Нет, пожалуй, отнесу в ствол... Надо разобраться, кто тебя прикончил. Да и запахнешь еще, а нам тут ходить и ходить".
И, взвалив беднягу на спину, увидел, что в левом его кулаке что-то зажато. Сбросил на пол тело, разжал пальцы и увидел металлическую кнопку-пуговицу от рубашки Веретенникова. Выдранную с "мясом".
"Ну, Валерка дает! Такого зверя завалил... – подумал я, рассматривая находку. – Хотя... Быть такого не может. Вот, бьют меня сзади железкой по затылку, бьют, проламывая череп, а я, ловкий как Тарзан, изворачиваюсь и хвать за пуговицу! Чушь собачья! Или другой вариант: Полковник смеха ради отрывает пуговицу у Валерки и деру дает. А Валерка его догоняет и салит заточкой. Тоже чепуха. Значит, подложили пуговицу. Убийца подложил... Интересные шляпки носила буржуазия... Надо идти разбираться. А про пуговицу никому не скажу. Намекну разве, что в кулаке у убитого нашел кое-что интересное".
Зря я, конечно, взял с собой Полковника. Чуть обвал не устроил: не рассчитал своих габаритов с трупом на спине и, сползая с завала, застрял под надломанным верхняком, он подался вниз и накрепко нас придавил. Хорошо, что Али-Бабай, меня, видимо, заждавшись, пошел навстречу. Освободил, взвалил труп Полковника на спину и потащил его вон из штрека. Я за ним побрел, вычисляя в голове убийцу Полковника. И в конце концов, ничего не придумав, решил взять подземного араба, как говориться, на «понт».
– А ведь это твоя жинка Полковника прикончила, – сказал я ему вслед. – Та, которая в паре с ним работала. Хрястнула сзади заточкой, когда они на заслуженный отдых шли.
– Это не она, – ответил Али-Бабай, обернувшись ко мне. – Она без моего разрешения блоху с себя не снимет. И вообще, ты же приказал мне навечно заточить их в моей тюрьме... И ты хорошо знаешь, что я не могу ослушаться твоего приказа.
Убедительно, надо сказать, ответил. Я поверил его тяжелому малиновому взгляду. И, дабы снять возникшую напряженность, сказал первое, что пришло в голову:
– Прекрасная сегодня погода, не правда ли?
Али-Бабай не ответил, только досадливо помотал головой.
* * *
Баклажан принял труп своего сподвижника, чуть ли не со слезами на глазах. Осмотрев его и выявив причину смерти, сокрушенно покачал головой и попросил у меня разрешения похоронить труп в ближайшей рассечке второго штрека; устье этой выработки открывалось прямо напротив устья первого, "алмазного", штрека. Я разрешил и уселся между Синичкиной и Веретенниковым (они сидели на бревне, лежавшем у стенки).
– Так кто же его убил? – спросила Синичкина шепотом, как только Баклажан удалился с трупом Полковника на спине (за ним с пистолетом в руке последовал бдительный хозяин подземелья). – Напарница?
– Али-Бабай сказал, что не она... И мне кажется, что он не врет.
– А кто тогда убил? – буркнул Веретенников, осторожно растирая заживающее плечо.
– Мне кажется, что это... что это Кучкин, – проговорил я, передав Валерию пуговицу, найденную в кулаке покойника. – Больше некому.
– Кучкин? – искренне удивилась Анастасия, недоуменно уставившись в усталого Сашку, сидевшего метрах в трех от нас на фанерном ящике из-под карамели "Слива" (и этот ящик, и бревно, приволок Али-Бабай, приволок, чтобы мы не сидели на холодной земле).
– Да, Кучкин, – ответил я, внимательно наблюдая за Веретенниковым, недоуменно крутившим пуговицу в руке. – Он должен был идти в забой после Полковника. Полковник сильно уставал, ты знаешь, и при возвращении со смены потому отставал от напарницы. Так вот, вероятно, Кучкин отследил этот факт и после того, как напарница полковника в очередной раз пришкандыляла на отдых первой, побежал в штрек и убил полубесчувственного от усталости Вольдемара Владимировича.
