу?
– Вы шутите, профессор?
– Это было бы шуткой в Москве, где осторожный водитель без всякого риска может вдоль и поперек пересечь город, но в Нью-Йорке это не шутка.
Бревер медленно свернул за угол и резко затормозил. Эта реакция спасла их от катастрофы. Метнувшийся навстречу желтый фургончик вывернулся зигзагом и смял радиатор машины профессора, отбросив ее на тротуар. По счастливой случайности никто не был сбит.
Отделавшийся легким ушибом Кравцов вытащил потерявшего сознание Бревера: жив ли? Но профессор тут же пришел в себя и сказал:
– Ну вот, вы и убедились в шутках Нью-Йорка.
А к месту происшествия, расталкивая любопытных, уже пробирался полицейский в сопровождении двух человек в штатском. По внешнему виду их можно было принять за бизнесменов средней руки. Один из них, с короткой черной бородкой, вручил полисмену визитную карточку и сказал тоном, не допускающим возражений:
– Отправьте пострадавшего с этой машиной. – Он указал на остановившийся поодаль белый «шевроле» с красным крестом. – Владелец ее, доктор Стюарт, случайно проезжал мимо. У него собственная клиника на Лексингтон-авеню. Все расходы я беру на себя, равно как и ущерб, причиненный моим фургоном.
– Но я не пострадал, – сказал Бревер, поднимаясь. – Доберусь сам. И мне помогут.
– Ваша машина разбита, сэр, – вмешался второй из подошедших с полицейским. – Я отвезу вас, осмотрю и отправлю домой, если не найду ничего серьезного. Травмы могут быть и внутренние. Помогите мне довести его до машины, – обратился он к полисмену.
Бревер умоляюще взглянул на Кравцова, но смысла его мольбы тот так и не понял. Конечно, лучше, если профессору будет оказана медицинская помощь. Шуток Нью-Йорка, о которых говорил Бревер, Кравцов не знал.
А Нью-Йорк шутил.
Через час повелительный баритон соединился с клиникой Стюарта на Лексингтон-авеню.
– Что с ним, док?
– Совершенно здоров. Никаких травм.
– Плохо. Где он?
– Пока у нас.
– Как информировали?
– Легкое сотрясение мозга. Успокаивающее и сон. Обещали утром отправить домой.
– Не выйдет. Шефу нужны два-три дня.
– Попробуем пентотал.
– Яд?
Смех.
– Мне не до смеха, док. Наркоз?
– Из группы барбитуратов. Супер. Проспит сутки – повторим. Потом стимулятор.
– Поаккуратнее. Шефу нужна только отсрочка.
– Сделаем. Леге артис.
– Что-что?
– Леге артис. По всем правилам искусства. Шеф поймет.
Ночной междугородный вызов не поднял Игер-Райта с постели. Из-за разницы во времени он не спал. Его нашли в Рино, в казино «Феникс», где подсчитывались прибыли его игорных домов. Прибыли неожиданно и беспричинно уменьшились, и Трэси подошел к телефону рассерженный.
– Кто? – рявкнул он.
– Кордона, шеф.
– Ну?
– Он сейчас в клинике Стюарта, шеф. Легкое сотрясение мозга.
– Не ври.
– Клянусь Богом, шеф. Три дня обеспечено.
– Час назад мне сообщили, что ваш фургон промазал, как пьяница в тире. Старик тут же очухался.
– А док был рядом. С машиной. Три доллара постовому – и старик в клинике. Все будет леге… леге…
– Леге артис, невежда. Латинские изречения надо знать наизусть, чтобы тебя уважали. А за что тебя уважать, Фернандо? Будешь мыть стекла по пять долларов с фасада.
– Дешево цените, шеф.
– Возьмешь и по три.
– Плюс тысяча. Час назад Бертини вылетел первым классом в Неаполь виа Лиссабон – Рим.
Трэси сразу повеселел, но не изменил интонации:
– Сколько взял?
– Ни цента.
– На что клюнул?
– На крючок. Я выложил рейсовый билет на стол и сказал, что мафиози покойного Джино есть и в Неаполе. «А вас, проф, говорю, ожидает молодая жена и два бамбино, которым, сами понимаете, жить да жить». Итальянец подумал и взял билет. Предварительно переменил отель, как было условлено. Никаких следов.
