..
– Весь наш клуб... – скривился я. – Представляю... Туча черных муравьев травят бедную зеленую гусеницу, бедную гусеницу, которая никогда не станет нарядной бабочкой...
– Да ты не бойся, глупый! Ты будешь нашим гроссмейстером! Ты знаком с психоанализом, ты хорошо знаешь людей, знаешь, где у них висят ниточки, ведущие к душам! Ты будешь составлять сценарии, а мы станем твоими верными исполнителями!
Вера знала, как меня достать... Через гордыню, которую я так и не смог вытравить из себя... В свете бронзовой настольной лампы – подарка клуба к нашей свадьбе – Вера выглядела демонически. В ее глазах сверкала решимость во что бы то ни стало убедить меня, и я сдался.
Через три минуты мы засыпали. Устал я за суматошный день и не смог продолжить вечер, так как хотелось бы... Так, как хотелось Вере.
Со временем подросла Наташа. Я не хотел ее вводить в круг наших интересов, но это как-то само собой получилось. Точнее, не получилось, а Вера проболталась. Дочки-матери – это дочки-матери. Понимаю, растлением малолетних это называется, но ведь все равно яблочко от яблони недалеко падает, никуда от этого не денешься...
В общем, начали мы втроем маньяковать. Клубные дела не занимали много времени, да и «психологии» одной нам явно не хватало.
Девочка сообразительной оказалась, колорит детский внесла. Однажды поздно вечером забрели мы в один дом на дачах валентиновских... Богатый дом... В три этажа с башенками и завитушками, кирпич красный, одно загляденье. Во дворе, правда, бультерьер пасся. Большой такой, противный. Рожа розовая. Терпеть не могу бультерьеров. Не собаки, а прирожденные убийцы. Маньяки собачьи. Хотел уже в другой дом идти. Который волкодав охранял. С волкодавами-то я знакомый, в горах частенько с ними встречался. Они интеллигентные, взгляд с прищуром понимают. Не то, что эти тупицы.
А Вера вошла во двор, как ни в чем не бывало. Вошла, посмотрела на этого бультерьера глазками своими нежными, сказала что-то ласковое. И, представляете, он лапки подогнул, запищал щеночком, испуганно так. А она – раз! – и голову ему свернула. Только хрустнуло немного.
В доме этом гангстер на заслуженном отдыхе жил. Его в округе каждый знал. Полютовал он на своем веку, дай бог. Здоровый еще, волосатый, кулаки с кастрюльку. Совсем нас не испугался. А чего ему нас пугаться? С малолетней же девочкой пришли. Платьице кружевное, бантики пышные на косах. Он на Наташу вытаращился, а она ему говорит:
– Ты, дяденька, нас не бойся! Мы зашли тебе сказать, что у тебя собака во дворе сдохла. Жалко песика...
Мужик заволновался и к двери ринулся. Когда мимо меня пробегал, я ему ребром ладони по горлу врезал. Качественно врезал. Упал мужик на пол и захрипел обиженно. В себя пришел уже связанным по рукам и ногам. Побаловались мы с ним с часик, а потом дочка и говорит мне:
– Пап, а можно я ему ушки отрежу? Они такие противные, волосатые... И немытые совсем. Мама не любит немытых ушей.
– А почему нет? Валяй, доченька, только бритвой не поранься, острая очень.
Отрезала она ему уши своей любимой прадедушкиной бритвой из германской стали и опять ко мне обращается:
– Пап, а можно я ему глазки поросячьи выколю?
– Умоляю, не делай этого, – поморщился я. – Терпеть не могу выколотых глаз!
– Да ладно тебе! – махнула рукой Вера. – Пусть делает, что хочет. Японцы, вон, утверждают, что детям до одиннадцати лет нельзя ни в чем отказывать.
Наташа не стала выкалывать гангстеру глаз. Не захотела делать мне неприятное. Походила, походила вокруг трупа (мужик к этому времени тихонечко дух испустил), потом достала фломастеры из своего рюкзачка и рисовать принялась. Татуировки на ягодице бывшего гангстера (я на живот его перевернул, чтобы он Наташу не шокировал). Сердце, пронзенное кинжалом, нарисовала, голубков сверху. И надпись снизу изобразила. «Не забуду мать родную». Я подивился, подивился и спросил:
– А почему ты именно на ягодице рисуешь?