– А напарница Кучкина? Ну, та, которую Мухтар зовут? – спросил Веретенников, выбрасывая пуговицу в сточную канавку. – Она должна была все видеть?
– Она могла задержаться на несколько минут в стволе. Ну, к примеру, для того, чтобы пошушукаться с напарницей Полковника.
И, решив довести дело до конца, я подошел к Кучкину, сел перед ним на корточки и спросил:
– Ты видел Полковника по дороге в забой?
– Нет. Я пошел на смену, как только пришла его напарница. И по дороге с ним не столкнулся, подумал еще, что он где-нибудь в рассечке писается...
– Мухтар с тобой была?
– Нет, она минут на пять задержалась...
– Ты понимаешь, что своими словами ты признаешься в убийстве?
– Почему это? – удивился Сашка.
– Да потому что если бы это сделал Веретенников, работавший в забое до Полковника, то напарница последнего оказалась бы на смене одна и немедленно сообщила бы об этом Али-Бабаю.
– Ты прав, но я все равно не убивал, – посмотрел на меня Кучкин. Усталые его глаза выражали снисходительность. – Не мог я его убить. Вольдемар Владимирович отца моего знал... И вообще, если даже я убил, то к чему тебе убиваться? Полковник многое бы отдал, чтобы кишки тебе выпустить. Так что оставь меня в покое и наслаждайся жизнью...
Не зная, что и думать, я поднялся. В это время из второго штрека вернулись Али-Бабай с Баклажаном. Я подозвал подземного араба к себе и сказал ему, что подозреваю Кучкина в убийстве Полковника. Араб на это покачал головой и выдал:
– Нет, Кучкина не убивал никого. Я Мухтара своя жена спрашивала, он говорил, что Сашка не убивай, не мог убивай. Она его все время мой приказ смотрел.
– Так кто же убил Полковника? – озадачился я.
– Никто из нас его не убивай. Никто, – твердо ответил араб.
– Так значит, в штольне еще кто-то есть?
– Наверна, я шага иногда ночь слышал, шайтан, наверна, – ответил Али-Бабай и, не услышав очередного вопроса, предложил идти обедать.
* * *
Веретенников был огорчен убийством Полковника. Все его планы этим убийством расстраивались. Без ума, проницательности, опыта Полковника Баклажан становился простым бандитом, обреченным на поражение. И Валерий решил сговориться с Черновым.
* * *
По дороге в кают-компанию Веретенников предложил мне пописать в ближайшей рассечке.
– Ты знаешь, где нашлась твоя пуговица? – спросил я, расстегивая ширинку.
– Где?
Голос Валеры был демонстративно безразличным.
– В руке Полковника. Мертвого Полковника, – ответил я, с неудовольствием отмечая, что струя Веретенникова бьет дальше моей, то есть моя видавшая виды предстательная железа проигрывает таковой моего молодого друга.
– Я, скорее всего, ее в забое потерял. Да, точно, припоминаю... Камень сверху упал и оторвал...
– Я тоже так подумал, что в забое, – ответил я, застегивая ширинку.
– Тут все просто, как муха в яичнице, – взглянул Валерий мне в глаза. – Тот, кто убил Полковника, хочет, чтобы оставшиеся в живых меня к стенке поставили...
– Это точно. Примитивная подстава.
Валерка закончил писать; мы вышли из рассечки и пошли по стволу в сторону кают-компании.
– Нам в принципе незачем расстраиваться, – сказал я, чувствуя, что друг хочет со мной помириться, но пока не в силах преодолеть свою обиду. – Это ведь хорошо, что его убили. Но кто это все-таки сделал?
– Не знаю... Я не убивал, ты тоже. Синичкина с тобой все это время была... Кучкин, сын чекиста, вряд ли поднял бы руку на коллегу отца... Остается Али-Бабай с женами. Ты ему приказывал что-нибудь? Ну, тогда, в разминовке?
– Приказывал, – признался я, решив не темнить. – Приказывал обеспечить Полковнику с Баклажаном пожизненное заключение в своей тюрьме. Сразу после того, как выход на волю будет пробит.