Через несколько минут другой междугородный телефонный звонок разбудил нью-йоркского адвоката Оливера Клайда, младшего партнера юридической конторы «Донован и Клайд».
– Спал, Олли?
– Я думаю. Третий час ночи.
– А у нас двенадцати нет. Извини. Заседание Совета завтра утром?
– Уже отложено.
– Из-за Бревера и Бертини?
– Ваша работа, шеф?
– Не надо быть слишком догадливым, сынок. Это вредно. Кого введут в комиссию вместо выбывших?
– Баумгольца и Чаррела. Конечно, это лишь предположение, но вероятность кандидатур несомненна.
– Мак-Кэрри не прибудет?
– Вместо него завтра утром, вернее, уже сегодня прибывает Телиски.
– Скверно.
– Русский хуже.
– Устранять русского бесполезно: пришлют другого. Есть шанс ввести в координационный комитет Видера?
– Один к десяти.
– Совсем плохо.
– А какой смысл? Все равно у них право вето.
– Пройдет?
– Наверняка.
Клинг! Цепная телефонная реакция угрожающе развивалась. Два междугородных вызова один за другим.
– Кто рядом, Тэрри?
– Никого.
– Я слышу голоса.
– В соседней комнате играют в покер. Я отошел.
– Закрой дверь плотнее.
– Закрыто.
– Микрофонов нет?
– Кому нужен Тэрри, игрок и сводник?
– Сейчас он нужен мне. Есть бомбы у нас на складе?
– Пластиковые? Сколько угодно.
– Не подойдет. Ядерных не достанешь, а, скажем, тротиловые?
– Ого! Сколько выкладываете?
– Сколько запросят. Срок – сутки. Вес достаточный, чтобы уничтожить риф, айсберг, скалу в масштабе сто на сто. Объект должен быть доставлен послезавтра до рассвета в наш ангар в Сан-Диего.
– Руди в курсе?
– Не задавай лишних вопросов.
Через час пилот спортивного самолета Руди Мэрдок доставил Игер-Райта в Санта-Барбару. Выходя к поджидавшему его роскошному своей старомодностью «ройсу», Трэси сказал пилоту:
– Завтра рейсов не будет. Поедешь в Сан-Диего и подготовишь к полету «локхид». Подождешь Тэрри в баре или в бильярдной. Примешь от него пирожок с начинкой. Что дальше, где, как, когда и зачем, узнаешь на месте.
Цепная реакция продолжалась. Дома Трэси ждал Видер.
– К вам труднее пройти, чем в Белый дом к президенту. Охрана проверяла меня по отпечаткам пальцев.
– Трудно жить в Америке, сынок. Вот перееду в Европу, поближе к Афинам, или куплю островок в Средиземном море.
– Вы бы охотнее купили другой островок. Только судьба его решена.
– Пока еще нет.
– Долго ли ждать до утра? А оно у них раньше, чем у нас.
– Заседание отложено. Бревер в больнице, Бертини без объяснения причин сбежал в Неаполь.
– Найдут других.
– Уже нашли. Есть предположение: Чаррел вместо Бревера, Баумгольц вместо Бертини.
Видер, не позволив себе даже улыбки, спросил:
– А что противопоставит Баумгольц меморандуму Шпагина? Сыскное бюро во главе с Ниро Вулфом? Самая невежественная интерпретация научной проблемы, взволновавшей весь мир.
– Есть еще Чаррел.
– Идея Чаррела непроходима. Никаких шансов в Совете Безопасности.
– А на Генеральной Ассамблее?
– Никаких шансов в ООН вообще. Селеста вне науки – это война. И еще неизвестно, на чьей стороне будет Селеста. Можно владеть островом, но нельзя принудить связанный с ним феномен к контактам.
– Ты прав, сынок. Что ни шаг, то болото. Легче нам было жить без Селесты.
Цепная реакция заканчивалась. Еще один междугородный вызов.
– Откуда, Тэрри?
– Из Сан-Диего, шеф. Груз доставлен.
– Никаких осложнений?
– Тихо, как в церкви. Только Руди пьян.
– Приведи его в чувство – и ни капли виски до завтра. Вылет из Сан-Диего обеспечишь без инцидентов. Посадку в Норфолке обеспечит сам Руди. Кстати, это в его интересах: пирожок начинен не вареными яблоками. Вылет из Норфолка Уинтер берет на себя, если не придерутся таможенники. Впрочем, на таможню я позвоню сам.