– А где еще? – простодушно ответила дочь. – Спина вся утюгом горячим поглажена, на груди звезда... Постарались вы с мамочкой.
Да, постарались... Когда грешника мучаешь, как-то легче на душе становится, свободнее. Понятно, грешника мучить – это дело богоугодное. Сотрудником бога себя чувствуешь...
Когда с бедным бандюгой делать было уже нечего, сели мы втроем чай на кухне пить. Терпеть не могу пить чай в перчатках, но торт а холодильнике нашелся великолепный. И бутылка французского шампанского. Самого настоящего. Когда я за второй кусок принимался (после второго фужера), Вера глубокомысленно проговорила:
– Торт за сегодняшнее число, шампанское в холодильнике... Не иначе этот фрукт пассию свою дожидался... Потому и дверь была открыта.
– Ты, что, хочешь продолжить? Поздно уже, нашей каманче спать пора... Ребенок ведь.
– Да, это так... – согласилась Вера. – Но представь, заявиться эта девица или женщина сразу после нашего ухода... Или вообще на нее во дворе или на улице наткнемся...
– Ты права... Давай подождем до одиннадцати.
– Ура! – восторжествовала Наташа, вся вымазанная кремом. – Люблю девочек мучить!
Да, любила моя дочь девочек мучить, факт. Наверное, это от татаро-монгольских предков. Или от меня. Я ведь пятерых жен извел. Самым мучительным способом. Занудством своим. А Наташе года не было, когда лишилась жизни первая ее кукла. И остальные жили недолго: минуты через три после слов благодарности за подарок они четвертовались моей дочерью, с сатанинским блеском в глазах четвертовались, затем потрошились, или в лучшем случае обливались зеленкой или малиновым йогуртом.
Пассия хозяина явилась ровно в одиннадцать. Красивая. Естественная блондинка, голубоглазая, живая, ха-ха, фигурка потрясающая, я аж заморгал в немом восторге. И возраст подходящий, лет тридцать с малюсеньким хвостиком. «Зря мы Наташу с собой взяли, – подумал я. – Да ну ладно, перебьемся, не последний день живем».
Наташа зевала вовсю, и не стали мы с девицей долго возиться. Заклеили рот липкой лентой, веревку бельевую на люстру забросили и подвесили. Не за шею, подмышками. Потом вены на ногах вскрыли. Это Вера так решила ее измучить. Усмотрела, наверно, в глазах моих мужское любопытство. Да и любит она кровушку пустить.
Проснулся я в холодном поту. Вера бормотала что-то во сне. Прислушался и разобрал: «Зря мы Наташу с собой взяли...»
Представляете? «Зря мы Наташу с собой взяли... «У меня чуть сердце не остановилось. Вылез тихонько, – я у стенки всегда сплю, – пошел в туалет курить. Уселся на унитаз, закурил, несколько спичек сломав, и крепко задумался...
«...Опять приснилось. И как я киллера своего изловил, и как спился, и как действительным членом литературно-маньяческого клуба стал... Два диких кошмара за два дня... Сначала с Ворончихиными и Маргаритой, потом этот с бультерьером и Наташей. Тихий ужас!
...И это бормотанье... «Зря мы Наташу с собой взяли»... Это что, кошмары эти от Веры происходят? Она мне их навевает? Внушает? Телепатирует? Но последний кошмар – куда еще не шло, она рядом спала. Но первый же мне в электричке приснился? И сразу же после него она предложила мне с Маргаритой сожительствовать...
Чудеса. Похоже, у меня от переживаний крыша едет. Кошмары снятся, убийцы охотятся... Ну и жизнь пошла... Валеру убили, Руслана-племянника, бабу Фросю с мужем... Телевизор включишь – тоже самое. И во сне теперь покою нет... Надо на кухне поискать. Где-то там теща спирт медицинский для компрессов прячет...