– Правильно придумал... И Сашку Кучкина, наверное, тоже приказал интернировать?
– Ты же знаешь, его нельзя отпускать в город. Люди, которых он соберет вокруг себя, постараются уничтожить всех, кто знает об алмазах... То есть всех нас.
– А меня ты тоже в эту же компанию определил? – голос Валеры был спокойным.
– В какую компанию? – покраснел я.
– В компанию пожизненных заключенных?
– Всего на недельку, пока мы с Синичкиной не смоемся... Ты вон, каким волком на меня смотрел.
– Понимаю... – вздохнул Веретенников.
Минуту мы молча шли рядом. Паузу прервал Валерий.
– Ты Анастасии доверяешь? – спросил он, не повернув ко мне лица.
– Как тебе сказать. Конечно, нет. Фиг его знает, что у нее в голове. Да и стар я стал, людям доверять.
– Так может быть, объединим свои усилия? Друзья мы все-таки.
– А чего ты хочешь?
– Ничего. И все. А именно выбраться отсюда и обо всем забыть. Ну, еще с этой Поварской разобраться...
– Я того же хочу. Никаких алмазов мне не нужно...
– Ну, тогда по рукам? Будем прикрывать друг друга?
– Идет, – согласился я и пожал поданную Веретенниковым руку.
Минуту после рукопожатия Валерий стоял в нерешительности.
– Что там еще у тебя? – спросил я.
– Я хотел... В общем, давай обменяемся в знак дружбы и доверия пистолетами?
– "Гюрзу" Полковника хочешь?
– Да...
– Ну, ладно, – неожиданно для себя согласился я. – Бери, владей.
И протянул ему пистолет. Валерий принял его, как принимают награду.
* * *
В кают-компании нас ожидали несколько бутылочек вина и весьма недурной плов, приправленный айвой и барбарисом.
– Не всемогущий ли Аллах ли прислал нам это божественное кушанье? – спросил я араба.
– Его жена керосинка делал вместо отдыхай после работ, – ответил Али-Бабай, довольно улыбаясь.
Есть он с нами не стал. Шепнул мне в ухо: "Баклажана твой не нравиться что-то. Смотри его сильно", и ушел делать лестницу для работ в забое. Не терпелось ему, видно, поскорее отправить нас по домам.
А мне Баклажан после смерти Полковника определенно начал нравиться – выглядел на все сто раздавленным. "Не жестокий бандит, а опущенная шестерка, – думал я, наблюдая за ним. – За последние несколько часов не проронил и слова. Съел пару ложек и пригорюнился. Ну, прямо Аленушка без братца Иванушки".
Али-Бабай вернулся, когда мы уже укладывались спать. Сказав, что будет охранять наш сон, он пожелал всем спокойной ночи и устроился на самом краешке помоста.
Через три минуты после его прихода все спали мертвым сном.
* * *
Разбудил меня Веретенников.
– Баклажан пропал, – сказал он дрожащим голосом, когда мой взгляд стал осмысленным. – Али-Бабай с Синичкиной побежали его искать...
Я чертыхнулся и принялся расталкивать сладко спавшего Кучкина. Но он, недовольно бормоча что-то, уполз от меня в глубь рассечки.
– Красноглазый клялся, что всю ночь присматривал за ним и лишь под утро отошел на минуту по надобности... – продолжил говорить Валерий. – А когда вернулся, Баклажана и след простыл...
– А почему вы нас с Кучкиным не разбудили? – поинтересовался я, растирая ладонями заспанное лицо.
– Мы будили, но вы спали, как убитые, – ответил Валерий и тут же встрепенулся:
– Слышишь, возвращаются!
Через минуту в кают-компанию вошла Синичкина.
– Ну что, нашли? – спросил я, отмечая, что девушка выглядит отнюдь не расстроенной предутренними событиями.
– Нашли... Убитого, – усаживаясь рядом со мной, спокойно ответила Синичкина.
– Не может быть! – побледнел Веретенников.
– Иди, посмотри. Он там, чуть не доходя до первого штрека, лежит.