– Нужна карта?
– Зачем? Место Руди знает. Он уже летал на разведку с ближайших островов. Говорит, что защитное поле включается на высоте одной-двух миль при подходе рейсовых к Гамильтону. Есть шанс, не сбрасывая груза, спикировать прямо на риф с большой высоты и катапультироваться. Патрульный катер подберет, а о дальнейшем я позабочусь. Надеюсь, пилот не подведет?
– Руди? Смешно. Но гонорар, шеф…
– Тебе в тройном размере, Руди – в десятикратном.
Реакция подошла к критической точке. Трэси прошелся по комнате, стараясь не думать о предстоящей акции. Он прочел все наиболее стоящее из написанного о Селесте и знал, что избирательный аппарат селектора не принимает рассеянных, нестабильных мыслей. Селеста мог не заметить задуманного Игер-Райтом, как не замечал семейных ссор, уличных скандалов и служебных конфликтов. А вдруг заметил? Трэси сознавал, что надеется на случайность. Прорвется самолет на максимальной скорости, не сработает защита, полетит к черту риф. Если верить ученым, судьба информария в этом случае становилась критической. Трэси был игроком, не мог им не быть, нажив миллионы на нелегальном и легальном игорном бизнесе. Он знал, что играет крупно, но выигрыш стоил риска. Единственно, что его останавливало, – это телефонный аппарат, скрытый в замаскированном стенном сейфе. По этому телефону Трэси никто не звонил, звонил лишь он сам, да и то не часто и в условиях строгой секретности, повторяя вызов, пока не откликнется трубка. На этот раз она откликнулась сразу:
– Я знаю все, что вы мне скажете.
Трэси ответил так же без преамбулы:
– Кто-нибудь возражает?
– Не возражает, но и не одобряет. Во всяком случае, не прямо. Акция пойдет целиком под вашу ответственность.
– Я не вижу возможности использовать его в наших интересах.
– Есть мнения, что научный прогресс всегда можно направить по надлежащему руслу.
– В легальных условиях?
– Совет Безопасности пока нам не мешает.
– А если я все-таки рискну?
– Если эксперимент удастся, вас не осудят. Если нет – не поддержат.
Клинг! Трубка щелкнула и умолкла. Трэси запер сейф и задумался. Не поддержат? Значит, в случае неудачи – скандал. Прижмут на бирже. Слопают, может быть, африканские рудники. Потери будут исчисляться в семизначных цифрах. И все-таки это еще не разорение. Селеста угрожает стать опасным, и Трэси лучше будет жить без него. Джошуа Игер-Райт уже потерял тысячи долларов и Джино, стоившего десятки тысяч. Но даже миллионы можно будет воспроизвести. Нельзя было воспроизвести только потерянного времени, а в его годы оно с каждым днем становилось дороже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Где ваша машина?
– Не успел приобрести, – улыбнулся Кравцов.
– Тогда пошли к моей. Подвезу. Вам куда?
– Все равно. Лишь бы дольше ехать.
– В полчаса уложитесь? Хотя ведь вы были на совещании и слышали мои замечания. По-моему, я ответил на все предполагаемые вопросы.
– Кроме одного.
– Би-подчиненности?
– Вы угадали. Важнейший вопрос – и никаких комментариев.
– Они были сделаны при закрытых дверях. Спросите об этом вашего соотечественника, профессора Рослова.
– Он не любит, когда его называют профессором, и не любит, как и вы, чересчур любопытных газетчиков. Но я спрошу его, конечно. А сейчас мне все-таки хотелось бы знать ваше мнение.
Бревер вывел машину со стоянки.
– Проедем по Сентрал-парк-авеню. У нас есть время. Вы думаете, я не приемлю двоевластия в институте? Ошибаетесь. Оно целесообразно. Научную работу института возглавит ЮНЕСКО, а политическую – Совет Безопасности. Для этого и создается координационный комитет.
– Цензура контактов?