Спирт нашелся в шкафчике за пакетами гречки. Выпил прямо из пузырька. Не разбавляя.
Люблю неразбавленный спирт. Как горчица ядреная согревает и мозги прочищает.
Закусил колбаской, послушал, как где-то в стороне Валентиновки палят из автоматов и пистолетов, почистил зубы и к Вере под бочок заткнулся. Засыпал уже, как она сказала четко: «Завтра без Наташи пойдем». Во сне, естественно, сказала. Значит, опять что-нибудь приснится. Хорошо, если та блондинка с голубыми глазами. Ноги длиннющие. Изнасилую ее всевозможными способами. Или нет... Она сама мне отдастся... отдастся... Вот, подходит, стройная, страстная, в черном спадающем пеньюаре, руки тянет. Ноготки длинные, алый призыв... Шепчет чуть слышно... Иди, ко мне, мой милый Женечка... мой милый Женечка... мой милый...
Глава 10. У каждого – своя трагедия. – В арабо-израильском конфликте на стороне верблюдов. – Девы, Львицы, Весы и Тельцы. – Ох, уж эта групповуха!
Блондинка мне не приснилась. И во сне я не маньячил. Наверное, положительно подействовал спирт. Что ж, лекарство – это лекарство. Жаль, конечно, что пузырек пустой не выкинул. Теща утром нашла и забухтела:
– Я его для твоей дочери принесла, алкоголик несчастный! Ей компрессы ставить нужно, чихает и кашляет, а ты все выпил!
– Водки куплю, не беспокойтесь. А, что, Наташу вы не увозите?
– Нет. Юрий Борисович ремонт затеял...
– А как же...
– Юрию Борисовичу утром рассказали, что сегодня ночью того мужчину с пистолетом милиционеры застрелили. Прямо на станции. У него жену с трехлетней дочерью бандиты убили, и он с ума сошел... Ходил, искал повсюду убийц. В нескольких человек стрелял, ранил двоих.
«Вот такие вот дела, – подумал я, почесывая затылок. – Как говорится, у каждого своя трагедия».
...К обеду с медкомиссией было покончено. Получив справку, поехал в охранное агентство. В отделе кадров сидел совсем другой человек. Не тот, молодой, из «братков», который давал мне направление, а средних лет, с цепким взглядом и явным чекистским прошлым.
– А где Анвар? – спросил я, чувствуя, что новая моя вольготная трехсотдолларовая жизнь ускользает, так и не наступив.
– Умер вчера, – ответил новый заведующий ОК.
Внимательно взглянув в его проникновенные чекистские глаза, я понял, что Анвар скоропостижно скончался, и скончался не от банального гриппа или несварения желудка. Охранные агентства – это охранные агентства, они занимаются многими серьезными делами.
– Вот справка... Меня Анвар на рынок грозился устроить...
– На рынок – это хорошо, – весело проговорил заведующий. И достав из выдвижного ящика стола мой личный листок, начал его с улыбкой рассматривать.
– Вы, наверное, кандидат наук? – наконец, спросил он, вперив в меня свои проникновенные черные глаза.
– Да, – поник я.
– А почему вы не указали это в личном листке?
– Дык...
– Утаили, значит...
– Да, утаил, – ответил я, понемногу свирепея. У меня уже не было никаких сомнений, что этот уважающий себя член племени кадровиков решил дать мне от ворот поворот. То ли счел человеком Анвара, то ли еще из-за чего-то. И значит, я зря просидел три дня в пропахших формалином коридорах поликлиники.
– А что вы еще утаили? – продолжал измываться кадровик.
– Правительственные награды и участие в арабо-израильском конфликте на стороне верблюдов! И еще я маньяк! И жена у меня маньячка! – выкрикнул я и бросился вон из комнаты.
Да, вот, убежал... Псих, что поделаешь? Да и на фиг мне их рынок? Уеду в Приморье. В тайгу. Там таких, как этот из ОК, отродясь не было. Климат влажный, и они быстро плесенью исходят.