Разбудив Кучкина, мы втроем бросились в указанном направлении и через минуту или две увидели Али-Бабая, безмолвно стоящего над телом Баклажана. Наружность жреца "Хрупкой Вечности" была ужасной. Было видно, что его, уже мертвого, били по лицу и телу остроугольным камнем (он лежал рядом), да так остервенело, что правое ухо с противной мне черной родинкой было почти оторвано, а вся энцефалитка и кожаные штаны пропитались не почерневшей еще кровью. Зрелище было столь неприятным, и я поспешил отвернуться. И очутился лицо к лицу с Али-Бабаем.
– Ты его угрохал? – спросил я, стараясь тверже смотреть в его кровавые зенки.
– Нет, – покачал головой Али-Бабай. – Не я.
– А кто же?
– Не я, – твердо повторил подземный араб по-английски. – И никто из вас не мог этого сделать... Все были в чайхане.
– За-ме-чательно, – проговорил я, продолжая сверлить собеседника глазами. – Полковника никто из нас не мог убить, Баклажана никто не мог убить... Значит, и в самом деле, кроме нас в штольне еще кто-то есть?
– Получается так, – ответил Али-Бабай, не отводя глаз.
– Получается так... А мне кажется, ты врешь. Все было очень просто. Ты дождался, пока все заснут, привел сюда Баклажана и убил. Так убить, убить камнями мог только восточный человек.
Али-Бабай молниеносным движением выхватил из-за пазухи халата пистолет и приставил его дуло к моей груди. "Все, допрыгался!" – подумал я, холодея от страха.
А подземный араб всех удивил. Отступив на шаг, он взял свой пистолет за дуло и протянул мне его со словами:
– Убей Али если не верил.
Стоит ли говорить, что я едва удержался, чтобы его не расцеловать.
4. Через сутки вырвемся. – А что нас ждет наверху? – Лом заговорил. – Будем взрывать. – Заковать? Убить? Зарезать? – Он все чувствует...
В кают-компании мы поговорили с полчаса и пришли к убеждению, что боятся таинственного убийцу Полковника и Баклажана не имеет смысла, так как не позже, чем через сутки над нашими головами будет светить солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
И, взвалив беднягу на спину, увидел, что в левом его кулаке что-то зажато. Сбросил на пол тело, разжал пальцы и увидел металлическую кнопку-пуговицу от рубашки Веретенникова. Выдранную с "мясом".
"Ну, Валерка дает! Такого зверя завалил... – подумал я, рассматривая находку. – Хотя... Быть такого не может. Вот, бьют меня сзади железкой по затылку, бьют, проламывая череп, а я, ловкий как Тарзан, изворачиваюсь и хвать за пуговицу! Чушь собачья! Или другой вариант: Полковник смеха ради отрывает пуговицу у Валерки и деру дает. А Валерка его догоняет и салит заточкой. Тоже чепуха. Значит, подложили пуговицу. Убийца подложил... Интересные шляпки носила буржуазия... Надо идти разбираться. А про пуговицу никому не скажу. Намекну разве, что в кулаке у убитого нашел кое-что интересное".
Зря я, конечно, взял с собой Полковника. Чуть обвал не устроил: не рассчитал своих габаритов с трупом на спине и, сползая с завала, застрял под надломанным верхняком, он подался вниз и накрепко нас придавил. Хорошо, что Али-Бабай, меня, видимо, заждавшись, пошел навстречу. Освободил, взвалил труп Полковника на спину и потащил его вон из штрека. Я за ним побрел, вычисляя в голове убийцу Полковника. И в конце концов, ничего не придумав, решил взять подземного араба, как говориться, на «понт».
– А ведь это твоя жинка Полковника прикончила, – сказал я ему вслед. – Та, которая в паре с ним работала. Хрястнула сзади заточкой, когда они на заслуженный отдых шли.
– Это не она, – ответил Али-Бабай, обернувшись ко мне. – Она без моего разрешения блоху с себя не снимет. И вообще, ты же приказал мне навечно заточить их в моей тюрьме... И ты хорошо знаешь, что я не могу ослушаться твоего приказа.