– Не только. Цензура – это запрет или разрешение. Координация – это и контроль, и рекомендации, и прямая подсказка иного решения проблемы. Предположим, биохимики или биофизики ставят проблему вмешательства в психические процессы человека. Такое вмешательство может быть благотворным и прогрессивным, а может и угрожать человеку или даже человечеству. Другой пример. Допустим, предложенная постановка научной проблемы может затрагивать интересы народов и государств. Есть такие проблемы? Сколько угодно. Координационный комитет в таких случаях обязан снять проблему или, если это возможно, подсказать иное ее решение. По такому же принципу должны рассматриваться и любые вопросы к Селесте.
– С правом вето?
– Конечно. Только принцип единогласия может обеспечить безопасность контактов. Хотя мнения экспертов и разошлись, я лично думаю, что вопрос уже предрешен. Независимо от того, состоится ли завтра заседание Совета Безопасности или будет отсрочено.
– Почему? – удивился Кравцов. – Что может вызвать отсрочку?
– Кворум экспертов. Необходимость замены больных или отсутствующих по разным причинам. Не понимаете? Заболел Мак-Кэрри. Но вместо него завтра утром приезжает Телиски. Не проговоритесь: это секрет. Исчез Бертини. Опять не понимаете. Именно исчез, внезапно выехал из отеля неизвестно куда, не оставив адреса, не позвонив мне и не уведомив официальных лиц, связанных с работой экспертов. И это накануне заседания Совета! Слишком странно.
– Вы что-то подозреваете?
– Опасаюсь. Государства, церкви, монополии, банки, подпольные синдикаты – мало ли чьи интересы затрагивает будущее Селесты? Может быть, вы даже пожалеете, что сели в одну машину со мной. Не высадить ли вас на этом углу?
– Вы шутите, профессор?
– Это было бы шуткой в Москве, где осторожный водитель без всякого риска может вдоль и поперек пересечь город, но в Нью-Йорке это не шутка.
Бревер медленно свернул за угол и резко затормозил. Эта реакция спасла их от катастрофы. Метнувшийся навстречу желтый фургончик вывернулся зигзагом и смял радиатор машины профессора, отбросив ее на тротуар. По счастливой случайности никто не был сбит.
Отделавшийся легким ушибом Кравцов вытащил потерявшего сознание Бревера: жив ли? Но профессор тут же пришел в себя и сказал:
– Ну вот, вы и убедились в шутках Нью-Йорка.
А к месту происшествия, расталкивая любопытных, уже пробирался полицейский в сопровождении двух человек в штатском. По внешнему виду их можно было принять за бизнесменов средней руки. Один из них, с короткой черной бородкой, вручил полисмену визитную карточку и сказал тоном, не допускающим возражений:
– Отправьте пострадавшего с этой машиной. – Он указал на остановившийся поодаль белый «шевроле» с красным крестом. – Владелец ее, доктор Стюарт, случайно проезжал мимо. У него собственная клиника на Лексингтон-авеню. Все расходы я беру на себя, равно как и ущерб, причиненный моим фургоном.
– Но я не пострадал, – сказал Бревер, поднимаясь. – Доберусь сам. И мне помогут.
– Ваша машина разбита, сэр, – вмешался второй из подошедших с полицейским. – Я отвезу вас, осмотрю и отправлю домой, если не найду ничего серьезного. Травмы могут быть и внутренние. Помогите мне довести его до машины, – обратился он к полисмену.
Бревер умоляюще взглянул на Кравцова, но смысла его мольбы тот так и не понял. Конечно, лучше, если профессору будет оказана медицинская помощь. Шуток Нью-Йорка, о которых говорил Бревер, Кравцов не знал.
А Нью-Йорк шутил.
Через час повелительный баритон соединился с клиникой Стюарта на Лексингтон-авеню.
– Что с ним, док?
– Совершенно здоров. Никаких травм.
– Плохо. Где он?
– Пока у нас.
– Как информировали?
– Легкое сотрясение мозга. Успокаивающее и сон. Обещали утром отправить домой.
– Не выйдет. Шефу нужны два-три дня.
– Попробуем пентотал.
– Яд?
Смех.
– Мне не до смеха, док. Наркоз?
– Из группы барбитуратов. Супер. Проспит сутки – повторим. Потом стимулятор.
– Поаккуратнее. Шефу нужна только отсрочка.
– Сделаем. Леге артис.
– Что-что?
– Леге артис. По всем правилам искусства. Шеф поймет.
Ночной междугородный вызов не поднял Игер-Райта с постели. Из-за разницы во времени он не спал. Его нашли в Рино, в казино «Феникс», где подсчитывались прибыли его игорных домов. Прибыли неожиданно и беспричинно уменьшились, и Трэси подошел к телефону рассерженный.