Взял бутылку портвейна и домой пошел. На Плешке, – это площадка перед станцией, где леваки добычи дожидаются, – тестя встретил. Поговорили о том, о сем, покурили, потом его одна бабушка на кладбище ехать уговорила. На несколько километров за десятину моей зарплаты. И откуда только у бабушек такие деньги? И тесть поехал. Внушительный такой, вальяжный.
В частности, я Тельцам удивляюсь – внушительные они, себя уважают. Это в частности. А в общем меня астрология удивляет. Я ни в каких богов не верю, материалист до мозга костей, а знаки эти меня достают. Почему люди, рожденные примерно в одно и то же время, похожи? И почему они похожи чем-то на существа и вещи, давшие имена зодиакальным созвездиям? Ведь созвездия, это каждый знает, от фонаря называли? И в разных странах по-разному?
Но ведь похожи. На Овнов, Козерогов, на Весы похожи. Вот Тельцы-мужчины мне напоминают быков на лугу. Стоят, жуют себе, и почти все им до лампочки. Нет, они могут участие проявить, особенно к родственникам, но очень уж формальное это участие, без искорки, я бы сказал. Очень обстоятельные люди.
А Девы? Это вообще феномен, особенно женщины. Будь я учителем в мужской гимназии, я бы на каждом уроке советовал бы ученикам держаться от них подальше. А если не получиться, то гулять с ними подальше от загса. О, господи, какие они гордые, эти Девы! Порох, а не женщины. Чувство собственного достоинства, вкус, активность, пренебрежение к знаниям (часто вынужденное)! Пятьдесят процентов разведенок – это Девы. Но им на это наплевать. Замуж выскочить им делать нечего, потому как могут они мужика охмурить, так охмурить, что он от счастья жмуриться будет. Ох уж эти Девы! Глазки потупят, вкусненькое сготовят, в постельку сами затащат. А оттуда пинком, если не угодишь в области послушания. Порох, а не женщины.
О Весах и говорить нечего. Весы они и есть Весы. Вот Саша Свитнев. Мой коллега по институту. По лаборатории дешифрирования материалов аэрокосмических съемок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Весь наш клуб... – скривился я. – Представляю... Туча черных муравьев травят бедную зеленую гусеницу, бедную гусеницу, которая никогда не станет нарядной бабочкой...
– Да ты не бойся, глупый! Ты будешь нашим гроссмейстером! Ты знаком с психоанализом, ты хорошо знаешь людей, знаешь, где у них висят ниточки, ведущие к душам! Ты будешь составлять сценарии, а мы станем твоими верными исполнителями!
Вера знала, как меня достать... Через гордыню, которую я так и не смог вытравить из себя... В свете бронзовой настольной лампы – подарка клуба к нашей свадьбе – Вера выглядела демонически. В ее глазах сверкала решимость во что бы то ни стало убедить меня, и я сдался.
Через три минуты мы засыпали. Устал я за суматошный день и не смог продолжить вечер, так как хотелось бы... Так, как хотелось Вере.
Со временем подросла Наташа. Я не хотел ее вводить в круг наших интересов, но это как-то само собой получилось. Точнее, не получилось, а Вера проболталась. Дочки-матери – это дочки-матери. Понимаю, растлением малолетних это называется, но ведь все равно яблочко от яблони недалеко падает, никуда от этого не денешься...
В общем, начали мы втроем маньяковать. Клубные дела не занимали много времени, да и «психологии» одной нам явно не хватало.
Девочка сообразительной оказалась, колорит детский внесла. Однажды поздно вечером забрели мы в один дом на дачах валентиновских... Богатый дом... В три этажа с башенками и завитушками, кирпич красный, одно загляденье. Во дворе, правда, бультерьер пасся. Большой такой, противный. Рожа розовая. Терпеть не могу бультерьеров. Не собаки, а прирожденные убийцы. Маньяки собачьи. Хотел уже в другой дом идти. Который волкодав охранял. С волкодавами-то я знакомый, в горах частенько с ними встречался. Они интеллигентные, взгляд с прищуром понимают. Не то, что эти тупицы.