Убедительно, надо сказать, ответил. Я поверил его тяжелому малиновому взгляду. И, дабы снять возникшую напряженность, сказал первое, что пришло в голову:
– Прекрасная сегодня погода, не правда ли?
Али-Бабай не ответил, только досадливо помотал головой.
* * *
Баклажан принял труп своего сподвижника, чуть ли не со слезами на глазах. Осмотрев его и выявив причину смерти, сокрушенно покачал головой и попросил у меня разрешения похоронить труп в ближайшей рассечке второго штрека; устье этой выработки открывалось прямо напротив устья первого, "алмазного", штрека. Я разрешил и уселся между Синичкиной и Веретенниковым (они сидели на бревне, лежавшем у стенки).
– Так кто же его убил? – спросила Синичкина шепотом, как только Баклажан удалился с трупом Полковника на спине (за ним с пистолетом в руке последовал бдительный хозяин подземелья). – Напарница?
– Али-Бабай сказал, что не она... И мне кажется, что он не врет.
– А кто тогда убил? – буркнул Веретенников, осторожно растирая заживающее плечо.
– Мне кажется, что это... что это Кучкин, – проговорил я, передав Валерию пуговицу, найденную в кулаке покойника. – Больше некому.
– Кучкин? – искренне удивилась Анастасия, недоуменно уставившись в усталого Сашку, сидевшего метрах в трех от нас на фанерном ящике из-под карамели "Слива" (и этот ящик, и бревно, приволок Али-Бабай, приволок, чтобы мы не сидели на холодной земле).
– Да, Кучкин, – ответил я, внимательно наблюдая за Веретенниковым, недоуменно крутившим пуговицу в руке. – Он должен был идти в забой после Полковника. Полковник сильно уставал, ты знаешь, и при возвращении со смены потому отставал от напарницы. Так вот, вероятно, Кучкин отследил этот факт и после того, как напарница полковника в очередной раз пришкандыляла на отдых первой, побежал в штрек и убил полубесчувственного от усталости Вольдемара Владимировича.
– А напарница Кучкина? Ну, та, которую Мухтар зовут? – спросил Веретенников, выбрасывая пуговицу в сточную канавку. – Она должна была все видеть?
– Она могла задержаться на несколько минут в стволе. Ну, к примеру, для того, чтобы пошушукаться с напарницей Полковника.
И, решив довести дело до конца, я подошел к Кучкину, сел перед ним на корточки и спросил:
– Ты видел Полковника по дороге в забой?
– Нет. Я пошел на смену, как только пришла его напарница. И по дороге с ним не столкнулся, подумал еще, что он где-нибудь в рассечке писается...
– Мухтар с тобой была?
– Нет, она минут на пять задержалась...
– Ты понимаешь, что своими словами ты признаешься в убийстве?
– Почему это? – удивился Сашка.
– Да потому что если бы это сделал Веретенников, работавший в забое до Полковника, то напарница последнего оказалась бы на смене одна и немедленно сообщила бы об этом Али-Бабаю.
– Ты прав, но я все равно не убивал, – посмотрел на меня Кучкин. Усталые его глаза выражали снисходительность. – Не мог я его убить. Вольдемар Владимирович отца моего знал... И вообще, если даже я убил, то к чему тебе убиваться? Полковник многое бы отдал, чтобы кишки тебе выпустить. Так что оставь меня в покое и наслаждайся жизнью...
Не зная, что и думать, я поднялся. В это время из второго штрека вернулись Али-Бабай с Баклажаном. Я подозвал подземного араба к себе и сказал ему, что подозреваю Кучкина в убийстве Полковника. Араб на это покачал головой и выдал:
– Нет, Кучкина не убивал никого. Я Мухтара своя жена спрашивала, он говорил, что Сашка не убивай, не мог убивай. Она его все время мой приказ смотрел.
– Так кто же убил Полковника? – озадачился я.
– Никто из нас его не убивай. Никто, – твердо ответил араб.
– Так значит, в штольне еще кто-то есть?
– Наверна, я шага иногда ночь слышал, шайтан, наверна, – ответил Али-Бабай и, не услышав очередного вопроса, предложил идти обедать.