– Кто? – рявкнул он.
– Кордона, шеф.
– Ну?
– Он сейчас в клинике Стюарта, шеф. Легкое сотрясение мозга.
– Не ври.
– Клянусь Богом, шеф. Три дня обеспечено.
– Час назад мне сообщили, что ваш фургон промазал, как пьяница в тире. Старик тут же очухался.
– А док был рядом. С машиной. Три доллара постовому – и старик в клинике. Все будет леге… леге…
– Леге артис, невежда. Латинские изречения надо знать наизусть, чтобы тебя уважали. А за что тебя уважать, Фернандо? Будешь мыть стекла по пять долларов с фасада.
– Дешево цените, шеф.
– Возьмешь и по три.
– Плюс тысяча. Час назад Бертини вылетел первым классом в Неаполь виа Лиссабон – Рим.
Трэси сразу повеселел, но не изменил интонации:
– Сколько взял?
– Ни цента.
– На что клюнул?
– На крючок. Я выложил рейсовый билет на стол и сказал, что мафиози покойного Джино есть и в Неаполе. «А вас, проф, говорю, ожидает молодая жена и два бамбино, которым, сами понимаете, жить да жить». Итальянец подумал и взял билет. Предварительно переменил отель, как было условлено. Никаких следов.
Через несколько минут другой междугородный телефонный звонок разбудил нью-йоркского адвоката Оливера Клайда, младшего партнера юридической конторы «Донован и Клайд».
– Спал, Олли?
– Я думаю. Третий час ночи.
– А у нас двенадцати нет. Извини. Заседание Совета завтра утром?
– Уже отложено.
– Из-за Бревера и Бертини?
– Ваша работа, шеф?
– Не надо быть слишком догадливым, сынок. Это вредно. Кого введут в комиссию вместо выбывших?
– Баумгольца и Чаррела. Конечно, это лишь предположение, но вероятность кандидатур несомненна.
– Мак-Кэрри не прибудет?
– Вместо него завтра утром, вернее, уже сегодня прибывает Телиски.
– Скверно.
– Русский хуже.
– Устранять русского бесполезно: пришлют другого. Есть шанс ввести в координационный комитет Видера?
– Один к десяти.
– Совсем плохо.
– А какой смысл? Все равно у них право вето.
– Пройдет?
– Наверняка.
Клинг! Цепная телефонная реакция угрожающе развивалась. Два междугородных вызова один за другим.
– Кто рядом, Тэрри?
– Никого.
– Я слышу голоса.
– В соседней комнате играют в покер. Я отошел.
– Закрой дверь плотнее.
– Закрыто.
– Микрофонов нет?
– Кому нужен Тэрри, игрок и сводник?
– Сейчас он нужен мне. Есть бомбы у нас на складе?
– Пластиковые? Сколько угодно.
– Не подойдет. Ядерных не достанешь, а, скажем, тротиловые?
– Ого! Сколько выкладываете?
– Сколько запросят. Срок – сутки. Вес достаточный, чтобы уничтожить риф, айсберг, скалу в масштабе сто на сто. Объект должен быть доставлен послезавтра до рассвета в наш ангар в Сан-Диего.
– Руди в курсе?
– Не задавай лишних вопросов.
Через час пилот спортивного самолета Руди Мэрдок доставил Игер-Райта в Санта-Барбару. Выходя к поджидавшему его роскошному своей старомодностью «ройсу», Трэси сказал пилоту:
– Завтра рейсов не будет. Поедешь в Сан-Диего и подготовишь к полету «локхид». Подождешь Тэрри в баре или в бильярдной. Примешь от него пирожок с начинкой. Что дальше, где, как, когда и зачем, узнаешь на месте.
Цепная реакция продолжалась. Дома Трэси ждал Видер.
– К вам труднее пройти, чем в Белый дом к президенту. Охрана проверяла меня по отпечаткам пальцев.
– Трудно жить в Америке, сынок. Вот перееду в Европу, поближе к Афинам, или куплю островок в Средиземном море.
– Вы бы охотнее купили другой островок. Только судьба его решена.
– Пока еще нет.
– Долго ли ждать до утра? А оно у них раньше, чем у нас.