А Вера вошла во двор, как ни в чем не бывало. Вошла, посмотрела на этого бультерьера глазками своими нежными, сказала что-то ласковое. И, представляете, он лапки подогнул, запищал щеночком, испуганно так. А она – раз! – и голову ему свернула. Только хрустнуло немного.
В доме этом гангстер на заслуженном отдыхе жил. Его в округе каждый знал. Полютовал он на своем веку, дай бог. Здоровый еще, волосатый, кулаки с кастрюльку. Совсем нас не испугался. А чего ему нас пугаться? С малолетней же девочкой пришли. Платьице кружевное, бантики пышные на косах. Он на Наташу вытаращился, а она ему говорит:
– Ты, дяденька, нас не бойся! Мы зашли тебе сказать, что у тебя собака во дворе сдохла. Жалко песика...
Мужик заволновался и к двери ринулся. Когда мимо меня пробегал, я ему ребром ладони по горлу врезал. Качественно врезал. Упал мужик на пол и захрипел обиженно. В себя пришел уже связанным по рукам и ногам. Побаловались мы с ним с часик, а потом дочка и говорит мне:
– Пап, а можно я ему ушки отрежу? Они такие противные, волосатые... И немытые совсем. Мама не любит немытых ушей.
– А почему нет? Валяй, доченька, только бритвой не поранься, острая очень.
Отрезала она ему уши своей любимой прадедушкиной бритвой из германской стали и опять ко мне обращается:
– Пап, а можно я ему глазки поросячьи выколю?
– Умоляю, не делай этого, – поморщился я. – Терпеть не могу выколотых глаз!
– Да ладно тебе! – махнула рукой Вера. – Пусть делает, что хочет. Японцы, вон, утверждают, что детям до одиннадцати лет нельзя ни в чем отказывать.
Наташа не стала выкалывать гангстеру глаз. Не захотела делать мне неприятное. Походила, походила вокруг трупа (мужик к этому времени тихонечко дух испустил), потом достала фломастеры из своего рюкзачка и рисовать принялась. Татуировки на ягодице бывшего гангстера (я на живот его перевернул, чтобы он Наташу не шокировал). Сердце, пронзенное кинжалом, нарисовала, голубков сверху. И надпись снизу изобразила. «Не забуду мать родную». Я подивился, подивился и спросил:
– А почему ты именно на ягодице рисуешь?
– А где еще? – простодушно ответила дочь. – Спина вся утюгом горячим поглажена, на груди звезда... Постарались вы с мамочкой.
Да, постарались... Когда грешника мучаешь, как-то легче на душе становится, свободнее. Понятно, грешника мучить – это дело богоугодное. Сотрудником бога себя чувствуешь...
Когда с бедным бандюгой делать было уже нечего, сели мы втроем чай на кухне пить. Терпеть не могу пить чай в перчатках, но торт а холодильнике нашелся великолепный. И бутылка французского шампанского. Самого настоящего. Когда я за второй кусок принимался (после второго фужера), Вера глубокомысленно проговорила:
– Торт за сегодняшнее число, шампанское в холодильнике... Не иначе этот фрукт пассию свою дожидался... Потому и дверь была открыта.
– Ты, что, хочешь продолжить? Поздно уже, нашей каманче спать пора... Ребенок ведь.
– Да, это так... – согласилась Вера. – Но представь, заявиться эта девица или женщина сразу после нашего ухода... Или вообще на нее во дворе или на улице наткнемся...
– Ты права... Давай подождем до одиннадцати.
– Ура! – восторжествовала Наташа, вся вымазанная кремом. – Люблю девочек мучить!
Да, любила моя дочь девочек мучить, факт. Наверное, это от татаро-монгольских предков. Или от меня. Я ведь пятерых жен извел. Самым мучительным способом. Занудством своим. А Наташе года не было, когда лишилась жизни первая ее кукла. И остальные жили недолго: минуты через три после слов благодарности за подарок они четвертовались моей дочерью, с сатанинским блеском в глазах четвертовались, затем потрошились, или в лучшем случае обливались зеленкой или малиновым йогуртом.