* * *
Веретенников был огорчен убийством Полковника. Все его планы этим убийством расстраивались. Без ума, проницательности, опыта Полковника Баклажан становился простым бандитом, обреченным на поражение. И Валерий решил сговориться с Черновым.
* * *
По дороге в кают-компанию Веретенников предложил мне пописать в ближайшей рассечке.
– Ты знаешь, где нашлась твоя пуговица? – спросил я, расстегивая ширинку.
– Где?
Голос Валеры был демонстративно безразличным.
– В руке Полковника. Мертвого Полковника, – ответил я, с неудовольствием отмечая, что струя Веретенникова бьет дальше моей, то есть моя видавшая виды предстательная железа проигрывает таковой моего молодого друга.
– Я, скорее всего, ее в забое потерял. Да, точно, припоминаю... Камень сверху упал и оторвал...
– Я тоже так подумал, что в забое, – ответил я, застегивая ширинку.
– Тут все просто, как муха в яичнице, – взглянул Валерий мне в глаза. – Тот, кто убил Полковника, хочет, чтобы оставшиеся в живых меня к стенке поставили...
– Это точно. Примитивная подстава.
Валерка закончил писать; мы вышли из рассечки и пошли по стволу в сторону кают-компании.
– Нам в принципе незачем расстраиваться, – сказал я, чувствуя, что друг хочет со мной помириться, но пока не в силах преодолеть свою обиду. – Это ведь хорошо, что его убили. Но кто это все-таки сделал?
– Не знаю... Я не убивал, ты тоже. Синичкина с тобой все это время была... Кучкин, сын чекиста, вряд ли поднял бы руку на коллегу отца... Остается Али-Бабай с женами. Ты ему приказывал что-нибудь? Ну, тогда, в разминовке?
– Приказывал, – признался я, решив не темнить. – Приказывал обеспечить Полковнику с Баклажаном пожизненное заключение в своей тюрьме. Сразу после того, как выход на волю будет пробит.
– Правильно придумал... И Сашку Кучкина, наверное, тоже приказал интернировать?
– Ты же знаешь, его нельзя отпускать в город. Люди, которых он соберет вокруг себя, постараются уничтожить всех, кто знает об алмазах... То есть всех нас.
– А меня ты тоже в эту же компанию определил? – голос Валеры был спокойным.
– В какую компанию? – покраснел я.
– В компанию пожизненных заключенных?
– Всего на недельку, пока мы с Синичкиной не смоемся... Ты вон, каким волком на меня смотрел.
– Понимаю... – вздохнул Веретенников.
Минуту мы молча шли рядом. Паузу прервал Валерий.
– Ты Анастасии доверяешь? – спросил он, не повернув ко мне лица.
– Как тебе сказать. Конечно, нет. Фиг его знает, что у нее в голове. Да и стар я стал, людям доверять.
– Так может быть, объединим свои усилия? Друзья мы все-таки.
– А чего ты хочешь?
– Ничего. И все. А именно выбраться отсюда и обо всем забыть. Ну, еще с этой Поварской разобраться...
– Я того же хочу. Никаких алмазов мне не нужно...
– Ну, тогда по рукам? Будем прикрывать друг друга?
– Идет, – согласился я и пожал поданную Веретенниковым руку.
Минуту после рукопожатия Валерий стоял в нерешительности.
– Что там еще у тебя? – спросил я.
– Я хотел... В общем, давай обменяемся в знак дружбы и доверия пистолетами?
– "Гюрзу" Полковника хочешь?
– Да...
– Ну, ладно, – неожиданно для себя согласился я. – Бери, владей.
И протянул ему пистолет. Валерий принял его, как принимают награду.
* * *
В кают-компании нас ожидали несколько бутылочек вина и весьма недурной плов, приправленный айвой и барбарисом.
– Не всемогущий ли Аллах ли прислал нам это божественное кушанье? – спросил я араба.
– Его жена керосинка делал вместо отдыхай после работ, – ответил Али-Бабай, довольно улыбаясь.