– Заседание отложено. Бревер в больнице, Бертини без объяснения причин сбежал в Неаполь.
– Найдут других.
– Уже нашли. Есть предположение: Чаррел вместо Бревера, Баумгольц вместо Бертини.
Видер, не позволив себе даже улыбки, спросил:
– А что противопоставит Баумгольц меморандуму Шпагина? Сыскное бюро во главе с Ниро Вулфом? Самая невежественная интерпретация научной проблемы, взволновавшей весь мир.
– Есть еще Чаррел.
– Идея Чаррела непроходима. Никаких шансов в Совете Безопасности.
– А на Генеральной Ассамблее?
– Никаких шансов в ООН вообще. Селеста вне науки – это война. И еще неизвестно, на чьей стороне будет Селеста. Можно владеть островом, но нельзя принудить связанный с ним феномен к контактам.
– Ты прав, сынок. Что ни шаг, то болото. Легче нам было жить без Селесты.
Цепная реакция заканчивалась. Еще один междугородный вызов.
– Откуда, Тэрри?
– Из Сан-Диего, шеф. Груз доставлен.
– Никаких осложнений?
– Тихо, как в церкви. Только Руди пьян.
– Приведи его в чувство – и ни капли виски до завтра. Вылет из Сан-Диего обеспечишь без инцидентов. Посадку в Норфолке обеспечит сам Руди. Кстати, это в его интересах: пирожок начинен не вареными яблоками. Вылет из Норфолка Уинтер берет на себя, если не придерутся таможенники. Впрочем, на таможню я позвоню сам.
– Нужна карта?
– Зачем? Место Руди знает. Он уже летал на разведку с ближайших островов. Говорит, что защитное поле включается на высоте одной-двух миль при подходе рейсовых к Гамильтону. Есть шанс, не сбрасывая груза, спикировать прямо на риф с большой высоты и катапультироваться. Патрульный катер подберет, а о дальнейшем я позабочусь. Надеюсь, пилот не подведет?
– Руди? Смешно. Но гонорар, шеф…
– Тебе в тройном размере, Руди – в десятикратном.
Реакция подошла к критической точке. Трэси прошелся по комнате, стараясь не думать о предстоящей акции. Он прочел все наиболее стоящее из написанного о Селесте и знал, что избирательный аппарат селектора не принимает рассеянных, нестабильных мыслей. Селеста мог не заметить задуманного Игер-Райтом, как не замечал семейных ссор, уличных скандалов и служебных конфликтов. А вдруг заметил? Трэси сознавал, что надеется на случайность. Прорвется самолет на максимальной скорости, не сработает защита, полетит к черту риф. Если верить ученым, судьба информария в этом случае становилась критической. Трэси был игроком, не мог им не быть, нажив миллионы на нелегальном и легальном игорном бизнесе. Он знал, что играет крупно, но выигрыш стоил риска. Единственно, что его останавливало, – это телефонный аппарат, скрытый в замаскированном стенном сейфе. По этому телефону Трэси никто не звонил, звонил лишь он сам, да и то не часто и в условиях строгой секретности, повторяя вызов, пока не откликнется трубка. На этот раз она откликнулась сразу:
– Я знаю все, что вы мне скажете.
Трэси ответил так же без преамбулы:
– Кто-нибудь возражает?
– Не возражает, но и не одобряет. Во всяком случае, не прямо. Акция пойдет целиком под вашу ответственность.
– Я не вижу возможности использовать его в наших интересах.
– Есть мнения, что научный прогресс всегда можно направить по надлежащему руслу.
– В легальных условиях?
– Совет Безопасности пока нам не мешает.
– А если я все-таки рискну?
– Если эксперимент удастся, вас не осудят. Если нет – не поддержат.
Клинг! Трубка щелкнула и умолкла. Трэси запер сейф и задумался. Не поддержат? Значит, в случае неудачи – скандал. Прижмут на бирже. Слопают, может быть, африканские рудники. Потери будут исчисляться в семизначных цифрах. И все-таки это еще не разорение. Селеста угрожает стать опасным, и Трэси лучше будет жить без него. Джошуа Игер-Райт уже потерял тысячи долларов и Джино, стоившего десятки тысяч. Но даже миллионы можно будет воспроизвести. Нельзя было воспроизвести только потерянного времени, а в его годы оно с каждым днем становилось дороже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42