Пассия хозяина явилась ровно в одиннадцать. Красивая. Естественная блондинка, голубоглазая, живая, ха-ха, фигурка потрясающая, я аж заморгал в немом восторге. И возраст подходящий, лет тридцать с малюсеньким хвостиком. «Зря мы Наташу с собой взяли, – подумал я. – Да ну ладно, перебьемся, не последний день живем».
Наташа зевала вовсю, и не стали мы с девицей долго возиться. Заклеили рот липкой лентой, веревку бельевую на люстру забросили и подвесили. Не за шею, подмышками. Потом вены на ногах вскрыли. Это Вера так решила ее измучить. Усмотрела, наверно, в глазах моих мужское любопытство. Да и любит она кровушку пустить.
Проснулся я в холодном поту. Вера бормотала что-то во сне. Прислушался и разобрал: «Зря мы Наташу с собой взяли...»
Представляете? «Зря мы Наташу с собой взяли... «У меня чуть сердце не остановилось. Вылез тихонько, – я у стенки всегда сплю, – пошел в туалет курить. Уселся на унитаз, закурил, несколько спичек сломав, и крепко задумался...
«...Опять приснилось. И как я киллера своего изловил, и как спился, и как действительным членом литературно-маньяческого клуба стал... Два диких кошмара за два дня... Сначала с Ворончихиными и Маргаритой, потом этот с бультерьером и Наташей. Тихий ужас!
...И это бормотанье... «Зря мы Наташу с собой взяли»... Это что, кошмары эти от Веры происходят? Она мне их навевает? Внушает? Телепатирует? Но последний кошмар – куда еще не шло, она рядом спала. Но первый же мне в электричке приснился? И сразу же после него она предложила мне с Маргаритой сожительствовать...
Чудеса. Похоже, у меня от переживаний крыша едет. Кошмары снятся, убийцы охотятся... Ну и жизнь пошла... Валеру убили, Руслана-племянника, бабу Фросю с мужем... Телевизор включишь – тоже самое. И во сне теперь покою нет... Надо на кухне поискать. Где-то там теща спирт медицинский для компрессов прячет...
Спирт нашелся в шкафчике за пакетами гречки. Выпил прямо из пузырька. Не разбавляя.
Люблю неразбавленный спирт. Как горчица ядреная согревает и мозги прочищает.
Закусил колбаской, послушал, как где-то в стороне Валентиновки палят из автоматов и пистолетов, почистил зубы и к Вере под бочок заткнулся. Засыпал уже, как она сказала четко: «Завтра без Наташи пойдем». Во сне, естественно, сказала. Значит, опять что-нибудь приснится. Хорошо, если та блондинка с голубыми глазами. Ноги длиннющие. Изнасилую ее всевозможными способами. Или нет... Она сама мне отдастся... отдастся... Вот, подходит, стройная, страстная, в черном спадающем пеньюаре, руки тянет. Ноготки длинные, алый призыв... Шепчет чуть слышно... Иди, ко мне, мой милый Женечка... мой милый Женечка... мой милый...
Глава 10. У каждого – своя трагедия. – В арабо-израильском конфликте на стороне верблюдов. – Девы, Львицы, Весы и Тельцы. – Ох, уж эта групповуха!
Блондинка мне не приснилась. И во сне я не маньячил. Наверное, положительно подействовал спирт. Что ж, лекарство – это лекарство. Жаль, конечно, что пузырек пустой не выкинул. Теща утром нашла и забухтела:
– Я его для твоей дочери принесла, алкоголик несчастный! Ей компрессы ставить нужно, чихает и кашляет, а ты все выпил!
– Водки куплю, не беспокойтесь. А, что, Наташу вы не увозите?
– Нет. Юрий Борисович ремонт затеял...
– А как же...
– Юрию Борисовичу утром рассказали, что сегодня ночью того мужчину с пистолетом милиционеры застрелили. Прямо на станции. У него жену с трехлетней дочерью бандиты убили, и он с ума сошел... Ходил, искал повсюду убийц. В нескольких человек стрелял, ранил двоих.
«Вот такие вот дела, – подумал я, почесывая затылок. – Как говорится, у каждого своя трагедия».