Есть он с нами не стал. Шепнул мне в ухо: "Баклажана твой не нравиться что-то. Смотри его сильно", и ушел делать лестницу для работ в забое. Не терпелось ему, видно, поскорее отправить нас по домам.
А мне Баклажан после смерти Полковника определенно начал нравиться – выглядел на все сто раздавленным. "Не жестокий бандит, а опущенная шестерка, – думал я, наблюдая за ним. – За последние несколько часов не проронил и слова. Съел пару ложек и пригорюнился. Ну, прямо Аленушка без братца Иванушки".
Али-Бабай вернулся, когда мы уже укладывались спать. Сказав, что будет охранять наш сон, он пожелал всем спокойной ночи и устроился на самом краешке помоста.
Через три минуты после его прихода все спали мертвым сном.
* * *
Разбудил меня Веретенников.
– Баклажан пропал, – сказал он дрожащим голосом, когда мой взгляд стал осмысленным. – Али-Бабай с Синичкиной побежали его искать...
Я чертыхнулся и принялся расталкивать сладко спавшего Кучкина. Но он, недовольно бормоча что-то, уполз от меня в глубь рассечки.
– Красноглазый клялся, что всю ночь присматривал за ним и лишь под утро отошел на минуту по надобности... – продолжил говорить Валерий. – А когда вернулся, Баклажана и след простыл...
– А почему вы нас с Кучкиным не разбудили? – поинтересовался я, растирая ладонями заспанное лицо.
– Мы будили, но вы спали, как убитые, – ответил Валерий и тут же встрепенулся:
– Слышишь, возвращаются!
Через минуту в кают-компанию вошла Синичкина.
– Ну что, нашли? – спросил я, отмечая, что девушка выглядит отнюдь не расстроенной предутренними событиями.
– Нашли... Убитого, – усаживаясь рядом со мной, спокойно ответила Синичкина.
– Не может быть! – побледнел Веретенников.
– Иди, посмотри. Он там, чуть не доходя до первого штрека, лежит.
Разбудив Кучкина, мы втроем бросились в указанном направлении и через минуту или две увидели Али-Бабая, безмолвно стоящего над телом Баклажана. Наружность жреца "Хрупкой Вечности" была ужасной. Было видно, что его, уже мертвого, били по лицу и телу остроугольным камнем (он лежал рядом), да так остервенело, что правое ухо с противной мне черной родинкой было почти оторвано, а вся энцефалитка и кожаные штаны пропитались не почерневшей еще кровью. Зрелище было столь неприятным, и я поспешил отвернуться. И очутился лицо к лицу с Али-Бабаем.
– Ты его угрохал? – спросил я, стараясь тверже смотреть в его кровавые зенки.
– Нет, – покачал головой Али-Бабай. – Не я.
– А кто же?
– Не я, – твердо повторил подземный араб по-английски. – И никто из вас не мог этого сделать... Все были в чайхане.
– За-ме-чательно, – проговорил я, продолжая сверлить собеседника глазами. – Полковника никто из нас не мог убить, Баклажана никто не мог убить... Значит, и в самом деле, кроме нас в штольне еще кто-то есть?
– Получается так, – ответил Али-Бабай, не отводя глаз.
– Получается так... А мне кажется, ты врешь. Все было очень просто. Ты дождался, пока все заснут, привел сюда Баклажана и убил. Так убить, убить камнями мог только восточный человек.
Али-Бабай молниеносным движением выхватил из-за пазухи халата пистолет и приставил его дуло к моей груди. "Все, допрыгался!" – подумал я, холодея от страха.
А подземный араб всех удивил. Отступив на шаг, он взял свой пистолет за дуло и протянул мне его со словами:
– Убей Али если не верил.
Стоит ли говорить, что я едва удержался, чтобы его не расцеловать.
4. Через сутки вырвемся. – А что нас ждет наверху? – Лом заговорил. – Будем взрывать. – Заковать? Убить? Зарезать? – Он все чувствует...
В кают-компании мы поговорили с полчаса и пришли к убеждению, что боятся таинственного убийцу Полковника и Баклажана не имеет смысла, так как не позже, чем через сутки над нашими головами будет светить солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53