...К обеду с медкомиссией было покончено. Получив справку, поехал в охранное агентство. В отделе кадров сидел совсем другой человек. Не тот, молодой, из «братков», который давал мне направление, а средних лет, с цепким взглядом и явным чекистским прошлым.
– А где Анвар? – спросил я, чувствуя, что новая моя вольготная трехсотдолларовая жизнь ускользает, так и не наступив.
– Умер вчера, – ответил новый заведующий ОК.
Внимательно взглянув в его проникновенные чекистские глаза, я понял, что Анвар скоропостижно скончался, и скончался не от банального гриппа или несварения желудка. Охранные агентства – это охранные агентства, они занимаются многими серьезными делами.
– Вот справка... Меня Анвар на рынок грозился устроить...
– На рынок – это хорошо, – весело проговорил заведующий. И достав из выдвижного ящика стола мой личный листок, начал его с улыбкой рассматривать.
– Вы, наверное, кандидат наук? – наконец, спросил он, вперив в меня свои проникновенные черные глаза.
– Да, – поник я.
– А почему вы не указали это в личном листке?
– Дык...
– Утаили, значит...
– Да, утаил, – ответил я, понемногу свирепея. У меня уже не было никаких сомнений, что этот уважающий себя член племени кадровиков решил дать мне от ворот поворот. То ли счел человеком Анвара, то ли еще из-за чего-то. И значит, я зря просидел три дня в пропахших формалином коридорах поликлиники.
– А что вы еще утаили? – продолжал измываться кадровик.
– Правительственные награды и участие в арабо-израильском конфликте на стороне верблюдов! И еще я маньяк! И жена у меня маньячка! – выкрикнул я и бросился вон из комнаты.
Да, вот, убежал... Псих, что поделаешь? Да и на фиг мне их рынок? Уеду в Приморье. В тайгу. Там таких, как этот из ОК, отродясь не было. Климат влажный, и они быстро плесенью исходят.
Взял бутылку портвейна и домой пошел. На Плешке, – это площадка перед станцией, где леваки добычи дожидаются, – тестя встретил. Поговорили о том, о сем, покурили, потом его одна бабушка на кладбище ехать уговорила. На несколько километров за десятину моей зарплаты. И откуда только у бабушек такие деньги? И тесть поехал. Внушительный такой, вальяжный.
В частности, я Тельцам удивляюсь – внушительные они, себя уважают. Это в частности. А в общем меня астрология удивляет. Я ни в каких богов не верю, материалист до мозга костей, а знаки эти меня достают. Почему люди, рожденные примерно в одно и то же время, похожи? И почему они похожи чем-то на существа и вещи, давшие имена зодиакальным созвездиям? Ведь созвездия, это каждый знает, от фонаря называли? И в разных странах по-разному?
Но ведь похожи. На Овнов, Козерогов, на Весы похожи. Вот Тельцы-мужчины мне напоминают быков на лугу. Стоят, жуют себе, и почти все им до лампочки. Нет, они могут участие проявить, особенно к родственникам, но очень уж формальное это участие, без искорки, я бы сказал. Очень обстоятельные люди.
А Девы? Это вообще феномен, особенно женщины. Будь я учителем в мужской гимназии, я бы на каждом уроке советовал бы ученикам держаться от них подальше. А если не получиться, то гулять с ними подальше от загса. О, господи, какие они гордые, эти Девы! Порох, а не женщины. Чувство собственного достоинства, вкус, активность, пренебрежение к знаниям (часто вынужденное)! Пятьдесят процентов разведенок – это Девы. Но им на это наплевать. Замуж выскочить им делать нечего, потому как могут они мужика охмурить, так охмурить, что он от счастья жмуриться будет. Ох уж эти Девы! Глазки потупят, вкусненькое сготовят, в постельку сами затащат. А оттуда пинком, если не угодишь в области послушания. Порох, а не женщины.
О Весах и говорить нечего. Весы они и есть Весы. Вот Саша Свитнев. Мой коллега по институту. По лаборатории дешифрирования материалов аэрокосмических съемок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45